Свою надпись в честь Кюль-тегина Йоллыг тегин завершает следующими словами: (14 строка второй стороны памятника в честь Куль тегина) Тот, кто надписал все надписи — я, (принц) Йоллыг тегин, племянник Культегина. Сев двадцать дней Я, (принц) Йоллугтегин, написал все эти надписи на этом камне. Для сыновей и родственников, чтобы оплакивать. Благословите. Вы скончались (lit.: ‘улетели’), пока Тенгри не даст Вам жизнь снова…

НАДПИСИ В ЧЕСТЬ ГЕРОЕВ
Ия Стеблева, доктор филологических наук

Перед вами одно из первых произведений древнетюркской литературы «Малая надпись в честь Кюль-Тегина». Сложный путь прошло оно, прежде чем предстало нашему взору; потребовалось долгое изучение, расшифровка древнетюркской письменности, реконструкция текстов, осуществление научного перевода, наконец, сложная работа поэта-переводчика по передаче по-русски поэтического своеобразия древнего текста,

«Малая надпись» входит в комплекс погребальных сооружений, который расположен в урочище Кошоцайдам на берегу Кокшин-Орхона в 400 км западнее г.Улан-Блтора. Малая надпись представляет собой надпись на каменной стеле, которая входит в погребальный комплекс Кюль-Тегина и его жены. Стела имеет форму усеченной пирамиды, высотой более трех метров и расположена на спине огромной мраморной черепахи, которая стоит неподалеку от входя в храм. На стеле высечены рунические тексты — Малая и Большая надпись в честь Кюль-Тегина и надпись на китайском языке.

«Малая надпись» посвящена описанию событий со времени возникновения Тюркского каганата (сер. VI в.), которое представлено в надписи как идеализированное прошлое тюркского народа. и но первую треть VIII века. Это — история становления и укрепления Восточно-тюркского каганата, освобождения тюрков от китайского ига и военных походов, предпринятых правящим каганом и его братом полководцем Кюль-Тегином. Интересно здесь то, что описание исторических событий не является единственной целью автора, история служит только фоном для создания образов героев тюркского народа и их прославления, Исторические личности, реально существовавшие — правители и военачальники, — идеализируются, изображаются как легендарные герои.

Текст этот является принадлежностью уже письменной литературы, поскольку нам известен автор. Малую надпись создал родственник правящего дома Йолыг-Тегин (Йоллыг-тегин Ижань-хан). В истории тюркских литератур он является первым из известных современной науке автором художественного произведения. Он стремился внушить своим современникам и потомкам мысль о необходимости прочного единства тюркского государства, осуждал мятежи и междоусобицу. Верность идеалам предков, [242] верность и повиновение беков и народа кагану является основной идеей орхонских сочинений.

Сегодня изучением рунического письма продолжают заниматься лингвисты, историки, специалисты по палеографии, по истории религии и морфологии, начато также их изучение литературоведами.

В последующих номерах журнала будет продолжена публикация произведений древних тюрков, относящихся к VIII-XII векам, Хотелось, чтобы читатели, познакомившись с ними, ощутили дыхание далеких времен, узнали мысли и чувства тех людей, поняли бы и полюбили поэтов, для которых важными были такие общечеловеческие понятия, как жизнь и смерть, свобода, родина, дом, любовь, потомство, — все то, что на исходе XX столетия волнует и нас.

(В публикации использованы материалы из сборника «Поэзия древних тюрков». М.: Раритет, 1993)

КАК ЗАГОВОРИЛИ ДРЕВНЕТЮРКСКИЕ ПАМЯТНИКИ

Рано или поздно, но должен был появиться человек, который смог бы расшифровать надписи, сделанные на сибирских камнях. «И такой человек, к счастью, нашелся.

Правда, сперва никто и не придал значения его тонюсенькому (всего несколько страничек!) докладу, который он представил Датскому королевскому научному обществу. Доклад был подписан именем, ничего не говорящим археологическому миру, – какой-то В.Томсен, профессор кафедры сравнительного языкознания Копенгагенского университета.

Случилось это 15 декабря 1893 года –
дата второго рождения тюрок!

Первое слово, которое прочел датский профессор Вильгельм Томсен, было «Тенгри». Божественное предзнаменование! Оно первым вышло из молчавшего камня.

Ученый не знал, что означало это непонятное ему слово, лишь позже из текста он догадался, что речь идет о «Небе», о «Боге небесном».

Так оно и было. Великий Тенгри открыл в XIX веке древнетюркскую письменность, которой, как считалось, не было, но которая во II веке ушла с Алтая в Европу и там пропала вместе с кипчаками.

Прочитанный Томсеном язык принадлежал народу, который китайцы называли «ту-кюэ». Чистейший тюркский язык, диалект, намного более древний, чем все известные до того тюркские диалекты.

После этого открытия датчанин Томсен стал выдающимся знатоком тюркских диалектов, вскоре он мог свободно читать, писать и говорить на языке Аттилы. Стараниями профессора из Копенгагена кипчакский алфавит был вырван из цепких лап забвения. Стало ясно: открыта уникальная, почти неизвестная культура, носителями которой были «гунны», «варвары», «геты» и т.д. – словом, тюрки-кипчаки. Скрывать их культуру дальше было уже невозможно.

Прошло три года. Вышла книга ученого, где за лаконичным названием «Дешифрованные орхонские надписи» скрывался ключ к прочтению древних кипчакских текстов. В книге был опубликован не только полный алфавит, но и комментированный перевод всех известных тогда надписей. Это по сути был первый и единственный в мире учебник грамматики кипчакского языка.

Сомнений уже не было (и более поздние исследования подтвердили), что на территории Южной Сибири за пять веков до новой эры существовала величественная империя тюрок.

Итак, в XIX веке мир узнал, что в каменных посланиях хотели передать предки своим потомкам. Камни заговорили. Заговорила молчавшая веками истинная история степняков». Продолжение темы.

«Тексты, открывшиеся Томсену, были различны по возрасту и по содержанию. Какие-то памятники относились к периоду, предшествовавшему Великому переселе-нию народов. Но лучше сохранились надписи более позднего времени.

Их язык и выразительность фраз не оставляют равнодушным: «Обращается ли надменно к своему народу или горько скорбит о смерти брата правитель Бильге-каган, упивается ли своим величием старый хан Тоньюкук, не преминувший указать на своем надгробии, какое несчастье обрушилось бы на народ тюрок, если бы не было на свете его, мудрого Тоньюкука», – все эти высказывания близки нам, потомкам тех людей, ибо они восходят к корням нашего народа».*

Анатолий Преловский отмечает: «Видимо, тогда, в начале VIII века нашей эры, верховному правителю тюрок Бильге-кагану необходимо было не только почтить память любимого младшего брата Кюль-тегина, но высечь
на камне летопись своего каганата, а также заветы – как тюркам жить дальше во Вселенной, как общежительствовать с Китаем, как сохраниться в бесконечных битвах и трудах. Несомненно, сам текст надписей рассчитан на то, чтобы его прочли все и каждый, кто случится в отюкентской степи: грамотность, надо полагать, была в древнетюркском обществе весьма распространена».** Продолжение темы.

*Мурад Аджи. Полынь Половецкого Поля. – Москва: Пик-Контекст, 1994. – C. 151.
**Большая надпись в честь Кюль-тегина (Перевод и предисловие А.Преловского) //Звезда Востока. – 1991. – №6. – С. 107.

БОЛЬШАЯ НАДПИСЬ В ЧЕСТЬ КЮЛЬ-ТЕГИНА
Перевод Анатолия Преловского
Журнал «Звезда Востока», 1991 – №6

ОТ ПЕРВОДЧИКА

Нашему современнику, приступая к знакомству со столь древними текстами, приходится делать некоторое усилие. Но, обрашаясь к временам и собмтиям, весьма от нас отдаленнмм, мм скоро оправдаем это усилие, испытывая духоподъемное чувство приобшения к большой истории, эстетическое наслаждение.

В ту доисламскую, добуддийскую, дочингисхановскую эпоху многочисленнме родоплеменнме (эль) и государственнме (каганат) объединения тюрков располагались не на нынешних пространствах, а в гораздо более широком ареале, продвинутом на северо-и юго-восток.

Быт и мышление этих кочевников были суровы и предельно конкретно приближены к природе, в то же время ее и одухотворяя, обожествляя. Поклонялись древние тюрки Небу и Земле как верховнмм божествам, а также земным олицетворениям мужского (Кудай) и женского (Умай) начал, Огню и прочим многочисленным в своей значимости и функциональности силам.

План и профиль раскопа памятника в честь Кюль-тегина.

Но и тогда у них, как и у всех народов мира во все времена, главной проблемой бмтия являлось — как жить, как общежительствовать с ближними и дальними сородичами, с соседними этносами, в частности, с древнекитайским (называемым тогда табгачами)? Поэзия древних тюрков, конечно, прежде всего — ратная поэзия. Однако, взаимно враждуя, они искали и находили нередко пути к согласию, будучи не глупее нас, впитавших знание и обшественный опыт многих веков и народов.

…Можно представить ошеломительность события, если бы в наше время было обнаружено нечто вроде «Илиады», но не в позднейшем списке, а в оригинале, да еще «старше» на три века. Что-то похожее произошло: в тюркологии — в древне-тюрской литературе.

В свое время — более двенадцати веков назад!— это, наверное, бмло значительное сооружение — мемориальнмй комплекс, как сказали бы сейчас. Каменный храм со статуей Героя внутри, со стенами, украшенными снаружи лепными масками драконов, внутри — орнаментами и фресками, посвященными подвигам Героя. Монолитная трехметровая стела, установленная на мраморном изваянии черепахи. У входа на плошадку с погребальными сооружениями стояли балбалы, каменные изображения или просто камни —символы воинов, которых Герой лично одолел в ратных единоборствах.

Все это было возведено среди других могильников в долине Кокшин-Орхон,левого притока Селенги — на территории Северной Монголии, но в центре древнетюркской ойкумены, откуда военные, кочевые и караванные дороги шли в «четыре угла»— на все стороны света: от Желтого моря до Каспия, от Хуанхэ до Иртыша и Сырдарьи.

На стеле были высечены не дублирующие друг друга надписи на двух языках: китайском и древнетюркском. Вторая оказалась удивительной, так как была вьполнена письменами, которые позже получат научное название: орхоно-енисейская руническая письменность.

Видимо, тогда, в начале VIII века нашей эры, верховному правителю тюрков Бильге-кагану необходимо было не только почтить память любимого младшего брата Кюль-тегина, но и высечь на камне летопись своего каганата, а также заветы — как тюркам жить дальше во Вселенной, как общежительствовать с Китаем, как сохраниться в бесконечных битвах и трудах. Несомненно, сам текст надписей рассчитан на то, чтобы его прочли все и каждый, кто случится в отюкентской степи: грамотность, надо полагать, была в древнетюркском обшестве весьма распространена.

Когда Н. М. Ядринцев в 1890 году открывал для науки эти могильники, храм был уже, конечно, разрушен до основания, статуя разбита, стела повержена, лишь черепаха с прорезью на спине высилась среди травы и полуразбитых балбалов, безучастно глядя в небо. Так вроде бы проходит земная слава… Так, да не совсем: письмена на стеле в честь Кюль-тегина сохранились почти в целости! И вряд ли тогда знал и думал Н. М. Ядринцев, что обнаружил не очередную надгробную надпись, пусть и ханскую — невероятных для обычной эпитафии размеров, — но начала великой древнетюркской литературы.

Именно с этой монументальной находки отечественная, мировая тюркология обретает второе дыхание. Ею, наряду с предшествующей и последующей малой древнетюркской эпиграфикой, занимались и занимаются выдающиеся востоковеды. Казалось бы, чего ждать еще?..

В 1965 году малотиражной книгой, появившейся в издательстве «Наука»,— «Поэзия древних тюрков VIII—XI веков» И. В. Стеблевой — устоявшийся взгляд ученых на древнетюркские надписи как на ценнейшие тексты, но не имеющие отношения к литературе, был неожиданно и блистательно опровергнут.

И. В. Стеблева впервме прочла затейливую вязь и знаки древних рунических строк — как систему строфем, как поэтическое произведение. Таким образом и начало древнетюркской литературм было отодвинуто «назад» от общепринятого — на три века. И назван первым в ряду древнетюркских поэтов Йолыг-тегин, племянник обоих братьев: он «надпись составлял и письмена писал», что также засвидетельствовано на стеле.

Научное открытые И. В. Стеблевой убедило меня сразу и начисто: это— не проза, это— поэзия! Ритмический строй, система образов, поэтические формулы, сам образ поэтического мышления,— все было так близко, так знакомо по изустному эпосу сибирских тюрков, что не заняться «Кюль-тегином» было абсолютно невозможно.

Главное, что, кроме самой поэзии, поразило меня,— это отдаленная, но все же родственность с русским древним памятником — «Словом о полку Игореве». Разумеется, сходство не сюжетное, не композиционное, а скорее психологическое, что ли. Оба эти памятника — ратные повествования, в них есть эпизоды военных хождений и битв, есть экскурсы в прошлое своих народов, летописнне свидетельства, плачи, обязательная героизация персонажей. Но самое разительное сходство — в страстном призыве к князьям и народам жить в мире, к собиранию земель и союзных племен, общежительству — в данном случае, с Китаем. Схожы понятия воинского и родственного долга, уважения к врагу, который временами становился и союзником, вообше сопоставима шкала бытовых, нравственных и даже в какой-то мере гуманистических ценностей — во времена далеко не сентиментальные.

И, конечно, суровая — какая бы ни была — правда летописных свидетельств о бедах, и победах, сближающая «Надписи» с «Повестью временных лет».

Есть тут и еще одно важное знамение: как и в случае со «Словом», само наличие этого замечательного произведения позволяет предположить, что и оно, возможно,— не начало начал тюркской литературы…

Известно, что впервые храм-памятник Кюль-тегину разрушили уйгуры, разгромившие Тюркский каганат, затем он восстанавливался и разрушался вновь. Как все это похоже на современную историю, как все же созвучно нашей поэзии войны и обороны, падений и возрождения из пепла!..

Памятник в честь Кюль-тегина (реконструкция)

НАДПИСЬ

1. Рожденный Небом, сам подобный Небу, я,
Бильге-каган 1, теперь над тюрками воссел –
Так слову моему внимайте до конца
Вы, сыновья мои и младшая родня,
Народы, племена крепящие свой эль 2 ,
Вы, беки 3 , и апа 4 , что справа от меня,
Тарканы 5 и чины, что слева от меня

2.Народ токуз 6 – огуз, роды и беки, все
Прислушайтесь к тому, что я вам говорю,
И, что скажу я вам, запомните навек!

Вперед 7 – до тех земель, где солнечный рассвет,
Направо – до земель полдневных, а затем
Назад — до тех земель, где солнечный закат,
Налево – до земель полночных, — вот тот мир,

Где подданных моих не счесть: все племен
Народы все собрал, сплотил, устроил – я!

3. Каган, в ком порчи нет, кто держит Отюкен 8 ,
Тот может удержать весь тюркский каганат

Вперед водя войска до местности Шантунг 9
Тогда едва-едва до моря не дошел,
Направо к «девяти эрсенам» 10 я ходил –
Тогда едва-едва в Тибет я не вошел.

Назад, преодолев Йенчу 11 , я подводил
К Темир-Калыгу 12 вплоть воителей своих,
Налево до страны Йир-Байырку 13 ходил….
Вот сколько дальних стран я с войском достигал!

4. Не ведал Отюкен хорошей власти – мне
Там было суждено создать свой каганат
Из родственных племен и, в том краю осев,
Соприкоснулся я с табгачами 14 тогда.

Так щедро и легко дающий серебро,
И злато, и шелка, большой народ табгач [243]
был мягок и учтив, речь сладкую имел
Ласкал того, кому дарил свои дары

Прельщая добротой и роскошью маня,
Народ табгач смущал народы дальних стран –
Они, прикочевав, селились рядом с ним
И чуждое себе перенимали там

5. Ни сильных мудрецов, ни мудрых смельчаков
Народ табгач не мог прельстить и погубить,
И если кто-нибудь случайно прегрешал,
То в общем тюрки свой закон старались чтить.

Но, дав себя прельстить шелками и хвалой,
Ты погубил себя, о тюркский мой народ!

Когда же часть тебя решила: «Поселюсь
И на горе Чугай 15, и на равнине Тюн 16 ,» —
То эту часть тебя, о тюркский мой народ,
Дурные люди жить учили, говоря:
«Кто отдален, тому дары плохие шлют,
Кто приближен, тому хорошие дают!»
Так говоря, льстецы смутили, тюрки, вас.

Кто бы не смел, ни мудр, посулам этим внял, —
К табгачам поспешив, пропал в тенетах их!

6. Всегда, когда решишь к табгачам кочевать,
Ты к гибели спешишь, о тюркский мой народ!

Когда к табгачам ты из Отюкена шлешь
Лишь караван купцов, то ждешь его с добром
И горя никогда не испытаешь ты
Когда твой Отюкен не покидаешь ты,
То можешь созидать свой племенной союз.

Ты голоден иль сыт, не спросишь сам себя,
А снова – будешь ли ты голоден иль сыт?
Когда ты сыт, живешь, о голоде забыв.
Из-за того, что ты, народ, устроен так,
Из-за того, что ты кагана своего
Заветам не внимал – бродил в чужих краях,
Ты изнурил себя, о тюркский мой народ!

А кто остался там, где ты бродил, народ,
Тот, умирая, жил и умирал, живя.

7. Каганом став, собрал несчастный свой народ,
Устроил и сплотил разрозненных, — и так
Кто прежде бедным был, богатым, вскоре стал,
А малый мой народ великим вскоре стал

Ведь не солгал же я, все это говоря?
Так слушайте меня, о беки и народ!

Вас всех объединив, как множить и крепить
Наш племенной союз – на камне высек я! [244]
И, как в грехах своих погрязши, может он,
Расплатиться навсегда, — на камне высек, здесь!

8. Все, что хотел сказать народу своему,
На вечном камне – здесь! – я высечь повелел.
Глядите на него, читайте письмена,
А беки и народ, отныне и вовек!

Ах беки, как бы вы, мне ни были верны,
Вы ж склонны ко греху и к заблужденьям вы!

Я вечный камень здесь поставить повелел
И резчиков привел табгачских, чтоб они
На камень нанесли резьбу и ни один
Не исказил того, что я сказать хотел

Я также приказал гробницу возвести,
Покрыть её резьбой снаружи и внутри –
Украсить так её, как принято у нас.

Мой царственный завет – сердечные слова
Нести из рода в род велю вам: пусть войдут
Они в народ «он ок» 17 и в племя тат 18 , и пусть,
О тюрки, пусть всегда средь вас они живут!

И если камень мой еще стоит в степи
На перекрестке троп и кочевых путей,
То именно затем, чтоб повсюду он
Был виден, утвердил его Бильге-каган.

Смотрите на него, вникайте в письмена, —
Здесь вечный камень я на все века воздвиг!

А надпись составлял и письмена писал –
Йолыг-тегин 19, что был племянником ему.

Примечания:

1. Бумын-каган (ум. в 552 г.) — основатель и правитель древнетюркского государства — Тюрк¬ского каганата.
2. Истеми-каган (Исиги-каган, ум. в 553 г.) — преемник Бумына.
3. Кадыркан — горы Больной Хинган.
4. Темир-Капыг — см. прим. №12 к Малой надписи в честь Кюль-тегина.
5. Кёк тюрк («голубые тюрки») — название тюрков, вокруг которых сложилось военно-политическое объединение племен — Тюркский каганат.
6. Бёкли — государство Когурё на севере Кореи.
7. Татабы — название народа.
8. Отуз-татар («тридцать татар») — название одного из объединений древнемонгольских пле¬мен.
9. Уч-курыкан («трое курыкан») — объединение курыканских племен, северо-восточных тюр¬ков — предков якутов, живших вокруг Байкала и по Ангаре.
10. Кидани (китаи) — племена монгольской группы, впоследствии образовавшие могуществен¬ное государство (Х-ХП вв.)
11. Ильтериш-каган («каган — собиратель государства») — имя, которое принял Кутлуг, возгла-вивший восстание против владычества Китая и основавший второй Восточнотюркский каганат (ум. в 691 г.).
12. Ильбильге-катун — жена Ильтериш-кагана, мать Бильге-кагана и Кюль-тегина.
13. Баз-каган — имя предводителя токуз-огузов.
14. Тогуз-огузы («девять огузов») — союз девяти племен тюрков-огузов.
15. Кыргызы — тюркский народ, живший по Енисею и образовавший государство енисейских кыргызов — Хягас (существовало VII-XII вв.)
16. Балбалы — установленные на могиле погребенного каменные изображения или просто камни, обозначавшие убитых им врагов.
17. Капаган-каган — имя, которое принял Мочжо, младший брат Ильтериш-кагана, его преем¬ник (правил в 691-716 гг.), дядя Бильге-кагана и Кюль-тегина.
18. Шад — один из тюркских народов.
19. Тардуши — один из тюркских народов.
20. Яшыл-огюз — («Зеленая река») — тюркское название реки Хуанхэ.
21. Шантунг — Шаньдун, полуостров и провинция в Восточном Китае.
22. Кёгмен — гряда гор и местность в Западных Саянах.
23. Тюргеши — западные тюрки, владевшие в начале VIII в. землями от долины Таласа до Ал¬тая.
24. Барс-бек («Тигр-князь») — имя одного из тюркских предводителей.
25. Азы — название одной из ветвей тюргешей.
26. Кенпо-Тарман (Тарбан) — название местности в Средней Азии по среднему течению Сыр-дарьи.
27. Бильге-каган (букв. «Мудрый каган») — имя, которое принял старший сын Ильтериш-кагана Могилян (брат Кюль-тегина) при воцарении, правил 716-734 гг.
28. Кюль-тегин — младший сын Ильтериша-кагана, знаменитый полководец (годы жизни 685-731)
29. Умай — женское божество тюрков, богиня-мать, олицетворение гоюдородящего начала.
30. Онг-тутук — китайский военный чин и титул (онг — из кит., ван — «князь», тутук из кит. ду¬ду — «военный правитель области»), имеется в виду принц Ли Дан, главнокомандующий китайской армией во время войны тюрков против Китая в 701-702 гг., будущий китайский император.
31. Чача-сенгун — имя и титул военачальника, главнокомандующего китайской армии в войне тюрков против Китая в 706 г.
32. Тадыкан-чур — имя собственное и титул одного из тюркских военачальников.
33. Ышбара-Ямтар — имя собственное.
34. Йегин-Силиг — имя собственное.
35. Улуг-Иркин — имя одного из враждебных тюркам предводителей.
36. Йир-Байырку (Байырку) — название местности.
37. Тюрги-Яргун — название озера.
38. Сунга — название нагорья, черни.
39. Алтунская тайга (чернь) — горная местность на территории Алтая.
40. Болчу — название местности.
41. Башгу — кличка коня.
42. Табар — название местности.
43. Кенгересы — одно из тюркских племен, жившее по среднему течению Сырдарьи.
44. Алп-Шалчы — кличка коня («Отважный Шалчы»).
45. Кушу-тутук — собственное имя и титул военного правителя области.
46. Карлуки — одна из тюркских народностей, населявшяя в Средней Азии область Семиречья.
47. Тамаг — название горной вершины (или реки), скорее всего в Тарбагатае.
48. Кара-кёль («Черное озеро») — место, где тюрки в 715 г. сразились с азами.
49. Эльтебер — титул военачальника у азов.
50. Изгиль — название одного из народов (возможно, ветвь булгар).
51. Тогу — название города.
52. Азман — кличка коня.
53. Кушлагак — название местности.
54. Эдизы — тюркская народность, ветвь огузов.
55. Чуш — название реки (или горной вершины).
56. Тонгра — название племени.
57. Тонга-тегин — собственное имя («Леопард») и титул младшего члена каганской семьи.
58. Эзгенти Кадаз — название местности.
59. Магы (Амгы)-курган — крепость, место зимовки войск Кюль-тегина.
60. Огсиз — кличка коня («Безумный, бешеный»).
61. Катун — госпожа, правительница.
62. Удар-сенгун — имя и титул военачальника.
63. Исьи Ликенг — имя посланца китайского императора.
64. Ненг-сенгун — имя и титул военачальника.
65. Огул-таркан — имя и титул крупного военачальника.
66. Тамгачи — хранитель печати.
67. Макарач (из санскр.махараджа) — здесь: имя собственное.
68. Огуз-Бильге — имя собственное.
69. Ынанчу-Тардуш — имя собственное.
70. Чанг-сенгун — имя и титул военачальника.
71. Год Овцы — восьмой год двенадцатилетнего животного цикла летосчисления.
72. Год Обезьяны — девятый год двенадцатилетнего животного цикла летосчисления.

РАСШИФРОВКА НАДПИСИ

1)

Когда было сотворено (или возникло) вверху голубое небо (и) внизу тёмная (букв.: бурая) земля, между (ними) обоими были сотворены (или: возникли) сыны человеческие (т.е. люди). Над сынами человеческими воссели мои предки Бумын-каган и Истеми-каган. Сев (на царство), они поддерживали и устраивали племенной союз и установления тюркского народа.

(2)

Четыре угла (т.е. народы, жившие вокруг по всем четырём странам света) все были (им) врагами; выступая с войском, они покорили все народы, жившие по четырём углам, и принудили их всех к миру. Имеющих головы они заставили склонить (головы), имеющих колени они заставили преклонить колени. Вперед (т.е. на восток) вплоть до Кадырканской черни, назад (т.е. на запад) вплоть до Темир-капыга (до «Железных ворот») они расселили (свой народ). Между (этими) двумя (границами) они так
(3)
обитали (восседали), устраивая «голубых» тюрков, которые были (тогда) без господина и без родовых представителей. Они были мудрые каганы, они были мужественные каганы, и их «приказные» были мудры, были мужественны, и их правители и народ были прямы (т.е. верны кагану). Поэтому-то они столь (долго) держали (в своей власти) племенной союз и, держа его (в своей власти), творили суд. (Затем)
(4)
они скончались. (В качестве) плачущих и стонущих (т.е. для выражения соболезнования) (пришли) спереди, из (страны) солнечного восхода, народ степи Берлинской, (а также) табгач, тибетцы, авары и Рим, киргизы, уч-курыканы, отуз-татары, кытай и татабыйцы, столько народов придя, стонали и плакали: столь знаменитые каганы были они. После них стали каганами
(5)
младшие их братья, а потом и их сыновья стали каганами. После того, так как младшие братья не были подобны в поступках старшим, а сыновья не были подобны отцам, то сели (на царство), надо думать, неразумные каганы, надо думать, сели (на царство) трусливые каганы, и их «приказные» были также неразумны, были трусливы.
(6)
Вследствие «непрямоты» (т.е. неверности кагану) правителей и народа, вследствие подстрекателей и обмана обманывающих со стороны народа табгач и вследствие его прельщающих (?), (а также) вследствие того, что они (табгач) ссорили младших братьев
(36/37)
со старшими и вооружали друг против друга народ и правителей, — тюркский народ привёл в расстройство свой (до того времени) существовавший племенной союз
(7)
и навлёк гибель на царствовавшего над ним (до того времени) кагана; народу табгач стали они (тюрки) рабами своим крепким мужским потомством и рабынями своим чистым женским потомством. Тюркские правители сложили (с себя) свои тюркские имена (т.е. звания и титулы) и, приняв титулы правителей народа табгач подчинились кагану народа табгач.
(8)
Пятьдесят лет отдавали они (ему свои) труды и силы. Вперёд, (в страну) солнечного восхода, они ходили войною вплоть до Бёкли-кагана, назад (т.е. на запад) они ходили войною вплоть до Темир-капыга и отдали кагану народа табгач свой племенной союз и власть (над собою). (Но затем) вся масса тюркского
(9)
народа сказала так: «Я была народом, составлявшим племенной союз, где теперь мой племенной союз? Для кого я добываю (т.е. завоёвываю) (другие) племенные союзы?» — (так) они говорили. «Я была народом, имевшим (своего собственного) кагана, где мой каган? Какому кагану отдаю я (мои) труды и силы?» — (так) они говорили, и, так говоря, стали врагом кагана народа табгач.

(10)

Став врагом и не будучи в состоянии (что-либо) сделать для себя и создать, он (тюркский народ) опять подчинился государству Табгач. При этих обстоятельствах, не думая отдавать государству Табгач свои труды и силы, тюркский народ говорил: лучше погубим (сами себя) и искореним. И они начали итти к гибели. (Но) вверху Небо тюрков и священная Земля и

(11)

Вода тюрков (т.е. Родина) так сказали: «да не погибнет, говоря, народ тюркский, народом пусть будет», — так говорили. Небо, руководя со своих (небесных) высот отцом моим Ильтеришем-каганом и матерью моей, Ильбильгя-катун, возвысило их (над народом). Мой отец-каган выступил (сначала) с семнадцатью мужами.

(12)

Услышав весть о том, что он бродит вне (т.е. за пределами тогдашнего местожительства тюрков), жители городов поднялись в горы, а жители гор спустились, и, собравшись, составили (отряд в) семьдесят мужей. Так как Небо даровало (им) силу, то войско моего отца-кагана было подобно волку, а враги его были подобны овцам. Вперёд (т.е. на восток), назад (т.е. на запад) двигаясь с войском, он собирал и поднимал (т.е. снабжал средствами восстававших), так что всех их

(13)

стало (уже) семьсот мужей. Когда (их) стало семьсот мужей, то он привел в порядок и обучил народ, утративший свой «эль» (т.е. свое независимое государственное устройство) и своего кагана, народ,

сделавшийся рабынями и сделавшийся рабами (у табгачей), упразднивший (свои) тюркские установления, (этот-то народ) он привёл в порядок и наставил по установлениям моих предков, тогда же он дал устройство народам тёлис и тардуш

(14)

и назначил тогда ябгу и шада. Справа (т.е. на юге) народ табгач был (ему) врагом, слева (т.е. на севере) народ токуз-огузов (под начальством) Баз-кагана был (ему) врагом, киргизы, курыканы, «тридцать татар», кытай и татабы все были (ему) врагами; мой отец-каган столько …

(15)

сорок семь раз он ходил с войском (в поход) и дал двадцать сражений. По милости Неба он отнял племенные союзы у имевших племенные союзы (т.е. у враждебных ему ханов) и отнял каганов у имевших (своих) каганов (т.е. у враждебных ему народов, элей), врагов он принудил к миру, имевших колени он заставил преклонить колени, а имевших головы заставил склонить (головы). Мой отец-каган…

(16)

власть (свою) приобретя, улетел (т.е. умер). В честь моего отца-кагана во главе (вереницы могильных камней) поставили «балбалом» (изображение) Баз-кагана, а на то (т.е. Ильтеришево) царство (букв. над тою властью) сел мой дядя-каган. Мой дядя-каган, сев (на царство), опять устроил и поднял тюркский народ (т.е. поднял его благосостояние, значение), неимущих он сделал богатыми, немногочисленных он сделал многочисленными.

(17)

Когда сидел на престоле мой дядя-каган, я сам был шадом над народом тардуш. С моим дядею-каганом мы ходили войною вперед (т.е. на восток) вплоть до Шантунгской равнины, (орошаемой) Яшиль-угюзом, назад (т.е. на запад) мы ходили войною вплоть до Темир-капыга, перейдя через Кёгменскую (чернь), мы ходили войною вплоть до страны ки(ргизов).

(18)

Всего мы ходили в поход двадцать пять раз, дали тринадцать сражений, отняли племенные союзы у имевших племенные союзы и отняли каганов у имевших (во главе у себя своих) каганов, имевших колени заставили преклонить колени, имевших головы заставили склонить (головы). Тюргешский каган был наш же тюрок, (из) нашего же народа. Так как он не понимал (своего блага)

(19)

и провинился перед нами, то (сам) каган умер (т.е. был убит), его «приказные» и правители были также убиты, народ «десяти стрел» подвергся притеснению. Говоря: пусть не будет без хозяина страна (букв. земля и вода), принадлежавшая нашим предкам, мы, устроив немногочисленный (или азский) народ …

(20)

был Барс-бег; мы в то время (или: при тех обстоятельствах) даровали (ему) титул кагана и дали (ему в супружество) мою младшую сестру — княжну. (Но) сам он провинился, (а потому) каган умер

(38/39)

(т.е. он сам был убит), а народ его стал рабынями и рабами. Говоря: «пусть не останется без хозяина страна Кёгменская, — мы завели порядок в немногочисленном (т.е. пришедшем тогда в упадок) народе киргизов. Мы пришли, сразились и снова

(21)

дали (страну для управления киргизу?). Вперёд (т.е. на восток) за Кадырканской чернью мы поселили таким образом народ и завели в нём порядок; назад (т.е. на запад) вплоть до Кенгу Тармана мы поселили таким образом тюркский народ и завели в нём порядок. В то время (наши) рабы стали рабовладельцами, а (наши) рабыни рабовладелицами; младшие братья не знали своих старших братьев, а сыновья не знали своих отцов. [1]

(22)

Таков был приобретённый нами племенной союз и такова проявлявшаяся нами власть! (О вы) тюркские (и ?) огузские беги и народ, слушайте! Когда Небо вверху не давило (тебя), и Земля внизу не разверзалась (под тобой) (т.е. между тем как ниоткуда не угрожала опасность), о тюркский народ, кто мог погубить твое государство (твой племенной союз и законную власть над тобою)? Тюркский народ,

(23)

покайся! Ты сам провинился и сделал низость (по отношению) к твоему кагану, возвысившему тебя ради твоей же преданности, и (по отношению) к твоему племенному союзу, хорошему по своим качествам и делам. Откуда пришли вооружённые (люди) и рассеяли тебя? Откуда пришли копьеносцы и увлекли тебя? Ты (сам), о народ священной Отюкэнской черни, ушёл. То ходил ты вперёд (т.е. на восток), то ты

(24)

ходил назад (т.е. на запад), и в странах, куда ты ходил, вот что было для тебя хорошего: твоя кровь бежала (там), как вода, твои кости лежали (т.е. нагромождались там), как горы; твоё крепкое мужское потомство стало рабами, твоё чистое женское потомство стало рабынями. Вследствие (твоего) непонимания (своего блага) и вследствие твоей низости мой дядя-каган улетел (т.е. умер).

(25)

(В честь моего дяди-кагана) я поставил во главе (вереницы могильных камней) «балбалом» киргизского кагана. (Тогда) Небо, которое, чтобы не пропало имя и слава тюркского народа, возвысило моего отца-кагана и мою мать-катун. Небо, дарующее (ханам) государства, посадило меня самого, надо думать, каганом, чтобы не пропало имя и слава тюркского народа.

(26)

Я отнюдь не сел (на царство) над народом богатым (скотом?), я сел (на царство) над народом, у которого внутри не было пищи, а снаружи — одежды, (над народом) жалким и низким. Мы перего-

(39/40)

ворили (о делах) с моим младшим братом Кюль-Тегином, и, чтобы не пропало имя и слава народа, добытого нашим отцом и дядею,

(27)

я ради тюркского народа не спал ночей и не сидел (без дела) днём. С моим братом Кюль-Тегином и с двумя шадами я приобрёл (т.е. предпринимал завоевания) до полного изнеможения (букв. слабея — погибая). Столь много приобретя (т.е. завоевав), я не делал огнём и водой присоединившиеся (к нам) народы (т.е. старался ладить с ними мирно), я … по всем странам

(28)

бродивший народ, ослабевая и погибая, пеш и наг, пришёл (к нам) обратно. Чтобы поднять (свой) народ, (я предпринял) с большими войсками двенадцать (походов): налево (т.е. на север) против народа огузов, вперед (т.е. на восток) против народа кытай и татабы, направо (т.е. на юг) против табгачей … сразился. После

(29)

того, — да будет (ко мне) Небо благосклонно, — так как на моей стороне было счастье и удача, то я поднял (т.е. призвал) к жизни готовый погибнуть народ, снабдил платьем нагой народ, сделал богатым неимущий народ, сделал многочисленным малочисленный народ. Там, где верные племенные союзы и верные каганы, я творил добро (т.е. действовал справедливо и милостливо). Живущие по четырём углам (т.е. странам света)

(30)

народы я все принудил к миру и сделал их не враждебными (себе), все они мне подчинились. Мой младший брат, Кюль-Тегин, много потрудясь и приобретя (для нас) столь большую власть, скончался. По смерти моего отца-кагана мой младший брат Кюль-Тегин остался семи (?) лет (от роду); в десять лет

(31)

для (т.е. на радость) её величества моей матери-катун, подобной Умай, мой младший брат получил геройское имя Кюль-Тегин, (стал зваться мужем, т.е. богатырём). Шестнадцати лет (от роду) он (уже) вот что сделал для расширения государства и власти моего дяди-кагана: мы пошли войною на шесть чубов и согдийцев и разбили их. (Затем) пришло пятитуменное (т.е. пятидесятитысячное) войско табгачского Онг-Тутука; мы сразились,

(32)

Кюль-Тегин в пешем строю бросился в атаку, схватил Онг-Тутука с вождями вооружённой рукою и с оружием представил (его) кагану. То войско мы там уничтожили. Когда ему был двадцать один год, мы сразились с Чача-Сенгуном. В самом начале (сражения) он (Кюль-Тегин) бросился в атаку, сев на белого коня, (принадлежащего) Тадыкын-Чуре; этот конь там

(33)

пал. Во второй раз (т.е. при второй схватке) он сел верхом на белого коня, (принадлежащего) Ышбара-Ямтару; этот конь там пал; в третий раз он сел на осёдланного гнедого коня Йегин-Силиг-бега и произвел атаку; этот конь там пал. В его вооружение и в его

(40/41)

плащ более чем ста стрелами попали; но в начальника его авангарда даже и одна (стрела) не попала.

(34)

Его атаки, о тюркские начальники, вы вполне знаете! То войско мы там уничтожили. После этого великий Иркин племени Йэр Байырку стал (нам) врагом; мы их (его?), рассеяв, разбили при озере Тюрги-Яргун. Великий Иркин бежал с немногими только мужами. Когда Кюль-Тегину было (двадцать шесть?)

(35)

лет, мы предприняли поход на киргизов. Проложив дорогу через снег глубиною с копьё и поднявшись на Кёгмэнскую чернь, мы разбили киргизский народ, когда он спал; с их каганом мы сразились в черни Сунга. Кюль-Тегин сел на белого жеребца из Байырку,

(36)

бросился в атаку, одного мужа (т.е. воина) он поразил стрелою, двух мужей заколол (копьём) одного после другого. При этой атаке он погубил белого жеребца из Байырку, сломал ему бедро. Киргизского кагана мы убили и племенной союз его взяли. В том (же) году мы пошли против тюргешей, поднявшись в Алтунскую чернь и

(37)

переправясь через реку Иртыш. Тюргешский народ мы победили во время сна (и обратили в бегство) … Войско тюргешского кагана пришло при Болчу подобно огню и вину. Мы сразились; Кюль-Тегин, сев на серого коня Башгу, произвёл атаку. Серый конь Башгу…

(38)

… двух из них он сам попустил взять (т.е. потерял?). Затем снова войдя (т.е. ворвавшись в ряды врагов), он схватил собственноручно каганского приказного тюргешей, Тутука азов (!). Их кагана мы там убили, его племенной союз покорили. (Но) масса тюргешского народа вся откочевала в глубь (страны, т.е. подчинилась). Тот народ при Табаре (?) мы поселили. Вернувшись

(39)

с целью устроить согдийский народ, мы, переправясь через реку Йенчу, прошли с войском вплоть до Темир-капыга. После этого масса тургешского народа пошла на ставших (ей) врагами кенгересов. Кони нашего войска были тощи, провианта для них не было; плохие люди …

(40)

мужественные люди (воины) на нас напали. В такое время (т.е. при таких обстоятельствах) мы, раскаявшись (в своём предприятии?), отослали Кюль-Тегина в сопровождении немногих мужей. (Как мы после узнали) он дал большое сражение. Сев на белого коня героя Шалчы, он произвёл атаку. Убил (многих) из народной массы тюргешей и покорил (оставшихся). Снова (или: назад) двинувшись …

(41) (1)

… он сразился с Кушу-тутуком, его мужей он всех перебил, его дома и имущество без остатка всё доставил (себе). Когда Кюль-Тегину было двадцать семь лет, народ карлуков вследствие свободы и независимости стал (нам) врагом. Мы сразились при священной вершине Тамаг.

(41/42)

(42) (2)

В этом сражении Кюль-Тегин был тридцати лет; сев верхом на своего белого (коня) героя Шалчы, он бросился в атаку, двух мужей он заколол (копьём) одного за другим; мы убили (многих) карлуков и (оставшихся) покорили их. Народ азов стал нам врагом. Мы сразились при Кара-кёле («Чёрное озеро»); Кюль-Тегину шёл (тогда) тридцать первый (или был тридцать один?) год. На своего белого коня героя Шалчы

(43) (3)

сев, он бросился в атаку, схватил Эльтебера азов; народ азов тогда погиб. Когда племенной союз моего дяди-кагана стал мятежным и в народе стали появляться зависть и вражда, мы сразились с народом изгилей. Кюль-Тегин, сев на своего белого (коня) героя Шалчы,

(44) (4)

бросился в атаку, тот конь там пал. Народ изгилей погиб. Народ токуз-огузов был мой собственный народ; так как небо и земля пришли в смятение (т.е. наступили из ряда вон выходящие смуты), он стал нам врагом. В один год мы сражались пять раз. Самый первый (раз) мы сразились при городе Тогу.

(45) (5)

Кюль-Тегин, сев на белого (коня) Азмана, бросился в атаку, шесть мужей он заколол, в свалке он порубил мечом седьмого. Во второй раз мы сразились с эдизами при Кушлагаке. Кюль-Тегин, сев на своего бурого азского (коня) и бросившись в атаку, заколол одного мужа;

(46) (6)

девять человек он убил при преследовании (?) (или: обернувшись? окружив?); народ эдизов тогда погиб. В третий раз при Бол … мы сразились с огузами. Кюль-Тегин, сев на белого (коня) Азмана, произвёл атаку и переколол (нескольких врагов); их войско мы перекололи, их племенной союз покорили. В четвёртый раз мы сразились при вершине (горы) Чуш. Тюркский

(47) (7)

народ дал ослабеть (своим) ногам и был готов оробеть. После того как Кюль-Тегин отогнал их (т.е. вражеское войско, пришедшее раньше нас на позицию?), мы убили, преследуя (или окружив?), на похоронах Тонга-Тегина, героев из племени Тонгра, десять человек. В пятый раз мы сразились с огузами при Эзгенти Кадазе. Кюль-Тегин,

(48) (8)

на бурого азского (коня) сев, произвёл атаку, двух мужей он заколол, но на город (?) не пошёл (?). То войско тогда погибло. Перезимовав в укреплении Магы (или Амгы) весною, мы вышли с войском против огузов. (Потом) мы отпустили (?) Кюль-Тегина, чтобы он начальствовал (распоряжался) дома. Враждебные (нам) огузы напали на орду (т.е. на наше становище). Кюль-Тегин,

(49) (9)

сев на белого Огсиза («Безумца», В. Томсен: mutterlos, ZDMQ, т. 78, стр. 155), заколол девять мужей (и) не отдал орды! Моя мать-катун и вы, идущие за нею (по знатности) мои сводные матери (т.е. другие жены отца Бильге хана), мои тётки (или вообще старшие родственницы?), мои невестки (или вообще младшие

(42/43)

родственницы?), мои княжны, сколько (вас) ни было, все вы были в опасности (или), оставшись в живых, попасть в рабство, (или), будучи убитыми, остаться лежать на земле и на дороге!

(50) (10)

Если бы не было Кюль-Тегина, все бы вы погибли. Мой младший брат, Кюль-Тегин, скончался, я же заскорбел; зрячие очи мои словно ослепли, вещий разум мой словно отупел, (а) сам я заскорбел. Время (т.е. судьбы, сроки) распределяет небо (т.е. бог), (но так или иначе) сыны человеческие все рождены с тем, чтобы умереть.

(51) (11)

Так с грустью думал я, в то время как из глаз моих лились слезы, и сильные (?) вопли исходили из (глубины) сердца, я снова и снова скорбел. Я предавался печали, думая: «вот (скоро) испортятся очи и брови обоих шадов и идущих за ними моих младших родичей, моих огланов, моих правителей, моего народа!». В качестве плачущих и стонущих (т.е. для выражения соболезнования) пришли кытай и татабыйцы во главе

(52) (12)

с Удар-Сенгуном; от кагана табгачей пришли Исьи и (?) Ликенг и принесли множество (букв. 10 000) даров и бесчисленное (количество) золота и серебра; от тибетского кагана пришёл белён; сзади (т.е. с запада) от народов, живущих в странах солнечного заката: согд, берчекер (персы?) и бухарские (народы), — пришли Нек-Сенгун и Огул-Тархан.

(53) (13)

От народа «десяти стрел» и от сына моего, кагана тюргешского, пришли Макрач, хранитель печати, и хранитель печати Огуз-Бильге; от киргизского хана пришёл Чур-Тардуш-Ынанчу. (В качестве) соорудителя здания (т.е. храма?) и камня с надписью, украшенного резьбою, пришли чиновники (П.М. Мелиоранский: каменотёсы) кагана табгачей и Чанг-Сенгун.
Кюль-Тегин улетел (т.е. умер) в год овцы, в семнадцатый день; в девятый месяц, в двадцать седьмой день мы устроили похороны. (Надгробное) здание резные (фигуры?) и камень с надписью (в честь) его — мы всё (это) освятили в год Обезьяны, в седьмой месяц, в двадцать седьмой день. Кюль-Тегин умирал сорока семи лет. Камень… столь много резчиков привели тойгуны и эльтеберы

Кюль-тегин (др-тюрк.: Old Turkic letter N2.svgOld Turkic letter G2.svgOld Turkic letter I.svgOld Turkic letter T2.svgOld Turkic letter L2.svgOld Turkic letter U.svgOld Turkic letter K.svg, K?l Tigin Khan Beng? ?nan?u Apa Tarkan, ??? (685 — 27 февраля 731) — политический и военный деятель Второго тюркского каганата, соправитель Бильге-кагана, сын Кутлуг-Эльтериш-кагана.
Кюль-тегин прославился как героический воин и участник множества военных походов, обеспечивающих тюркам гегемонию в Центральной Азии. В 710 вместе с Тоньюкуком и Могиляном вторгся с тюркской армией в Хакасию, нанеся поражение кыргызам. В 716 предотвратил переворот и посадил на тюркский трон своего брата Могиляна (Бильге-кагана). В его честь был создан обширный погребальный комплекс, важную часть которого составил ряд балбалов — изображений поверженных противников, главным из которых был кыргызский Барс-каган. Эпитафия Кюль-тегину — памятник тюркской рунической письменности VIII в. — найдена в 1889 Н. М. Ядринцевым в долине Кошо-Цайдам, на берегу р. Орхон (Монголия). Надписи дешифрованы в 1893 году датским учёным профессором Вильгельмом Томсеном. Памятник содержит ценные исторические сведения и даёт богатый лингвистический материал.

Йоллыг-тегин Ижань-хан (кит. упр. ????, пиньинь: yirankehan, палл.: Ижань кэхань, личное имя (вероятно) кит. упр. ?????, пиньинь: ashinayiran, палл.: Ашина Ижань) — каган Восточно-тюркского каганата с 734 по 739 год. Сын Бильге-хан Богю.
После отравления Бильге-хан Богю знать возвела на престол его старшего сына Ижаня под именем Йоллыг-тегин. Продолжил политическую линию отца на подавления своеволия удельных ханов и поддержание добрососедских отношений с Тан. Отправил ко двору Сюань-цзуна три посольства для обмена дарами. В 739 скоропостижно скончался. На престол возвели его брата Бильге-Кутлуг-хана.
Йоллыг тегина можно назвать первым тюркским поэтом, писателем и историком. Он был автором ряда памятных надписей в честь тюркского царевича Кюль-тегинаи Бильге-кагана, а также Кутлуг Ильтерес-кагана. Эти надписи отражают культурных уровень алтайских тюрок, их поэзию, прозу, исторические познания и идеологию Восточного Тюркского каганата.

Никола?й Миха?йлович Я?дринцев (18 [30] октября 1842, Омск, Тарский округ, Тобольская губерния, Российская Империя — 7 [19] июня 1894, Барнаул, Барнаульский уезд, Томская губерния, Российская Империя) — сибирский публицист, писатель и общественный деятель, исследователь Сибири и Центральной Азии, один из основоположников сибирского областничества, первооткрыватель древнетюркских памятников на реке Орхон, столицы Чингисхана Каракорума и Орду-Балыка — столицы Уйгурского каганата в Монголии.
Во время экспедиций (1886, 1889, 1891) в Минусинский край и к верховьям Орхона открыл развалины Хара-Балгаса и древней монгольской столицы Каракорума, а также памятники древнетюркской письменности с дублированием тюркского текста китайскими иероглифами, что сделало возможным их расшифровку В. Томсеном.

Вильгельм Людвиг Петер Томсен (дат. Vilhelm Ludwig Peter Thomsen; 25 января 1842, Копенгаген — 12 мая 1927, Копенгаген) — датский лингвист и историк, профессор, иностранный член-корреспондент Российской Академии наук (с 1894). Автор трудов по истории индоевропейских, прибалтийско-финских и тюркских языков, по этрусскому языку, а также по истории языкознания и истории Европы.
Окончил Копенгагенский университет, там же получил докторскую степень и преподавал с 1871 г. до выхода в отставку в 1913 г. Президент Датского Королевского научного общества (1909). С 1894 иностранный член-корреспондент Российской Академии наук.
Занимался в основном проблематикой контактов между финно-угорскими и индоевропейскими (германскиим и балтийскими) языками, скандинавско-славянскими связями (в том числе, как историк, «варяжской проблемой»). Наиболее известен дешифровкой орхоно-енисейских надписей (цикл работ 1893—1896 гг.), открытых экспедицией В. В. Радлова в 1891 г., а также очерком истории языкознания XIX в.

СТЕБЛЕВА Ия Васильевна (р.1931) Востоковед, доктор филол. наук (1977). Окончила филол. ф-т МГУ (1953). С 1961 сотр. ИМЛИ, с 1967 — Ин-та востоковедения АН СССР. Тр. по тюркской филологии, в т.ч. кн. «Поэтика древнетюркской лит-ры и ее трансформация в раннеклассический период» (1976), «Семантика газелей Бабура» (1982).

Анатолий Васильевич Преловский (19 апреля 1934, Иркутск — 17 ноября 2008, Москва) — русский советский поэт, переводчик, сценарист, литератор.Лауреат Государственной премии СССР (1981). Член Союза писателей СССР (1960). Член ревизионной комиссии Союза писателей РСФСР (1985—1991). Член редколлегии журнала «Сибирские огни» (Новосибирск). В 1952 году в иркутской газете «Советская молодёжь» были опубликованы первые стихи.
С 1955 года стихи публиковались в альманахах «Новая Сибирь» и «Ангара» (Иркутск), альманахе «Абакан», в журналах «Свет над Байкалом» (Улан-Удэ), «Урал» (Свердловск), «Молодая гвардия», «Москва», «Знамя», «Октябрь», «Юность», «Смена», «Новый мир» (Москва).Первая книга стихов «Багульник» вышла в Иркутске в 1957 году. Автор около 20 сборников стихов.

ИЗ КНИГИ Л. ГУМИЛЕВА «ДРЕВНЫЕ ТЮРКИ»
>

«Древние тюрки» — знаменитая работа гениального русского историка, географа и мыслителя Льва Николаевича Гумилева (1912-1992), посвященная сравнительно малоизученному периоду мировой истории VI — VIII вв. н.э., совпавшему с образованием и расцветом Великого тюркского каганата. Осуществленный автором анализ этнических, политических и религиозных аспектов бытия этой державы представлен в присущей автору увлекательной и образной манере повествования.

Кюль-тегин

Мудрый Тоньюкук был уже слишком стар, чтобы стать во главе тюркских дружин. В 716 г. ему было 70 лет [там же, с. 273]. Спасать каганат пришлось Кюль-тегину. Четыре года (711–715) он сражался с карлуками, и лишь в 716 г. при священной горе Тамаг [104, с. 42; 106, с. 21] он разбил их войско и заставил покориться каганату. Но к этому времени держава уже была охвачена восстанием, и по дороге к родным кочевьям Кюль-тегин наткнулся на сопротивление азов. Азы были побеждены при Черном озере (оз. Тотохаранор в Западной Монголии) и перебиты.

Вернувшись домой, Кюль-тегин застал межплеменную войну в полном разгаре. Со своими ветеранами он обрушился на изгилей, разбил их и устроил такое побоище, что даже имя изгилей было забыто. При г. Тогу[315] произошел первый бой тюрок с токуз-огузами, но, несмотря на всю доблесть Кюль-тегина, победа не была одержана. При Кушгалаке были разбиты и истреблены начисто эдизы (кит. адйе). Затем при Бол… было разгромлено ополчение токуз-огузов, но, несмотря на то что их эль был, согласно надписи, покорен, в следующей битве, при горе Чуш, они чуть было не разбили тюркское войско. Кюль-тегин отогнал противника и, преследуя, нанес ему урон. По-видимому, это было племя тонгра. Вслед за тем Кюль-тегин выиграл битву с токуз-огузами при Эзгенти Кадазе, «но на город не пошел» [104, с. 42][316] . По-видимому, успехи племянника обеспокоили хана, и взять Кадаз было поручено полководцу Алп Эльэтмишу, который с этой задачей справился. «Простой народ он собрал», а беги убежали [см.: 205, р. 188–189][317] . Этим закончилась кампания 715 г., так как наступила зима.

Весной 716 г. Капаган-хан, ревнуя к славе племянника, сам повел войско на токуз-огузов. Кюль-тегин остался охранять ставку, т. е. женщин и детей.

Тогда карлуки решили[318] , что наступило время для отмщения. Они полагали, что у тюрок не хватит боевых коней для войны на два фронта. Воспользовавшись уходом основных тюркских сил на восток, они перебросили с Алтая два отряда, из которых один должен был сковать тюркский заслон, а второй – разграбить ставку. Но ставку оборонял Кюль-тегин, который снова покрыл себя славой. В неравном бою, прикрывая женщин, которым грозила смерть или рабство, он «заколол девять богатырей и не отдал орды». Тем временем Капаган-хан разбил мятежное ополчение по северную сторону песчаной степи. Остальные подробности кампании нам неизвестны.

Затем наступила очередь племени байырку, которое было разгромлено на р. Толе в 716 г. Но тут в историю вмешался случай: возвращаясь после победы, хан отдалился от своей стражи и задумчиво ехал один через лес.

Надо же, чтобы именно в этом лесу скрывались разбитые байыркусцы. Увидев одинокого всадника, они напали на него, стащили с коня и убили. Голова хана была доставлена китайскому послу, который переправил ее в Чанъ-ань. Так вскрывается связь между восстанием в каганате и империей Тан[319] .

Но мало этого: есть прямое указание, что вождь уйгуров, перешедших на сторону империи в 702–703 гг., «ходил против Мочжо и убил его»[320] . Но, несмотря на гибель хана, восстание не было подавлено. Империя вернула себе только Маньчжурию. Там воевал Могилянь, шад тардушей, и, несмотря на две одержанные им победы при Агу[321] , по-видимому, не имел успеха [104, с. 40; 106, с. 21][322] .

После смерти хана встал вопрос о наследовании. Капаган-хан сам назначил преемником своего старшего сына, который носил титул Кучук-хан, т. е. «малый хан». По старому тюркскому закону наследником был шад тардушей Могилянь, а фактически вождем тюркского «вечного эля» был герой Кюль-тегин.

Кюль-тегин взял инициативу в свои руки и совершил военный переворот: он напал на ставку, которую сам охранял. Его преемник на посту полководца, Али Эльэтмиш, передался на сторону мятежников, и это обеспечило им успех [205, р. 189; 106, с. 10]. Кучук-хан и советники Капаган-хана были убиты. Из детей Капаган-хана уцелели только сын Мо-тегин, оказавшийся в Китае, и дочь семнадцати лет, бывшая замужем за неким Ашидэ Мими. Потеряв мужа, царевна спаслась в Китае, где сначала была принята в придворную службу, но вскоре оказалась в юрте своего брата и там умерла. Ее брат сначала служил в имперских войсках, но позднее упоминания о нем в источниках не встречаются. Так пресеклась линия потомства Капаган-хана [255] .

Кюль-тегин не нарушил старого закона и не принял ханского титула, а возвел на престол своего старшего брата с титулом Бильге-хан. Бильге-хан сознавал, что он возведен «не по заслугам» [30, т. I, с. 306] и что он марионетка в руках своего брата. Поэтому он назначил его командующим войсками, т. е. фактически хозяином каганата. Из всех вельмож уцелел только один мудрый Тоньюкук, тесть нового хана.

Расправа коснулась только ближайших советников Капаган-хана, но ошеломила весь народ: «Когда я стал ханом, то тюркские беги и народ, опечаленные, что они должны были умереть [теперь], смотрели кверху [на престол] спокойными глазами» [106, с. 20]. Очевидно, многие провинились перед опальными царевичами, но те предпочли милость мщению. Некоторое время Тоньюкук был в опале, но «народ уважал и боялся его» [106, с. 20], и в 718 или 719 г. хан вернул ему чин бойла бага тархана и должность государственного советника. Таким образом, у власти встал триумвират, принципом которого была борьба против китайской культуры и политического преобладания империи Тан. Последняя не могла, разумеется, с этим примириться.

Поэтому, несмотря на то, что Бильге-хан, придя к власти, немедленно предложил заключить мир, имперское правительство не только не согласилось, но активизировало военные действия. Однако об успехах северной армии китайский источник стыдливо умалчивает. Зато возмущенные ограничениями в охоте на диких зверей западные тюрки восстали и взяли в плен наместника Запада воеводу Чжан Чжиюна [234, р. 458, 460]. Его с трудом отбили преданные ему помощники китайцы.

Новое правительство в каганате оказалось вполне жизнеспособным. Гибель хана принесла каганату совершенно неожиданное спасение. Жестокая политика сделала имя Капаган-хана одиозным для телеских племен. Потерпев поражение в боях с тюрками, многие из них бежали на юг и поддались Китаю. Но как только степное «длинное ухо» донесло до них весть о перевороте, они стали возвращаться к родным кочевьям, покидая новых господ. Такой оборот дела китайцы объяснили влиянием, которое имел на кочевников Тоньюкук [44, с. 321–322], но немалое значение имели, очевидно, и новые политические принципы, провозглашенные Бильге-ханом.

Так или иначе, возвращение телесцев восстанавливало мощь каганата и сводило на нет успехи имперской дипломатии. Имперцам оставалось только одно – разжигать угасающую войну.

Однако это оказалось невозможным, так как в 714 г. выступили тибетцы и захватили казенные табуны в предгорьях Наньшаня и Алашаня. Второе нападение тибетцев заставило имперцев собрать все регулярные войска в Хэси и бросить их на отражение врага. Тибетцы были разбиты и отброшены в горы, но потери имперцев были велики, а неукротимость горцев известна, поэтому имперская армия, заняв участок земли, ранее уступленный тибетцам как приданое, установила границу по берегу Хуанхэ и до 718 г. отбивала тибетские набеги [76, т. I, с. 159–160]. Тюрки получили передышку и сумели ее использовать.

Не теряя времени, Бильге-хан, с одной стороны, обнародовал воззвание к токуз-огузам, «покинувшим свою землю-воду и предавшимся табгачам», утверждая, что табгачский хан «совратил их на преступление» и «на юге у табгачей погибли их имя и слава» [106, с. 22]. Он же собирался «возвысить» их народ и не карать отпавших от его дяди – хана.

С другой стороны, он со всеми силами бросился на оставшихся в степи и продолжавших сопротивляться уйгуров[323] . Спустившись по Селенге и тесня их, он разорил их кочевья и загнал отступавших в горную тайгу Хамар-дабана. Уйгурские табуны были розданы тюркским ратникам, потерявшим своих коней во время восстания. Семьи уйгуров попали в плен и пополнили число «кулов» тюркского хана. Уйгурский эльтебер с сотней всадников бежал на восток.

Не снижая темпа наступления, Бильге-хан устремился к Хингану и нанес поражение татабам. Результатом похода были опять отбитые табуны коней, а это делало тюркскую армию мобильной и неуязвимой. Еще более реальным был успех на западе, где тюркский тудун Яштар разгромил карлуков. Северная Джунгария оказалась в руках тюрок. К концу 717 г. степь снова лежала у ног тюркского хана.

Смерть хана

Подобно уйгурам, вели себя и кидани. Вождь их, Кэту-гань, убил китайского ставленника, князя Шаогу, поставил на его место некоего Кюйлэ и вместе с татабийцами в 730 г. поддался тюркам [30, т. I, с. 367; чтение имен см.: 240, S. 670]. Против него была брошена армия из 8 корпусов. Татабийцы подчинились, а упрямые кидани были разбиты в 732 г. Но на следующий год Кэтугань вернулся с тюркским войском [106, с. 23]. Имперский корпус в 10 тыс. человек с вспомогательными войсками из татабийцев выступил против врага, но во время битвы на горе Тунгкер татабийцы дезертировали и имперцы были перебиты. Вновь назначенный генерал Шеугуй подкупил писаря Кэтуганя, судя по имени – китайца, Ли Го-си. Ли Го-си ночью отрубил головы «Кэтуганю, Кюйлэ и нескольким десяткам сообщников их и возвратился» [30, т. I, с. 367–368]. За услугу Ли Го-си был назначен наместником Сунмо (Сунгарийская провинция), но сподвижники убитого Кэтуганя поймали предателя и изрубили его вместе с семьей на мелкие куски. Восстание продолжалось, и имперский полководец Шеугуй в 734 г. дважды ходил в поход на киданей, разбил их и… не смог подавить восстания. Но его способ борьбы понравился в Чанъани, и в том же 734 г. тюркский вельможа, бывший послом в Китае, которого Сюаньцзун еще в 727 г. богато одарил при личной встрече [240, S. 420], отравил Бильге-хана. Хан, умирая, приказал казнить предателя и весь его род. Император, чтобы замести следы, прислал посла с соболезнованием.

Однако войны не возникло. Наследник Бильге-хана, его сын Йоллыг-тегин, вступил на престол при единодушном согласии вельмож каганата. Это был писатель и историк, автор текста двух орхонских надписей. Продолжая политику своего отца, он попытался найти выход из обострившегося положения и отправил в Китай три посольства. Но вместе с этим он, по-видимому, продолжал поддерживать киданей, так как партизанская война в Манчьжурии продолжалась.

На западе все 30-е годы властвовал хан тюргешей Суду. Он тратил все свои силы на борьбу с наступающими арабами, за что те прозвали его Музаххим, т. е. «бодатель».

Империя была занята тибетской войной и подготовкой к реорганизации армии, поэтому она тоже не форсировала событий. Йоллыг спокойно умер в 739 г. Престол перешел к его младшему брату Бильге Кутлуг-хану. Империя признала его и его новый титул – Тенгри-хан. В 740 г. хан отправил ответное посольство в Китай. Кто бы мог подумать, что мир накануне катастрофы?

Памятник Кюль-тегину

Сожженный прах Кюль-тегина был скрыт великолепным памятником, построенным китайскими мастерами, присланными императором Сюаньцзуном. Развалины этого сооружения были открыты, как уже говорилось, в 1889 г. Н. М. Ядринцевым [183] , изучались в 1891 г. В. В. Радловым [140; 141], неоднократно посещались разными путешественниками и, наконец, были детально описаны чешским археологом Йислом, обследовавшим памятник во время работ Совместной археологической экспедиции Чехословакии и Монгольской Народной Республики в 1958 г. [233, S. 86–113].

Экспедиция 1958г. составила план памятника [там же, S. 93] и дала описание, позволяющее произвести его приблизительную реконструкцию.

Все сооружение, размерами 80 х 40 м, вытянуто с востока на запад. Оно обведено рвом, прерывающимся перед воротами, и стеной из глины, которая была крыта черепицей, оштукатурена и побелена. У ворот – две статуи баранов из мрамора, обращенные друг к другу. За ними мощеная дорога и пруд для дождевой воды с керамической трубой, которая отводила излишек влаги. За ним, на спине мраморной черепахи (китайский символ вечности) была укреплена знаменитая стела с надписью. По мнению археолога, стела помещалась в павильоне, крытом черепицей; стены павильона были оштукатурены и побелены. Дорога идет от павильона к храму; по бокам ее стояли статуи сановников и слуг в натуральную величину, составляя как бы почетную стражу. Храм в плане квадратный, 10,25 х 10,25 м. Его белые стены были украшены красными разводами; крыша черепичная, окаймленная перламутром; на стенах терракотовые маски драконов. Внутри храма помещался жертвенник с очагом и мраморные статуи Кюль-тегина и его жены.

Голову статуи Кюль-тегина удалось найти. Она выполнена вполне реалистически: монголоидные черты – скуластость, монгольское веко, низкий прямой нос и косой разрез глаз не оставляют места для сомнений в расовой принадлежности рода Ашина. На голове надет венец с пятью зубцами, на котором изображена птица, похожая на орла. Лицо Кюль-тегина проникнуто сосредоточенным спокойствием; очевидно, художник видел натуру уже после смерти.

От головы жены Кюль-тегина сохранился только фрагмент, также с подчеркнутыми монголоидными чертами. Особенно замечательны крепко сжатые губы, характеризующие эту женщину как особу волевую и решительную.

К памятнику тянется цепь балбалов на целых три километра от Цайдамских соленых озер. До нашего времени уцелело 169 балбалов, но, по-видимому, их было больше. Некоторым балбалам придано грубое подобие человека, обозначены руки, намечен пояс. Вдоль рва на восток тянется вторая цепь балбалов, что дало Йислу повод предположить, что они окаймляли стену по кругу [там же, S. 95]. Думается, однако, что это, скорее, другая вереница, относящаяся к другому покойнику, может быть похороненному тут ранее.

Орхонские тексты, время их составления и опубликования

В нашем распоряжении имеются два памятника: надгробие Кюль-тегина, содержащее две надписи – малую и большую, и надпись Тоньюкука на берегу Селенги. Параллельными текстами являются китайские эпитафии Кюль-тегину и Бильге-хану, увековеченные там же, на берегу Орхона [33, с. 1–36]. Второй памятник сохранился фрагментарно, но первый по своей полноте представляет значительный интерес.

Первый вопрос, который нужно выяснить,– датировка. На большой надписи Кюль-тегина проставлена точная дата сооружения памятника: «год обезьяны (732), седьмой месяц, двадцать седьмой день» [104, с. 43]. Ту же дату приводит и китайская эпитафия [33, с. 7]. Китайский текст был, как явствует из его содержания, составлен тогда же, по случаю похорон и сооружения надгробия. Однако это не время составления или публикации тюркского текста, так как в надписи историческое повествование доведено только до 716 г. и обрывается на самом интересном месте.

Переворот, совершенный Куль-тегином, и убийство его двоюродных братьев не упомянуты, и, очевидно, не случайно. Вместе с этим текст надписи составлялся не позже 719 г., так как великие победы 720 г. не описаны и отсутствует даже имя басмалов. Значит, мы можем заключить, что текст, увековеченный на камне в 732 г., был составлен между 716 и 720 гг., скорее всего в 717–718 гг. В это время Бильге-хан, восстанавливая потрясенную державу, обращался к широкой общественности. Этим объясняется и исторический экскурс вначале и увещевания бегов и народа, и весь программный характер надписей, большой и малой, несмотря на то что до смерти Кюль-тегина, т. е. за 14 лет, к тексту была добавлена лишь эпитафия Кюль-тегину. Очевидно, сам текст рассматривался как литературное произведение, не подлежащее переделке. Из этого мы можем заключить, что обращение к народу действительно дало Бильге-хану хорошие результаты, так как стало популярным – в противном случае обязательно текст был бы при увековечении на камне модернизирован, т. е. дополнен.

Однако ни один историк не упустил бы случая дополнить фактическим материалом свое сочинение. Йоллыг-тегин не составил исключения. В эпитафию Бильге-хану он включил все те сведения о битвах и походах, которые он опустил в надписи Кюль-тегину. Здесь он упоминает о походе на Тангут в 700 г., о покорении чиков в 709 г., об отступлении неразбитого отряда тюрок из-под стен Биш-балыка в 714 г., о сражении с токуз-татарами при Агу в 715 г., о покорении уйгуров в конце 716 г., о победах над татабами и карлуками в 717 г., о разгроме имперских войск при Лянчжоу в 720 г. и о последующих походах на киданей и татабов в 721–722 и 733 гг. Особенно интересно упоминание о перевороте и резне в 716 г. в выражениях завуалированных и обтекаемых. Это место наиболее значительно, так как с него начинается вся эпитафия [106] [336] . Зато события, изложенные в надписи Кюль-тегина живо и пространно, здесь скомканы, так как старое повторять неинтересно. Повествование доведено до конца жизни хана, умершего в 734 г., и даже дальше, так как описаны его похороны в «год свиньи, в пятый месяц в двадцать седьмой день» [лето 755 г.]. Текст надписи составлялся в это время «месяц и четыре дня» [106, с. 23–24]. В данном случае Йоллыг-тегин имел опыт и подражал самому себе, что часто бывает с писателями. Итак, мы можем рассматривать эпитафию Бильге-хана как продолжение и дополнение к надписи Кюль-тегина[337] .

К тому же времени, что и надпись Кюль-тегина, относится надпись Тоньюкука. Составлена она после 716 г., так как обращается к «народу Бильге-кагана» [104, с. 70], и до 720 г., ибо о заслугах мудрого Тоньюкука в борьбе с басмалами в надписи ни слова не сказано. Больше того, надпись составлена тогда, когда Тоньюкук был в опале и обращением к народу стремился заставить хана признать свои заслуги и вернуть его ко двору. Добился он этого в 719 г., когда Сулу получил из Китая титул хана [30, т. I, с. 273, 298]. Следовательно, текст надписи был составлен в 717–718 гг., и мы имеем редкий случай сохранности двух полемизирующих надписей на одну тему.

Третий документ – «Онгинский камень» – установлен в год дракона [267, III, S. 252; 106, с. 10], т. е. в 716 или 728 г. [111, с. 40]. Первая дата невероятна, хотя события в нем описаны лишь до вступления на престол Бильге-хана, т. е. до 716 г. Но составленный в 716 г. текст был выбит на скале 12 лет спустя [205, р. 191–192]. Этот памятник был сильно попорчен, что затруднило чтение и введение его в научный оборот, но имеющаяся реконструкция текста позволяет причислить его к надписям Кюль-тегина и Тоньюкука как третий опус того же жанра. Он содержит апологию Али Эльэтмиша, умершего в 719 г. (в год овцы). В надписи заповедано сыновьям и младшим братьям покойного хранить верность Бильге-хану, к которому он передался во время переворота 716 г.[338] . По направлению этот документ примыкает к надписи Кюль-тегина[339] .

ПРИМЕЧАНИЕ

315

Около р. Толы [см.: 106, с. 21].

316

Местонахождение Кушгалака, Бол…., горы Чуш, Эзгенти Кадаза не установлено.

317

На строке 9 стоит km, balika (с. 182, текст); в примечании на с. 186 указано, что вторая буква может быть d, а третья – I, s, i или а. Так как ясно, что текст говорит о борьбе против токуз-огузов в 715–716 гг., то легко найти соответствующий текст в надписи Кюль-тегина; это строка 47. Тогда название города восстанавливается Kds = Кадаз, где последний раз сражался Кюль-тегин перед опалой. У Малова: «Я напал на многие города, делал набеги, захватил…» [106, с. 10].

318

Уч-огузы [106, с.21]. Ср.: 240, S. 258, где карлуки названы «Три племени» и указано, что их набег был согласован с имперским командованием.

319

«Таншу» недвусмысленно сообщает, что виновником гибели Капаган-хана был «генерал армии Да-у Холин-цюань» [240, S. 259]. Реальным убийцей был байыркуский воин Сечжилю [там же, S. 670], но именно китаец организовал засаду и потому отмечен в анналах.

320

Н. Я. Бичурин отмечает, что в этом месте «Таншу» есть пропуск в тексте [30, т. I, с. 306]. Добавляем – хронология напутана; мы даем выправленную хронологию.

321

Местонахождение не установлено.

322

Заключаем это из того, что Маньчжурия осталась за китайцами и в 720 г. кидани и татабы воевали против тюрок.

323

Любопытно, что покоряющихся тюрки именуют «токуз-огузы», а сопротивляющихся – «уйгуры». Очевидно, эти два названия одного народа имели семантические нюансы.

324

Здесь перевод Н. Я. Бичурина не ясен, и неясность не замечена комментатором. Что значит «бохуаньский город Даши, осажденный Сулу»? [30, т. I, с. 295]. Шаванн полагает, что это Аксу [см.: 198, р. 284, п. 2].

325

jt. ncai – в переводе ошибочно: im f?nfen Monate…

326

Разобрать слово
Древние тюрки

не удалось, но если предположить, что последние буквы n?, то это будет окончание монгольского множественного числа, применяемое в орхонских текстах для старой титулованной знати. Если принять эту гипотезу, то, руководствуясь общим смыслом, прочтем: «Такие-то [чиновники или офицеры] ходили во владения империи». У С. Е. Малова: «Ты ходил на Бабычаг». В его варианте непонятно, к кому надпись обращена [106, с. 53].

327

Слово q?oj оставлено Радловым без перевода. Можно думать, что это племя кошу (гэшу) из союза нушиби [см.: 30, т. I, с. 289; 198, р. 35, 68], которое вошло в состав басмалов, насчитывавших в своем составе сорок родов [44, с. 256]. В дальнейшем кошу как самостоятельное племя не встречается. У Малова: «в [на?] Кушуе я добыл рабов». Для того чтобы понимать «кушу» как топоним, нет данных.

328

Вариант Малова [см.: 106, с. 54].

329

У Малова: «Пусть не ходит в военные походы». Перевод представляется несколько натянутым и не соответствующим первым строкам надписи. Он звучит, как злая ирония, неуместная в эпитафии.

330

Транскрипция и перевод, сделанные в 1895 г. Радловым, несколько устарели, и, опираясь на изданный текст, мы предлагаем новое чтение:

331

J?k можно понять как тягость, затруднение (отсюда русское слово «вьюк») и как горная вершина; в последнем случае из текста вытекает, что вождь басмалов, бросив войско, убежал в горы. Оба толкования текста возможны.

332

Перевод Малова в деталях отличен [ср.: 106, с. 48]. Различия с предлагаемым мною переводом не принципиальны.

333

Очевидно из соображений размера во второй строфе, строках 4 и 5 опущен падежный суффикс, подобно тому как в русском языке опускается глагол «быть» в настоящем времени. Это стихотворение предшествует по времени орхонским надписям, где Ф. Корш в заключительных строках видит «ритм или, пожалуй, два ритма, которые, впрочем, чередуются безо всякого порядка» [93, с. 1–2]. Это последнее замечание совершенно верно, но оно заставляет нас видеть в строках орхонских надписей все-таки не стих, а великолепно обработанную прозу, куда напрашивается ритм. Такова проза «Слова о полку Игореве», а проза Н. В. Гоголя еще более ритмична. Но наличие ритмической прозы показывает, что ритмическая речь с патетикой, т. е. поэзия, уже была не чужда тюркам; Хойто-Тамирская надпись подкрепляет догадку Ф. Корша. Появившаяся в 1965 г. монография И. В. Стеблевой «Поэзия тюрок VI – VIII веков» содержит попытку доказать, что надписи в честь Кюль-тегина и Тоньюку-ка написаны стихами и являются героическими поэмами. Несмотря на все усилия автора, мы не смогли уловить того ритма, без которого стих невозможен, и выражаем полное согласие с А. М. Щербаком, утверждающим, что «эти надписи по своему характеру не являются поэтическими произведениями» [181, с. 145].

334

Сообщено М. Салахеддиновой.

335

С. Г. Кляпггорный полагает, что это согдийпы из Семиречья [84, с. 7–11].

336

В строке первой С. Е. Малов допускает необоснованную интерполяцию: «[после смерти моего отца, по воле тюркского Неба и тюркской священной Родины] я стал ханом» [с. 20]. В тексте на с. 16 на этом месте стоят только слова «[ту] рк та [н] ри…» и пропуск. Могилянь стал ханом не после смерти своего отца, в 693 г., а после смерти своего дяди, в 716 г., и поэтому вставка не оправданна.

337

Надпись Кули-чура носит иной характер и будет рассмотрена особо.

338

В год овцы [см.: 205, р. 187, 189].

339

Соображения А. Н. Бернштама и предложенная им интерпретация памятника потеряли значение вследствие опубликования перевода Клосона [см.: 26, с. 38–40].