Сонет — старинная стихотворная форма, которая зародилась в Италии в ХIII веке. Это стихотворение, состоящее из 14 строк, имеющее определенное чередование катренов и терцетов, а также отличающееся особой тематикой и системой рифмования. Непревзойденными мастерами жанра были Данте, Петрарка, Микельанджело, Шекспир, Пушкин…

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ВОЛШЕБНЫХ СТРОЧЕК
Сонеты о сонетах

Джон Китс
СОНЕТ О СОНЕТЕ

Уж если суждено словам брести
В оковах тесных — в рифмах наших дней,
И должен век свой коротать в плену
Сонет певучий, — как бы нам сплести

Сандалии потоньше, понежней
Поэзии — для ног ее босых?
Проверим лиру, каждую струну,
Подумаем, что можем мы спасти

Прилежным слухом, зоркостью очей.
Как царь Мидас ревниво в старину
Хранил свой клад, беречь мы будем стих.

Прочь мертвый лист из лавровых венков!
Пока в неволе музы, мы для них
Гирлянды роз сплетем взамен оков.

Перевод — С. Я. Маршака

Роберт Бернс
Сонет о сонетах

Четырнадцать! Поэтом восхвалён,
Как много чудных тайн в тебе — не счесть!
Четырнадцать яиц у квочки под крылом, —
Четырнадцать цыплят взлетают на нашест.

Четырнадцать в жокейском стоуне мер;
Четырнадцать годин — уж старость для коняг;
Четырнадцать часов нередко Бард говел,
Не знает он восторг четырнадцати фляг!

Перед четырнадцатью дюжина не в счет;
Четырнадцати тринадцать не сильней;
В четырнадцать лет мать нас в мир ведет;
Уводят из него четырнадцать мужей.

Какой пример в ночи я б вспомнить мог?
Четырнадцать — в сонете стройных строк.

Robert Burns
A sonnet upon sonnets

Fourteen, a sonneteer thy praises sings;
What magic myst’ries in that number lie!
Your hen hath fourteen eggs beneath her wings
That fourteen chickens to the roost may fly.
Fourteen full pounds the jockey’s stone must be;
His age fourteen – a horse’s prime is past.
Fourteen long hours too oft the Bard must fast;
Fourteen bright bumpers – bliss he ne’er must see!
Before fourteen, a dozen yields the strife;
Before fourteen – e’en thirteen’s strength is vain.
Fourteen good years – a woman gives us life;
Fourteen good men – we lose that life again.
What lucubrations can be more upon it?
Fourteen good measur’d verses make a sonnet.

Примечание Жюли Дельво к переводу:

Написанный в 1788 году, «Сонет о сонетах» считается первой попыткой Роберта Бёрнса использовать эту форму. Судя по употребленному в предпоследней строке слову «lucubrations» («усердное размышление, протекающее ночью»), Бёрнс при свете ночной лампы перечислял все случаи, когда в нашей жизни встречается магическое число 14. В своих «штудиях» Бёрнс остается собой: он не делает разницы между «высокими» и «низкими» материями, идя от курицы с яйцами и цыплятами через «яркие фляги» до темы Жизни и Смерти. И ровно к моменту, как все «lucubrations» были исчерпаны, оказался закончен и сонет.

Надо сказать, что для первой попытки у Бёрнса получился очень «стройный» шекспировский сонет (abab, cdcd, efef, gg). Однако при кажущемся «маньеризме» в сонете заложена очень глубокая идея: как «сонетное» число 14 можно найти в самых разных жизненных сюжетах, так и Поэзия присутствует повсюду. Достаточно увидеть квочку, у которой под крылом четырнадцать яиц, — и вот готовый поэтический образ. В «Сонете о сонетах» тончайшим образом проявляется гений Бёрнса.

Пара строк не совсем легки для понимания. Особенно это касается «jockey’s stone». Осмелюсь предположить, что Бёрнс вначале написал строчку про коня, после чего, естественно, потребовалось представить публике и жокея. И он не нашел ничего лучше, чем провести аналогию с весом жокея: действительно, по британской системе мер и весов в 1 стоуне — 14 фунтов. Не поняв это, конечно, начинаешь искать «скрытые смыслы» выражения «a jockey’s stone».

Ну, и продолжая и улучшая мысль редакторов Национальной Коллекции Роберта Бёрнса, я думаю, что Бёрнс не просто выделял одну строчку для одной ассоциации. Речь скорее нужно вести о парах строк. Таким образом, не считая двух первых и двух последних строк, получаем следующее: 3 и 4 строки — курица, яйца и цыплята (= зарождение жизни); 5 и 6 — жокей, его лошадь и их возраст (= тема молодости и старости); 7 и 8 — бедное существование поэта (= сам Бёрнс); 9 и 10 — конфликт чисел 12, 13 и 14 и превосходство 14-ти (= власть и борьба за нее); 11 и 12 — Жизнь, получаемая от женщины, и Смерть, приходящая от мужей (= тема Жизни и Смерти).

Уильям Вордсворт
Сонет о Сонете

Критик, сонет презирающий, хмуришься зря ты.
Этим ключом открывал свое сердце Шекспир.
Этой Петрарка свои обезболивал раны
Тихой мелодией лютни — и жизнь торопил.
Тысячу раз эта флейта звучала у Тассо.
Ею Камоэнс в изгнанье озвучивал скорбь.
Данту венок кипарисов на мудрую бровь —
Ветвью веселой сонет в эти листья вплетался.
Сим светляком по пути ободрял себя Спенсер
По темноте из страны заколдованных фей.
Мильтон ослеп — но по прежнему складывал песни
В виде сонетов — как будто играл на трубе.
Эта труба до сих пор призывает к ответу
Души живые — и нас призывает — к борьбе!

William Wordsworth
Scorn Not the Sonnet

Scorn not the Sonnet; Critic, you have frowned,
Mindless of its just honours; with this key
Shakspeare unlocked his heart; the melody
Of this small lute gave ease to Petrarch’s wound;
A thousand times this pipe did Tasso sound;
With it Camoens soothed an exile’s grief;
The Sonnet glittered a gay myrtle leaf
Amid the cypress with which Dante crowned
His visionary brow: a glow-worm lamp,
It cheered mild Spenser, called from Faery-land
To struggle through dark ways; and when a damp
Fell round the path of Milton, in his hand
The Thing became a trumpet; whence he blew
Soul-animating strains—alas, too few!

А.С. Пушкин
СОНЕТ О СОНЕТЕ
Scorn not the sonnet, critic. Wordsworth

Суровый Дант не презирал сонета;
В нем жар любви Петрарка изливал;
Игру его любил творец Макбета;
Им скорбну мысль Камоэнс облекал.

И в наши дни пленяет он поэта:
Вродсворт его орудием избрал,
Когда вдали от суетного света
Природы он рисует идеал.

Под сенью гор Тавриды отдалённой
Певец Литвы в размер его стесненный
Свои мечты мгновенно заключал.

У нас его еще не знали девы,
Как для него уж Дельвиг забывал
Гекзаметра священные напевы.

Август Вильгельм Шлегель
СОНЕТ О СОНЕТЕ

Вяжу одною цепью два катрена,
Две пары строк в две рифмы облекаю,
Вторую пару первой обрамляю,
Чтобы двойная прозвучала смена.

В двойном трехстишье, вырвавшись из плена,
Уже свободней рифмы расставляю,
Но подвиги, любовь ли прославляю —
Число и строй держу я неизменно.

Кто мой отверг строфический закон,
Кто cчел его бессмысленной игрою,
Тот не войдет в число сонетной касты.

Ho тeм, кто волшебством моим пленен,
Я в тесной форме ширь и глубь открою
И в симметрии сплавлю все контрасты.

Шарль Сент-Бев
О СОНЕТЕ

Заядлый острослов, не порицай сонет:
Шекспир свою любовь в нем воспевал порою.
Петрарка пpидал блеск его стиху и строю,
И Тассу облегчал он жизнь в годину бед.

Изгнаньем тяготясь, Камоэнс много лет
В сонетах изливал тоску, гоним судьбою,
И Дaнт лю6ил его изысканность: не скрою,
Что в дантовом венке цветка прелестней нет.

И Спенсер, возвратясь из сказочных скитаний,
Вложил в сонет всю грусть своих воспоминаний,
И Mильтон не избег его волшебных чар.

Хочy, чтоб должное у нас ему воздали,
Вез Дю Белле его из флорентийской дали,
И в нем прославился бессмертный наш Ронсар.

Дмитро Павличко
СОНЕТ О СОНЕТЕ

Стрункий сонет з’являється в уяві,
Неначе в лісі олень-злоторіг,
Чутливий і принадливий, як гріх,
Далекий, мов зоря в небесній мряві.

Як в намисли фальшиві і лукаві
Напрямувать його нестримний біг…
Він спиниться на схрещенні доріг,
Закаменівши в дешевенькій славі.

Відчується бетон в його статурі,
На голові засохнуть штурпаки,
Мов у спекотне літо кущ на мурі.

Все вичарує правда навпаки —
Він роги золоті, як блискавки
Думок, нестиме крізь віки та бурі.

Лопе де Вега
ДВА СОНЕТА О СОНЕТЕ

Ну, Виоланта! Задала урок!
Не сочинил я сроду ни куплета,
А ей — изволь сонет. Сонет же — это
Геенна из четырнадцати строк.

А, впрочем, я четыре превозмог,
Хоть и не мыслил о судьбе поэта…
Что ж, если доберусь я до терцета,
Катрены не страшны мне, видит бог.

Вот я трехстишья отворяю дверь…
Вошел. И не споткнулся, право слово!
Один терцет кончаю. А теперь,

С двенадцатым стихом — черед второго.
Считайте строчки! Нет ли где потерь?
Четырнадцать всего? Аминь! Готово.

* * *

За нежный поцелуй ты требуешь сонета,
Но шутка ль быть творцом четырнадцати строк
На две лишь четки рифм? Скажи сама, Лилета:
«А разве поцелуй безделка?» Дай мне срок!

Четыре есть стиха, осталось три куплета.
О Феб! о добрый Феб! не будь ко мне жесток,
Хотя немножечко парнасского мне света!
Еще строфа! Смелей! Уж берег недалек!

Но вот уж и устал! О мука, о досада!
Здесь, Лила — поцелуй! тут рифма и — надсада!
Как быть? Но бог помог! еще готов терцет!

Еще б один — и все! пишу! хоть до упада!
Вот!.. Вот! почти совсем!.. О радость, о награда!
Мой, Лила, поцелуй, и вот тебе сонет!

F?lix Lope de Vega Carpio
Soneto de repente

Un soneto me manda hacer Violante,
que en mi vida me he visto en tanto aprieto;
catorce versos dicen que es soneto,
burla burlando van los tres delante.

Yo pens? que no hallara consonante
y estoy a la mitad de otro cuarteto,
mas si me veo en el primer terceto,
no hay cosa en los cuartetos que me espante.

Por el primer terceto voy entrando,
y parece que entr? con pie derecho
pues fin con este verso le voy dando.

Ya estoy en el segundo y aun sospecho
que voy los trece versos acabando:
contad si son catorce y est? hecho.

Иван Бунин
На высоте, на снеговой вершине…

На высоте, на снеговой вершине,
Я вырезал стальным клинком сонет.
Проходят дни. Быть может, и доныне
Снега хранят мой одинокий след.

На высоте, где небеса так сини,
Где радостно сияет зимний свет,
Глядело только солнце, как стилет
Чертил мой стих на изумрудной льдине.

И весело мне думать, что поэт
Меня поймёт. Пусть никогда в долине
Его толпы не радует привет!

На высоте, где небеса так сини,
Я вырезал в полдневный час сонет
Лишь для того, кто на вершине.

«ТЕМ, КТО ВОЛШЕБСТВОМ МОИМ ПЛЕНЕН…»
Заметки о сонете.
Михаил Красинский

I.О ЖАНРЕ И ПРОИСХОЖДЕНИИ СОНЕТА

Сонетом (от итальянского „sonette“) именуется краткое (из 14 стихов) лироэпическое произведение строгой фиксированной формы, состоящее из октавы и секстета, или, иначе, из двух катренов (четверостиший) и двух терцетов (трехстиший), связанных как особой системой рифмовки, так и общей магистральной идеей всего стихотворения. Шедевр твердых стихотворных форм, сонет в идеале представляет собой сплав лирики с логикой и призван не просто удовлетворить чувство прекрасного, но и сказать некое новое слово в дискурсе человеческого бытия. Вследствие логической завершенности сонета, а также его заостренного и риторического характера, в европейских литературах прошлых веков он считался разновидностью литературной эпиграммы.

Принято считать, что форму сонета изобрел в первой половине XIII века сицилийский поэт Джакомо да Лентини, служивший нотариусом при дворе императора Фридриха II Гогенштауфена. Вот сонет Лентини – один из первых сонетов в мировой литературе:

Виденье легкость шага мне дает,
Виденье дивное надежды множит,
Виденье утешать не устает –
Виденье чудное, что ум тревожит.

Виденье той, что свет лучистый льет,
В уста виденье смех смятенный вложит;
О том виденье говорит народ:
Виденья нет, что с ним сравниться может.

Кто зрел столь дивные глаза в виденье,
Глаза, в чьих взорах жжет любовь, пылая,
Уста, чей сладкий смех несет смятенье?

С ней говорю – с ней рядом умираю,
И мнится, к раю близко восхожденье;
Всех выше любящих себя считаю.

(Перевод А. Парина)

II.ПОЭТИКА СОНЕТА

Сонет возникает из концепции, одной строки-мысли и двух рифм. Вначале создается первый катрен – экспозиция. Продуманно подбираются рифмы с тем расчетом, чтобы в языке нашлись подходящие по смыслу слова. Рифмы в сонете должны быть по возможности простыми, точными и звучными, соответствующими изначальному смыслу слова «сонет», произведенному от итальянского „sonare“ – «звучать, звенеть». Затем пишется второй катрен, логически вытекающий из первого и заполняющий собой пространство уже готовых рифм. Затем ход рассуждения вызывает к жизни первый терцет – рифмы в нем уже другие, как правило, отличные от рифм в катренах. Необходимо также помнить о правиле альтернанса, т.е. о чередовании мужских и женских клаузул: это означает, что если октава во втором катрене заканчивается женской рифмой, то секстет в его первом терцете лучше начать с мужской, и наоборот. И, наконец, заключительный стих сонета – завершающий аккорд, так называемый «сонетный замок»: желательно, чтобы в нем содержалась некая афористически выраженная мысль, которая подытоживала бы все сказанное выше и придавала целому как формальную законченность, так и своего рода идейную завершенность.

Альтернанс мужских и женских рифм в русском классическом сонете выступает как атрибут отечественной поэтической традиции. Исключением являются переводы итальянских сонетов со сплошными женскими клаузулами, воссоздающими систему рифм оригинала. По той же причине сплошные мужские клаузулы возможны в переводах английских сонетов. Что же касается видов рифм, то, в то время как в секстете возможны и даже желательны все три вида – опоясывающие, перекрестные и смежные, в октаве могут быть только первые два. Смежные рифмы в октаве нежелательны, поскольку разрушают внутреннее формальное единство катренов. Из двух видов рифм в октаве предпочтительнее первый, т.е. опоясывающие, ибо он обеспечивает больший эффект неожиданности. Всего изящнее выглядит тип сонета с опоясывающими равнозвучными рифмами в октаве, а в секстете имеющий либо две смежных рифмы и одну опоясывающую, либо одну смежную рифму и две перекрестных, – так называемый «французский» сонет.

1. Схема рифмовки: aBBa/aBBa/CCd/EEd.

Скорей погаснет в небе звездный хор
И станет море каменной пустыней,
Скорей не будет солнца в тверди синей,
Не озарит луна земной простор;

Скорей падут громады снежных гор,
Мир обратится в хаос форм и линий,
Чем назову я рыжую богиней
Иль к синеокой преклоню свой взор.

Я карих глаз живым огнем пылаю,
Я серых глаз и видеть не желаю,
Я враг смертельный золотых кудрей.

Я и в гробу, холодный и безгласный,
Не позабуду этот блеск прекрасный
Двух карих глаз, двух солнц души моей.

(Пьер де Ронсар, перевод В. Левика)

2. Схема рифмовки: aBBa/aBBa/CCd/EdE.

Ты помнишь, Лагеи, я собирался в Рим,
И ты мне говорил (мы у тебя сидели):
«Запомни, Дю Белле, каким ты был доселе,
Каким уходишь ты, и воротись таким».

И вот вернулся я – таким же, не другим.
Лишь то, что волосы немного поседели,
Да чаще хмурю бровь, и дальше стал от цели,
И только мучаюсь, все мучаюсь одним.

Одно грызет меня и гложет сожаленье.
Не думай, я не вор, не грешен в преступленье.
Но сам обрек себя на трехгодичный плен,

Сам обманул себя надеждою напрасной
И растерял себя из жажды перемен,
Когда уехал в Рим из Франции прекрасной.

(Жоашен Дю Белле, перевод В. Левика)

Существует также тип «итальянского» сонета, в котором – в его классическом варианте – система рифм в секстете напоминает «лесенку»: ABBA/ABBA/CDE/CDE:

Соблазны света от меня сокрыли
На Божье созерцанье данный срок, –
И я души не только не сберег,
Но мне паденья сладостней лишь были.

Слеп к знаменьям, что стольких умудрили,
Безумец, поздно понял я урок.
Надежды нет! – Но если б ты помог,
Чтоб думы себялюбие избыли!

Сравняй же путь к небесной высоте,
Затем что без тебя мне не по силам
Преодолеть последний перевал;

Внуши мне ярость к миру, к суете,
Чтоб недоступен зовам, прежде милым,
Я в смертном часе вечной жизни ждал.

(Микеланджело, перевод А. Эфроса)

Помимо этого, в секстетах сонетов, могущих принадлежать к самым различным видам, встречается распространенная схема вереницы сдвоенных клаузул по типу CD/CD/CD:

Глас моего твердит мне отраженья,
Что дух устал, что изменилось тело,
Что сила, как и ловкость, ослабела;
Исчез обман: старик ты, нет сомненья.

Природа требует повиновенья;
Бороться ль? – время силу одолело
Быстрей воды, гасящей пламень смело;
За долгим тяжким сном – час пробужденья.

Мне ясно: улетает жизнь людская,
Что только раз дана, свежа и здрава:
А в глуби сердца речь внятна живая –

Той, что, теперь вне смертного состава,
Жила, единственная, столь сияя,
Что, мнится, всех других померкла слава.

(Петрарка, перевод Ю. Верховского)

Во всех перечисленных нами типах сонетной рифмовки в катренах легко представимы и перекрестные рифмы, а не только опоясывающие: все зависит от хода развития темы, которая и диктует рифмы, не всегда повинуясь стремлению поэта соблюсти строгий формальный канон. Также очень изящно выглядит смешанная система рифмовки катренов, при которой перекрестные рифмы первого переходят затем в опоясывающие во втором. Мы воздержимся здесь от приведения соответствующих образцов, чтобы чрезмерно не удлинять данный раздел статьи. Sapienti sat.

III.О СТИХОТВОРНОМ РАЗМЕРЕ СОНЕТА

Каковы основные требования, предъявляемые к стиху сонета? Я бы назвал следующие: простота; размеренность; лаконизм; целостность; спокойствие; насыщенность; напевность.

Среди пяти традиционно общеупотребительных в европейской поэтике стихотворных размеров, – ямба, хорея, дактиля, амфибрахия и анапеста, – следует особо выделить ямб.

Как мне кажется, ни один из трехдольных размеров для сонета не подходит. Я умышленно говорю «трехдольный», а не «трехстопный», употребляя термин, принятый в теории музыки. Стихи, написанные такими размерами, удобно перекладывать на музыку и танцевать под нее вальс. Но, хотя сонеты порой действительно сочиняются в трехстопных размерах и в самом деле кладутся на музыку, но все же сонет – это не вальс. Сонет – это четырнадцатистрочный научный труд, краткая, но предельно точная теоретическая статья или даже диссертация, в которой пребывают в гармоническом единстве лирическое и интеллектуальное начала. Поэтому из сонета может получиться прекрасный многоголосый хорал, но танец – едва ли.

Простак-хорей – тоже размер из породы танцевальных, а точнее – плясовых. Ему так же недостает спокойствия и размеренности. Он хорошо подходит для эпиграммы, – недаром же четырехстопный хорей – любимый размер народных частушек. Пятистопный хорей – уже несколько серьезнее, чем его более лаконичный собрат, – однако из-за ритмического акцента на первой стопе, и затем еще одного – на последней, стихи пятистопного хорея как бы обособляются один от другого, вследствие чего нарушается принцип целостности всего произведения. И это – также существенный недостаток.

Из трех разновидностей ямба, могущего быть, как известно, четырех-, пяти- и шестистопным, четырехстопный ямб отвечает всем упомянутым выше требованиям, за исключением одного: он лишен насыщенности. В его четырех стопах так же тесно, как в четырех стенах. Там, где в нескольких строчках порой умещается полжизни, а иногда и вся, лишнее пространство отнюдь не помешало бы.

Также лишь пяти требованиям из шести отвечает и ямб шестистопный, именуемый еще александрийским стихом. Правда, в нем чуть меньше лаконизма и чуть больше насыщенности. Но его шесть стоп, разделяясь строго посредине, неизбежно вызывают к жизни отчетливую цезуру, которая лишает стих необходимой цельности и снимает половину силы и выразительности концевых рифм. Сам текст сонета при этом как бы разламывается по вертикали на две части. И это также существенный изъян.

Парижа я люблю осенний, строгий плен,
И пятна ржавые сбежавшей позолоты,
И небо серое, и веток переплеты –
Чернильно-синие, как нити темных вен.

Поток всё тех же лиц, – одних без перемен,
Дыханье тяжкое прерывистой работы,
И жизни будничной крикливые заботы,
И зелень черную и дымный камень стен.

Мосты, где рельсами ряды домов разъяты,
И дым от поезда клоками белой ваты,
И из-за крыш и труб – сквозь дождь издалека

Большое Колесо и Башня-великанша,
И ветер рвет огни и гонит облака
С пустынных отмелей дождливого Ла-Манша.

(Максимилиан Волошин)

У шестистопного ямба имеется еще один недостаток, который может порой оказать поэту медвежью услугу: в ряде случаев он практически тождествен несонетному стихотворному размеру народной русской поэзии, именуемому четырехдольником или пэоном четвертым. Так, в приведенном выше образце Волошина настоящих ямбических стихов, в сущности, всего пять: 1, 5, 11, 12 и 13-й. Все остальные его стихи, строго говоря, представляют собой именно примеры четвертого пэона, построенные таким образом, что после шестой стопы в них имеется подобие цезуры, вообще-то пэонам не свойственной, из-за чего их можно с полным правом отнести также и к александрийским стихам. Гораздо хуже бывает в тех случаях, когда такой цезуры нет, но на месте ее оказывается слово, на которое и приходится водораздел между шестой и седьмой стопами. Причем, как часто случается, поэт этого не замечает, особенно если он не очень сведущ в теории стиха или вообще является начинающим автором, не различающим подобных тонкостей.

И все же шестистопный ямб замечательно подходит для сонета. Он уступает только пятистопному, который один отвечает всем требованиям, названным выше. Таким образом, этот вид ямба, будучи некой «золотой серединой», может по праву считаться лучшим стихотворным размером сонета.

Характерным свойством пятистопного ямба является наличие в нем двух главных метрических акцентов – на второй и на пятой стопе. Поэтому можно достичь особой выразительности стиха, если приложить усилия к тому, чтобы эти акценты совпадали со словами, несущими в стихе основную смысловую нагрузку. Вот два примера этому из классиков:

Суровый Дант не презирал сонета… (Пушкин).
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж… (Шекспир в переводе Маршака).

Те сонеты, в которых данный принцип соблюдается, как правило, поражают своей законченностью и стройностью. Таков обычный результат умелого и правильного использования метра.

Четырехстопный ямб главных метрических акцентов не имеет – в нем все четыре равны. Шестистопный имеет их четыре: на первой, третьей, четвертой и шестой стопах. Наличие в русском языке громоздких и неудобных слов, имеющих от четырех слогов и более, может создавать трудности из-за неизбежного несовпадения главных акцентов стиха с ударениями в этих словах, порождающего спондеи и пиррихии как элементы неблагозвучности. И здесь на выручку поэту приходит все тот же пятистопный ямб, в котором между акцентами в стихе имеются трехсложный и пятисложный интервалы. Стоит только пустить в ход немного изобретательности, – и любому длинному и неудобному слову можно найти подобающее место.

Эй, жизнь моя!.. Молчание ответом?
Вот все, что я оставил за собою,
А краткий век мой, загнанный судьбою,
Исчез из глаз, и путь его неведом.

Ушли года, ушло здоровье следом,
И проглядел я их за суетою.
И жизни нет, одно пережитое,
Как нет и сил сопротивляться бедам.

Вчера прошло, а Завтра не настало,
Мое Сегодня мимолетней взгляда,
И то, чем был я, быть уже устало.

Вчера, сегодня, завтра… Та триада,
Что из пеленок саван мне сметала
В тягучей повседневности распада.

(Ф. де Кеведо, «Вспомни ничтожность прожитого и призрачность пережитого». Перевод А. Гелескула)

IV.РИТОРИКА В СОНЕТЕ

Поэт Иоганнес Бехер в своей работе «Философия сонета, или Малое наставление по сонету» говорит: «В сонете содержанием является закон движения жизни, состоящий из положения, противоположения и развязки в заключении, или из тезы, антитезы и синтеза. Схематически это можно определить так: положение, или теза, развивается в первом катрене; на него отвечает во втором катрене противоположение, или антитеза; заключение, или синтез, развивается в двух терцетах. Однако в чистом виде эта тема лишь редко встречается в сонете. Она бесконечно варьируется, но вместе с тем, если сонет претендует на то, чтобы считаться сонетом, полностью исключить ее тоже нельзя».

В современной поэтической практике известны два основных типа сонета. Первый – это редкий случай классического эталонного сонета с тезой, антитезой и синтезом; пространственно это пирамида или конус. Второй – это намного чаще встречающийся тип стихотворения с экспозицией в первом катрене, дальнейшим развитием заданной темы во втором катрене, поворотом хода мысли вкупе с началом развязки в первом терцете, – и, наконец, стремительной развязкой, так называемым «сонетным замком», во втором терцете. Пространственно это парабола или радуга.

Вяжу одною цепью два катрена:
Две пары строк в две рифмы облекаю,
Вторую пару первой обрамляю,
Чтобы двойная прозвучала смена.

В двойном трехстишье, вырвавшись из плена,
Уже свободней рифмы расставляю,
Но подвиги, любовь ли прославляю –
Число и строй блюду я неизменно.

Кто мой отверг строфический закон,
Кто счел его бессмысленной игрою,
Тот не войдет в ряды венчанной касты.

Но тем, кто волшебством моим пленен,
Я в тесной форме ширь и глубь открою
И в симметрии сплавлю все контрасты.

(А.-В. Шлегель, «Сонет о сонете». Перевод В. Левика)

В сонете непременно должен присутствовать анализ, пусть даже в минимальном размере. Если же его нет, а есть только повествование или описание, то мы имеем дело не с сонетом, а с подменой или имитацией. Такое стихотворение можно назвать псевдосонетом или четырнадцатистрочником.

V.О ЧЕТЫРНАДЦАТИСТРОЧНИКЕ

Отличие четырнадцатистрочника от подлинного сонета заключается именно в том, что первый является обыкновенным стихотворением, облеченным в форму сонета, но не сонетом по своей сути.

Среди множества сонетных образцов порой можно встретить такие, у которых в катренах нет равнозвучных рифм (по схеме aBaB/cDcD). Данный тип сонета почти всегда может служить опознавательным знаком подмены, поскольку неравнозвучные рифмы в четверостишиях его октавы неопровержимо указывают на техническое бессилие автора, не сумевшего победить и подчинить себе словесный и идейный материал, и поэтому побежденного четырнадцатистрочником. Ибо равнозвучность рифм в катренах сонета – не случайное условие: она есть формальное выражение того, что положение в первом и противоположение во втором диалектически едины и составляют две стороны одного целого, два самостоятельных явления или объекта, объединенных законом действия и противодействия, вследствие чего возникают устойчивость и внутреннее напряжение. Без них становится ненужным и анализ, ибо если нет противоречия, то нечего и примирять. И сонет превращается в подмену так, как это способен сделать только сонет:

Рассыпался чертог из янтаря, –
Из края в край сквозит аллея к дому.
Холодное дыханье сентября
Разносит ветер по саду пустому.

Он заметает листьями фонтан,
Взвевает их, внезапно налетая,
И, точно птиц испуганная стая,
Они кружат среди сухих полян.

Порой к фонтану девушка приходит,
Влача по листьям спущенную шаль,
И подолгу очей с него не сводит.

В ее лице – застывшая печаль,
По целым дням она, как призрак, бродит,
А дни бегут… Им никого не жаль.

(И.А. Бунин, «Забытый фонтан»).

Четырнадцатистрочник – всегда результат поверхностного или дилетантского отношения к сонету. Но так как среди четырнадцатистрочников, – надо отдать им должное, – имеется много замечательных стихотворений, а грань, отделяющая этот вид от строгого сонета, подчас едва различима, то неизбежен вопрос: где же – сонет, и где – его антагонист? Ответить на него бывает нелегко, особенно если перед нами – «Крымские сонеты» Мицкевича или «Сонеты к Орфею» Рильке. И все же, хотя процент подлинных сонетов, по отношению ко всему количеству написанных псевдосонетов, весьма невелик, полностью отказаться от идеальной схемы тоже нельзя, так как именно случаи такого программного отказа привели, например, к полному распаду канонической формы в тех же «Сонетах к Орфею». Вследствие подобного отказа от следования классическому образцу мы вечно будем обречены именовать сонетами такие типичные случаи подмены, как, например, сонет И. Бунина «Северное море»:

Холодный ветер, резкий и упорный,
Кидает нас, и тяжело грести;
Но не могу я взоров отвести
От бурных волн, от их пучины черной.

Они кипят, бушуют и гудят,
В ухабах их, меж зыбкими горами,
Качают чайки острыми крылами
И с воплями над бездною скользят.

И ветер вторит диким завываньем
Их жалобным, но радостным стенаньям,
Потяжелее выбирает вал,

Напрягши грудь, на нем взметает пену
И бьет его о каменную стену
Прибрежных мрачных скал.

VI.О СОНЕТНОЙ ТЕМАТИКЕ

У сонета есть одно характерное свойство, известное всем, кто когда-либо вдумчиво брался за эту форму: он имеет тенденцию все обращать в самого себя. К примеру, поэт выбирает какую-либо тему и решает изложить ее в стихах. Он может написать на эту тему простое стансовое стихотворение, и оно получится либо удачным, либо нет, – но в любом случае оно выйдет обычным лирическим стихотворением. Но если он попытается написать на ту же тему сонет, не забывая при этом о формальных требованиях, то непременно будет изумлен тем, как засверкает выбранная им тема. Придет совершенно иное ее логическое решение, возникнут риторические повороты мысли, появится анализ…

У сонета есть также свойство отбора тематики. Одни темы подходят ему, а другие – нет. В этом случае сонет попросту не получится. Таким образом, он умеет за себя постоять. Но если тема выбрана правильно, то можно удивиться, насколько прекрасно все складывается: плавно развивается повествование, сами собой появляются нужные рифмы, и результат превзойдет все ожидания. Сонет, таким образом, как бы сам диктует поэту свой текст, сам себя сочиняет, и только не нужно ему мешать. Тематика сонетов – дело индивидуальное; но можно сотворить подлинный шедевр из ничего, – а можно и испортить превосходную тему незрелостью мыслей и поэтического мастерства.

Сонет, как ни одно другое литературное произведение, требует абсолютной выдержанности мыслей и чувств. Вдохновение приветствуется, но одного его недостаточно, и оно не всегда оправдывает себя. Сонет – это произведение зрелого духа и зрелой мысли; этот жанр не любит скороспелок. Возьмем так называемое впечатление за исходную точку во времени: если начать сочинять сонет «по свежим следам», то иной раз на его последующее «дозревание» уходит столько же времени, сколько должно «дозреть» само впечатление, давшее ему исходный импульс, чтобы освободиться от всего поверхностного и дать жизнь зрелому произведению, написанному в спокойном состоянии духа.

Сочинить подлинно высокохудожественный сонет способен лишь человек высоких душевных качеств. И наоборот: по качеству сонета можно судить о его авторе. Может быть, поэтому настоящих сонетов относительно немного.

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный Спаситель –

Она с величием, он с разумом в очах –
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

(А.С. Пушкин, «Мадонна»)

VII.О СОНЕТНОМ НАПОЛНЕНИИ

Сонет – короткое поэтическое произведение, в котором имеется всего лишь четырнадцать строк, и поэтому в нем нет простора для мыслей и рассуждений, как, например, в романе или повести. Но сонет и не требует для себя простора, ибо он предполагает не расширение, но углубление. В тесном сонетном пространстве, ограниченном рамками строгой формы, все без исключения стихи могут и должны быть предельно насыщены содержанием, мыслью, чувством, и стихотворению это пойдет только на пользу. Все зависит от мастерства автора и его желания сделать свое произведение не просто удачным, но – блестящим, а значит – бессмертным.

Хоть и сулит мне вящее желанье
К моим годам года додать не раз, –
Смерть не замедлит шага ни на час;
Чем больше ждешь, тем ближе с ней свиданье.

Да и к чему на счастье упованье,
Раз лишь в скорбях Господь приемлет нас?
Скольженье дней, и все, что тешит глаз,
Тем злостнее, чем ярче их блистанье.

И ежели, мой Боже, я порой
Весь отдаюсь могучему стремленью,
Несущему покой душе моей,

Но собственной ничтожному ценой, –
Дай в тот же миг свершиться вознесенью!
Чем дольше срок, тем пыл к добру слабей.

(Микеланджело, перевод А. Эфроса)

VIII.О РАЗНОВИДНОСТЯХ СОНЕТНЫХ ФОРМ

Так называемый «английский», или «шекспировский» сонет, как его именуют из-за того, что этот вид известен нам по сонетам Шекспира, является по сути срединной строфической формой, к которой тяготеют две соседние не-сонетные стансовые формы – стихотворения, составленные из трех и четырех четверостиший, подобно тому как в музыке тяготеют к тонике соседние неустойчивые ступени. Кажется, что довольно прибавить к стихотворению из трех строф двустрочное заключение, или переделать в двустишие четвертую строфу другого, – и сонет готов, по крайней мере – внешне… Однако на деле это не совсем так.

«Английский» сонет – это совершенно независимая, отдельная разновидность строгого сонета, несущая свои особые, именно ей присущие задачи. В этом виде сонета меньше внутреннего напряжения – и больше свободы; меньше опасность сползти в эпигонство и стилизацию – и больше возможностей выразить свои мысли изящно и просто. Между классическим и «шекспировским» сонетами существует некое разделение тем, хотя и не обязательное. Впрочем, понять до конца эту форму возможно, только написав подобный сонет – свой собственный.

Когда померкнет дней твоих весна,
Цветы убьет мороз преклонных лет,
На кудри снегом ляжет седина
И радостей былых исчезнет след,

Тогда возьми портрет – подарок мой,
Где верным я пером запечатлел
Все, что тебе даровано судьбой,
И то, как мой несчастен был удел.

Мой труд твои бесценные черты
Надежно для потомства сохранит,
Не потускнев, хотя увянешь ты,
И скроет нас кладбищенский гранит.

Бессмертны строки – пусть идут года,
Прекрасной ты пребудешь навсегда!

(Сэмюел Дэниел, перевод С. Сухарева)

Можно было бы утверждать, что этот тип сонета является по существу обычным стихотворением, поскольку строгая внутренняя композиция в нем практически упразднена, а три строфы с разными рифмами придают этой форме свободный, почти повествовательный характер. Но, по-видимому, здесь все индивидуально и зависит от целей и возможностей автора. Разумеется, в «английском» сонете сняты внешние признаки классической трехчастной композиции «теза+антитеза+синтез», – но зато в нем присутствует двухчастная композиция «теза+синтез». Помимо этого, с классическим сонетом его роднит сжатость (все те же 14 строк) и непременное наличие анализа, пусть даже в форме двустишия-заключения с афористическим характером. И, наконец, он обладает специфическим признаком сонета – чеканностью и незаменимостью каждой отдельной строки: ибо и к нему, как и к обычному сонету, нельзя прибавить ни слова, и убавить от него тоже ничего нельзя. Из сонета слова не выкинешь.

К «шекспировскому» сонету примыкает еще один сонетный тип, также появившийся в Англии, – «спенсеров» сонет, названный так по имени его изобретателя, английского поэта середины XVI столетия Эдмунда Спенсера. В «спенсеровом» сонете примечательная особенность формы состоит в характерном перетекании рифм из одной строфы в другую:

Все восхваляют красоту твою,
И знаешь ты сама, что ты прекрасна,
Но я один твой светлый ум пою
И дух твой, добродетельный и ясный.

Стирает время дланью беспристрастной
Прекраснейшую из земных красот,
Но в красоте души оно не властно,
Не страшен ей времен круговорот.

Она – порука, что ведешь ты род
От духа той гармонии нетленной,
Чья красота извечно предстает
Во всем, что истинно и совершенно.

Прекрасны духа этого творенья,
Все остальное – только дым и тленье.

(Перевод Е. Дунаевской)

Однако в сущности, если не считать изящной игры рифм, восходящей к раннесредневековой куртуазной поэзии, данная разновидность мало чем отличается от стандартного «шекспировского» сонета. Необходимо добавить, что подобная игра легко представима и в классическом сонете, и при этом отнюдь не помешает его строгой внутренней архитектонике.

Тип сонета с тавтологическими рифмами не позволяет судить однозначно о том, полноценный ли это сонет или подмена, – такую схему может иметь и подлинный, и псевдосонет, ибо и этот последний может быть построен по самому строгому формальному образцу. Поэтому форма сама по себе не дает права выносить произведению окончательный вердикт. Скорее наоборот: форма сонета с тавтологическими рифмами, а также близкая к ней форма сонета на двух рифмах, нередко свидетельствуют о высоком мастерстве их автора.

Горю, от пламени не тает лед,
И льдом я погасить не в силах пламень.
Льду мертвому живой враждебен пламень,
Весь пламень я живой, и мертвый лед.

На полюсе не холоден столь лед,
Не столь в небесной сфере жарок пламень.
Так я скорблю, что сердце больше пламень
Не опалит, не заморозит лед.

Я в жизни мертв и жив в духовной смерти,
И длится бесконечно смерть и жизнь,
Затем, что жизни есть росток и в смерти.

Ты, в мертвый дух вселяющая жизнь!
Зачем, живой, сражен стрелой я смерти,
И мертвому зачем сулишь ты жизнь?

(Ф. де Эррера, перевод М. Талова)

Подобным же образом, как нам представляется, все так называемые «варианты» сонетной формы, – центонен-сонет, «опрокинутый» сонет, «безголовый» сонет, «хвостатый» сонет и другие, – лишь с большой натяжкой могут именоваться полноценными образцами сонета, чаще всего являясь по сути стандартными четырнадцатистрочниками. Впрочем, и здесь, как и в других случаях, многое зависит от мастерства сочинителя.

IX.О ВНЕШНЕМ ВИДЕ СОНЕТА

Существуют различные виды внешнего оформления сонетов. Так, в отечественной традиции от самых ее истоков, т.е. от сонетов Тредиаковского и Сумарокова, укоренился тип стихотворения, разбитого на четыре отдельные строфы, как это было принято в современной им французской литературе, и в частности – у поэтов Плеяды. Однако это далеко не единственная из существующих традиций графического представления сонетной формы. Среди тех же русских сонетов можно подчас встретить сплошные стихотворные массивы из четырнадцати строк, без отступа на первой строке. Если же обратиться к европейской традиции сонетного искусства, то здесь мы встретимся еще с одним распространенным принципом внешнего построения сонета, не получившим распространения в нашей поэзии, – с системой отступов и выступов левой грани стихотворного текста, соответствующих в сонете стихам с мужскими и женскими клаузулами, как это имеет место, к примеру, в сонетах Джона Китса:

Тому, кто жил в неволе городской,
Дороже нет улыбки небосклона:
Он рад шептать молитву упоенно
В лицо открытой выси голубой.
Какое счастье – знойною порой,
Укрывшися в волнах травы зеленой,
Перечитать легко и просветленно
Быль о любви, застенчиво-простой!

И, возвращаясь на ночлег долиной,
К плывущей тучке устремив глаза,
Прислушиваясь к трели соловьиной,
Грустить, что промелькнула дня краса,
Как ангелом пролитая, по сини
Безмолвно проскользнувшая слеза.

(Перевод С. Сухарева)

Интервал, имеющийся в приведенном примере между октавой и секстетом, отнюдь не является чем-то обязательным: так, в сонетах немецкой барочной традиции он, как правило, отсутствует. Традиция же представления формы сонета, а точнее – конфигурации его левой грани, и здесь ставится в зависимость от альтернанса рифм, как это можно видеть по следующим двум образцам поэзии Андреаса Грифиуса в переводе автора настоящего эссе:

На Благовещение. Лк. 1.

Ликуй, в чьем сердце страх! Воспой, кто полон боли!
Трикрат Великий Бог исполнил клятву днесь,
И ангел передал Марии Божью весть, –
Тот ангел, что сердца застывшие уж боле
Не прогоняет прочь из рая. То, что волей
Утратила давно Праматерь, – ныне здесь
Вернула Дева вновь, и мрак греховный весь
Нам Солнцем милости рассеян в скорбной доле.
Из гордости хотел обожиться Адам;
Вочеловечившись, Сам Бог стал равен нам,
Смирен, и полн любви, и одарен премного.
О Дева, милости и святости полна!
О Цвет, в последние расцветший времена!
Сколь низкое Тобой возвышено от Бога!

На второй день Пасхи. Лк. 14.

Возлюбленный Иисус! – как гаснет день вокруг,
Как солнца в бездну вод стремительно паденье!
Злодейства черного бесовское вторженье –
Мрак ночи настает, и тяжко бремя мук.
Будь с нами, жизни Свет! будь Церкви Гость и Друг!
Поймет ли кто-нибудь Твой крест, Твои мученья,
Твои оковы, смерть и чудо воскрешенья,
Когда кромешной тьмой земной охвачен круг?
О, не спеши уйти! открой нам, в нашем горе,
Как Ты, Спаситель наш, возвысился в позоре,
Крестом стяжал венец, чрез боль взошел на трон.
В огне Твоей любви и лед вдруг вспыхнет разом,
И в благочестии тебя постигнет разум,
И погибающий Тобой навек спасен.

В той же немецкой поэтической традиции эпохи барокко было в ходу множество различных типов графического представления сонета: либо, при отсутствии разбивки на отдельные строфы, последние, тем не менее, отмечались тремя отступами в соответствующих начальных стихах, за исключением первой строфы, в которой отступ не ставился; либо все это сопровождалось сплошной разбивкой стихотворения на строфы; либо отступы ставились во всех случаях, с той же разбивкой текста на четыре части; либо сонет набирался сплошным массивом, с четырьмя отступами или вовсе без отступов, и т.д. В качестве иллюстрации процитируем еще один сонет Микеланджело, внешний облик которого, вопреки формальному решению его переводчика А. Эфроса, приведен нами в соответствие с итальянским оригиналом:

Уж дни мои теченье донесло
В худой ладье, сквозь непогоды моря,
В ту гавань, где свой груз добра и горя
Сдает к подсчету каждое весло.
В тираны, в боги вымысел дало
Искусство мне, – и я внимал, не споря;
А ныне познаю, что он, позоря
Мои дела, лишь сеет в людях зло.
И жалки мне любовных дум волненья:
Две смерти, близясь, леденят мне кровь, –
Одна уж тут, другую должен ждать я;
Ни кисти, ни резцу не дать забвенья
Душе, молящей за себя Любовь,
Нам со креста простершую объятья.

Возможно также, что в целом ряде случаев способы графического представления сонетов в печатных изданиях прошлых веков вообще определялись не волей авторов, а желанием, вкусом или произволом издателей, которые, как правило, крайне редко прислушивались к мнению поэтов о том, как должны были бы выглядеть в печати их произведения.

X.О ВЕНКЕ СОНЕТОВ

Формальная изощренность сонета вызвала к жизни близкую к поэме циклическую форму, в которой отдельные сонеты играют роль строф, а всего этих строф – пятнадцать. При этом каждый сонет, считая со второго, начинается с последнего стиха своего предшественника и заканчивается, в свою очередь, стихом, с которого начнется следущий за ним, и все они затем суммируются в заключительном, пятнадцатом сонете, составленном из первых и последних стихов всех прежде прошедших строф. Он именуется магистралом и пишется первым, и из него в дальнейшем последовательно берутся строки для всех остальных.

По поводу этой формы можно заметить, что, учитывая постоянную тенденцию сонета к «сползанию» в четырнадцатистрочник, порой бывает трудно представить себе полтора десятка полноценных сонетов, связанных в единую цепь. Не исключено, что в целом ряде случаев это будут сплошь подмены, поскольку элемент озарения и находки, без которого подлинный сонет непредставим, могут быть заменены в венке обычной технической виртуозностью. Поэтому иные из сонетных венков выглядят далекими от подлинной поэзии в желаемом смысле этого слова. Но и здесь все зависит исключительно от поэтического уровня творца: у настоящих поэтов и венки выходят настоящими, тогда как у графоманов все обстоит с точностью до наоборот.

При сочинении венка сонетов очень важно подобрать в исходном стихотворении – магистрале – такие рифмы, которые затем смогут многажды (до двух десятков раз) повториться в последующих элементах произведения, включая и неминуемые повторы. Венок сонетов не получится, если в магистрале на конце стихов поставить слова, которым не найти звуковых соответствий в лексиконе русского языка.

XI.О «ЗОЛОТОМ СЕЧЕНИИ» В СОНЕТЕ

Как известно, «золотым сечением» называется определенная композиционная пропорция, присутствующая в том или ином произведении искусства, и прежде всего – в скульптуре и в архитектуре. Сам термин «золотое сечение» был предложен в XVI веке Леонардо да Винчи. Суть этой пропорции в том, что целое так относится к большей части, как большая часть относится к меньшей. Необходимо заметить, что пропорция «золотого сечения» подсмотрена у природы, и прежде всего она отражена в строении человеческого тела, которое считается тем гармоничнее, чем ближе его пропорции к идеалу «золотого сечения». Среди поэтических жанров «золотое сечение» почти идеально воплощено в японском классическом вака (танка), имеющем пять строк и строго предписанное число слогов в них: 5-7-5-7-7, что в сумме дает 31 слог.

Печально гадаю:
В каких чужедальних краях
Под сенью деревьев
Найдут ненадолго приют
Опавших цветов лепестки.

(Сайгё, перевод А. Долина)

Соотношение строк вака между собой: 5:3 = 3:2, т.е. 1,666… и 1,5, что практически идентично (но соотношение количества слогов в танка не пропорционально). В сонете же, состоящем из октавы и секстета, соотношение строк следующее: 14:8 = 8:6, т.е. 1,75 и 1,333… Если судить не слишком строго, то можно приблизительно считать это соотношение пропорцией «золотого сечения», но с небольшим отклонением от условно-средней величины (1,542) в ту и другую сторону.

Таким образом, «золотое сечение», – та божественная пропорция, которую мы находим в макрокосме и микрокосме, в человеке и вселенной, во всем, что создано Богом, – присутствует и в сонете. Не в этом ли секрет его необъяснимой притягательности и редкого долголетия? Ибо сонет существует уже восемь столетий и собирается существовать и далее, спокойно соседствуя с другими поэтическими формами и жанрами, вплоть до верлибра. И более того: в то время как другие средневековые поэтические формы, – рондо, триолет и т.д., – в современной поэтической практике встречаются довольно редко и лишь в виде стихотворных экспериментов, сонет продолжает уверенно завоевывать сердца поэтов в каждом новом поколении. Очевидно, секрет неисчерпаемости сонетного искусства кроется не только в универсальности этой формы для всех времен и традиций, как и для любой тематики, но также и в магии самой формы, – иными словами, в «золотом сечении».

XII.«РУССКИЙ ПЕТРАРКА»

История российского сонета знает своего «Петрарку», хотя и не достигшего такого же совершенства и не стяжавшего бессмертия, как его великий итальянский предшественник, и полностью забытого сегодня. Граф Петр Дмитриевич Бутурлин, потомок старинного аристократического рода, появился на свет 17 марта 1859 года во Флоренции, в собственном доме, который достался ему в наследство от деда, екатерининского вельможи, сенатора и камергера, переселившегося в Италию. Юноша учился в Англии и первые свои стихотворения написал по-английски. В Россию Бутурлин приехал пятнадцати лет от роду и поселился в фамильном имении – селе Таганча Киевской губернии, бывшем владении графов Понятовских. Бутурлин мечтал стать русским поэтом и привить российской поэзии столь любимую им форму сонета. Всю свою недолгую жизнь (он прожил всего 36 лет) Петр Бутурлин сочинял сонеты: и в России, и в родной Флоренции, куда он спустя несколько лет вернулся советником русского посольства, и в Париже, где поэт жил вплоть до 1892 года, и затем снова в Таганче, куда он приехал в конце жизни, чтобы вскоре умереть от туберкулеза легких… Вот один из предсмертных сонетов Петра Бутурлина:

Родился я, мой друг, на родине сонета,
А не в отечестве таинственных былин, –
И серебристый звон веселых мандолин
Мне пел про радости, не про печали света

На первый зов мечты я томно ждал ответа
Не в серой тишине задумчивых равнин, –
Средь зимних роз, у ног классических руин,
Мне светлоокий бог открыл восторг поэта!

Потом… не знаю сам, как стало уж своим
Всё то, что с детских лет я почитал чужим…
Не спрашивай, мой друг! Кто сердце разгадает?

В моей душе крепка давнишняя любовь,
Как лавры той страны, она не увядает,
Но… прадедов во мне заговорила кровь.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

…Итак – сонет! При несравненной, поразительно совершенной форме в нем налицо и совершенное содержание, и это взаимосвязано. Не является ли сонет, в таком случае, не столько прекрасной поэтической игрой, сколько щедрой помощью поэтам, готовым удивительным вместилищем для любого содержания, облегчением поэтической задачи вдвое?..

Древние японцы считали, что их классическое пятистишие-танка изначально создано богами. То же хотелось бы сказать и о сонете: не верится, что его изобрел смертный человек; хочется думать, что он существовал всегда, как цветы, ручьи, трава, лес и небо, – все, что создано на радость человеку в этом прекрасном мире.

1979–1987, 2014

Евгений СТЕПАНОВ
СОНЕТ КАК НОВАЯ АВАНГАРДНАЯ ФОРМА
«Дети Ра» 2010, №11(73)

Сонет — старинная стихотворная форма, которая зародилась в Италии в ХIII веке. Это стихотворение, состоящее из 14 строк, имеющее определенное чередование катренов и терцетов, а также отличающееся особой тематикой и системой рифмования.
Непревзойденными мастерами жанра были Данте, Петрарка, Микельанджело, Шекспир, Пушкин…
Проблематика сонета основательно проработана в отечественной филологической науке.
Большой вклад в российскую сонетологию сделали М. Л. Гаспаров, А. П. Квятковский, С. Д. Титаренко, К. С. Герасимов, О. И. Федотов, С. И. Кормилов, Т. А. Кошемчук, Т. Б. Бонч-Осмоловская, И. Е. Чудасов, чьи труды широко известны. Их мы учитывали при написании этой небольшой обзорной статьи.
Наиболее распространены итальянский, английский и французский сонеты.
Итальянский сонет насчитывает два катрена (на две рифмы) и два терцета (на две-три рифмы) — abab abab cdc dcd (или cde cde). Английский (или шекспировский) сонет состоит из трех катренов (на две рифмы) и одного терцета (на одну рифму) — abab cdcd efef gg.
Французский сонет состоит из двух катренов и двух терцетов и рифмуется по системе авва авва bbg dgd или abab abab bbg ddg.
Также существуют «половинный сонет» (1 катрен и 1 терцет); «безголовый сонет» (отсутствует первый катрен); «сплошной сонет» (он написан на двух рифмах), онегинская строфа (это сонет, созданный Александром Пушкиным, с обязательным чередованием перекрестной, парной и опоясывающей рифмовки в катренах) и т. д.
Большинство сонетов написано пятистопным или шестистопным ямбом. В катренах используются перекрестные или опоясываюшие рифмы.
В терцетах система рифмования варьируется.
В сонете имеет значение не только форма, но, разумеется, и содержание (тематика). Катрены объединены по смыслу как борьба противоположностей, зачастую как теза и антитеза (или продолжение тезы). Логический параллелизм.
Венок сонетов состоит из 15 стихотворений, где последняя строка каждого из 14 сонетов является началом следующего — таким образом подчеркивается связь между строками. Завершающий сонет воспроизводит первые строки всех 14 предыдущих сонетов, заключая в себе как бы итоги всего венка сонетов.
Принято считать, что в отечественной поэзии сонет появился в 1732 году, когда Василий Тредиаковский (авторство переводчика до сих пор вызывает дискуссии) опубликовал перевод сонета Жака Валле де Барро (1602-1673) — «Боже! Коль твои судьбы правости суть полны». В дальнейшем тот же сонет был переведен Александром Сумароковым, а также в 1735 году тем же Тредиаковским.
Постепенно сонет стал не только «переводной» формой.
Ведущие поэты ХVIII — ХIХ веков отдали дань сонету — Гаврила Державин, Василий Жуковский, Александр Сумароков, Василий Тредиаковский, Aнтон Дельвиг, А. Ржевский, Михаил Херасков, Дмитрий Веневитинов, Николай Языков, Александр Пушкин, Евгений Баратынский, Вильгельм Кюхельбекер, Аполлон Григорьев, Василий Курочкин и другие. Дворянская культура предполагала владение различными стихотворными формами. В то время нередки были сонеты-мадригалы, сонеты-эпитафии.
Александр Пушкин оставил только три сонета — «Суровый Дант не презирал сонета», «Поэту», «Мадонна». И, безусловно, это абсолютные шедевры, которые звучат современно и в наши дни.

Сонет
Scorn not the sonnet, critic.
Wordsworth*.

Суровый Дант не презирал сонета;
В нем жар любви Петрарка изливал;
Игру его любил творец Макбета;
Им скорбну мысль Камоэнс облекал.

И в наши дни пленяет он поэта:
Вордсворт его орудием избрал,
Когда вдали от суетного света
Природы он рисует идеал.

Под сенью гор Тавриды отдаленной
Певец Литвы в размер его стесненный
Свои мечты мгновенно заключал.

У нас еще его не знали девы,
Как для него уж Дельвиг забывал
Гекзаметра священные напевы.

1830 [1]

Пушкин как истинный новатор в поэзии реформировал сонет — он создал онегинскую строфу. Онегинская трофа — это 14 cтихов с рифмовкой ab ab vvgg deed gg. Подробно Онегинскую строфу исследовал М. Л. Гаспаров. Он писал: «Онегинская строфа, созданная Пушкиным для своего романа в стихах, — одна из самых длинных в русской поэтической практике: 14 стихов с рифмовкой АбАб+ВВгг+ДееД+жж. Таким образом, здесь следуют друг за другом четверостишия всех трех возможных рифмовок — перекрестной, парной и охватной, а затем заключительное двустишие. Перекрестная рифмовка ощущается как умеренно сложная, парная — как более простая, охватная — как наиболее сложная, двустишие — как самая простая: получается чередование то большего, то меньшего напряжения. Часто первое четверостишие задает тему строфы, второе ее развивает, третье образует тематический поворот, а двустишие дает четко сформулированное разрешение темы» [2].
Онегинской строфой написана «Тамбовская казначейша» Михаила Лермонтова, некоторые стихотворения Максимилиана Волошина, Юргиса Балтрушайтиса и других поэтов.
В начале ХХ века сонеты писали Иннокентий Анненский, Максимилиан Волошин, Вячеслав Иванов, Валерий Брюсов, Анна Ахматова, Игорь Северянин, Павел Антокольский, Демьян Бедный, в середине и конце столетия — Семен Кирсанов, Арсений Тарковский, Илья Сельвинский, Иосиф Бродский, Генрих Сапгир, Леонид Аронзон, Валерий Прокошин, Владимир Солоухин.
В настоящее время сонет (а тем более венок сонетов) — не столь популярная стихотворная форма, как, скажем, в ХIХ и ХХ веках.
Между тем, существуют авторы, которые пишут сонеты. Следует упомянуть Кирилла Ковальджи, Сергея Мнацаканяна, Вячеслава Куприянова, Дмитрия Цесельчука, Сергея Бирюкова, Андрея Коровина, Александра М. Кобринского, Наталью Мазо, Александра Ерёменко, Виктора Коркия, Тимура Кибирова, Владимира Ермолаева, Елену Зейферт, Татьяну Виноградову, Ирину Репину, Наталию Лихтенфельд, Ольгу Денисову, Юрия Проскурякова, Юрия Богданова, Андрея Канавщикова, Александра Лайко, Вадима Степанцова, Игоря Белова, Данилу Давыдова, Георгия Чернобровкина, Ефима Гаммера, Антона Черного, Григория Аросева, Яна Бруштейна, Влада Васюхина и некоторых других.
Палиндромические сонеты пишут Борис Гринберг, Александр Бубнов, Владимир Пальчиков-Элистинский [3].
В ХХ веке палиндромические сонеты также писали Дмитрий Минский, Савелий Гринберг и ряд других авторов.
Блистательным мастером и реформатором сонетной формы был Генрих Сапгир. Он оставил богатое поэтическое наследие, в частности, знаменитые Сонеты на рубашках. Наряду с традиционными сонетами Сапгир писал новаторские, необычные по форме. Например, в «Рваном сонете» или сонете «Это все о Париже» полностью отсутствуют рифмы, что, конечно, для этого жанра не характерно. Сапгир часто использовал в сонетах анжамбеманы, что также не распространено. Приведем один пример.

Сонет-Статья

«Большая роль в насыщении рынка това-
рами принадлежит торговле. Она
необычный посредник между произво-
дством и покупателями: руково-
дители торговли отвечают за то,
чтобы растущие потребности населе-
ния удовлетворялись полне-
е, для этого надо развивать гото-
вые связи, успешно улучшать проблемы улучше-
ния качества работы, особенно в отноше-
нии сферы услуг, проводить курс на укрепле-
ние материально-технической базы, актив-
но внедрять достижения техники, прогрессив-
ные формы и методы организации труда на селе» [4]

Даже в, казалось бы, традиционных сонетах Сапгир расшатывает форму. Прежде всего — синтаксис.

Дух

Звезда ребенок бык сердечко птичье —
Все вздыблено и все летит — люблю —
И налету из хаоса леплю
Огонь цветок — все — новые обличья
Мое существованье фантастично
Разматываясь космос шевелю
И самого себя хочу настичь я
Стремясь из бесконечности к нулю
Есть! пойман!.. Нет! Еще ты дремлешь в стебле
Но как я одинок на самом деле
Ведь это я все я — жасмин и моль и солнца свет
В башке поэта шалого от пьянства
Ни времени не знаю ни пространства
И изнутри трясу его сонет [5]

Также сонеты без рифм встречаются в творчестве Александра Ерёменко.
Иронические сонеты пишет Владимир Ермолаев из Риги. Он развивает традиции выдаюшегося авангардиста Александра Кондратова, перу которого, в частности, принадлежит такой сонет:

Сонет

сонет
сонет —
сонет!
Сонет,
сонет,
сонет:
сонет.
Сонет?
Сонет!
Сонет-сонет.
Сонет,
сонет,
сонет-сонет! [6]

Александр Кондратов работал в паралельных направлениях с другим поэтом-авангардистом — немцем Герхардом Рюмом, который оставил похожие сонеты, один из которых мы ранее опубликовали в «Детях Ра» [7] и повторяем в этом номере.
Сонеты-акростихи достаточно редки в современной поэзии — известны опыты поэта из Великих Лук Андрея Канавщикова.
Во французской поэзии известен сонет Жана Бенса (члена группы УЛИПО), в котором нет существительных, глаголов, прилагательных.
В ХХ, а тем более в ХХI веке иногда меняется тематика сонета — она становится более широкой и менее философской. Хотя основные темы — традиционны: борьба добра и зла, любовь, смерть.
Владимир Пальчиков-Элистинский

Сонет-Перевертыш

Зеленой одой — о, не лезь! —
нам боли бурь убил обман.
Нам утро — звон, но взор — туман,
Селена — миф им, а не лес.

Себе не раз в заре небес
нагар увидь и в ураган.
На вес вон сини снов Севан,
сегодня иссиян до ГЭС.

Хилее дух — худее лих,
хитер (особо ссоре тих).
Те — в сваре Вии. Вера в свет.

Иду… Скорее, рок, суди!..
И дико рана-рок: «Иди,
девиз ума, да муз и «Вед»!» [8]

Форма расшатывается, усложняется. При этом контент сохраняется в рамках канона.Венок сонетов — предельно редкая для современных стихотворцев форма. Тем не менее, к ней обращаются наши современники Сергей Мнацаканян, Дмитрий Цесельчук, Игорь Белов, Юрий Богданов, Елена Зейферт, Наталия Лихтенфельд, Ефим Гаммер, Георгий Чернобровкин.
Замечательный венок сонетов оставил выдающийся русский поэт ХХ и ХХI веков Валерий Прокошин, сумевший сказать свое слово и в этом жанре и показав себя глубоким филосософским лириком. В заключительном пятнадцатистишии венка сонетов он писал:

Вот старый календарь моей души.
Листает память мятые страницы:
Был жизни срок, замешанный на лжи,
Где я сумел лишь тенью повториться.

В закрытой для чужих сердец глуши
Росли грехи вороньей вереницей,
А время только в прошлое стремится
Вдоль выпуклого поля спелой ржи.

Но треснула внутри земная ось!
Рассвет распространился вкривь и вкось,
И плоть боролась с ускользавшей тенью.

Сквозь призму счастья, словно сквозь стихи,
Все возвращалось на свои круги
Любовью, равной смерти и рожденью. [9]

Как будет развиваться сонет в дальнейшем — предположить трудно. Скорей всего, к нему будут обращаться единицы. И это не может не огорчать.

____________________________________
* Не презирай сонета, критик. Вордсворт. (англ.).

Литература:

1. А. С. Пушкин. Сочинения в трех томах. Санкт-Петербург: Золотой век, Диамант, 1997. Сайт www.litera.ru.
2. М. Л. Гаспаров, «Русский стих начала ХХ века в комментариях», М., «Фортуна Лимитед», 2001, с. 177, 178.
3. См. об этом подробнее в: Иван Чудасов, «Палиндромические сонеты В. И. Пальчикова (Элистинского) в книге «Свод сонетов»» (М., 1990), «Дети Ра», № 5 (55) за 2009 г., сайт www.detira.ru.
4. Сапгир Г. В. Неоконченный сонет. — М.: «Издательство «Олимп», «Издательство АСТ», 2000, с. 171.
5. Там же. С. 155.
6. Александр Кондратов, сайт www.rvb.ru.
7. Герхард Рюм, «Дети Ра», № 3, 2008.
8. Владимир Пальчиков-Элистинский, «Сонет-перевертыш», «День поэзии», 1983, с. 172.
9. Валерий Прокошин, «Дети Ра», 2009, № 8 (58). Сайт www.detira.ru.