Руи Гонзалес де Клавихо. Дневник путешествия испанского посла ко двору Тимура в Самарканд (02).

090

Путевые заметки Руи Гонсалеса де Клавихо (Ruy Gonz?les de Clavijo), рассказывающие о путешествии испанского посольства в Самарканд ко двору Тимура в 1403—1406 гг., дошли до нас в двух списках, хранящихся в Национальной мадридской библиотеке. Труд Клавихо был создан примерно за полвека до начала испанского книгопечатания, а его издание было осуществлено только через полтора столетия, в пору наивысшего могущества Испании.Наряду с сочинениями Марко Поло, Иоанна Галонифонтибуса, Афанасия Никитина, Барбаро и Контарини дневник Клавихо составляет золотой фонд мировой средневековой литературы.

022
РУИ ГОНСАЛЕС ДЕ КЛАВИХО
ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ В САМАРКАНД КО ДВОРУ ТИМУРА (1403-1406)
HISTORIA DEL GRAN TAMORLAN
011

История Великого Таморлана и дневник рассказов о путешествии посольства, составленный Руи Гонсалесом де Клавихо, по повелению могущественного короля Кастилии дона Энрике Третьего c кратким предисловием, сделанным Гонсалесом Арготе де Молина для лучшего понимания этой книги.
Посвящается уважаемому сеньору Антонио Пересу, советнику Его Величества и его государственному секретарю.

________________________________________

В доме Андреа Писциони. Год 1582
Продолжение. Начало здесь.
________________________________________

На следующий день, в среду, посланники не смогли поехать в Константинополь, как было условлено, потому что в тот день пришло известие в город Перу, что венецианские галеры напали на галеры генуэзцев, возвращавшиеся под началом Мосена Бучикаде (Бусико) с войны с Александрийским царством 154. Разбили их близ побережья Модон, многих убили, захватили часть галер и взяли в плен Шателя Морате 155, племянника Бучикаде.
После этого в городе случилось большое волнение: схватили каких-то венецианцев, оказавшихся там, и взяли несколько их кораблей, а городские власти приказали забрать галеоту, на которой посланники должны были плыть в Трапизонду (Трапезунд), так как хотели отправить ее с [этим] известием. Посланникам было очень неприятно, что у них забрали эту галеоту, потому что времени было мало и они не могли найти другой корабль так скоро как хотели, а вынуждены были [все же] искать другой, чтобы исполнить королевский приказ. [Послы] отправили сказать господину Иларио, что в этот день не смогут приехать в Константинополь, как обещали, и договорились, что прибудут на другой день. В тот день, [когда] вернулся император с охоты, он отправил посланникам половину туши убитого [им] кабана.
На следующий день, в четверг первого ноября, посланники прибыли в Константинополь и нашли господина Иларио и других родственников императора, ожидавших их у ворот Киниго. [Все вместе] направились верхом осматривать церковь под названием Святая Мария Черне 156 . Церковь находилась в [самом] городе рядом с разрушенным замком, бывшим местопребыванием императоров. Этот замок разрушил один император, потому что его в нем взял в плен собственный сын, о чем позже будет рассказано. Эта церковь святой Марии Черне прежде считалась придворной церковью императоров. Она состояла из трех нефов, средний был самым главным, большим и высоким, а два другие были поменьше и над ними располагались хоры, простиравшиеся до главного нефа: нефы этой церкви, главный и прочие, были сооружены так, что находились на высоких колоннах из зеленой яшмы, а основания, на которых они покоились, и. основания [колонн] были из белого мрамора, украшенного разной отделкой и фигурами. Верх этих нефов и стены до половины были покрыты плитами разноцветной яшмы, искусно расписанной узорами и прекрасно украшенной. Верх главного нефа был богаче других и сделан из деревянных перекрытий и балок. И весь свод, перекрытия и балки покрыты чистым золотом. Хотя сама церковь во многих местах [41] была повреждена, но отделка этого /14б/ верха и позолота были так свежи и ярки, как будто их только что закончили. В главном нефе находились богатый алтарь и кафедра, тоже очень роскошная. Вся отделка этой церкви очень богатая и дорогостоящая; а крыши ее все крыты свинцом.
В тот же день [посланники] отправились смотреть святыни, хранившиеся в церкви святого Иоанна 157, которые ранее им не были показаны из-за отсутствия ключей. Когда они прибыли в церковь, монахи облачились, зажгли множество факелов и свечей, взяли ключи и с песнопением поднялись в некое подобие башни, где хранились святыни. С ними был один кавалер императора, [а монахи] несли шкатулку красного дерева. Монахи шли, неся [шкатулку], и пели свои скорбные песнопения, с зажженными факелами и со множеством кадильниц, несомых впереди, и поставили ее в самой церкви на высокий стол, покрытый шелковой тканью. Эта шкатулка была запечатана двумя печатями белого воска, рядом с двумя серебряными застежками, и закрыта на два замочка. [Монахи] открыли ее и достали два больших серебряных позолоченных блюда, предназначавшихся для того, чтобы на них выкладывать святыни. [Монахи] взяли из шкатулки [небольшой] мешочек из белого димита 158, запечатанный восковой печатью, развязали его и достали оттуда маленький круглый золотой ларец, внутри его был тот хлеб, который в четверг на тайной вечере Господь наш Иисус Христос дал Иуде в знак того, что он предаст его, и последний не смог его съесть. Он был завернут в красный тонкий сендаль 159 и запечатан двумя печатями красного воска. И был тот хлеб размером в три пальца. Кроме того, из мешка вынули другой золотой ларец, меньше первого. Внутри его была вделана коробочка, которую нельзя вынуть; она была из хрусталя, и в ней находилась кровь нашего Господа Иисуса Христа, которая потекла из бока его, когда Лонгин ранил его копьем. Из этого же мешка вынули еще один маленький золотой ларец, крышка которого была пробита насквозь подобно терке. В нем была кровь, вытекшая из распятия Христа, которое во гневе ударил один иудей в городе Баруто (Бейрут). Потом вынули хрустальную коробочку с пробкой, прикрепленной золотой цепочкой, в ней лежал кусочек красного сендаля, в который были завернуты волоски из бороды Господа нашего Иисуса Христа, которые вырвали у него иудеи, когда распинали. Потом из этого же мешка достали другой ларец, в котором хранился кусочек камня, на который был положен Господь наш Иисус Христос при снятии с креста. Далее из этой шкатулки вынули другую, серебряную с позолотой, четырехугольную, длиною в две с половиной пяди. Она запечатана шестью печатями, положенными у шести пар круглых серебряных застежек, у нее имелся замочек и рядом висел серебряный ключик. Открыли и этот ларец и вынули оттуда дощечку, покрытую золотом, и лежало в ней железо от копья, которым Лонгин поразил Господа [42] нашего Иисуса Христа, и было /15а/ оно тонко и остро, как шип или стрела, а в месте, где насаживалось на древко, продырявлено; длина его, возможно, одна пядь и два дюйма. На конце острия виднелась кровь, такая свежая, как будто только что случилось то, что сделали с Иисусом Христом. И это железо было шириной около двух дюймов и вделано в эту позолоченную дощечку; железо не блестело, а было тускло. Кроме того, в ту же доску был вделан кусочек трости, которой били по голове Господа нашего Иисуса Христа, когда он стоял перед Пилатом. Кусок [трости] был длиною около полутора пядей и казался красного цвета. А внизу под этим копьем и тростью, на этой же самой дощечке, был вделан кусок губки, на которой дали Иисусу Христу, нашему Господу, желчь и уксус, когда он был на кресте. В этой же самой серебряной шкатулке, откуда достали дощечку, хранилась одежда Господа нашего Иисуса Христа, о которой бросали жребий воины Пилата. Она была сложена и скреплена печатями для того, чтобы те, кто приходит смотреть [ее], не могли оторвать от нее [кусочек], как ранее делали. Только один рукав не был сложен и запечатан. Эта одежда на красной подкладке из димита, похожего на сендаль, а тот рукав, что на застежке, очень узок и разрезан до локтя и застегивается на три пуговки, сделанных словно из шнурочка, как узелки на [птичьих] путах. И пуговки, и рукав, и то, что можно было видеть из одеяния, казались темно-красного цвета с розовым оттенком и больше приближались к этому цвету, чем к другому. И казалось, что [одежда] не тканая [целиком], а сшитая иглой, так как нити шли точно крученые и плотно прилегали одна к другой. Когда посланники пришли посмотреть эти святыни, то знатные люди и горожане, узнав об этом, также собрались посмотреть на них, и все много плакали и молились.
В тот день они осматривали женский монастырь, называемый [монастырем Христа] Вседержителя 160. Там в церкви [посланникам] показали разноцветный мраморный камень, девяти пядей в длину. На этот камень, говорят, был положен Господь наш Иисус Христос, когда был снят с креста. На нем были видны слезы трех Марий и святого Иоанна, которые плакали, когда Господь наш Иисус Христос был снят с креста, и эти слезы были так свежи, как будто [все] это только что произошло.
Кроме того, в этом городе Константинополе есть очень почитаемая церковь, носящая имя святой Марии Дессетрии (Одигитрии) 161. Эта церковь маленькая, и при ней живут несколько монашествующих каноников, не едящих мяса, не пьющих вина, не употребляющих масла, ни иного жира, ни рыбы, в которой есть кровь. Внутри церковь превосходно отделана мозаикой, и в ней хранится образ святой Марии, который, как говорят, исполнил и начертал собственной рукой славный и благословенный святой Лука. Этот образ, говорят, совершал и совершает ежедневно великие чудеса, и греки его очень чтут и устраивают [43] [в его честь] праздники. /15б/ Образ выполнен на квадратной доске около шести пядей в ширину и столько же в длину; он укреплен на двух ножках, а сама доска покрыта серебром, и в нее вделано много изумрудов, сапфиров, бирюзы, жемчуга и других разных камней, и вставлена она в железный киот. Каждый вторник в честь этого [образа] совершается большое празднество. Сюда стекается много монахов, богомольцев и разного другого люда, также приходит духовенство из многих других церквей, а когда читают часы, этот образ выносят из церкви на площадь, что рядом. Он так тяжел, что его несут три или четыре человека на кожаных ремнях с крюками, при помощи которых образ снимают с места. Вынеся его, ставят посередине площади, и весь народ начинает молиться перед ним с плачем и стенаниями. Когда все собираются, появляется старик и молится перед образом. Потом он берет его, легко поднимает вверх, как будто в нем нет веса, и несет во время шествия и затем водружает [на место] в церкви. Удивительно, что один человек может поднять такую тяжесть, как этот образ. Говорят, что никто другой не может поднять его, кроме этого [человека], так как он происходит из рода, угодного Богу, и [потому] может поднять его. В некоторые годичные праздники этот образ переносят в церковь святой Софии с большим торжеством, так как народ его очень почитает 162.
В этой церкви похоронен император, отец того императора, которого изгнали из Константинополя 163. Говорят, что причины, почему этот император, изгнанный из Константинополя, имеет право на империю и почему замок Константинополя разрушен, вот в чем. Тот, кто теперь император Константинополя, зовется Кирманоли 164, что означает Мануэль. Его брат был император до него, и у него был сын настолько непослушный, что пошел против [отца]. И у Турка Мората (Мурада) 165, отца того, кого победил Тамурбек, был также непослушный сын. Сын Турка и сын императора договорились, чтобы низложить своих отцов и захватить их владения 166. Морат и император Константинополя сделали то же самое против своих сыновей и пошли на них и застали [их] в замке Галиполи (Галлиполи), в том, что теперь принадлежит Турку. Окружив их там, Морат и император договорились, что если они возьмут своих сыновей, то выколют им глаза и разрушат замок, чтобы это послужило примером для потомства. Так они и сделали. И как только взяли [сыновей], разрушили замок и Турок лишил своего сына зрения. А император пожалел своего сына и не выколол ему глаза, а приказал заточить в темницу, очень глубокую и темную, и там лишил его зрения при помощи раскаленных кружек для пожертвований. И когда [сын] уже пробыл некоторое время в заточении, [отец] разрешил, чтобы его жена находилась при нем в темнице. Она стала прикладывать к глазам [мужа] что-то такое, от чего к нему немного вернулось зрение. Однажды, будучи с сыном [44] императора, жена увидела вылезшую из щели огромную змею. Она поведала об этом мужу, и он тотчас сказал ей, /16а/ чтобы она подвела его к тому месту, куда змея уползла. Он стоял там, пока [змея] не вылезла [вновь], и задушил ее. Говорят, что змея была удивительно большая. Ее показали императору, его отцу, и когда он увидел [змею], то ему стало жаль сына и он приказал дать ему свободу. Некоторое время спустя [сын] вернулся опять к дурному умыслу, схватил своего отца императора и продержал некоторое время в плену, до тех пор пока не представился случай и его не освободили кавалеры.
Как только [император] был освобожден, сын [его] бежал, а он поспешно разрушил замок, в котором сын держал его в заточении, лишил его наследства, а по смерти оставил царство этому Кирманоли, своему брату, который теперь владеет [замком]. А сын его оставил после себя сына Димитрия 167. И он теперь говорит, что имеет право на царство, и бунтует против императора. Теперь они порешили на том, что будут оба называться императорами и что после смерти того, который теперь владеет империей, будет императором другой, а после его кончины будет сын того, который теперь царствует, а потом сын другого. Таким образом они порешили, но я думаю, что ни тот ни другой не исполнят [обещанного].
В этом городе Константинополе есть очень большой и красивый колодец, называемый колодцем Магомета; он состоит из известняковых арок, опирающихся внизу на колонны, так что образуются шестнадцать сводов, а верх его покоится на четырехстах девяноста толстых колоннах, в нем обычно бывает много воды, достаточной для большого числа людей 168.
Город Константинополь хорошо защищен высокой мощной стеной и большими прочными башнями; стена [имеет в плане вид] треугольника, от угла до угла шесть миль, так что ее общая длина составляет восемнадцать миль, что равняется шести лигам. Две стороны [стены] обращены к морю, третья к суше. Против угла, не обращенного к морю, на возвышенности, располагается императорский дворец. Несмотря на то, что город велик и защищен большой стеной, он не весь плотно заселен, так как внутри его много возделанных холмов и долин, засеянных пшеницей или [отведенных] под сады. Там, где сады, — дома, как в предместье. И это внутри города, а более заселена нижняя часть, которая ближе к морю. Наибольшее оживление в городе у ворот, выходящих к морю, особенно у тех, что против города Перы 169, потому что туда приходят разгружаться торговые суда и корабли. И так как жители одного и другого города сходятся для торговли, то они торгуют у моря. Кроме того, в городе Константинополе много больших домов, церквей и монастырей, большая часть которых [лежит] в развалинах. И хорошо видно, что ранее, когда город переживал пору расцвета, он был одним из замечательных городов мира. Говорят, что и теперь в этом [45] городе насчитывается три тысячи церквей, больших и маленьких. В городе имеются источники и колодцы пресной воды, а в одной части, ниже церкви, называемой церковью святого Апостола, сохранилась часть моста, перекинутого между долинами через дома и сады, и по нему шла /16б/ вода, орошавшая эти сады в направлении ворот города, выходящих к городу Пере. Посреди улицы, где меняют деньги, вкопан в землю столб; он предназначен для тех людей, которые попадают за провинность в тюрьму, или которые нарушают приказ или распоряжение властей города, или продают хлеб и мясо обманным весом; таких [людей] привязывают [к столбу] и оставляют их там и день и ночь на дожде и ветре, и никто не смеет подойти к ним. За городом, между стеной и морем, напротив города Перы располагаются [торговые] ряды, где продаются разные вещи, и склады, где хранятся товары, привозимые сюда морем для продажи. Город Константинополь находится у моря, как я уже вам сказал, и двумя сторонами выходит к нему. Против него лежит город Пера и между двумя городами — гавань 170. Константинополь расположен как Севилья, а город Пера как Триана, а порт и корабли — между ними. Греки не называют Константинополь, как мы его зовем, а Ескомболи 171. Город Пера — маленький, плотно заселен и с крепкими стенами, с хорошими и красивыми домами. Он принадлежит генуэзцам и является частью их владений. Населен генуэзцами и греками и расположен совсем близко от моря, так что между [городской] стеной и морем остается [незначительное] пространство, куда может поместиться одна каррака или чуть больше. [Городская] стена начинается у моря, потом взбирается на холм, где на самом верху высится большая башня, откуда сторожат и охраняют город. Этот холм, где стоит башня, не так высок, как тот, что расположен за стеной. Этот гораздо выше, чем тот, что в городе. На этом холме Турок разбивал лагерь, когда осаждал города Константинополь и Перу. Отсюда наступали и бросались на врага. Он дважды приходил к городу, окружал его со стороны моря и суши и однажды держал в осаде шесть месяцев и собрал [войска] добрых четыреста тысяч человек, а на море шестьдесят галер и [других] судов, но не смог войти даже в его предместье. Против такого огромного количества людей, какое составляли эти турки, [казалось], невозможно было защищаться, но, видимо, турки не умеют хорошо воевать, если не смогли войти [в город]. Это море, что вклинивается между городами Перой и Константинополем, очень узко, так что от одного города до другого не более одной мили, т.е. трети лиги. Это море служит гаванью обоим городам, и я думаю, что это самая лучшая и прекрасная гавань в мире и самая безопасная от бурь, любых ветров; и кроме того, [она замечательна] тем, что когда корабли [находятся] в ней, то им не могут угрожать вражеские суда, если оба города заодно. [Гавань] очень глубокая и чистая, так что лучший на свете корабль или каррака [46] могут подойти к самой стене и перекинуть мостики на сушу, как галера. И от турецкой земли до этих городов совсем близко, так что с мыса Константинополя видно на турецкой земле поле, вблизи моря, называемое Ескотари (Скутари) 172. А чтобы перебраться из одного города в другой, так же как и в турецкую землю, каждый день можно найти много лодок. Море, что вдается в [сушу] между этими городами, тянется на пол-лиги /17а/ и потом делает поворот. Город Перу генуэзцы приобрели таким образом: они купили у одного императора это место и землю, столько, сколько обхватят ремни, нарезанные из одной бычьей кожи, и когда это сделали, то построили город, возвели еще две стены одну за другой, между которыми устроили два предместья, связанные с городом. И это они сделали скорее по необходимости, чем по собственной воле. Однако первое лицо в городе — император, генуэзцы обязаны чеканить его монету, и ему принадлежат некоторые права на суда. И хотя генуэзцы называют этот город Перой, греки зовут его Галатой. Это название они дали ему тогда, когда города еще не было и там был хутор, куда каждый день сгоняли скот и [где] доили коров, а [молоко] шло на продажу, и поэтому назвали его Галатой, что значит на нашем языке молочный двор, а молоко [греки] называют гала. Этот город был выстроен около девяноста шести лет тому назад 173.
В этом городе Пере есть два монастыря с прекрасными домами и постройками, один из них — святого Павла 174, а другой — святого Франциска 175. Их-то и отправились смотреть посланники.
Монастырь святого Франциска богато украшен и хорошо устроен. Здесь им показали много святынь, прекрасно убранных. Вот они. Прежде всего [посланникам] показали хрустальный ящик, богато изукрашенный, на серебряной позолоченной ножке, в котором хранились кости благословенного святого Андрея и славного святого Николая и одеяния святого Франциска. Потом им показали другой хрустальный ящик, отделанный серебром, где хранилась ключица святой Екатерины. Кроме того, им показали [еще] один хрустальный ящик, богато изукрашенный серебром, позолотой, [драгоценными] камнями и жемчугом, в котором покоились кости святого Луиса Французского и святого Си Генуэзского.
После показали [посланникам] еще шкатулку, прекрасной работы, в которой хранились кости невинных [младенцев]. Далее им показали кость руки святого Пантелеймона. Кроме этого им была показана кость руки святой Марии Магдалины, кость руки святого Луки Евангелиста, три из голов одиннадцати тысяч дев и кость святого Игнатия, посвященная святой деве Марии. Кроме того, [посланникам] показали правую руку без кисти святого Стефана Первомученика, украшенную серебром с камнями и жемчугом. [Далее] им была показана правая рука с кистью святой Анны, богато украшенная, на ней недоставало мизинца. Говорят, что его отнял император Константинополя, [47] чтобы присовокупить к своим святыням, и что по этому поводу шла тяжба. [Потом] им показали серебряный позолоченный крест, украшенный камнями и жемчугом, в середину его был вделан маленький крестик из дерева святого животворящего Креста.
[Также посланникам] показали богатый хрустальный ящичек, великолепно изукрашенный, в котором хранилась кость славного святого Василия. Потом показали им серебряный золоченый крест, роскошно украшенный крупным жемчугом /17б/ и многими камнями, в который были вделаны мощи разных святых. Потом им показали изукрашенный хрустальный ящик, в котором хранилась серебряная рука, держащая в двух перстах, поднятых вверх, кость благословенного святого Лаврентия. Показали еще мешочек, расшитый серебром, в котором хранились мощи святого благословенного Иоанна, святого Дионисия и многих других святых. Говорят, что эти святыни уже были, когда Константинополь взяли латиняне, и что после их требовал греческий патриарх и у него была с ними тяжба. Им показали также разные богато расшитые церковные одежды, которые у них были, чаши и кресты.
В этом монастыре погребен у самых хоров, рядом с алтарем, главный маршал Франции 176, которого пленил Турок, когда разбил французов, шедших [совместно] с венгерским королем. А в монастыре святого Павла похоронен сеньор де Трусси и много других рыцарей, которых Турок приказал отравить, после того как они были выкуплены и за них получили деньги.
Посланники оставались в этом городе Пере со среды, когда прибыли, до вторника тринадцатого ноября и все это время не могли найти никакого корабля, чтобы плыть в Трапизонду (Трапезунд). И так как зима приближалась, а по Великому 177 морю очень опасно плавать зимой, и чтобы не опоздать, [посланники] наняли галеоту, хозяином которой был генуэзец по имени господин Николо Сокато; они [также] приказали нанять матросов и подготовить все необходимое. Во вторник вывели галеоту с тем, чтобы поднять паруса и отправиться в путь. Но в тот день не смогли отплыть, так как не хватало матросов и многого другого, в чем была нужда.
На другой день, в среду четырнадцатого ноября, в час обедни подняли паруса, так как стояла хорошая погода, и отплыли, войдя в узкий пролив при входе в Великое море. Около трех часов поравнялись с башней на берегу, [стоящей] у самого моря и называемой Трапез. Там зашли в порт, так как надо было запастись водой; [там же] поели и после продолжили плавание. Несколько позже прошли мимо двух замков, расположенных на двух холмах у моря, один из них называется Гироль Греческий, другой — Гироль Турецкий 178. Один находится в Греции, а другой в Турции. Тот, что на греческом берегу, — разрушен и необитаем, турецкий — населен. На море между этими двумя замками прямо в воде стоит башня, а у подножия турецкого замка высится [48] скала, а на ней тоже башня. От замка до этой башни идет стена, а между этими двумя башнями, от одной до другой, [ранее] протягивали цепь. И когда эти греческая и турецкая земли принадлежали грекам, то эти замки и башни были выстроены для охраны входа в этот город и пролив. А когда какой-нибудь корабль /18а/ или судно плыло из Великого моря в город Перу или Константинополь или какой-либо иной корабль хотел войти в море, то натягивали эту цепь от одной башни до другой и не позволяли проплывать, пока не заплатят пошлины.
Около часа вечерни подошли к началу Великого моря, а так как приближалась ночь, то задержались [здесь] и простояли до следующего дня. Этот пролив очень узок, и по правую руку лежит турецкая земля, а по левую — греческая. И на греческом берегу, и на турецком у моря виднелось много церквей и разрушенных зданий.
Около полуночи отплыли и вошли в Великое море, а их путь пролегал у самого берега турецкой земли, и примерно в три часа ночи, когда шли под парусами при хорошей погоде, сломалась рея. Пройдя немного на веслах, приблизились к берегу, починили рею и отплыли чуть позже полудня. Вскоре поравнялись с одним маленьким замком на турецком берегу, расположенным на скале. Море окружало [замок] со всех сторон, оставляя маленький проход, и этот замок назывался Секелло. И когда наступил час молитвы, они вошли в порт маленького острова, называемого Финогия (Кирпен) 179, [принадлежащего] генуэзцам. А община города Перы послала в это Великое море две вооруженные карраки, чтобы подстеречь венецианские корабли, чье прибытие с товарами ожидалось с Танского моря 180, и наверняка захватить их, ибо [на кораблях] не знали о войне, происшедшей между ними. Одна из этих генуэзских каррак стояла у этого острова Финогия, и эту ночь [посланники] также провели там.
На следующий день, в пятницу, они собирались отплыть, но [подул] встречный ветер, и [посланники] остались на [прежнем] месте рядом с карракою. Этот остров Финогия — маленький и необитаемый, и никто на нем не живет; там стоит [лишь] замок, и такой большой, что занимает [весь] остров. От [острова] до турецкой земли две мили. А так как гавань Финогии не безопасна, решили плыть в порт Карпи [Керпе] 181, на расстоянии шести миль [от острова], где стояла другая генуэзская каррака, поджидающая венецианские корабли. И капитан [галеоты] сказал [посланникам], что лучше остаться здесь, чем в Карпи, и потом продолжить плавание. И поэтому они снялись с места и продвинулись в глубь [островной] гавани. Около полуночи усилился встречный ветер и море заволновалось. И капитан, полагая, что лучше и безопаснее стоять за [генуэзской] карракой, чем там, где они были, велел поднять якорь и подойти на веслах к ней, но сделать [этого] не смогли, так как море сильно бушевало и ветер усилился, а буря нарастала. Когда же решили вернуться [49] в гавань, откуда вышли, то не смогли. А когда увидели, что невозможно ни подойти к карраке, ни возвратиться в гавань, бросили два якоря. Между тем буря все нарастала и так тянуло якоря, что кинуло галеоту между двух скал; но нашему Господу Богу было угодно, чтобы в этот [миг] якоря зацепились и судно [благополучно] миновало скалы, не ударившись о них, а если бы оно наскочило на них, то разбилось бы. И тогда подняли свободный якорь. А буря так разыгралась, что стало жутко, и все /18б/ уповали [только] на волю нашего Господа Бога, потому что не надеялись на спасение. А волны моря были так высоки, что вздымались и накатывались с одного борта, а скатывались с другого. Галеоту сильно кидало, и в ней сделалась большая течь. И это случилось мгновенно, [так] что люди не могли понять происшедшего и надеялись только на милость нашего благословенного Господа Бога. Если было бы светло, то подняли бы паруса и поплыли к земле, но было так темно, что они не знали, где находятся. Во время бури у той карраки, что стояла здесь, сорвало снасти (compano) и понесло прямо на галеоту, но нашему Господу Богу было угодно, чтобы они пронеслись мимо, не повредив ее. Вскоре та каррака сорвалась с якоря, и ее понесло к острову. И прежде чем наступил день, вся она разбилась, и от нее не осталось ничего. А на лодке, бывшей на карраке, спаслись все люди, но их имущество погибло. И мачта и бушприт этой карраки пронеслись [совсем] рядом с галеотой и если бы ударились в нее, то разбили бы [судно]; но нашему Господу Богу и пресвятой его матери было угодно, чтобы галеоту миновали все эти корабельные снасти, так что они не причинили ей никакого вреда. А в галеоте обнаружилась сильная течь, и, как ни старались вычерпывать воду, все же оказались на краю гибели. Так продолжалось до самого рассвета, [когда] ветер изменился и стал попутным, чтобы плыть в Турцию. Повернули рею, но недостаточно, так как немногие могли помочь, ибо большинство [людей] было ближе к смерти, чем к жизни. И если бы наступила смерть, то немногие бы почувствовали ее [приход]. [На галеоте] подняли паруса и приплыли к турецкой земле в субботу на рассвете. А люди с карраки, спасшиеся и остававшиеся на том острове [Финогия], думали, что галеота затонула и [все] с нее погибли. И посчитали чудом, как они позже рассказывали, что галеота подняла паруса, ибо после подхода к карраке она считалась погибшей. А перед тем как увидели [чудесное] спасение [галеоты], они молились, чтобы Господь Бог наш спас корабль и людей, находящихся там. И как только галеота приблизилась к суше, все, кто мог, бросились [вплавь] и спаслись, выйдя на землю. И когда господа посланники вышли на сушу, они сделали все возможное, чтобы спасти те [подарки], которые сеньор король посылал [Тимуру], забрать их с галеоты и переправить на землю. [50] И все было взято и ничего не потеряно, хотя и спасено с большими трудностями и опасностью.
Галеота стояла у земли, а море тянуло ее назад, потом набегала волна [от прошедшей] бури и несла ее к берегу. И как только галеота приближалась к земле, люди с нее бросали то, что там было, на сушу, а другие подбирали, так что было спасено все, что сеньор король посылал [Тимуру]. Минуло немного времени, и вскоре вся галеота развалилась. Как только было снесено на землю то, что находилось на галеоте, все сложили на одном ближнем холме, а капитан судна сказал посланникам, что так как все перенесено на берег, то [могут] прийти турки и взять все /19а/ для своего сеньора. И в это же время пришли турки и спросили, что они за люди. Они ответили, что генуэзцы из Перы и что приплыли на карраке, которая затонула этой ночью в этом порту, и что то имущество, которое у них было, они хотели бы переправить на другую карраку, стоящую у Карпи, и что если они достанут лошадей, то за них хорошо заплатят. А турки ответили, что достать лошадей можно будет завтра, но не сегодня. Также они добавили, что пойдут в деревни, чтобы назавтра исполнить обещанное.
На следующий день, в воскресенье, пришло много народу с лошадьми и они переправили господ посланников и все, что у них было, в Карпи, где стояла та, [другая генуэзская] каррака. Как только прибыли туда господа посланники, нашли карраку в гавани и пошли переговорить с господином Амброзио, хозяином ее, и рассказали ему о своем чудесном спасении, о том, что с ними произошло и как другая каррака погибла. Хозяин карраки хорошо принял [посланников] и сказал, что готов услужить королю Кастилии, что если они хотят, то могут располагать его карракой как своей и могут перенести на нее свои вещи, а он будет отвечать за их сохранность. Он [также] скажет местным туркам, что они с той, другой карраки. А посла Тамурбека, находящегося с ними, одели как христианина и сказали, что он из города Перы, потому что если бы турки его узнали, то убили бы и все [другие] от этого подверглись бы [большой] опасности. Когда были погружены на карраку все вещи, [посланники] поняли, что Господь Бог наш владыка не однажды совершал ради них множество чудес. Во-первых, они спаслись от такой сильной и страшной бури, как эта. Хозяин [корабля] и матросы, бывшие там, говорили, что они уже двенадцать лет плавают по этому морю, но никогда не видели такой сильной бури. И другое чудо, которое совершил наш Господь Бог, состояло в том, что он спас их самих и [подарки] их короля сеньора [Кастилии] и что они не были ограблены ни турками, ни матросами, которые бы это сделали охотно, не будь они в турецкой земле. Далее [чудо состояло] в том, что нашли эту карраку, которая, как говорил хозяин, тоже едва не погибла.
Они простояли в этой гавани [Карпи] до следующего [51] вторника в ожидании хорошей погоды. В тот день пришел к посланникам один турок, который был царским старшиной в этой деревне, и сказал им, что за проход по их земле и за провоз тканей и прочих товаров с них причитается пошлина, и требовал, чтобы они заплатили и чтобы дали ему что-нибудь [из товаров]. А это случилось от того, что турки узнали, что ни они, ни другие не генуэзцы и не из города Перы. И если бы они их встретили на суше, то не разрешились бы им пройти [через свой земли]. В тот же день вечером подняли паруса и отплыли оттуда, чтобы поскорее вернуться в город Перу.
В четверг на рассвете, двадцать второго ноября, [посланники] вернулись в город Перу и приказали всю поклажу отправить в город. И когда их увидели те, кто знал, сказали, что, судя по буре и по месту, где она разразилась, было настоящим чудом, что /19б/ они остались живы. Посланники тотчас же хотели распорядиться об отплытии, но не смогли найти судна, которое бы отважилось плыть через Великое море, так как приближалась зима. Те корабли, что стояли с товарами, готовые к отплытию в Трапизонду (Трапезунд), не решались пуститься в путь. Даже те, что ранее отплыли, возвратились на зимовку [в Перу], чтобы ожидать марта месяца.
Причина того, что это Великое море так коварно, опасно и огромно, следующая: это море округлое, и окружность его почти три тысячи миль, и у него нет ни другого входа, ни выхода, кроме этого пролива, что рядом с городом Перой. Море окружено со всех сторон большими и высокими горами и не имеет низких берегов, куда могло бы разливаться, а в него впадает много больших рек, и ему ничего не остается, как бурлить и ходить кругом 182. Вода, которой удается выйти в пролив, уходит, а другая движется по кругу. И когда поднимается сильный ветер, море бурлит и вздымается, и начинается шторм. Особенно это бывает при северном и северо-западном ветре, который называется маэстро (мистраль), так как дует поперек этого моря. Кроме того, море опасно и потому, что когда корабли подходят к проливу, то его очень трудно распознать, и если не знают, как в него войти, то попадают на мель и гибнут, как случалось часто. Кроме того, в случае, если и знают пролив, а при подходе к нему подует один из этих ветров, северо-западный или северный, то грозит опасность, так как они дуют поперек [моря] и могут отбросить [корабль] к земле. В это время потерпел крушение один корабль, плывущий из Кафы 183. Тогда же подошло шесть венецианских галер в великий город Константинополь для того, чтобы провести все суда, плывущие с Танского моря. Император распорядился впустить их в город и сказал хозяевам [венецианских галер], что гавань его и что он находится в мире с ними и генуэзцами, а поэтому [потребовал], чтобы они не вредили друг другу. И венецианцы и генуэзцы на некоторое время заключили перемирие, и венецианцы провели свои корабли. [52]
Посланники вынуждены были остаться в этом городе Пере всю зиму и не смогли найти быстро никакого корабля, кроме как галеоту в девятнадцать скамеек, и велели снарядить ее, что стоило немало денег. Эта галеота была подготовлена и снаряжена к марту месяцу, а хозяевами этого корабля были господин Николае из Пизы и господин Лоренцо из Венеции. Посланники торопились отплыть поскорее на этой галеоте, до того как Тамурбек уйдет с места зимовки 184. И первый корабль, который в том году вошел в Великое море и лег на курс, был их галеотой.
В четверг, двадцатого марта тысяча четыреста четвертого года от Рождества Христова, галеота была готова и посланники отплыли [из Перы] вечером, в час вечерни. Вместе с ними был также посол, которого Тамурбек направил к сеньору королю [Кастилии].
В тот день они доплыли только до колонн, что составило около мили от города Перы, так как там /20а/ должны были запастись водой. В следующую пятницу они отбыли оттуда и вошли в Великое море около времени обедни. Стояла хорошая погода, и к часу вечерни приблизились к замку Секель и простояли там [часть] ночи. После полуночи ушли оттуда и продолжили свой путь. К часу вечерни находились у [острова] Финогии, где погибла та, другая галеота, и не захотели задерживаться там, а проплыли дальше и к часу вечерни подошли к [устью] какой-то реки, текущей из Турции. Они хотели здесь остаться на ночь, но [река] была мелка, и [галеота] проплыла вперед, а ночь была тихая, и они простояли [в море], не заходя в гавань.
В следующее воскресенье, в час вечерни, вошли в порт, находящийся рядом с турецким городом, называемым Понторакия (Бендер-Эрегли) 185 и принадлежащим Мисалю Маталаби (Сулейману Челеби) 186, старшему сыну Турка, и здесь они остановились.
На другой день, в понедельник, оставались там, так как не могли отплыть из-за встречного ветра. Этот город Понторакия выстроен на скалах у самого моря, а на самом верху стоит замок, сильно укрепленный. Город мало населен, и те, кто живет в нем, в основном греки и только немного турок. Ранее они принадлежали к империи великого города Константинополя и говорили, что около тридцати лет тому назад император Константинополя продал его Турку, отцу того Мисаля Маталаби, за столько-то тысяч дукатов. Этот город был очень богат и знаменит в той земле своим прекрасным портом, а свое название он получил [по имени] одного императора, который его построил и которого звали Понто, а место это называлось Ракия (Геракл) 187.
На следующий день, во вторник двадцать пятого марта, оставили [Понторакию] и продолжили свой путь. К часу вечерни поравнялись с одним замком, что на турецкой земле у моря, называемом Рио, а в нем никто не живет. И у его основания [53] находится гавань, но [посланники] не смогли войти в нее, так как там собралось много турок, которые пришли, увидев галеоту и думая, что в ней едут люди, намеревающиеся причинить какой-либо вред их земле. И они стали на якорь вблизи гавани у ровного берега, а в полночь уплыли оттуда, и в час обедни были у [устья] реки, текущей из Турции, называемой Партен (Вартан) 188. [Посланники] вошли в реку, чтобы запастись [пресной] водой. При входе в нее высилась высокая скала, на вершине которой была башня, выстроенная, чтобы охранять вход в эту реку и чтобы галеры не могли там пристать.
Вскоре [посланники] уплыли оттуда и в полдень подошли к городу, который называется Самастро (Амис) 189.
Этот город Самастро, владение генуэзцев, находится в турецкой земле у самого моря, на высоком холме, а перед этим холмом, вдаваясь в море, стоит другой такой же высокий [холм], и [кажется, что] он соединен с тем, на котором расположен город. Оба [холма] окружены одной стеной, и от одного холма, очень высокого, до другого переброшена очень большая арка, наподобие моста, по которой ходят [люди]. Там две гавани, одна с одной стороны, /20б/ а другая — с другой. Город невелик, и дома в нем небольшие, а за городом лежат в развалинах внушительные здания: церкви, дворцы, [жилые] постройки. И казалось, что лучшим в прежние времена было то, что находилось за городом и теперь ветшало. И [посланники] осмотрели [все] это в тот день, когда приехали, и в следующий четверг. А на другой день, в страстную пятницу, после того как прочли страсти, отплыли [из города] и в час вечерни вошли в гавань, называемую Два Замка.
На другой день, в субботу, поплыли дальше, и случился густой туман, а в третьем часу ночи подул довольно сильный ветер, море вздыбилось, и заходили большие волны. Опасались, что приближается буря, и не знали, близко или далеко находятся от земли. А так как не было поблизости гавани, где можно укрыться, то пытались плыть и после полудня поравнялись с замком, называемым Нинополи и принадлежащим Турции. Хотели здесь пристать к берегу, но так как не было гавани, проплыли мимо, продолжая свой путь. Около часа вечерни вновь сделался туман, так что трудно было различить землю, хотя она и была близко. Наступила ночь, и [посланники] не знали, где находятся; а море все волновалось. Одни утверждали, что уже прошли гавань, а другие, что нет. В то время как вели разговор [об этом], донесся лай собаки. С галеоты подали голос, и их услышали те, кто сторожил замок, и зажгли огни наверху замка, [чтобы показать], что здесь есть гавань. И галеота направилась [туда]. При входе в гавань высились скалы, о которые плескалась волна, и [моряки] не знали, как войти туда, [избежав] опасностей. Один моряк бросился в воду, доплыл до земли, взял фонарь и светил им, так что галеота, минуя опасности, вошла в гавань. [54]
На другой день в воскресенье, в день великой Пасхи, [посланники] остались там, в этой гавани. Над гаванью, на высокой скале, стоял сильно укрепленный замок, называемый Киноли 190 и принадлежащий одному мавританскому кавалеру по имени Еспандиар (Исфендиар) 191, властелину многих земель, который платил дань Тамурбеку и в своих владениях чеканил его монету. Сам он не был там, но один его алькальд, как только узнал, что посланники прибыли, из почтения к Тамурбеку пришел повидаться с ними и приказал принести им барана, кур, хлеба и вина. Здесь, в горах у этого замка Киноли, растет лучшее дерево для самострелов, какое только можно найти во всей Романии (Римской империи) 192.
На другой день, в понедельник тридцать первого марта, отплыли оттуда и в час вечерни вошли в гавань турецкого города, называемого Синополи (Синопа) 193, и задержались там.
Этот город Синополи принадлежит Еспандиару, и когда посланники прибыли туда, то узнали, что этот сеньор, владетель этих земель, не был там, а находился в другом городе, что лежал в трех днях пути отсюда и назывался Кастамеа (Кастамуни) 194, где он собрал до сорока тысяч человек, чтобы воевать с сыном Турка, который не благоволил к нему за то, что он платил дань Тамурбеку. А посланники очень надеялись застать его [в этом городе], чтобы иметь точные сведения, где находится сеньор [Тамурбек], и просить совета о том, в каком направлении двигаться по суше. Причина же того, почему этот кавалер, владетель этих земель, платит дань Тамурбеку, следующая: турок Баязет (Баязид), которого победил Тамурбек, убил его отца и захватил [его] земли; а позже, когда Тамурбек победил [Баязета], то вернул всю землю /21а/ этому кавалеру Еспандиару.
В субботу на рассвете, пятого апреля, посланники отбыли [из Синопы], но стояло безветрие, и они не смогли добраться до [следующей] гавани и простояли ту ночь в море.
На другой день, в воскресенье, в час обедни поравнялись с одним городом, расположенным в Турции на самом берегу моря и называемом Симисо (Самсун) 195. В нем два замка, один — генуэзцев, а другой, как и сам город, принадлежит Мусальме Чалаби (Сулейману Челеби) 196. [Посланники] не пожелали войти в гавань и проследовали дальше. Ту ночь простояли в море, так как был штиль. На другой день, в понедельник, около полудня подошли к порту одного замка, называемого Хинио, и вошли в гавань, так как дул встречный ветер.
Город, очень маленький и населенный греками, располагался у самой гавани на высокой скале. А на вершине горы стоял высокий замок, принадлежащий городу, о котором говорили, что там живут около трехсот турок. Этот замок и город принадлежат одному греческому сеньору, по имени Меласено, который платит дань Тамурбеку. А в гавани, у самого моря, [55] расположилось несколько кузниц; здесь море выбрасывало на берег мелкий черный песок, его собирали и делали из него железо 197.
На другой день, во вторник, отплыли оттуда и, так как дул встречный ветер, направились к гавани, находящейся на турецкой земле и называемой Леона (Лимнии) 198. Рядом с этой гаванью, на вершине горы, стоял заброшенный замок, и говорили, что около четырех лет тому назад его ограбили генуэзцы. Эта земля принадлежит одному турецкому сеньору по имени Арзамир.
В тот же день отбыли оттуда и вскоре поравнялись с одним маленьким замком, стоящим наверху скалы у самого моря, и называется он Санто-Нисио; немного отошли от этого замка и бросили якорь, так как подул встречный ветер. И простояли ту ночь там, в устье одной реки, и эта земля и видневшиеся вдали селения принадлежат тому Арзамиру; говорили, что он имел около десяти тысяч конницы и платил дань Тамурбеку.
На другой день, в среду, отбыли оттуда, дул попутный ветер, помогавший плаванию, хотя и шел дождь. Около трех часов подплыли к городу под названием Гирифонда (Керасунт?) 199, расположенному у моря наверху высокой скалы. А большая стена окружала всю эту скалу, и внутри ее было много садов и деревьев. В полдень поравнялись с большим городом, также стоящим у моря, под названием Трипиль (Триполь) 200. Эти земли принадлежали императору Трапизонды.
Через некоторое время подплыли к замку у моря, называемому Корила, и не хотели входить в гавань, так как стояла хорошая погода. А в час вечерни приблизились к замку под названием Виополи и вошли в гавань и пробыли там всю ночь. На следующий день, в четверг, отбыли, дул встречный ветер и море волновалось, и около трех часов подошли к замку, называемому Санфона, и бросили там якорь, чтобы [путешественники] отдохнули, и вскоре отплыли, прибыв к часу вечерни в гавань под названием Платана 201. А так как дул встречный ветер, не решались в ту ночь плыть в [город] Трапизонду, как хотели, хотя до него было не более двенадцати миль. Ту ночь простояли [в Платане], и дул встречный ветер такой силы, что вздымал [огромные] волны, и им ка/21б/залось, что [не переживут] этой ночи.
На следующий день, в пятницу одиннадцатого апреля, отплыли [из Платаны] и ко времени вечерни прибыли в город Трапизонду. А от города Перы, откуда отплыли на этой галеоте, до этого города Трапизонды девятьсот шестьдесят миль. И генуэзцы в этой [местности] за городом владеют хорошим замком, и посланники остановились там у них и были приняты с большим почетом.
На другой день, в субботу, император [Трапизонды] велел [56] посланникам [прибыть к нему] и отправил к ним лошадей, чтобы [они могли] приехать. И когда [посланники] прибыли во дворец, застали [императора] в зале, находящемся на верхнем этаже. И он принял их очень хорошо. А поговорив с ним, они возвратились к себе. Вместе с этим императором [на приеме] находился его сын, которому на вид было лет двадцать пять. Император был хорошо сложен и представителен. Оба — император и его сын — были облачены в царские одежды. На их головах красовались высокие шапки, [украшенные] золотыми торчащими палочками; поверху шла оторочка из куньего меха, и венчали их султаны из журавлиных перьев. Императора звали Германоли (Мануил) 202, а сына его — Келекс (Алексей) 203, и его также называют императором, как и отца, так как существует обычай старшего законного сына, будущего наследника, называть императором уже при жизни отца. А греки императора называют басилео 204. Этот император платит дань Тамурбеку и прочим туркам, своим соседям 205. Император [Трапизонды] был женат на родственнице константинопольского императора 206, а его сын — на дочери одного константинопольского кавалера и имел [от нее] двух маленьких дочерей. На другой день, в воскресенье вечером, когда посланники находились в замке, прибыли к ним с визитом двое очень важных кавалеров императорского двора и самые близкие [к императорской особе]. Одного звали горчи 207, что значит паж, несущий лук перед императором, а другого — протовестати, что значит хранитель сокровищ 208. [Первый из них] был очень приближен к императору, и ничего в империи не делалось такого, чего он не желал. Говорили, что он [человек] низкого происхождения и сын пекаря, но хорош собой. А [также] говорили, что молодой император, видя, как отец его доверял этому человеку и не проявлял заботу о знатных [подданных] своей империи, разгневался и восстал против отца, говоря, что пусть он прогонит от себя этого человека, и начал войну и осаждал его в этом городе целых три месяца. И ему оказывали помощь в этом [деле] самые знатные люди империи. И позже они пришли к такому решению: пусть этот горчи станет другом молодого императора и тех, кто его настраивал [против него]. Но потом все же произошло много бесчестья, тягот и вреда этому [молодому] императору 209 из-за того, что он держал при себе этого кавалера.
Этот город Трапизонда выстроен у моря, и стены его взбираются вверх по скалам, а на самом верху скалы стоит хорошо укрепленный замок, вокруг которого идет другая стена. А с одной стороны его протекает маленькая речка, прокладывающая себе путь глубоко вниз между скал. С этой стороны город достаточно укреплен, а с другой простирается по равнине. У города хорошие стены, и он окружен предместьями, множеством садов. [57]
Самое красивое [место] в городе — /22а/ одна из улиц, идущая берегом моря в одном из этих предместий. И на этой улице продаются всевозможные товары, [изготовляемые] в городе. На берегу моря стоят два замка с мощными стенами и укрепленными башнями. Один из них принадлежит венецианцам, а другой генуэзцам, которые построили их с соизволения императора. За городом — много церквей и монастырей. Армяне в городе имеют свою церковь и епископа, хотя они и такой народ, который не пользуется уважением. У этих армян церкви как у католиков, и они приносят в жертву Божье тело, так же как католики. Но священник, когда облачается, не надевает на грудь столу, а когда читает Евангелие, поворачивается спиной к аббату, а лицом к верующим. Когда же он священнодействует, то не льет воду в чашу.
[Армяне] исповедуются и постятся раз в году, а по субботам едят мясо. Канун великой Пасхи и пост они хорошо чтят и не едят рыбы, в которой есть кровь. Большинство из них не употребляет ни масла, ни другого жира. Вообще же они постятся так: едят рыбу, но не пьют вина и едят столько раз в день, сколько хотят. Кроме того, от Пасхи до Троицы едят мясо каждый день, так же в пятницу, как и всю неделю. Они говорят, что в тот [самый] день, когда Иисус Христос родился, он был и крещен. Кроме этого они в своей вере имеют и другие изъяны, но они очень набожны и с рвением служат обедню.
Греки также очень набожный народ, хотя в их вере есть много ошибок. Во-первых, они в священнодействии употребляют хлеб, в котором есть дрожжи, и делают его таким образом: берут хлеб величиной в горсть или полторы, делают на нем печать с буквами величиной с дублон 210 и эту печать освящают. А священника, служащего обедню, народ не видит, так как перед ним занавес. Когда же он совершает освящение, то берет этот хлеб и ставит его на голову, покрытую белой тканью, и с песнопением выходит к [месту], где стоят верующие, и все падают ниц, стеная и ударяя себя в грудь, говоря, что они недостойны видеть его.
Потом священник возвращается в алтарь и приобщается той печатью, что [поставлена] в середине хлеба. А когда обедня кончается, он берет тот хлеб, что остался, и делит его как освященный и раздает народу собственноручно. Когда служат обедню и церкви, не используют ни [богослужебных] книг, ни колоколов, [кроме храма] святой Софии [в Константинополе], а сзывают к обедне, [ударяя] в доски. Священники [у греков] женаты и не женятся более одного раза, и только на девушке; если же [она] умрет, более не вступают в брак и остаются вдовцами и проводят всю жизнь в большой печали.
Обедню служат только два дня в неделю, в субботу и среду. Когда же должны служить обедню, то всю эту неделю должны [58] оставаться в церкви, не выходить из нее и не приходить домой 211. Они соблюдают шесть постов в году и тогда не едят рыбы, в которой есть кровь, не пьют вина, не употребляют масла. И священники в это время не ходят к себе домой. Эти посты следующие: первый — от первого августа до дня святой Марии в середине месяца, другой — от святой Катерины до Рождества, еще другой пост, который мы соблюдаем сорок дней, потом они соблюдают другой — в двадцать четыре дня в честь двенадцати апостолов, постятся еще пятнадцать дней в /22б/ память одного святого, которого называют святым Димитрием. И весь год они не едят мяса по средам и пятницам, а по субботам едят. Среды они строго соблюдают и скорее станут есть мясо в пятницу, чем в среду. И делают так, что не едят мяса по средам целый год, а употребляют его четыре пятницы в году, которые следующие: в пятницу первой недели перед Рождеством, в пятницу сыропустной недели, в пятницу перед великой Пасхой, в пятницу перед Троицей. Кроме того, [греки] совершают ошибки в крещении и в некоторых других обрядах. И говорят, что когда человек, дурно поступавший на этом свете и считавшийся большим грешником, умирает, то его обряжают в монашескую одежду и меняют ему имя, чтобы дьявол не смог [узнать его]. [По этим и другим вопросам у греков] особые мнения, но они народ благочестивый и набожный. Кроме того, греки вооружены луками и мечами и иным оружием, как турки, и так же ездят верхом.
Посланники пробыли в этом городе Трапизонде с той пятницы одиннадцатого апреля, когда прибыли, до субботы двадцать шестого числа того же месяца, подготавливая лошадей и все необходимое для продолжения пути по суше. И в воскресенье, двадцать седьмого апреля, посланники выехали и с ними сопроводительный отряд, который приказал выделить им император, чтобы проводить их по своим владениям.
В тот день они заночевали у одной речки, называемой Пексик (Пекситис) 212, в какой-то заброшенной церкви, что была там. Дорога, по которой они ехали в тот день, шла по высоким горам, [склоны которых] покрыты множеством засеянных пшеницей делянок. С этих гор стекало много воды.
На другой день, в понедельник, уехали оттуда, и сопроводительный отряд повернул обратно, сказав, что не пойдет дальше, так как страшится недругов императора, а посланники продолжили свой путь. К часу вечерни подошли к одному замку [трапизондского] императора, называемому Пиломасука (Палеомацука) 213 и расположенному на очень высокой скале. Вход в него шел по лестнице, а ниже его, на скале, ютилось несколько построек. Путь в тот день проходил по очень красивым горам и удобной для ходьбы дороге.
В тот же день [посланники] подошли к месту, где отвалился кусок скалы, перекрывавшей дорогу и реку, так что они смогли [59] пройти это место с большими трудностями. По этой причине они в тот день прошли мало и устроились на ночлег в поле. На другой день, во вторник, они шли по трудной дороге через очень высокие горы, [где было] много снега и воды. И на ночь устроились рядом с замком под названием Сигана (Цигана) 214, расположенным на вершине высокой скалы, к которому не было подхода, кроме как через деревянный мост, переброшенный с одной небольшой скалы [прямо] к воротам замка. Он принадлежал одному греческому кавалеру, которого звали Кирилео Арбосита (Лев Кабасит) 215.
На следующий день, в пятницу, в третьем часу подошли к замку, стоящему у самой дороги на высокой скале, под названием Кадака (Ардас) 216. Этот замок и скала с одной стороны защищены рекой, а с другой окружены цепью высоких гор, крутых и безлесных, так что не найдется человека, который бы отважился перевалить через них.
Дорога пролегала между рекой и подножием замка, и проход был [так] узок, /23а/ что нужно было идти по одному и людям и лошадям, и [по этой причине] малое число людей, находящихся в замке, могли защищать этот проход от большого числа народа. А во всей этой земле нет другого прохода, кроме этого. [Увидев посланников], из замка вышли люди, потребовавшие пошлину за провоз тех товаров, что везли. Этот замок принадлежит тому же Кабасиа (Кабаситу), и там обычно обитают разбойники и дурные люди, и сам владелец [его] такой же.
По этой дороге отваживаются идти только тогда, когда собираются вместе много купцов, которые щедро одаривают владельца этих земель и его людей. Через три мили от этого замка высилась на вершине высокой скалы башня у узкого прохода. К часу вечерни [посланники] подошли к замку, стоящему на вершине высокой скалы и называемому Дориле (Аргирокастро?) 217. Снаружи замок был очень красив и [выглядел] новым; а дорога пролегла у его подножия.
Посланники знали, что там жил сеньор этой земли, и отправили к нему толмача, чтобы сказать, кто они такие, хотя он уже знал, что они едут, так как ему об этом сообщили из его [других] замков. Когда [посланники] подошли к подножию замка, к ним выехал верховой и сказал, что [его] сеньор требует, чтобы они сошли с лошадей. [Посланники] спешились и велели сложить все вещи, что везли, в одной церкви, находящейся [поблизости]. А тот человек сказал им, что обычно те, которые проходят мимо, платят установленную пошлину [его] господину и делают ему какое-либо подношение из того, что у них есть, и что так же следует поступить им, так как он живет в этих горах и содержит людей, сражающихся с турками, и живет только тем, что ему поднесут проезжающие, или тем, [60] что захватят у неприятеля. [Тогда] посланники решили пойти в замок, чтобы увидеться с господином и одарить его так, как он пожелает. Но с этим [намерением] не согласились его люди, бывшие здесь, и сказали, чтобы они не обременяли себя визитом, так как назавтра [владетель сам] придет навестить их.
На другой день, в четверг первого мая, утром этот Канасита (Кабасит) спустился из своего замка и прибыл туда, где были посланники. И находилось при нем до тридцати всадников с луками и стрелами, а сам он ехал на хорошей лошади, также с луком и стрелами. Потом он и все его спутники спешились; [владетель замка] сам сел и пригласил посланников сесть рядом и сказал им, что он живет в этом горном крае, как они видят, и что этот проход нужно охранять от турок, его соседей, с которыми он в постоянной вражде, и что у него и у тех, кто с ним, нет иного пропитания, как то, что им дают проезжающие или что они похитят в земле своих соседей. Поэтому он просит, чтобы [посланники] оказали ему помощь и подарили что-нибудь из одежды и деньги. А посланники ответили, что они не купцы, а посланцы своего государя короля Испании к сеньору Тамурбеку и что у них нет ничего, кроме того, что они везут к этому Тамурбеку. Потом посол Тамурбека, бывший с ними, сказал, что он хорошо знает, что эта земля принадлежит императору Трапизонды, что [он] вассал Тамурбека и что те товары, что они везут, предназначаются Тамурбеку /23б/ и что они должны быть в сохранности при переходе по этой земле. Они отвечали, что это правда, но так как он живет только тем, о чем ранее говорилось, то когда у него все [припасы] кончатся, он отправится грабить владения своего сеньора, чтобы жить 218. Во всяком случае они должны дать то, что он просит. И посланники, видя его упрямство, взяли кусок ярко-красной материи, что у них был, и серебряную чашу, а посол Тамурбека отдал им одежду из красной ткани, сделанную во Флоренции, и кусок тонкого полотна. [Но владетель замка] не удовлетворился всем этим и потребовал, чтобы ему дали еще. И как ни уговаривали его по-хорошему, он упорствовал и все повторял, что им следует отдать то, что он просит, и что [посланники] напрасно тратят слова. Поэтому они вынуждены были купить у одного проезжего купца кусок камлота и отдать ему 219.
Он остался доволен, [но не очень] и все же сказал, что готов проводить их [на некоторое расстояние] и доставить невредимыми до земли Арсинги (Эрзинджан) 220, которая относится уже к Тамурбеку, и дать им лошадей, чтобы ехать самим и везти поклажу.
Посланники тотчас хотели ехать, но не смогли. [Тогда] они наняли лошадей для перевозки поклажи до земли Арсинги и людей для охраны и сопровождения. [61]
На следующий день, в пятницу, утром выехали оттуда. С ними было десять всадников, и к часу обедни подъехали к одному замку, стоящему наверху высокой скалы, который был также владением Кабасика (Кабасита). А по дороге встретили людей, потребовавших с них пошлину за провоз [товаров], и они вынуждены были дать.
Около полудня добрались до долины, где, говорили, близко находится замок, принадлежащий турку из рода Чапени 221, которые воевали с этим Кабасикой. И здесь, в этой долине, находилась их стража. [Посланники] велели людям подождать и стоять [на месте] тихо, а всадники обследовали местность и [только] потом двинулись [дальше]. В час вечерни прибыли в одно селение [области] Арсинга, под названием Алагогаса. И как только прибыли, десять человек этого Кабасира (Кабасита) тотчас сняли вьюки, сели на лошадей и возвратились назад. И дорога, по которой они шли в тот день, была гористая, трудная из-за высоких гор и горных цепей. А в этом селении жил один турецкий кавалер, владетель этой местности [с соизволения] сеньора Арсинги. Он очень хорошо принял посланников и предоставил им хорошее помещение и угощение и все, что им было необходимо. В этом же селении от того [сеньора] они узнали, что Тамурбек оставил Карабаки (Карабаг), где зимовал, и ушел в землю Солтанию (Султанию).
На следующий день, в субботу третьего мая, они выехали оттуда и около трех часов прибыли в одно селение. Приняли их там хорошо, дали еду и лошадей, чтобы ехать и везти поклажу. На ночь устроились в другом селении, где их угостили, дали лошадей и все необходимое. В этой земле обычай таков: в каждом селении, куда они приезжали, несмотря на то, останутся они там или нет, из каждого дома вытаскивали ковры, на которые они садились, и тотчас перед ними расстилали кожу, вроде бы тисненую и круглой формы, которую называют кофра (софра?) и на нее кладется хлеб. А хлеб в этих местах очень плохой и делается так: замешивают немного муки и делают очень тонкие лепешки, ставят сковороду на /24а/ огонь и, когда она раскалится, бросают на нее лепешку, а как только она станет горячей, тотчас сбрасывают. Это и есть тот хлеб, который приносили на этих кожах. Потом приносили много мяса и кринки с молоком и кислыми сливками, яйца и мед. Это была [их] лучшая еда, которой они угощали [посланников], и [все] это несли из каждого дома. А если они оставались, то им присылали много мяса и все необходимое. Когда они подъезжали к какому-нибудь месту, их встречал староста, и посол Тамурбека приказывал нести съестное, [вести] лошадей и людей для услужения. А если они исполняли это не быстро, то их били палками и кнутами так [сильно], что удивительно. И так были запуганы жители этих селений, что, как только увидят [какого-нибудь] чакатая, сейчас же бегут, а чакатаями называют [62] они людей из войска Тамурбека, из одного с ним племени 222. В тот же день уехали из этого селения. В этих селах проживало также немного армянских христиан.
В следующее воскресенье, четвертого мая, в час вечерни прибыли в город Арсингу (Эрзинджан). Дорога, по которой они шли в тот день, была трудной из-за гор и высоких скал, и на подходе к городу на пути лежали снега. Из города вышло много людей, чтобы встретить и принять посланников, и они направились в то помещение, которое им было подготовлено. И в тот же вечер сеньор города прислал им много вкусно приготовленных и приправленных яств, плодов, хлеба и вина.
На другой день, в понедельник, сеньор этого города [Арсинги] приказал выдать [посланникам] некоторое количество денег, достаточное на мелкие расходы, пока они останутся там. В полдень сеньор послал за ними, желая их видеть. Выделил им лошадей, чтобы подъехать, и людей для охраны. Их привезли на луг за городом, и там же [они] застали сеньора, сидящего на плоском возвышении в тени под шелковым навесом, натянутым на двух веревках между двух столбов. С ним было много народу.
Когда посланники подъехали, несколько кавалеров и народ подошли их встретить; а когда приблизились к тому месту, где сидел сеньор, он встал, подал им руку и посадил рядом и принял радушно. Он был одет в платье из голубого сутими 223 с золотым шитьем, а на голове носил высокую шапку, отделанную жемчугом и драгоценными камнями. Верх шапки имел золотое навершие, с которого спускались две косы, из красных волос, сплетенных в три пряди, ниспадавших сзади и доходящих до плеч. Эти волосы, так сплетенные, и есть знак отличия [воинов] Тамурбека 224. Сеньору было около сорока лет, он хорошо сложен, смугл, с черной бородой. После вопросов к посланникам о короле, нашем государе, первая почесть, которой он их почтил, [была следующая]: он взял серебряную чашу с вином и собственноручно поднес посланникам, а после всем своим людям.
Тот, кому он давал питье, должен был встать и пасть ниц перед ним и брать чашу обеими руками, а кто ее брал одной рукой, считалось неуважением, так как говорят, что [только] от равного себе можно брать чашу одной рукой, а не от правителя. Взявши чашу из рук правителя, вставали, отходили немного назад, пятясь, /24б/ а отпивши, приподнимали правое колено и трижды ударяли им в землю, [после чего] выпивали все вино [до дна].
После угощения [посланников] из собственных рук сеньора вином привели вьючных животных, нагруженных деревянными ящиками, в которых были медные котлы, кипящие на огне. Их сняли с животных и принесли много круглых блюд из луженого железа на высокой ножке. Потом поднесли около [63] сотни железных чашек, круглых и глубоких, похожих на шлемы всадников. После разложили куски мяса на эти блюда, а в чашки приправленную баранину и мясные шарики, рис и другие кушанья, каждое из которых различалось по цвету. Сверху каждой чашки и блюда клали тонкую хлебную лепешку.
Перед сеньором и посланниками расстелили шелковую ткань вместо скатерти и [на нее] поставили блюда и чаши с мясом, и все, кто был тут, начали есть. У каждого был свой ножичек для резания [мяса] и своя деревянная ложка для еды. Для сеньора резал [мясо] один человек.
Сеньор пригласил двух кавалеров откушать вместе с ним, и, когда они ели рис и другие кушания, что там были, все трое ели из одной чашки и одной ложкой, так что когда один ее клал, то брал другой, и так они ели. Во время этой [трапезы] подъехал маленький турчонок, лет семи, и с ним человек десять всадников. Сеньор пригласил его сесть рядом с собой. Этот мальчик был племянником Еспандиара (Исфендиара), сеньора Синополи (Синопы), о котором вы уже знаете, что он был важным владетелем в Турции. [Мальчик] ехал от Тамурбека, и говорили, что сеньор приказал этому Еспандиару, чтобы он передал этому мальчику половину своей земли, так как он был сыном его сестры. Потом подъехали [еще] двое кавалеров, возвращавшихся от Тамурбека, уроженцы этого города Арсинги, и сказали, что Тамурбек задержал их в плену на некоторое время, а теперь отпустил. А причина, по которой он их задержал, следующая: Заратан (Тахартен) 225, знатный сеньор, владел этим городом Арсингой и его землей, что считалось большим уделом. Когда он умер, у него не осталось детей от жены, дочери императора Трапизонды. Перед смертью он сказал, что считает своим сыном того, кто теперь владеет Арсингой. Когда же он умер, не захотели того [человека] признать сеньором и на борьбу с ним [вместе] с другими поднялся один кавалер, по имени Хевали (Шах-Али?) 226, сын сестры Заратана. Он говорил, что раз Заратан умер бездетным, то он как племянник должен стать его наследником. И ему в этом помогали те двое кавалеров, прибывших сюда. И говорят, что, когда Тамурбек победил Турка и прибыл в этот город, [он] взял в плен этого Хевали и этих двух кавалеров и сделал сеньором того, кто и поныне правит, кого Заратан назвал своим [приемным] сыном. Теперь Тамурбек отпустил этих двух кавалеров, что же касается этого Хевали, то его приказал взять под стражу и отправить в город Самарканте (Самарканд). А причиной того, почему Тамурбек и Турок поссорились друг с другом и начали воевать, был именно этот Заратан, владетель этой земли [Арсинга], как об этом будет позже рассказано. А причина была серьезная. Когда кончился пир, посланники возвратились /25а/ к себе, а сеньор со своими кавалерами остался. Вечером он отправил к посланникам много разной еды и котлы с вареным мясом, [64] своих поваров и слуг, чтобы все приготовить для трапезы и [как следует] подать. В следующий вторник не было никакого праздника [в честь посланников], но сеньор дал им деньги на расходы, сколько было нужно.
На другой день, в среду, в послеобеденное время сеньор пригласил к себе посланников. Они приехали и застали его в доме. Он сидел в крытой галерее перед фонтаном, с ним было много кавалеров, народа и шутов, игравших [на музыкальных инструментах]. По тому, как все было устроено, видно было, что это господский дом.
Когда посланники вошли, сеньор поклонился им и усадил рядом с собой. Тотчас подали много кусков сахара и сеньор сказал, что хотел бы составить компанию тому кавалеру, который не пьет вина, — им был Руи Гонсалес — и хотел бы в этот день быть ему сотоварищем в питье. Внесли большой стеклянный кувшин, наполненный сладкой водой. Сеньор выпил и собственной рукой подал выпить Руи Гонсалесу, а всем прочим поднесли вино. После этого внесли много мяса, риса, различных блюд, и они приступили [к трапезе], как и в предыдущий день.
Когда мясо съели, подали чашки с медом, персики, вымоченные в уксусе, и виноград и каперсы, тоже в уксусе, а ели они неопрятно. И все это время не было недостатка в вине. И так продолжалось некоторое время, после [чего] внесли [большую] чашу, вмещавшую около трех четвертей, и сеньор взял ее и поднес собственноручно некоторым кавалерам. И они выпивали все вино и не оставляли ничего, так как это считалось неприличным по их обычаю. Когда сеньору надоело подавать вино, то сами кавалеры взяли эту большую чашу и стали подносить один другому, так что большинство из них напились допьяна. А сеньор в этот день не пил вина, присоединившись в этом к Руи Гонсалесу, и звали его Питалибет. Когда наступила ночь, посланники возвратились к себе.
Этот город Арсинга выстроен на равнине у реки, называемой Евфрат. Это одна из тех рек, что берет начало в Параисе 227. Равнина, где расположен город, окружена со всех сторон высокими горами. На вершинах этих гор лежит много снега, а по склонам его совсем нет. Там много селений, виноградников и садов, а сама равнина [сплошь] покрыта полями, виноградниками, садами, огородами, очень красивыми. А город невелик, и стены его из камня с башнями. Этот город выстроили армяне, и в стене во многих местах был выложен из камня знак креста. Дома города все имеют террасы, и по ним ходят люди, как по улицам. Город густо населен, в нем много красивых улиц и переулков со множеством лавок; он богат и ведет обширную торговлю. Здесь много мечетей и источников, и живет там много христиан, армян и греков.
Говорят, что когда Тамурбек напал на город Сабастрию [65] (Себастию) 228, турецкий город, и разрушил его, то Турок обрушился на этот город Арсингу и /25б/ вошел в него. А когда Тамурбек победил Турка, он опять взял его себе, как было ранее. Говорят, что, когда он был там, мавры города перессорились с христианами, пришедшими туда, говоря, что Заратан, их сеньор, больше почитает [христиан], чем других, и [всегда] идет им навстречу, что у них церкви лучше, чем мечети. Поэтому говорят, что Тамурбек вынужден был послать за этим Заратаном и сказать ему, что говорили [о нем] мавры. И Заратан ответил, что он селит христиан в своей земле для того, чтобы иметь от них пользу в случае необходимости. Тогда Тамурбек послал за греческим священником, который был там и считался самым главным. А когда он предстал перед [Тамурбеком], то [последний, будучи] в сильном раздражении на жителей Константинополя и генуэзцев города Перы, потребовал, чтобы [священник] отрекся от своей веры. А так как тот не захотел это сделать, то велел умертвить всех христиан в городе. А этот Заратан стал просить Тамурбека помиловать их, и он смилостивился за девять тысяч еспер (асп-акча), а каждая еспера равняется половине серебряного реала 129. А эти есперы дал им в долг Заратан, их сеньор. И Тамурбек приказал разрушить все христианские церкви, взял себе один замок, принадлежащий городу и называемый Камаг (Кемаха) 230, и отдал его одному чаратаю (чагатаю), чтобы он владел им вместо него. И сделал он это потому, что этот замок хорошо укреплен и расположен в месте, приносящем большой доход: он охраняет всю эту землю и через него идут разные товары во многие места, как в Сирию, так и в Турцию.
А причина, по которой Турок и Тамурбек узнали друг друга и почему Тамурбек вторгся в [земли] Турции и начал воевать с турком Вайситом (Баязидом), следующая: земли этого Заратана, сеньора города Арсинги, граничили с владениями Турка. Страстно желая захватить эти земли у Заратана, особенно этот замок Камаг, Турок послал сказать, чтобы он платил ему дань и отдал этот замок Камаг. А Заратан ответил, что он согласен признать его власть и платить дань, но не отдаст этого замка. [Тогда] Турок послал сказать, что он обязан его отдать, а если нет, то потеряет все свои владения. И этот Заратан, слышавший о Тамурбеке и его великой силе, зная, что он находился тогда в Персии, где вел войну и уже победил персидского султана, направил к нему своих послов с подарками и письмом, прося защиты от Турка, [говоря], что вся его земля и он сам в его власти и что он может поступить с ним как со своим пленником.
Тогда Тамурбек направил своего посланника к Турку с письмом, в котором объявлялось, что этот Заратан его подданный и чтобы из уважения к нему, [Тамурбеку], Турок не причинял [66] ему никакой обиды и что он за собой оставляет право поступить с ним как пожелает 231. А Турок, никогда ранее не слышавший о Тамурбеке и [узнавший о нем] только теперь, посчитал, что нет в мире более сильного человека, чем он [сам], и чрезвычайно разгневался и отправил к Тамурбеку письмо, в котором говорилось, что удивительно, до какой степени можно быть безумным, чтобы отважиться написать ему такой бред, чтобы он не делал того, что ему вздумается, здесь или [где-либо еще] в целом мире. А чтобы не /26а/ оставлять безнаказанным безумие [Тамурбека], он клянется и обещает, что найдет его где бы то ни было, что он не уйдет от него, а будет взят в плен, и назло ему клянется взять себе его старшую жену 232.
А Тамурбек, будучи в сильном гневе, решил показать всю свою мощь и пошел оттуда, где был, со всем своим войском из Персии, с прекрасных полей Катарабаке (Карабаг) 233, где зимовал в тот год, прямо на этот город Арсингу, а оттуда незамедлительно направился и вступил в турецкие владения, подошел к городу, называемому Сабастрия, окружил его и начал осаду. [Жители] города Сабастрии отправили послов к Турку, своему сеньору, с просьбой о помощи. И когда он узнал, что Тамурбек уже в его владениях и держит в осаде город Сабастрию, очень разгневался на него и отдал приказ собирать людей и с первым набранным [войском] в двести тысяч человек отправил своего старшего сына по имени Мукальман Чалаби (Сулейман Челеби) в помощь городу, а сам намеревался идти вслед за ним с другим большим войском. Но турки не смогли продержаться до тех пор, как подошло подкрепление. Тамурбек еще не взял город, [а уже] вступил в него следующим образом: он атаковал так яростно, что жители [города] начали с ним вести переговоры и договорились на том, что из города выйдут к нему люди, а он дает обещание не проливать их кровь, и они отдадут ему какое-то количество золота и серебра. Когда Тамурбек получил [от горожан] выкуп, который потребовал, то сказал, что желает поговорить с горожанами о делах весьма важных для них и потребовал, чтобы знатнейшие и лучшие люди города вышли к нему. Те же, полагаясь на данное им обещание и на то, что они [уже] отдали ему все требуемое, тотчас вышли. Как только Тамурбек увидел это, приказал рыть большие ямы и сказал, что он дал обещание и заверение в том, что не прольет кровь [этих людей]. Поэтому он приказывает задушить их в этих ямах, а своим людям велит войти в город и разграбить его, так как они бедны и нуждаются. Он так и сделал, приказав зарыть всех, кто вышел к нему из города, а своим отдал приказ войти в город и разграбить его. Когда же все было расхищено, приказал разрушить и сровнять [город] с землей 234. А сделав [все] это, ушел оттуда. В тот день, когда он ушел, пришел сын Турка с войском в двести тысяч всадников. [67] Увидев, что весь город Сабастрия разрушен и Тамурбек ушел, он остался ждать отца.
Тамурбек же, уйдя оттуда, направился прямо в землю султана вавилонского, а до того, как пришел туда, повстречался с племенем, называемым белыми татарами 235. Эти люди постоянно кочуют по полям. Он начал с ними биться и вести войну; тех, кого победил, взял в плен, пленил и их вождя, а было их до пятидесяти тысяч, мужчин и женщин. И всех их повел за собой. Оттуда [Тамурбек] двинулся на город Дамаск, жители которого очень рассердили его тем, что не захотели подчиниться ему и захватили присланных к ним послов. /26б/ Он силою взял город и разрушил его, а всех мастеров, встретившихся там и владевших каким-либо ремеслом, велел отвести в Самарканде, также и белых татар и тех, кого взял [в плен] в Сабастрии, среди которых оказалось много армянских христиан. Потом [Тамурбек] вернулся в Персию и остался на лето в местности, называемой Алара (Алатаг?) 236 и находящейся в Верхней Армении 237. А Турок направился к городу Арсинга и в большой ярости и гневе на этого правителя Заратана за то, что по его вине претерпел такое бесчестие, приказал брать город и вошел в него силой и пленил жену Заратана. Позже он отпустил ее и отдал приказ не творить никакого зла в городе, ушел оттуда и возвратился в свою землю. Говорят, что этот самый Турок проявил мало доблести тем, что не разрушил этот город, как Тамурбек поступил с его городом Сабастрией.
После того как эти два сеньора вернулись в свои земли, они направили друг к другу послов, но никак не могли прийти к согласию. А в это время император великого города Константинополя и генуэзцы Перы послали сказать Тамурбеку 238, что если он намерен воевать с Турком, то они смогут ему оказать услугу и помочь людьми и галерами, а именно таким образом, что быстро снарядят несколько галер и не допустят тех турок, что в Греции, переправиться в Турцию, чтобы [Тамурбеку] было легче справиться с Турком. Кроме того, они обещали ему ссуду серебром. И когда Турок не смог добиться согласия ни с городом Константинополем, ни с Тамурбеком, то обе стороны начали готовиться к войне. И Тамурбек, который [сделал] это скорее как человек опытный и искусный в военном деле, поспешно двинулся из Персии и прибыл в Турцию и направился по той самой дороге, по которой шел прежде, через землю арсингскую к городу Сабастрии.
А когда Турок узнал, что Тамурбек уже в его землях, то изменил путь следования, оставил обоз в одном укрепленном замке, называемом Ангури (Анкара), взял все свое войско и спешно двинулся на Тамурбека. А Тамурбек, узнав о хитром расчете Турка, оставил прежнюю дорогу и пошел левее, [68] через высокие горы. Когда Турок подошел и увидел, что Тамурбек ушел с прежней дороги и двинулся по другой, он решил, что [тот] обратился в бегство, и бросился за ним [в погоню] так быстро, как только мог. А Тамурбек, оставаясь в горах дней восемь, вернулся на ровную дорогу и двинулся к замку Ангури, где Турок оставил свой обоз, и захватил его. Турок, узнав, что Тамурбек в Ангури, направился. туда как можно скорее, и когда подошел, то [уже] сильно притомил войско. А Тамурбек предпринял весь этот маневр для того, чтобы его обмануть. Здесь им пришлось сразиться, и Турок был побежден и взят в плен, как вы уже слышали 239.
[А в это время] император Константинополя и генуэзцы Перы вместо того, чтобы исполнить то, о чем они договорились с Тамурбеком, дали возможность туркам из Греции переправиться в Турцию. Когда же Турок был побежден, /27а/ они сами перешли [на его сторону] и на своих судах перевозили из Турции в Грецию тех, кто бежал. По этой причине Тамурбек затаил злобу на христиан 240, за что приходилось расплачиваться тем, кто жил в его землях.
Этот Турок, которого победил Тамурбек, звался Альдайре Байязет (Йылдырым Баязид), что значит Молния Басит (Баязид); альдайре [на их языке] значит молния, а Басит было его имя. Отца его звали Амират (Мурад) 241, он был хороший человек, а убил его один христианский граф по имени Лазаро (Лазар) 242. А поразил он его на поле брани ударом копья, которое вошло ему в грудь, а вышло со спины. После этого Альдайре Байязет отомстил за своего убитого отца и умертвил в сражении этого графа Лазаро 243 собственной рукой. Теперь же сын этого графа Лазаро перешел на сторону Байязета и живет у Мулькама Чалаби (Сулеймана Челеби), сына этого турка Альдайре Байязета.
Это я хотел написать для того, чтобы было понятно, кого звали Муратом (Мурадом), потому что всех турецких сеньоров мы не знаем под другими именами, кроме как Мурат, а [ведь] у каждого из них было свое собственное имя 244. Кроме того, настоящее имя Тамурбека есть Тамурбек, а не Тамерлан, как мы его называем, потому что Тамурбек на их языке значит железный сеньор, так как сеньоров они называют бек, а железо — тамур. А Таморлан совсем не соответствует званию сеньора, этим именем его называют, когда хотят унизить, так как Таморлан значит хромой. Он имел ранения в правое бедро и два малых пальца правой руки, а раны он получил, когда однажды ночью воровал овец 245, как позже об этом будет подробно рассказано.
Посланники оставались в этом городе Арсинге вплоть до четверга, пятнадцатого мая, и в тот день двинулись в путь. Дорога проходила по высоким безлесным горам; в тот день шел снег и было очень холодно. На ночь они устроились в [69] одном селении, под названием Хабега (Шах-Баг?) 246, здесь был небольшой замок и рядом протекала река. Дорога в тот день шла через высокие безлесные горы, но и там [встречалось] много засеянных полей, домов и селений.
На другой день, в субботу, ночевали в одном селении, называемом Пагаррикс, [рядом] там был высокий замок на вершине скалы. В этом селении два конца: один — армянский, а другой — турецкий. Говорили, что около года тому назад, когда Тамурбек проходил по этим местам, он отдал приказ разрушить армянские церкви, а армяне, чтобы их не трогали, отдали ему три тысячи асперов 247, а каждый аспер равен половине реала. Он же, взяв с них деньги, отдал приказ разрушить церкви.
В следующее воскресенье, в день Пятидесятницы, уехали оттуда и прибыли в селение, где был высокий замок на скале, принадлежащий городу Арсинге. В следующий понедельник ночевали в поле и дорога шла меж высоких безлесных гор, с которых стекало много ручьев, и росло [там] /27б/ много прекрасной травы как наверху, так и внизу. Эта земля принадлежала туркоманам (туркменам) 248, чьи владения простирались до этих мест, а они народ мавританского племени и обитают за турками. На следующий день выехали оттуда, и дорога в тот день была ровной и шла через луга и [места], обильные водой. Около полудня подъехали к городу, называемому Асерон (Эрзерум) 249; он держал сторону Тамурбека. Город располагался на равнине, имел мощную каменную стену с башнями, и в нем был замок. Город не очень населен, и там прекрасная церковь, так как ранее он принадлежал армянским христианам и в нем жило много армян. А был этот город лучшим и самым богатым в этих краях, и правителя его звали Субаил (Юсуф-Али) 250, который был из племени туркоманов.
На другой день, в четверг двадцать второго мая, выехали [из города] и устроились на ночлег в одном селении под названием Партир Джуан, владении города Ауники (Авник), сильного и независимого, хотя и принадлежащего армянам. А сеньор этой земли чакатайский вельможа по имени Тола-дайбек 251.
В следующую пятницу [посланники] приехали в селение под названием Исчу и остались там тот день, что прибыли, и следующий — субботу. В этом селении проживало много армян.
В следующее воскресенье заночевали в селении под названием Делуларкент (Дели-Баба) 252, что означает Поселение безумных. Те, что жили там, были мавры, [ведущие жизнь] отшельников, называемых кахихи 253. Многие мавры приходят к ним как на богомолье, н многих немощных они исцеляют. У них был старший, которому оказывали большие почести. Говорили, что он святой и что когда Тамурбек проходил этими землями, то посетил этого кахиха. Этим отшельникам подают много [70] милостыни, а их старший управляет этими селениями. И те из них, которые хотят быть правоверными и считаться святыми, бреют бороду и голову, раздеваются догола и [так] ходят по улицам, по солнцу и на холоде, и совершают трапезу также на улице. А одеваются они в самую рваную одежду, какую могут найти, и днем и ночью ходят, распевая под бубен. Над входом в их обитель укреплено знамя из черных шерстяных нитей, и вверху изображена луна, а у его древка воткнуты рога оленей, козлов и баранов — таков [их] обычай. Они крепят эти рога наверху своих жилищ, а когда идут по улицам, то несут их в руках.
В понедельник, двадцать шестого мая, [посланники] ушли оттуда и устроились на ночлег в поле, рядом с большой рекой, называемой Коррас (Аракс). Река большая и пересекает почти всю Армению. И путь их в тот день шел среди заснеженных гор, с которых стекало много ручьев.
На другой день, во вторник, переночевали в одном селении, называемом Науджуа (Наужуй) 254. Дорога в тот день пролегала берегом этой реки и была труднопроходимой и тяжелой. А в этой местности сеньором был один кахих, который оказал много почестей посланникам; здесь же жило /28а/ много армян.
На другой день, в среду, заночевали в одном селении, где был высокий замок на вершине скалы, а скала состояла из соли. И цепь таких соляных гор тянется на добрых полдня пути, и все люди, если хотят, берут эту соль и пользуются только ей.

КОММЕНТАРИИ

154. См. примеч. 83.
155. Шатоморан (Jean de Chateaumorand, 1342—1429) — французский государственный деятель. В 1390 г. принимал участие в крестовом походе против турок. После поражения при Никополе (1396 г.) был послан французским королем Карлом VI к Баязиду для урегулирования вопроса о пленных. Когда византийский император Мануил II Палеолог отправился в Западную Европу просить помощи в борьбе с турками, Шатоморан остался защищать Константинополь. См.: Брокгауз Ф., Эфрон И. Энциклопедический словарь. Т. 77. СПб., 1903, с. 203—204.
156. Церковь Влахернской Богоматери была воздвигнута Пульхерией Августой в царствование императора Маркиана (450—457). Юстиниан пристроил к церкви две арки — южную и северную, и храм обрел крестовидную форму. См.: Очерки Константинополя, с. 73.
157. См. примеч. 133.
158. Кисея.
159. Креп.
160. Монастырь Христа Вседержителя (Пантократора) в Константинополе был выстроен при императоре Иоанне II Комнине (1118—1143) его супругой Ириной Венгерской. В нем находилось до 700 монахов (Очерки Константинополя, с. 24; Кондаков Н. Византийские церкви и памятники Константинополя, с. 73, 79, 95).
161. Храм Пресвятой Богородицы Одигитрин («Указующей путь») построен при императоре Марсиане (450—457). Он был небольшим и скорее напоминал часовню. См.: Кондаков Н. Византийские церкви и памятники Константинополя, с. 14 и сл.
162. В храме находилась чудотворная икона богоматери, по преданию, на писанная святым Лукой. Эту икону якобы привезла из Иерусалима Евдокия, супруга императора Феодосия II (408—450). Поскольку храм Одигитрии был небольшим, то на страстной неделе икону богоматери переносили во Влахернскую церковь или в императорский дворец. См.: Кондаков Н. Византийские церкви и памятники Константинополя, с. 16, 106.
163. Андроник IV Палеолог (1376—1379), отец Иоанна VII, соправителя Мануила II Палеолога, императора Византии. См.: История Византин, с. 383.
164. Искаженная форма от греческого «господин Мануил» — император византийский Мануил II Палеолог (1391—1425). См.: История Византин, с. 383.
165. См. примеч. 103.
166. Речь идет о сговоре Андроника IV, сына Иоанна V, с сыном султана Мурада I Санджи. В 1373 г., воспользовавшись тем, что Мурад I и император Константинополя Иоанн V были заняты войной в Малой Азии, два мятежных принца — Андроник и Санджи Челеби подняли восстание против своих отцов. Мурад I быстро подавил мятеж и ослепил своего сына. Иоанн V также ослепил сына Андроника, но не полностью, вскоре он бежал из темницы в башне Анемы (уцелевшей в развалинах Влахернского дворца) и скрылся в Галате под покровительством генуэзцев (История Византии, с. 165; Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 753).
167. В данном случае Клавихо называет Димитрием все того же Иоанна VII, сына Андроника IV, соправителя Мануила II Палеолога (История Византии, с. 170). Правда, пятого сына Мануила II звали Димитрием, но он только после смерти отца включился в династическую борьбу за престол при поддержке турок (Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 775).
168. Вероятно, Бин Бир Дирек — колодец «Тысяча и одна колонна», известный ранее как цистерна Филоксена; создан в VI в. в царствование Юстиниана, располагался на юго-востоке от ипподрома; на самом деле в нем было всего 256 колонн. См.: Очерки Константинополя, с. 128.
169. Предместье Константинополя, где находился торговый представитель Генуи (Умников И.И. Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 183).
170. Бухта Золотой Рог.
171. Искаженная форма греческого «истимполи» (?????????????) — «к городу», откуда тюркизированное название Константинополя — Истанбул, встречающееся уже с XIII в. у восточных авторов. См.: Петрушевский И.П. Комментарий географический и исторический, с. 188.
172. Скутари (древний Хризополис), позже предместье Константинополя на малоазиатском берегу Босфора. См. карту: Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 801.
173. Клавихо не вполне точен. Пера находилась рядом с Галатой. Генуэзцы закрепили свои права на Галату как поместье при императоре Михаиле VIII Палеологе в 1261 г., в результате заключения Нимфейского договора, что положило начало господству Генуи на Черном море. В 1301 г. Генуя воспользовалась конфликтом Венеции и Византии и добилась согласия Андроника II (1282—1328) на укрепление Галаты, и вскоре там вырос богатый генуэзский город-крепость, обнесенный мощными стенами с башнями и бойницами (История Византии, с. 70, 76, 90). В Пере генуэзцы обосновались несколько позднее.
174.Монастырь св. Павла в Пере был построен в царствование императора Феодосия Младшего (408—450), когда в византийской столице появилось много монахов (Кондаков Н. Византийские церкви и памятники Константинополя,
с. 12).
175. Монастырь св. Франциска принадлежал католикам (Очерки Константинополя, с. 82).
176. В монастыре св. Франциска в Пере похоронен граф Филипп Д’Артуа, коннетабль Франции, взятый в плен во время битвы при Никополе (1396 г.) и умерший в 1397 г. См.: Larousse P. Grand Dictionnaire Universel, vol. 12, с. 815.
177. «Великим морем» (Mar Mayor) европейские путешественники (Книга Марко Поло, с. 227) иногда называли Черное море.
178. При выходе из Босфора в Черное море сохранились развалины каких-то замков.
179. Остров в бухте Кефкен на Черном море у побережья Малой Азии.
180. «Танским морем» в средние века называли Азовское море по имени венецианской колонии Тана, расположенной в устье Дона и являвшейся крупным центром итальянской торговли. В арабских и персидских источниках Тана упоминается под именем Азак. В 1395 г. Тана была разорена Тимуром и, видимо, уже не была восстановлена в прежних границах, так как младший современник Клавихо Иосафат Барбаро, совершивший путешествие в Тану в 1436 г., сообщает о большом количестве заброшенных валов и рвов. После ухода полчищ Тимура венецианцы вновь вернулись в город и спешно возвели новые укрепления против кочевников. Новые укрепления были возведены внутри старых, так что город сузил свои границы. См.: Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 746; Скржинская Е.Ч. Барбаро и Контарини о России. Л., 1971, с. 143, 170—173, примеч. 56; Иоанн де Галонифонтибус. Сведения о народах Кавказа. Баку, 1980, с. 33, примеч. 55.
181. Керпе — порт на малоазийском берегу Черного моря.
182. Верное свидетельство. Видимо, мореходам, плававшим в Черном море, издавна было известно, что в нем существует основное замкнутое кольцо течения, идущее в 2—5 милях от берега против часовой стрелки, и несколько соединительных струй между отдельными частями основного кольца. Средняя скорость течения равна 0,5—1,2 узла, а при сильном ветре — 2—4 узла. См.: Лоция Черного моря. Л., 1954. с. 18.
183. Древняя Феодосия, генуэзская колония в Крыму. В 1266 г. генуэзцы купили у татар Золотой Орды место, где находилась запустевшая с VIII в. Феодосия, и основали здесь свою знаменитую колонию Кафу (Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 745). Современник Клавихо, архиепископ Султании Иоанн де Галонифонтибус писал о Кафе, что там собирались купцы со всех сторон мира, говорившие на 35 восточных языках. Кроме того, там было много генуэзцев-ремесленников (Иоанн де Галонифонтибус. Сведения о народах Кавказа, с. 14).
184. Шереф ад-дин Йезди сообщает о зимовке Тимура в Карабаге в 1401 г., накануне выступления против Золотой Орды (Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 2. М.—Л., 1941, с. 188). См. примеч. 86.
185. Искаженная форма «Бендер Эрегли» («Гавань Геракла») — древняя Гераклея Понтийская, основанная в IV в. до н.э. Клеархом, греком-наемником в войске персидских царей Артаксеркса II Мнемона (V—IV вв. до н.э.) и Артаксеркса III Оха (IV в. до н.э.). Династия Клеарха пережила не только персидское владычество, но и Александра Македонского (Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М.—Л., 1950, с. 40).
186. См. примеч. 120.
187. Клавихо дает неправильную этимологию. Понт — древнее название Черного моря, а Ракия — искаженная форма имени Геракла.
188. Древний Парфениус (Parthenius) — р. Ордеири в Малой Азии, впадающая в Черное море. Ле Стрэндж называет эту реку Вартан (Le Strange G. Clavijo. Embassy to Tamerlane, с. 105).
189. Амис (совр. Амасра) — приморская крепость и торговая пристань на Черном море (Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 33 и сл.).
190. Одноименный мыс на южном побережье Черного моря.
191. Так этого вельможу называют И.И. Срезневский и Ле Стрэндж. См.: Срезневский И. И. Клавихо. Дневник путешествия ко двору Тимура, с. 397; Le Strange G. Clavijo. Embassy to Tamerlane, с. 107.
192. В средние века так назывались земли, прежде входившие в состав Римской империи.
193. Город уже в XIII в. отделился от Трапезундской империи (Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 33).
194. Порт на Черном море между Синопой (Синопом) и Самсуном.
195. Турецкая колония, основанная в начале XIII в., вблизи Амиса (Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 33).
196. См. примеч. 117.
197. Знаменитые кузницы на Понте близ Синопы, известные со времен античности (Страбон, XV, 549).
198. Область крепости Лимнии (совр. Пулеман), где с конца XIV в. утвердились турки (Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 118, 123).
199. Видимо, Керасунт (совр. Гиресун) — город-крепость и порт на Черном море, в древности здесь были знаменитые вишневые сады (Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 32, 89).
200. Триполь (совр. Тиреболу) — город-крепость на Черном море между Керасунтом и Трапезундом (Успенский•Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 32, 89).
201. Гавань на Черном морс западнее Трапезунда (Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 118).
202. По народной этимологии «господин Маноли» — император Трапезунда Мануил III Комнин (1390—1417). См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 114—117. См. также примеч. 161
203. Алексей IV (1417—1446), сын трапезундского императора Мануила III Комнина, наследовавший престол после отца. См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 126.
204. Греч, ???????? — царь.
205. В XIV в. трапезундские монархи обращали основное внимание на поощрение транзитной торговли. После захвата египтянами Сирии неизмеримо возросло значение торговых путей от Трапезунда через Армению и Персию до Индии, а также прибрежной торговли с Кавказом и Крымом. Несмотря на грабежи Белой Орды и генуэзцев, доходы трапезундского императора были значительны благодаря таможенным пошлинам и еще в начале XV в. достигали 700 тыс. дукатов, равняясь доходам английского короля того времени. Победа Тимура при Анкаре обезопасила Мануила III от Баязида, но заставила его признать зависимость от эмира Средней Азии. См.: Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 741—743; он же. очерки из истории Трапезунтской империи, с. 117.
206. Мануил III Комнин был женат дважды. Первой его женой была Евдокия Грузинская (мать будущего императора Алексея IV), а второй — Анна Филантропина из Константинополя. См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 121.
207. Греч, ????????????? — «юноша», «отрок». (Судя по контексту, в данном месте сочинения Клавихо слово «горчи» — это все же известное тюркское слово «курчи» — «оруженосец», «гвардеец». — Примеч. Ред)
208. Автор ошибается. Протовестириат — титул в Трапезундской империи, означающий придворного гардеробмейстера. См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 88, 113..
209 Алексея IV подозревали в причастности к убийству его отца Мануила III. См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с 121
210. Золотая старинная испанская монета (dobla de oro), равная четырем серебряным пиастрам (Петрушевский Ф.И. Общая метрология. СПб., 1849, с. 295, 298).
211. Видимо, смысловая ошибка в тексте, так как выходит, что священники всю жизнь проводят в церкви.
212. Древний Пекситис — р. Дермен-дере, впадающая в Черное море восточнее Трапезунда. См.: Успенский Ф.И Очерки из истории Трапезунтской империи. с. 9, 11.
213. Царский замок Палеомацука в военном округе Мацука, хорошо известен по земельным актам Завулонского монастыря. См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 119.
214. Крепость расположена на отвесной скале. См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 119.
215. Дословно «господин Лев» Кабасит; он занимал пост дуки Халдеи и великого доместика, т.е. главнокомандующего военными силами Трапезундской империи. Кабаситы Халдейские — местный правящий род в Трапезунде. Мануил III правил непосредственно лишь городами и личными богатыми поместьями. В остальной части небольшой его страны (империя Мануила Комнина простиралась на 70 часов пути вдоль берега и на 1—2 дня пути в сторону гор) почти независимо правили могущественные архонты, среди которых выделялся туземный род Кабаситов Халдейских, пришлых Мелиссинов, грузинские князья и тюркские беи, породнившиеся с Комнинами Южные области по направлению к Эрзеруму, защищенные горами и крепостями, находились во владении Кабаситов, издавна имевших особое положение. См.: Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 744; он же. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 117—119.
216. Замок-крепость (Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 119—120).
217. Ф.И. Успенский считает, что речь идет об Аргирокастре (совр. Гюмушхан), где, видимо, находилась резиденция дуки Халдеи. См.: Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 120, примеч. 1.
218. Во фразе неправильное употребление единственного и множественного числа, некоторое нарушение смысла.
219. О сложности перехода караванов между Трапезундом и Эрзинджаном для сельджукидского времени пишет В.А. Гордлевский, указывающий, что вассалы трапезундского императора, начальники уделов, устроившиеся в горах и неприступных замках, открыто заявляли, что живут поборами с проезжающих (Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии, с. 119).
220. См. примеч. 115.
221. Возможно, род Чапанлы. См.: Срезневский И.И. Клавихо. Дневник путешествия ко двору Тимура, с. 417. В.А. Гордлевский, однако, полагает, что в данном сообщении Клавихо речь идет о представителях огузского племени чепни. См.: Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии, с. 99.
222. Тимур принадлежал к роду барлас. См. также примеч. 379.
223. Сутими (сетуни) — шелковая китайская ткань из г. Цюаньчжоу. У Марко Поло — «заитан», у арабских авторов — «зейтун». См.: Книга Марко Поло. М., 1955, с. 25. 166.
224. Воины Тимура так же, как и монгольские воины, носили косы (Бартольд В. В. Улугбек и его время, с. 53).
225. Эмир Тахартен, или Тахерт, подчинился Тимуру в 1387 г. См.: Умников И. И Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 180.
226. См.: Le Strange G. Clavijo. Embassy to Tamerlane, с. 125.
227. Река Евфрат берет начало в Турции — один исток на горе Арадаг (Восточный Евфрат), другой, Карасу (Западный Евфрат), берет начало в горах западнее Эрзерума. У Клавихо Евфрат берет начало в «Параисе». Видимо, здесь следует видеть у автора отголосок античных воззрений, по которым Тавр (Кавказ) по всей длине отделял Европу от Азии, где Гиндукуш (Парапамис) являлся продолжением Кавказа и доходил на Востоке до Индийского моря (Страбон, XI, 510, 519) Испанское «Параис» весьма созвучно античному «Парапамис». Горы, составляющие водораздел между Герирудом и системой Мургаба, были известны в древности под названием Парапамис; это название часто упоминается и в современной географии. Горы Северо-Западного Афганистана, известные грекам как «Парапамис», составляют водораздел между бассейнами Амударьи и Инда. См.: Бартольд В.В. Историко-географический обзор Ирана, с. 71; он же. Иран. Исторический обзор. — Сочинения. Т. 7. М., 1971, с. 259.
228. Себастия — античное название Сиваса, богатейшего города и центра торговых путей Малой Азии, лежавшего на большой караванной дороге Султания — Тебриз — Конья и разрушенного Тимуром в 1400 г., где, по Шереф ад-дину Йезди (II, 269), было закопано заживо 4 тыс. пленных воинов (Бартольд В.В. Улугбек и его время, с. 60). Здесь в пору расцвета, по свидетельству византийского автора XV в. Халкондила, было 120 тыс. жителей (Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии, с. 125).
229. Как явствует из данного сообщения Клавихо, в начале XV в. один «еспер» равнялся половине серебряного испанского реала. «Еспер» Клавихо — это, конечно, серебряная монета аспр, распространенная в Трапезундской империи (1204—1461), а также во владениях рыцарского ордена госпитальеров, в генуэзских колониях и др. Трапезундский аспр первоначально весил 2,9 г, позднее 1,1 г. В Турции аспр назывался акча (или ахча). Акчи были введены в обращение при султане Орхане в 1328—1329 гг. Первоначально акча весила 1,2 г и была равна приблизительно 1/2 аспра во времена правления трапезундского императора Алексея II. ля Анатолии первой половины XV в. Брокьер определяет стоимость 50акча в один венецианский дукат. См.: Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии, с. 122; Зварич В.В. Нумизматический словарь. Львов, 1980, с. 9, 17—18. О серебряном испанском реале см.: Петрушевский Ф.И. Общая метрология, с. 294; Зварич В. В. Нумизматический словарь, с. 105, 141.
230. Крепость Кемаха, или Камаха, на Евфрате в 38 км от Эрзинджана. См.: ЕI2, vol. 2, с. 897; Умняков И.И. Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 181; Успенский Ф.И. Очерки из истории Трапезунтской империи, с. 90.
231. В 1399 г. султан Баязид I захватил Эрзинджан, правитель которого Тахерт (с 1387 г.) был вассалом Тимура; прочие низложенные Баязидом эмиры уговаривали Тимура расправиться с султаном. После этого последовал обмен письмами между Тимуром и Баязидом. См.: Умняков И.И. Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 180—181.
232. На требование Тимура весной 1402 г. сдать ему крепость Кемаху вблизи Эрзинджана султан Баязид долго не отвечал, и только после захвата крепости и ухода войска к Сивасу пришел оскорбительный ответ султана (о чем сообщает Ибн Арабшах, II, 196), в котором последний угрожал Тимуру бесчестьем гарема. См.: Умняков И.И. Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 182.
233. См. примеч. 86, 184.
234. Рассказ Клавихо подтверждается свидетельством Шереф ад-дина Йезди (I, 360) о погребении заживо 2 тыс. пленных защитников города. См.: Бартольд В.В. Улугбек и его время, с. 60.
235. Клавихо ошибается. Тимур вел борьбу с туркменским племенем каракоюнлу («чернобаранные») и их представителем Кара-Юсуфом в горах Северной Месопотамии и Армении. Племена ак-коюнлу («белобаранные») были союзниками Тимура. См.: Петрушевский И.П. Государства Азербайджана в XV в., с. 167; Умняков И.И. Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 180. См. также примеч. 333.
236. Возможно, это Алатаг — летовка монгольских ханов в Армении, где был дворец хана Аргуна (Бартольд В.В. Историко-географический обзор Ирана,с. 206).
237. Малая Армения, территория которой у Марко Поло (в версии Рамузио) простирается на юге до Палестины, на севере до туркоманов, на северо-востоке до Кесарии, на западе — до моря. Столицей Малой Армении В. В. Бартольд называет город Сие (Книга Марко Поло, с. 247—248). См также примеч. 14.
237. Известно письмо Тимура к Иоанну VII, соправителю Мануила II Палеолога, который в это время (весна 1402 г.) находился в Западной Европе, прося помощи в борьбе против турок. Константинополь и Трапезунд должны были выставить по двадцать галер для нападения на османское побережье. Это письмо, написанное по-персидски, сохранилось только в итальянском переводе. Итальянский историк Марино Санудо (XV—XVI вв.) поместил его в своем труде «Vitae ducum Venetorum» (1421 —1493). См.: Умняков И.И. Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 184; История Самарканда. Т. 1. Таш., 1969. с. 175—176.
239. Неоднократно приближавшийся и вновь отступавший Тимур внезапно покончил с Баязидом одним ударом под Анкарой (1402 г.) и, пройдя до Смирны (Измир), возвратился в Среднюю Азию. См.: Успенский Ф.И. История Византийской империи, с. 744.
240. После Анкарской битвы Мануил Трапезундский открыто помогал разбитым туркам. Видимо, так же действовали и генуэзцы. См.: Умняков И.И. Международные отношения Средней Азии в начале XV в., с. 185.
241. См. примеч. 103.
242. Сербский король Лазар (1372—1389) начал войну с турками. В битве на Косовом поле (1389 г.), где сошлись два огромных войска, причем турецкое по численности в полтора-два раза превосходило сербское, Лазар был убит, так же как и султан Мурад I, отец Баязида I. Мурад был убит не королем Лазаром, а сербским воином Милошем Обиличем. См.: Всемирная история, с. 748; История Византии, с. 167.
243. Имеется в виду сербский князь Стефан (1389—1427), сын Лазара, правивший в качестве турецкого вассала и оказавший помощь Турции в борьбе с Болгарией, Боснией, Валахией, Венгрией у Никополя (1396 г.), где христианское войско под началом венгерского короля Сигизмунда потерпело поражение. См.: Всемирная история, с. 749 и сл.
244. Вероятно, Клавихо путает собственное имя султана Мурада (1360—1389) с арабским титулом «амир», т.е. эмир.
245. В 1362 г. Тимур и внук Казагана эмир Хусейн во главе отряда в тысячу человек сражались в Систане по просьбе одного из его владетелей. Там Тимур получил ранения стрелами в правую руку и ногу, от чего потом всю жизнь страдал. А.Ю. Якубовский отмечает сходство свидетельств Никоновской летописи, рассказа Ибн Арабшаха и Клавихо, которые, по его мнению, восходят к устной традиции, бытовавшей в народе. Вскрытие погребения Тимура (1941 г.) и обследование сохранившегося скелета эмира Средней Азии антропологом М. Герасимовым показало, что кости правой руки срослись в локте и были неподвижны, так же как и коленный сустав правой ноги. Специалисты полагают, что Тимур был болен костным туберкулезом; пальцы на руках были все, и только указательный правой руки был изуродован. См.: Бартольд В.В. Улугбек и его время, с. 41; Якубовский А.Ю. Тимур, с. 54—55; Герасимов М.М. Портрет Тамерлана. — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры Академии наук СССР. 1947, т. 17, с. 15 — 16.
246. Ле Стрэндж вслед за Н.В. Ханыковым полагает, что«Хабега» Клавихо — искаженная форма названия Шах-Баг. См.: Хлчихов Н.В. Иран. СПб., 1874, с, 587; Le Strange G. Clavijo. Embassy to Tamerlane, с. !39.
247. См. примеч. 229.
248. Кочевые тюркские племена, утвердившиеся в Передней Азии. См.: Бартольд В.В. Туркмены. — Сочинения. Т 5. М., 1968, с. 572—573.
249. См. примеч. 16.
250. См.: Ханыков Н.В. Иран, с. 150; Le Strange G. Clavijo. Embassy to Tamerlane, с. 139.
251. Шереф ад-дин Йезди (IV, 151) называет его Дуладай-бек, Н.В. Ханыков — Толды-бек (Иран, с. 587).
252. См.: Ханыков H В. Иран, с. 587; Le Strange G. Clavijo. Embassy to Tamerlane, с. 351.
253. Дервиши. Клавихо употребляет слово caxix, заимствованное португальцами из персидского, в котором оно обозначало христианского монаха (и в португальском, и в персидском оно произносится как «кашиш»), — христианские путешественники называли так мусульманских духовных лиц. См.: Магидович И.П. Комментарий к «Книге Марко Поло», с. 258. (И.П. Магидович ошибочно называет вместо персидского арабский язык.)
254. Hayжуй (Naw Juy). См.: Ханыков Н.В. Иран, с. 588; Le Strange G. Clavijo. Embassy to Tamerlane, с. 140.

хдк

Оставьте комментарий