САМУЮ свою массивную записную книжку Анна Ахматова называла «книгой жизни» — не в высокопарном смысле, а скорее с легкой иронией: в этих картонных блокнотах, скрепленных металлической проволокой, или в простых школьных тетрадях (а их в настоящем издании представлено 23) -именно вся жизнь поэта, возвышенная и «когда б вы знали, из какого сора» (пенсия… подстрочники… Пушкиниана… ответить на письма… 7-й том Вяземского… купить чулки и перчатки… черновики, наброски, мемуары… записи сновидений и ночных кошмаров…). Жизнь: окрыленная и будничная, нищенская и царственная, рабочая и праздная.

Конечно, добрая половина объединенных в этой книге материалов внимательному читателю известны — они разбросаны по многочисленным публикациям и исследованиям, которые в последние годы составили колоссальную ахматовиану. Надо сказать, что интерес не только (и не столько) к текстам гениального поэта, но и к ее в первую очередь бытийному мифу не просто не слабеет, но ширится, исполняясь все большего полемизма. Диапазон мифотворчества огромен — от благоговейно-добросовестного Лосиевского до геростратистого Жолковского.

Кстати, сама Ахматова с чрезвычайной настороженностью относилась к литературным мифам, зачастую давая им свое жанровое определение -сплетня.

Внимательно читая эти записи последних лет Анны Ахматовой, впервые собранные вместе, читатель обнаружит массу ключей и «развязок» к важнейшим точкам этой творческой биографии, где «одна загадка наступает на пятки другой». Здесь — ценнейшие штрихи к характеристике акмеизма. Здесь — непрестанная связь с Николаем Гумилевым и уточнение его поэтической уникальности, которую и современники, и литературные потомки, по ревностному убеждению Ахматовой, восприняли упрощенно и искаженно. Здесь — мучительные и скупые признанья относительно любви-вражды с сыном Львом. Здесь — бесчисленные коррективы к «Поэме без героя».

Точные и проницательно-сжатые характеристики современников: Мария Петровых, Лозинский, Зенкевич. Пейзажи вразброс: «Зелень мощная, шумная». Путевые заметки -Рим. Вечный груз гордыни и изгойства: «Страшный сон. Даже проснулась. Меня выселяли откуда-то, и это делал кто-то, кого я когда-то любила…» — напишет она с молодой мукой за несколько месяцев до смерти.

А году в 1907-м Николай Гумилев прислал ей в Севастополь «Цветы зла» Бодлера с удивительной надписью: «Лебедю из лебедей — путь к его озеру».

Путь оказался долгим и исполненным такого напряжения, что «озера» не получилось. «Меня, как реку, суровая эпоха повернула. Мне подменили жизнь…»

В 1963 году Ахматова записывает в блокноте: «Мне кажется, мы еще в одном очень виноваты перед Пушкиным. Мы почти перестали слышать его человеческий голос в его божественных стихах».

В таком случае не виноваты ли мы и перед Ахматовой?

Ахматовские записные книжки — они этот «человеческий голос», который мы, бывает, не вполне слышим в божественных стихах и небожественных трактовках, — очищают, восстанавливают и доносят до читателя в полном, насыщенном, живом объеме.