В последние годы жизни Толстого интерес к его произведениям во всех странах Востока, в том числе и в Китае, необычайно возрос. К этому времени относится появление первых переводов сочинений русского писателя на китайском языке.

Александр И. Шифман
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ВОСТОК

ТОЛСТОЙ И ИНДИЯ

1

Среди стран Востока, привлекавших внимание Толстого, Индия занимает особое место. Объясняется это и своеобразием ее религии, философии и народного творчества, отчасти близких воззрениям русского писателя, и особенностями общественпо-политической обстановки Индии в конце XIX и начале XX в., которые заставляли многих индийских деятелей обращаться к Толстому за помощью и моральной поддержкой. Ни в одной стране Востока не было у него столько корреспондентов, сколько в Индии.

Впервые положение в Индии заинтересовало Толстого в 1857 — 1858 гг., в период всенародного восстания индийцев против английских поработителей. Это событие всколыхнуло весь мир. Для России оно было особенно знаменательным: именпо в это время с каждым днем нарастала волна антикрепостнического движения.

Русская печать была полна сообщений о событиях в Индии. Реакционные журналы, вроде «Русского вестника» М. Н. Каткова, с возмущением писали о бессмысленном бунте «неблагодарных азиатов» против облагодетельствовавшей их «просвещенной» Англии. Революционные демократы, в противовес им, утверждали право индийского народа на самостоятельное развитие и подчеркивали, что недовольство индийцев вполне закономерно и оправдано, ибо «есть мера всякому терпению человеческому». Эту точку зрения высказал в «Современнике» Н. А. Добролюбов, посвятивший индийским событиям большую статью1. Молодой Толстой с напряженным вниманием следил за героической борьбой индийцев против их вековых врагов. С горечью читал он в газетах об осаде Дели, Каунпура, Лакхнау и тяжело переживал сообщения о насилиях британских усмирителей над мирным населением. И когда в марте 1858 г. до Петербурга дошло известие о жестоком подавлении восстания и занятии войсками генерала Кэмпбелла последнего оплота восставших, города Лакхнау, он осудил в своем дневнике «бесчеловечность Англии» (48, 11). Через неделю он отметил новую жестокость усмирителей — расправу карательного отряда под командованием английского капитана Осборна над 94 индийскими патриотами. «Слава богу, спокойно расстреляли 94 человека», — занес он с горькой иронией в записную книжку (48,74).

В конце 70-х — начале 80-х годов, в период духовного кризиса, писатель обратился к древней индийской философии, к старинным памятникам индийской культуры — ведам и упанишадам, к богатейшему эпосу и фольклору Индии в поисках ответа на волновавшие его вопросы о смысле жизни, о назначении человека. С этих пор и до самой своей смерти он уделял индийской культуре много внимания и пропагандировал ее в России.

С наступлением эпохи империализма, когда борьба за колонии в странах Востока переросла в вооруженную схватку между империалистическими государствами, Толстой стал проявлять большую озабоченность судьбой порабощенной Индии. В своих антиимпериалистских статьях наряду с убедительным примером порабощения Китая он многократно ссылается и на печальную участь покоренной Индии, угнетаемой и подавляемой английскими колонизаторами.

Критикуя моральные уродства западной цивилизации, Толстой противопоставляет им величие духа и нравственную высоту народов Индии, которым предсказывает великую будущность. Русский писатель убежден, что индийский народ, сумевший создать на заре человечества одну из величайших в мире цивилизаций, сумеет разорвать связывающие его путы колониализма и освободиться для еще более ярких и грандиозных свершений.

Эту мысль мы находим в знаменитом «Письме к индусу» — пламенном манифесте в защиту Индии, в статьях, касающихся других стран Востока, а также и в письмах и дневниках Толстого. Он верит в будущность Индии, высоко оценивает ее талантливый и трудолюбивый народ и призывает его освободиться от чужеземного ига.

К концу XIX и первому десятилетию XX в. относится оживленная переписка Толстого с учеными, писателями, публицистами и общественными деятелями Индии. Эта переписка, еще полностью не опубликованная, показывает широту интересов Толстого, связанных с Индией, его горячее стремление познать страну и ее культуру. Письма индийцев свидетельствуют об огромной популярности Толстого в Индии, о том, как много значило его творчество для индийской интеллигенции и простого народа, как страстно ожидали они выступлений русского писателя в защиту их угнетенной родины.

Высказывания Толстого об Индии были исполнены тех же глубоких противоречий, что и его суждения о Китае. Однако важно отметить, что Толстой горячо сочувствовал порабощенному индийскому народу, преклонялся перед его древней культурой. И когда он окидывал умственным взором современный ему мир в поисках стран и народов, которым суждено сказать человечеству новое слово, он наряду с Россией и Китаем останавливал свой взгляд на Индии, убежденный, что ее народ внесет большой вклад в духовную сокровищницу человечества.

2

Индийскую культуру Толстой изучал много лет. В яснополянской библиотеке хранится немало книг и журналов об Индии с его пометами2.

В литературе о Толстом имеются указания на то, что он очень рано обратился к индийской философии и религии. Ромен Роллан, например, в книге «Жизнь Толстого» пишет, что девятнадцатилетний Толстой познакомился в 1847 г. в казанском госпитале с буддийским ламой и от него впервые узнал о сущности основного закона всех древних религий — закона непротивления злу насилием. Роллан придает большое значение этому факту и связывает с ним поступление молодого Толстого именно на факультет восточных языков Казанского университета.

Интерес великого писателя к индийским учениям отмечают и другие авторы. Так, Е. И. Сытина (Чихачева), с которой он общался в конце 50-х годов, упоминает в своих воспоминаниях о его дружбе в Москве с двумя образованными девушками — Ольгой Киреевой (впоследствии писательницей) и Александрой Чичериной, сестрой известного публициста и историка Б. Н. Чичерина, которые «занимались очень вопросами буддизма». По свидетельству Е. И. Сытиной, Толстой «часто оставался беседовать с умными барышнями», познакомившими его с некоторыми основами индийской философии3.

Однако этот ранний интерес к восточной мудрости, по-видимому, все же не выходил за рамки обычной любознательности, отличавшей Толстого. К обстоятельному изучению индийской философии и эпоса он приступил лишь в 70 — 80-х годах, когда готовил к изданию серию книг о восточных мыслителях. В этот период он заинтересовался буддизмом и другими учениями Индии, о чем свидетельствует большой перечень литературы на английском языке в его записной книжке от 9 января 1873 г. (48, 101, 503). Там указаны следующие книги: Г. Персиваль, Страна Вед (Лондон, 1854); Д. А. Дюбуа, Описание характера, поведения и обычаев народов Индии (Лондон, 1817); Джон В. Кэй, Управление Ост-Индской компании. История прогресса в Индии (Лондон, 1853); X. Т. Кэльбрук, Очерки религии и философии индусов (Лондон, 1858).

Не установлено, нашел ли в то время Толстой эти книги, но уже самый список говорит о широте его интереса к Индии, ее истории и культуре.

Буддизм привлек внимание Толстого наряду с другими восточными религиями как учение, содержащее близкие ему гуманистические идеи мира, добра и любви.

По мнению советских и индийских исследователей, буддизм возник в VI в. до н. э. как реакция на учение брахманов-жрецов, защищавших интересы рабовладельцев4. Он отразил недовольство закрепощенных рабов и разоряемых общинников существующими порядками и, хотя и в искаженном виде, выразил их стремление к равенству, к жизни без страха и унижений.

Учение Будды привлекло широкие слои населения Индии прежде всего тем, что оно не оправдывало кастового строя и; социального неравенства. Будда отрицал деление людей на господ и париев, осуждал войны, грабежи и захваты чужих земель, вражду и человекоистребление. Он говорил: «Государи, правящие царствами, владеющие сокровищами, с жадностью взирают друг на друга, потворствуя своим ненасытным желаниям. И если они действуют так без устали, плывя в потоке непостоянства, влекомые алчностью и плотским желанием, то кто же тогда может спокойно ходить по земле?»5.

При всем этом учение Будды не посягало на основы рабовладельческого общества. Буддизм был порожден рабовладельческим строем и служил его идеологическим оправданием. Реакционная сущность буддизма дала впоследствии возможность господствующим классам использовать его для удержания народных масс в рабстве и послушании.

Толстого роднили с буддизмом многие положения его религиозно-нравственного учения. Так, призыв Толстого жить «для души», а не для тела перекликается с буддистским призывом жить по закону кармы6, а не для плоти. «Для человека, — говорит Толстой, — живущего для души, разрушение тела есть только освобождение, страдания же — необходимое условие этого освобождения. Но каково же положение человека, полагающего свою жизнь в теле, когда он видит, что то одно, чем он живет, — его тело, разрушается, да еще с страданиями?!» (45, 452). Эту мысль находим мы и у Будды: «Зачем мне сохранять эту плоть, когда превосходный закон (карма. — А. Ш.) будет существовать?.. Пусть плоть уничтожится, если только рассудок делается более спокойным и внимание более твердым»7.

Толстого более всего привлекало в буддизме учение о равенстве. Все люди происходят от одной матери — природы, все перед ней равны, утверждал Будда. Рожденный от князя или раба, богатый или бедный, вельможа или простолюдин — все живут под одним солнцем, все одинаковы перед лицом природы. Преимущества одних перед другими должны определяться не знатным происхождением, не богатством, а поведением человека. Будь добр, скромен, трудолюбив, следуй велениям разума, природы, совершенствуй себя, и ты обретешь и мудрость, и знат-пость, и богатство.

Другим привлекательпым для Толстого элементом буддийской идеологии было отрицание бога как всесильного, стоящего над людьми сверхъестественного существа.

Буддисты, разумеется, были идеалистами: и в познании, и в истолковании мира они утверждали примат духа над материей, но они отбросили миф о всемогущем божестве, поскольку он пе поддается проверке разумом и чувствами людей. Это импонировало Толстому, который и в христианстве и в других религиях отвергал идею личного бога, веру в мистику, в чудеса.

Наконец, созвучным идеям Толстого оказался этический кодекс буддизма, согласно которому запрещались убийства, насилия, утверждались любовь к ближнему, непротивление злу насилием, отрешенность от внешнего мира и необходимость познания собственной души. Буддийское учение о нирване, т. е. о высшей ступени блаженства, которое достигается постоянным стремлением к добру, было сродни толстовской идее морального совершенствования как единственно верного пути к достижению личного и общего блага.

Все это предопределило интерес Толстого к буддизму, а также к основанному на этом учении искусству и фольклору народов Индии.

Первое упоминание об учении Будды в произведениях Толстого относится к 1879 г. — периоду перелома в мировоззрении писателя. Рассказав в «Исповеди» о своих мучительных духовных исканиях, он привел наряду с суждениями других мыслителей и легенду о Будде, искавшем смысл жизни. Пересказанная Толстым история о молодом счастливом царевиче Сакья-Муни, который задумался над мрачной загадкой смерти и перед ее лицом пришел к мысли о доброй жизни, должна была подкрепить основную идею, владевшую им тогда: человек не может жить бездумно, а должен иметь перед собой цель, помнить о своем главном назначении. Сам Толстой уже тогда видел это назначение в служении людям, в стремлении к общему благу, в неустанном нравственном самосовершенствовании.

26 октября 1883 г. Толстой встретился в Туле с выдающимся русским индологом И. П. Минаевым и имел с ним ряд бесед о буддизме. Сохранились письма Минаева, в которых он рассказывает, с каким пристрастием Толстой расспрашивал его об основных принципах индийской философии. Племянница Минаева А. П. Шнейдер с его слов записала:

«В этот день встречи Лев Николаевич пешком пришел из Ясной Поляны и все остальное время — часов 5-ть, 6-ть — провел в номере гостиницы, где останавливался Иван Павлович, причем беседа шла о буддизме и на религиозные темы.

Толстой ставил Ивану Павловичу целый ряд самых актуальных вопросов о буддизме, на которые, чтобы ответить исчерпывающим образом, и потребовалось так много времени, которое прошло самым незаметным образом в интенсивном обмене мнений. По возвращении из Тулы Иван Павлович с подъемом подробно рассказывал нам об этой встрече и разговорах… По дороге домой Иван Павлович заезжал к Льву Николаевичу еще в Москве»8.

Позднее, в 1888 г., Толстой с большим интересом прочитал присланный ему И. П. Минаевым обширный труд «Буддизм. Исследования и материалы» {т. I, вып. 1 и 2) и почерпнул из него много ценных сведений.

Следующий период изучения буддизма относится к 1884 г. Живя в декабре 1884 г. в деревне один (семья находилась в Москве), Толстой сообщает жене: «Читал Будду и чтение было серьезное» (83, 455). Эта запись имеет в виду книгу французского ориенталиста и историка религий Эжена Бюрнуфа «Наука религий», которую Толстой впервые читал еще в 1875 г.

В 1886 г. Н. Н. Страхов прислал Толстому работу Филиппа-Эдуарда Фуко «Лалита вистара» (Париж, 1848). Она произвела на него огромное впечатление9. Одновременно он читает известное сочинение Э. Бюрнуфа о Будде — «Лотос». С этих пор Толстой все глубже изучает литературу о буддизме и все чаще упоминает это учение в своих дневниках и письмах.

В буддизме, по его словам, главенствует постулат: «не делай другому того, чего не желаешь, чтобы сделали тебе». В истолковании писателя буддисты исповедуют ту же, что и он сам, идею добра10 и любви как главных двигателей жизни, проповедуют те же идеи милосердия, опрощения и пренебрежения к богатству. Буддизм осуждает войны, насилие и ненависть, зовет к братству и равенству между народами. При этом Толстой, как и в отношении конфуцианства, порою принимал желаемое за действительное и не замечал реакционной сущности многих постулатов буддизма.

Соглашаясь с основными положениями буддийской этики, Толстой вместе с тем отвергает в буддизме все, что принижает человека, все, что объявляет его уделом страдание, ведет к пессимизму и скорби. Жизнеутверждающая сила мировоззрения Толстого, его глубокая вера в духовные силы человека неизменно вступали в конфликт с этой стороной буддизма, как и других религиозных систем. Пессимизм Толстой отвергал и в европейской философии, в частности у Шопенгауэра, которым он одно время увлекался. «Пессимизм, в особенности, например, Шопенгауэра, — писал он в феврале 1889 г. швейцарскому прозаику Э. Роду, — всегда казался мне не только софизмом, но и глупостью, и вдобавок глупостью дурного тона… Мне всегда хочется сказать пессимисту: „если мир пе по тебе, не щеголяй своим неудовольствием, покинь его и не мешай другим»» (64, 231). Столь же решительно он отвергал и элементы пессимизма в буддийском учении. 12 сентября 1884 г. он записал в дневнике: «Читал буддизм-учение. Удивительно. Все то же учение. Ошибка только в том, чтобы спастись от жизни — совсем. Будда не спасается, а спасает людей. Это он забыл. Если бы некого было спасать — не было бы жизни» (49, 121)11. В другой раз Толстой записал в дневнике: «Неправ буддизм в том, что он не признает цели и смысла этой жизни… Мы не видим его, но он есть, и потому эта жизнь так же реальна, как и всякая другая» (запись от 17 ноября 1906 г., 55, 274).

Решительно отвергает Толстой позднейшие наслоения и извращения, которые позволяли правящим классам и жрецам-брахманам использовать буддизм в своих корыстных целях. Так, в 1904 г. в статье «Одумайтесь!», направленной против русско-японской войны, писатель жестоко осудил главу японских буддистов Сойена Шакю за поддержку милитаристских лозунгов императорской Японии.

Толстой стремился отделить истинное учение Будды от позднейших извращений и согласовать его с собственными философско-историческими воззрениями.

3

Увлеченный замыслами издания популярных книг о великих вероучителях прошлого, Толстой в начале 1886 г. задумал написать общедоступный очерк о Будде и немедленно приступил к работе. Об этом он написал жене: «С нынешнего дня я взялся за Будду. Он очень занимает меня» (83, 571). В. Г. Чертков, которому Толстой сообщил о своем замысле, горячо поощрял его. Однако очерк остался незавершенным, было сделано лишь несколько набросков.

По-видимому, работа над ним, как и над очерком о Конфуции, убедила писателя в необычайной трудности, если не в полной невозможности изложить философское учение в небольшой книжке, да еще в виде легенды. Толстой первоначально намеревался написать в художественной форме отдельно о каждой из семи существующих религий, но его, по-видимому, отпугнула сложность этой огромной задачи. Вместо нескольких книг он позднее задумал написать одну, о чем сообщил в письме к В. Г. Черткову в начале июля 1886 г. Но и этот замысел остался неосуществленным.

Очерк Толстого о Будде имеет свою интересную историю12. Над его завершением несколько лет трудились писатель А. И. Эртель и В. Г. Чертков. Толстой всячески поощрял своих помощников, снабжал их необходимой литературой, давал полезные советы. Однако результаты их деятельпости его не удовлетворили, и работа эта так и не увидела света при его жизни13. Мысль о создании популярной книги о буддизме, однако, не покидала Толстого, и он впоследствии трижды возвращался к ней. В 1905 г. он включил в первое издание «Круга чтения» свой новый краткий очерк — «Будда» (41, 96 — 111), в 1908 г. переработал его для второго издания данного сборника, а в начале 1910 г. написал предисловие к статье П. А. Буланже «Жизнь и учение Сиддарты Готамы, прозванного Буддой, т. е. Совершеннейшим» (90, 86 — 92). Это предисловие было вместе со статьей П. А. Буланже опубликовано в журнале «Жизнь для всех» (1910, № 3). Позднее статья Буланже была издана «Посредником» в виде отдельной брошюры14.

Первый вариант очерка о Будде (1886) интересен тем, что содержит не только поэтическое изложение традиционной легенды о рождении Сакья-Муни, но и сведения об Индии, ее истории и философии. Уже в этом раннем незавершенном наброске чувствуется глубочайшее уважение писателя к далекому народу и его культуре.

«Если, — начинает Толстой свое повествование, — идти из середины России на зимний восход все прямо, то тысяч за десять верст от нас, через Саратов, Уральск, Киргизскую степь, Ташкент, Бухару, придешь к высоким снеговым горам. Горы эти самые высокие на свете. Перевали через эти горы, и войдешь в Индийскую землю.

Индийская земля меньше русской втрое: но земля там плодородная и теплая — зимы нет; так что народу на этой земле кормится втрое больше, чем в России: народа считается в Индии числом до 240 миллионов. Теперь управляются индусы англичанами: 150 лет тому назад англичане завоевали Индию. Но до этого времени индусы жили свободно и управлялись сами своими царями»15.

Далее Толстой таким же простым, общедоступным языком рассказывает о высоких нравственных законах древних индийцев. Эти законы нашли яркое воплощение в памятниках индийской культуры — ведах.

«В одной из древних книг написано, что люди должны воздерживаться от убийства не только людей, но и всего живого, от гнева, от прелюбодеяния, от пьянства, обжорства, от лени, от лжи, от осуждения других, и должны быть смиренны, воздержанны, честны, правдивы, чисты и должны воздавать добром за зло». Все это, утверждает писатель, древние индийцы тщательно выполняли и соблюдали.

Шли, однако, годы, столетия, и глубокое, человеческое в своей основе учение вед не удержалось на своей духовной и нравственной высоте: оно было искажено своекорыстными жрецами-браминами, которые стали приспосабливать его к интересам богатых и сильных. Священнослужители «ввели жертвоприношения, порядки молитв, омовения, очищения, ввели разделение людей всех на разные породы». Жрецы-брамины учили, что жертвоприношениями можно искупить любое зло, и таким образом потворствовали злу. Они призывали людей уединяться в лесах и постом и страданиями изнурять свою плоть, а это противоречит природе человека. Вместе с этим возникли и многочисленные другие извращения, которые в конечном счете свели на нет высокое учение древних индийцев.

Далее Толстой излагает легенду о Будде, и стиль повествования меняется. Начинается художественный рассказ о жизни человека, во многом напоминающий русские народные рассказы, над которыми писатель работал в это время. Как и в тех рассказах, в легенде о Будде нет и тени мистики, потустороннего, иррационального; действие происходит на земле, среди живых людей, в реальных условиях древней Индии. Будда в легенде Толстого — обыкновенный человек, который задумался над существующим злом и захотел его уничтожить.

Легенда внезапно обрывается. Судя по оставшимся наброскам, в ней предполагалось показать наиболее гуманные поступки Будды, его опрощение и сближение с народом. И несомненно (об этом свидетельствуют рукописи), что все это было бы рассказано не сухим, нравоучительным тоном, а в живой, образной форме.

Художественностью и поэтичностью отличается и второй вариант очерка о Будде, написанный через 20 лет, в 1906 г., для «Круга чтения». Здесь в отличие от первого наброска нет ничего об Индии и ее народе — излагается только сущность буддизма, но дух глубокого уважения к пытливости ума и глубине мысли мудрецов древней Индии сохранился.

Помимо упомянутых двух очерков, в которых Толстой изложил свое понимание принципов буддийской морали, он в 1894 г. написал на эту тему большую сказку-легенду «Карма» (31, 47 — 56)16. «Карма, — пояснил он в примечании, — есть буддийское верование, состоящее в том, что не только склад характера каждого человека, но и вся судьба в этой жизни есть последствие его поступков в предшествующей жизни и что добро или зло нашей будущей жизни точно так же будет зависеть от тех наших усилий избежать зла и совершения добра, которые мы сделали в этой» (31, 47).

Толстого привлекло в сказке не это мистическое верование, которого он не разделял, а идея общего блага.

Мысль о том, что вне общего блага нет счастья и для личности, Толстой выразил, описав злоключения богатого ювелира Панду, его слуги Магадуты, бедного земледельца Девалы, разбойника Кандаты и других персонажей. Все они желают себе добра, но добиваются его только тогда, когда действуют не эгоистично, а на благо всех людей. Те, кто постигает эту истину, как, например, мудрец Нарада, ювелир Панду и земледелец Девала, находят мир, счастье и покой; другие же, как, например, слуга Магадута и разбойник Кандата, погибают в тяжелых мучениях.

С буддийской идеей всеобщего блага связана и другая сказка Толстого — «Это ты», написанная позднее (34, 138 — 140)17: некий жестокий тиран приказал советнику-мудрецу придумать страшную кару для своего недруга. Но мудрец на мгновение превратил царя в того человека, которого он хотел казнить, и этим убедил его, что «все человечество составляет одно существо».

В последний раз Толстой вернулся к легенде о Будде за два месяца до смерти. В дневниковой записи, помеченной сентябрем 1910 г., мы находим набросок сюжета, несомненно близкий легенде о Будде (58, 211). Однако сюжет этот не был реализован.

С многовековой историей буддизма связано в Индии и в других странах развитие своеобразного национального искусства. Толстой очень интересовался им. В дневниках 1896 г. он писал о буддийской поэзии и архитектуре как о выдающихся творениях человеческого гения и противопоставлял их лживому искусству современного буржуазного мира:

«Индийские и греческие храмы всем понятны… До того же (высокого уровня. — A. Ш.) дошло в некоторых своих проявлениях искусство слова — в поучениях Будды, в поэзии Сакия-Муни» (53, 112).

С похвалой отзывался Толстой и о памятниках буддийского эпоса. Позднее он включил в свои сборники для чтения свыше 70 изречений из старинного сборника буддийской этики — «Дхаммапада»18, а также ряд афоризмов из знаменитых буддийских сутр. Источниками последних послужили ему сохранившиеся и доныне в яснополянской библиотеке с толстовскими пометами книги «Сутта-Нипата»19 и «Буддийские сутты»20. Вот некоторые из переведенных Толстым изречений:

«Бойся незнания, но еще больше бойся ложного знания» (40, 116).

«Если человек говорит или действует с доброй мыслью — радость следует за ним, как тень, никогда не покидающая» (41,86).

«Учи свое сердце, а не учись у него» (41, 231).

«Легко совершаются только дурные дела, — дела, несущие нам самим несчастья; то же, что благотворно и хорошо для нас, делается с трудом и усилием» (42, 59).

«Есть еще ум в глупце, сознающем свою глупость; но, наверное, нет ума в том, кто твердо уверен в своей мудрости» (42,138).

«Всю жизнь проведет глупец подле мудрого и нимало не познает истины, как никогда ложка не поймет вкуса пиши» (42, 138).

Толстой очень много читал о буддизме. Помимо указанных выше трудов в яснополянской библиотеке сохранилась книга немецкого востоковеда Г. Ольденберга «Будда, его жизнь, умение и община» в русском переводе А. Ачкасова (1905)21; сомнение индийского ученого Бхинку Ниантилока «Слово Будды» (1907); книга Субхадрьт Бхикшу «Буддийский катехизис для введения в учение Будды Готамы» (1908); книга Поля Каруса «Проповедь Будды» (18951 и многие другие.

В библиотеке писателя можно найти и художественную литературу о Будде и буддизме, например знаменитую поэму Эдвина Арнольда «Свет Азии», которую Толстой впервые прочел еще в 1887 г., а затем перечитал в двух русских стихотворных переводах22, поэтическое произведение Поля Kapуca «Нирвана» (1896), поэму П. А. Калионова «Будда» (1902) и др.

Из прочитанных Толстым работ о буддизме и его истории можно назвать также известное исследование М. Мюллера «Шесть систем индийской философии» в переводе П. Николаева (М., 1901). русский перевод с санскрита известной книги «Лунный свет Санкья-истины» (1900), книгу американского востоковеда Лафкадио Хэрна «Зерна, подобранные на нивах буддизма» (Нью-Йорк, 1897), работу французского ученого Леона де Рони «Существовал ли Будда?» (Париж, 1901), три книги немецкого исследователя Бруно Фрейданка: «Малый буддийский катехизис» (Лейпциг, 1904), «Буддийская незабудка» (Лейпциг, без даты) и «Ужасы христианской цивилизации» (Лейпциг, 1907), книгу немецкого ученого Отто Веека «Будда и Христос» (Берлин, 1893) и многие другие23.

Некоторые из этих трудов, например часть книги «Ужасы христианской цивилизации», написанной в форме писем вымышленного тибетского ламы, были по предложению Толстого переведены на русский язык24. О других он высказал свое мнение в письмах к их авторам, а также к специалистам-востоковедам. Многие из этих книг он рекомендовал своим знакомым, в частности А. М. Горькому. И русские и зарубежные востоковеды признают, что Толстой был одним из крупнейших знатоков буддизма в России.

4

Судя по дневникам и письмам Толстого, он интересовался не только буддизмом, но л позднейшими философскими учениями, вплоть до современных ему мыслителей.

Из философов индийского средневековья писатель наиболее глубоко изучил Шанкару, а из позднейших — Рамакришну Парамахансу и его ученика Свами Вивекананду.

Философ-идеалист Шанкара, жизнь которого большинство исследователей датируют VIII веком, был одним из основоположников мистической школы — веданты, противостоявшей материалистическим и атеистическим учениям Индии того времени. Единственной реальностью и основой мира Шанкара считал брахму, мировой дух, который он понимал как мистическое божество. Видимый мир — лишь проявление духа, созидаемое его магической силой — майей.

Идеалистической была и теория познания Шанкары. Познать мир, утверждал он, невозможно, ибо абсолютное начало, мировая душа — атман — непознаваемо. Приблизиться к истине можно только интуитивно или в состоянии экстаза, который, как и интуиция, есть высшая форма человеческого сознания. Шанкара возродил и развил многие мистические понятия древних индийских книг — упанишад.

Наряду с этим в воззрениях Шанкары на человека и общество, а также в деятельности самого философа были и некоторые здравые рассуждения и привлекательные черты. Крупный мыслитель и ученый, он не уединялся в лесном убежище, как это делали многие проповедники его времени, а был активным реформатором, добивался национального объединения страны и подъема ее благосостояния25. Выражая интересы господствующих классов, Шан-кара не выступал против кастовой системы: по его мнению, исторически сложившееся деление общества на богатых и бедных, на высшие и низшие касты отражает волю бога и потому не подлежит изменению. Но философ восставал против розни между кастами, против пренебрежения к низшим слоям общества, утверждая, что служение брахме одинаково доступно и монаху и рабу.

Воспитанный на патриархальных канонах брахманизма, Шанкара навсегда остался в его плену. В основе философской системы этого мыслителя лежали глубоко пессимистическое отрицание мира, идея самопожертвования и отрешенности. Его призывы уйти от действительности, углубиться в познание своего «я» были направлены против стремления низших классов к лучшей жизни и объективно сдерживали проявления народного протеста против угнетения и бесправия. Вместе с этим учение Шанкары запрещало войны и насилие, предписывало отречение от роскоши и богатств.

Этическое учение Шанкары, составляющее важную часть его философии, главным образом и привлекло внимание Толстого. Впервые он узнал об учении Шанкары в 1897 г. Об этом он писал В. Г. Черткову: «Читал нынче в «Вопросах психологии» статью Джонстон: индийский мудрец Шанкара26. Очень хорошо. Все та же общая всем великим учителям мысль, что заблуждение только от смешения своего божественного, неподвижного, вечного «я» с изменяющимся, страдающим, умирающим, телесным «я». И что стоит человеку просветиться мудростью, и это вечное «я» само собою выступает. Я только прибавил бы, что это «я» есть любовь» (88, 18).

Позднее, в 1909 г., прочитав в индийском «Ведическом журнале» (1909, № 4) статью «Платон и Шанкара-ачарья», Толстой снова отметил в дневнике сходство многих положений Шанкары со своими мыслями о всеобщей любви и путях ее достижения (57, 152). Однако в последующие месяцы, глубже изучив труды индийского философа, он изменил свое мнение. Писатель обнаружил у Шанкары ту же догматическую узость, которую отвергал в буддизме и других учениях древнего Востока. Незадолго до смерти, в октябре 1910 г., он прочитал одну из новых книг об этом философе27 и с огорчением отметил в дневнике: «Читал Шри Шанкара. Основная метафизическая мысль о сущности жизни хороша, но все учение путаница хуже моей» (58, 142).

Эта запись весьма знаменательна. В ней содержится и критика слабых сторон учения индийского философа и признание слабости собственного учения. Толстой, как мы знаем, был далеко не удовлетворен своей системой и порой видел ее несовершенства.

В последние десятилетия жизни Толстого его мысли занимали Рамакришна Парамаханса и его ученик Свами Ви-векананда.

Философ и проповедник Рамакришна Парамаханса (1834 — 1886) заинтересовал писателя главным образом своими «Беседами», которые были записаны его учениками и впоследствии изложены одним из них — Вивеканандой. Толстой читал эти «Беседы» еще в 1896 г. и восхищался ими. Позднее он многое узнал об этом философе из сборника И. Наживина «В долине скорби» (1907), где содержался перевод большой речи Вивекананды «Мой учитель», произнесенной им в 1895 г. в обществе «Веданта» в Нью-Йорке.

Личность Рамакришны импонировала Толстому тем, что он происходил из бедной брахманской семьи и вел скромную жизнь в уединении. Это был человек из народа, обладавший самобытным умом. Именно поэтому Толстой высоко ценил его28.

Учение Рамакришны было идеалистическим. Достаточно сильны в нем и элементы мистики. В отличие от Шанкары, который отождествлял бытие и сознание, Рамакришна утверждал: мир не иллюзорен, он действительно существует. Но мир в его представлении есть проявление абсолютной духовной субстанции — брахмы, частицей которой является и душа человека. Назначение человека — слиться с брахмой, раствориться в ней, как капля дождя в океане29.

Одной из форм слияния с брахмой и познания ее Рамакришна считал доведение себя до самадхи, т. е. мистического экстаза. Ромен Роллан ярко описал это состояние на примере самого Рамакришны, который, подобно древним брахманам, таким образом «познавал бога».

Из религиозно-мистических взглядов Рамакришны вытекали и его этические воззрения. Поскольку душа человека божественна и ее назначение — вернуться в то лоно, откуда она произошла, то главная цель человека — очистить свою душу, приготовить ее к слиянию с брахмой. А для этого он должен морально совершенствоваться, стряхнуть с себя груз страстей, грехов, пороков и дурных желаний, отрешиться от всего земного. Отсюда призыв Рамакришны отказаться от богатств, власти, от того, что отдаляет человека от бога. Только тот сможет постигнуть его, кто будет трудиться, вести праведный образ жизни и не совершать насилия над другими.

Толстой не разделял мистических взглядов Рамакришны, но ему нравилось в его учении высокое представление о духовной сущности человека, о равенстве всех религий в поисках добра и особенно его моральные принципы. И потому, отвлекаясь, как всегда в подобных случаях, от роли, которую учение Рамакришны играло в Индии в условиях буржуазно-феодального гнета и колониального режима, он стал пронагандировать его этику в России.

13 февраля 1903 г. Толстой читал присланный ему из Германии журнал «Теософишер вегвайзер» («Теософический путеводитель») и в своем экземпляре подчеркнул ряд афоризмов Рамакришны. «Много общего с моим пониманием», — записал он тогда в дневнике (54, 155).

Позднее, в феврале 1906 г., Толстой получил от своего друга и биографа П. А. Сергеенко книгу «Изречения Шри Рамакришны Парамахансы», изданную в 1905 г. в Мадрасе на английском языке, и с интересом прочитал ее, «Удивительные изречения! Рамакришна умер лет 50 тому назад. Мудрец замечательный», — сказал он в кругу близких и прочитал им вслух некоторые изречения индийского философа30.

Из литературы о Рамакришне Толстой выбрал около ста его изречении и притч, которые предполагал издать в «Посреднике». Однако издание это не было осуществлено и писатель после тщательной обработки включил часть из них в свои сборники древней мудрости, над которыми в то время работал.

Крупный философ, поэт и борец за освобождение Индии Свами Вивекананда (Норендранатх Дотто, 1862 — 1902), столь много сделавший для пропаганды воззрений своего учителя Рамакришпы, был и сам выдающимся мыслителем Индии. Пламенный оратор и страстный публицист, он вел неустанную яростную борьбу против уродств западной буржуазной цивилизации31, и уже в этом взгляды его совпали с воззрениями Льва Толстого. Русского писателя привлекало в нем и то, что он постоянно опирался на патриархально-крестьянскую мораль, защищал интересы простых земледельцев, а это, как известно, отличало и самого Толстого.

Советские исследователи отмечают в философии Виве-кананды глубокие противоречия. Искреннее сочувствие народным массам сочетается в пей с непониманием их подлинных интересов, желание быть ближе к народу — с боязнью народа, стремление освободиться от колониального ига — с наивной верой в «добрую волю» колонизаторов32.

Мировоззрение Вивекананды идеалистично и отмечено элементами мистики, как и его учителя. Вивекананда считал, что мир — творение высшей силы-брахмы и что назначение души человека — слиться с ней через самоочищение. «Этот мир, — писал он, — не наше настоящее местожительство. Это только один из этапов, через который мы должны пройти. Помните великое изречение философии санкхья: «Вся природа для души, а не душа для природы». Природа существует только для воспитания души; иного смысла в ней нет; она существует потому, что душа должна обладать знанием и через знание освобождаться»33.

К постижению истинного бытия, по мнению философа, ведет постоянное моральное совершенствование, в том числе по восьмеричной системе йоги, включающей физические упражнения (тренировку дыхания, например), и особенно воспитание в себе нравственных принципов (честности, правдивости, укрощения страстей и т. д.). Но наряду с этим Вивекананда стремился обновить обветшалые каноны веданты, вдохнуть в них живую душу.

Религия, считал Вивекананда, должна быть поставлена на службу повседневным нуждам народа, должна помогать ему в борьбе за хлеб, за свободу, за лучшее будущее.

Социально-политические убеждения Вивекананды были прогрессивными для его времени34. Будущность своей родины он видел в свободе и независимости, которые могут быть добыты только народом. Единственную надежду Индии философ возлагал на народ, ибо высшие классы считал морально мертвыми. Вивекананда с яростью писал о застое и слабости Индии, о ее изоляции от остального мира.

Взгляды Вивекананды на актуальные проблемы его времени имели ярко выраженный антикапиталистический характер. Он нападал на западные страны, державшие народы Востока в угнетении. Философ считал, что вся буржуазная цивилизация, с ее алчностью и аморальностью, противоречит нравственным основам человека.

В мировоззрении Вивекананды, таким образом, причудливо переплелись различные противоречивые элементы — от мистики древнего индуизма до социалистических идей конца XIX — начала XX в. Но основополагающими у него были воззрения индийского патриархального крестьянства с их сильными и слабыми сторонами.

Знакомство Толстого с философией Вивекананды относится к сентябрю 1896 г., когда он впервые отметил в дневнике, что читал присланную ему «прелестную книгу индийской мудрости» (53, 106). Это был цикл лекций о ранней индийской философии, прочитанный Вивеканапдой в Нью-Йорке зимой 1895/96 г. Индийский ученый Анендра Кришна Датт, приславший Толстому эту книгу, писал ему:

«…Вам приятно будет узнать, что Ваши доктрины находятся в полном согласии с индийской философией в эпоху ее наивысшего подъема, наиболее древней из всего дошедшего до нас»35.

Книга эта, как Толстой писал в ответном письме, понравилась ему, и он с одобрением отметил в ней рассуждение о том, «что есть истинное «я» человека» (69, 146)36.

В страстных тирадах Вивекананды, направленных против современной ему буржуазной цивилизации, в его утверждении примата духовной сущности человека над его «материальной оболочкой» Толстой почувствовал отзвуки ранних учений древних индийцев, в частности многие близкие ему мотивы вед.

Второй книгой Вивекананды, которую прочитал Толстой, был сборник «Речи и статьи» (на английском языке), присланный ему в 1907 г. его знакомым И. Ф. Наживиным. Когда Наживин спросил писателя, желает ли он иметь эту книгу, тот ответил 7 июля 1907 г.: «Книгу брамина, пожалуйста, пришлите. Чтение таких книг — больше чем удовольствие, это расширение души» (77, 151).

В 1908 г. И. Ф. Наживин издал сборник статей «Голоса народов», в который вошли и статьи Вивекананды «Гимн народов» и «Бог и человек». Последняя статья также произвела на Толстого сильное впечатление. «Это необыкновенно хорошо», — написал он Наживину, прочитай ее (78, 84).

Но Толстой всегда критически относился даже к тем мыслителям, которых очень высоко ценил, в частности и к Вивекананде. Одобрив его статью, он в то же время отмстил в записной книжке в конце июня 1908 г.:

«Читаю индуса. Очень остроумно, многословно и пусто. Он хочет оправдать их верования в объективные существа и их сомнения в них. И все это пустая болтовня. Одно есть и одно несомненно: моя жизнь и моя возможность и необходимость решать, как проводить ее. Одно, одно это — основа всех религий, всех философий. И одно это и есть» (56, 364).

Эти критические замечания относятся к утверждению Вивекананды о том, что душа бессмертна, что человек никогда не умирает, ибо его душа сливается с нетленной высшей силой — брахмой.

Привлекала Толстого личность индийского философа. Он с интересом читал о кипучей деятельности Вивекананды в Европе, Америке и на его родине, о его страстных выступлениях в защиту народа и проповедях в монастырях Индии. 20 октября 1908 г., прочитав в журнале «Фри Хиндустан» («Свободный Хиндустан») об унизительной экзекуции, которой Вивекананда в свое время подвергся в тюрьме за то, что говорил товарищам но заключению о насилиях властей, писатель в беседе с близкими резко осудил британское правительство.

В марте 1909 г., составляя список новых книг для народа, Толстой, как сказано выше, включил в план издания «Посредника» и книжку «Изречения новейших — Рамакришны и Вивекананды» (57, 40), о чем в апреле того же года сообщил востоковеду Н. О. Эйнгорну: «Мы готовим издание избранных мыслей Вивекананды, которого я очень ценю» (79, 142). Однако издание это не было осуществлено.

Существуют указания на то, что Свами Вивекананда, путешествуя в 1900 г. по Европе, намеревался посетить Ясную Поляну. Но эта поездка не состоялась. Ромен Роллан в своем очерке о Вивекананде горько сожалеет, что «не был тем, кто связал двух ясновидящих, двух религиозных гениев Европы и Азии»37.

В 1909 г. Н. О. Эйнгорн привез в Яспую Поляну несколько книг индийского публициста Свами Абхедананды, изданных в Германии. Толстой заинтересовался его работами и читал их с увлечением .

В яснополянской библиотеке сохранились с пометами писателя следующие брошюры Свами Абхедананды на немецком языке: «Религия индийцев», «Почему индиец отвергает новую церковность, хотя он и признает Христа?», «Слово и крест в старой Индии», «Почему индийцы — вегетарианцы», «Божественная общность», «Путь к блаженству», «Философия добра и зла», «Кто является спасителем душ?», «Существует ли душа после смерти?». На обложке брошюры «Путь к блаженству» написано рукой Толстого: «Превосходно».

В том же году Толстой прочитал брошюру Абхедананды «Философия Веданты, божественная истина человека», изданную на английском языке в Нью-Йорке (1903), и записал в дневнике:

«Вечер читал книги об индусской вере. Одна превосходная книга об смысле жизни. — Атман. Люби в себе не себя, а атаман, т. е. дух беспредельный, и будешь любить все, и будешь жить духом, свободно, блаженно. Как я счастлив, что не рассуждением, а всей душой, главное, опытом начинаю понимать, испытывать, чувствовать это» (57,166).

Толстой намеревался передать некоторые брошюры Абхедананды в издательство «Посредник» для издания на русском языке, но этот замысел не осуществился.

5

Как сказано выше, внимание русских писателей издавна привлекали древнеиндийская литература и народный эпос. Не прошел мимо них и Лев Толстой.

Его заинтересовали эпические мотивы индийских вед — самых древних в мире памятников литературы39. Толстой знакомился с ними но лучшим западноевропейским переводам и по журналу «Ведик мэгэзин» («Ведический журнал»), издававшемуся в Индии и регулярно поступавшему в Ясную Поляну.

В ведах сочетаются элементы наивного материализма с идеалистическими представлениями о мире. В них обожествляется природа, а боги имеют власть над людьми. Но власть эта не жестокая, не тираническая, как в позднейших индийских учениях, особенно в брахманизме. Человек своей доброй жизнью может заслужить расположение богов и даже награду за свои усилия. Боги сильны, но не всемогущи. Многое в мире, как и сам мир, им не подвластно.

Веды оптимистичны, мотивы радости и счастья преобладают в них над мыслями о тлене и смерти. Рабиндранат Тагор охарактеризовал их как поэтическое отражение народной веры в могучие силы жизни. «Народ, обладающий богатством и неискушенным воображением, — писал он, — почувствовал на заре цивилизации бесконечную тайну жизни. Это была простодушная вера, обожествлявшая все стихии и силы природы, но в то же время мужественная и жизнерадостная вера, где тайна лишь придавала очарование жизни, не отягощая ее тяжелыми сомнениями»40.

Не удивительно, что Толстой, увидевший в ведах этический кодекс, близкий его собственным воззрениям, отметил в них именно жизнеутверждающую сторону. В одном из сборников вед, прочитанном им в начале 1884 г., он нашел своеобразный гимн разуму и тут же переписал его в свой дневник. Вот слова, которые особенно понравились русскому писателю:

«Все образовано разумом. Мир есть глаза разума, и разум его основа. Разум есть единое сущее. Человек, отдаваясь разуму и служению ему, спускается из этого мира явлений в мир блаженный и свободный и становится бессмертным» (49,63).

К ведам Толстой обращался не только как к памятникам религии и философии, но и как к памятникам древнеиндийской- литературы, отразившим национальный гений и высокую талантливость индийского народа. Он причислял веды и их позднейшие истолкования — упанишады к тем совершенным произведениям всемирного искусства, которые понятны и доступны человеку любой национальности и эпохи, а потому являются подлинным искусством. «Гимны Бедов, — писал он в трактате „Что такое искусство?», — передают очень высокие чувства и, несмотря на то, вполне понятны нам теперь, образованным и необразованным, и были понятны тогдашним, еще менее, чем наш рабочий народ, образованным людям» (30, 109).

Толстой не только изучал веды, но и пропагандировал их в России. В свои сборники «Круг чтения», «Мысли муд-рых людей» и другие он включил под названием «Индийская мудрость» немало изречений из вед и упанишад.

Среди них встречаются индийские поговорки, пословицы н крылатые слова. Вот отдельные изречения:

«Наживи себе то богатство, которого воры не могут похищать, на которые тираны не сметот посягать, которое и по смерти за тобою останется, никогда пе убавляется и не тлеет».

«Поступай днем так, чтобы ночью твой сон был спокоен, а в молодости так, чтобы старость твоя была спокойна».

«Ночная бабочка летит в огонь лампы, не зпая боли ожога; и рыба глотает червяка на удочке, не зная опасности; а вот мы не расстаемся с чувственными наслаждениями, хотя отлично знаем, что они опутаны сетью бедствий. Увы! Такова бездонная глубина безрассудства».

«Тот, кто ничего не делает, делает дурное».

«Истинно могуч тот, кто побеждает самого себя».

«Умные люди учатся для того, чтобы знать; ничтожные для того, чтобы их знали».

Толстого восхищали не только мудрые мысли, выраженные в подобных изречениях, но и форма кратких, остро отточенных моральных сентенций, в которую они облечены.

Писатель был знаком и с памятниками древнеиндийского эпоса, в частности со знаменитыми поэтическими сборниками «Махабхарата» и «Рамаяна». Эпос «Махабха-рата» был еще до Толстого по достоинству оценен русскими литераторами. В 1844 г. В. А. Жуковский перевел одпу из частей «Махабхараты» — «Наль и Дамаянти» и издал ее отдельной книгой. В. Г. Белинский посвятил этому переводу рецензию, в которой отметил богатство содержания памятника и «грандиозность его поэзии»41.

Толстой особо выделял в индийском эпосе социальные и этические представления. В «Махабхарате» и «Рамаяне» человеческая личность возвышается над всем. Все для человека — вот господствующий в них принцип. Человек велик своей способностью познать мир и самого себя. Счастье его не в эгоистической жизни для себя, а в стремлении к благу для всех. Главное в жизни человека — это деятельность во имя счастья всех людей.

Толстой читал «Махабхарату» и «Рамаяну» в лучших русских и западноевропейских переводах. В яснополянской библиотеке доныне хранится двухтомное французское издание «Рамаяны»42. Изучение этих произведений доставляло Толстому большое эстетическое .паслаждение. Он

восхищался грандиозностью содержания и энциклопедич-ностью исторических сведений, содержащихся в этих исто-рико-героических эпопеях. Особенно привлекала его этическая сторона поэм, восхваляющих трудолюбие, миролюбие, скромность, презрение к богатству и т. п.

Толстой особенно хорошо знал и любил шестую книгу «Махабхараты» — «Бхагаватгиту»43. Она многократно упоминается в его дневниках и письмах. Толстой часто говорил о ней своим близким в России и писал друзьям в Индию. Так, в феврале 1908 г. он писал индийскому ученому С. Р. Читтелю44, упрекавшему писателя в том, что он будто бы не приемлет основной идеи «Махабхараты» — проповеди подчинения человека обществу:

«Мне жалко было заметить, что вы думаете, будто я не соглашаюсь с основным положением Бхагават-Гиты о том, что человек должен направлять все свои духовные силы на исполнение долга… Я твердо этому верю и всегда стараюсь помнить об этом и поступать соответственно этому, а также говорить это тем, кто спрашивает мое мнение, и высказывать это в своих сочинениях» (78, 32 — 33).

В письмах и дневниках Толстого и особенно в его поздних сборниках для чтения мы находим немало изречений из «Махабхараты» и «Рамаяны».

В толстовских сборниках мы встречаем и обычные народные легенды, сказания и поговорки, которые, вероятно, и доныне бытуют в среде индийских крестьян. Многие из них Толстой еще ранее, в 70-х годах, включил в свои «Русские книги для чтения», переработав их в небольшие рассказы, рассчитанные на юного читателя.

Более поздние памятники литературы и эпоса представлены в сборниках Толстого баснями и легендами из «Пан-чатантры» и «Хитопадеши» — этих изумительных антологий народных рассказов и басен, из эпических диалогов — пуран, из памятника тамильской поэзии «Курал», из «Книги золотых правил»45 и некоторых других произведений индийской литературы и эпоса. Толстой не только отбирал и переводил эти произведения, но и тщательно обрабатывал их, не жалея на это ни сил, ни времени, стремясь при этом сохранить национальный колорит, дух и аромат эпохи. Писатель хотел, чтобы русские читатели узнали и полюбили древнюю мудрость индийцев, их мужественный героический эпос.

Позднейшая литература пародов Индии осталась Толстому почти неизвестной. Из новейшей индийской художественной литературы, включая современную ему, до Толстого дошло очень мало. Это были большей частью стилизованные русские и западноевропейские переводы индийских сказаний и легенд46 или декадентские переводы индийской лирики, оставлявшие его равнодушным. Как ни странно, ни один из современных Толстому крупных индийских писателей не пытался связаться с ним, не прислал ему своих произведений. В яснополянской библиотеке можно найти несколько подделок под индийскую поэзию, даже научный труд по теории индийской поэзии47, но пет произведений Саратчандра Чаттерджи и Тагора.

Объясняется это главным образом отдаленностью, разобщенностью русской и индийской литератур. Если бы индийские писатели обратились к Толстому, они несомненно встретили бы с его стороны столь же радушный отклик, какой встречали у него индийские философы, публицисты, издатели и студенты, с которыми он долго вел дружескую переписку.

Много занимался Толстой и индийским фольклором, переводил и перерабатывал для юного русского читателя индийские басни, сказки и легенды48. Индийский фольклор он изучал главным образом в 70-е годы, когда создавал «Азбуку» и «Русские книги для чтения». В эти книги наряду с превосходными русскими сказками, переделками басен Эзопа, Лафонтена и произведениями фольклора других народов писатель включил также 23 индийские басни и сказки. Несколько индийских поговорок и пословиц вошло и в его поздние сборники для чтения.

Замысел толстовской «Азбуки» и его ранних хрестоматий для детского чтения состоял в том, чтобы этими книгами улучшить дорогое писателю дело народного образования в России и решительно повысить общеобразовательный и эстетический уровень воспитания детей. Именно этой целью руководствовался Толстой, когда включал в свои сборники для детского чтения произведения устного творчества русского и других народов мира.

Особенно восторгался Толстой индийским фольклором. По поводу присланной Н. Н. Страховым из Петербурга книги русского востоковеда И. П. Минаева «Индийские сказки и легенды, собранные в Камаоне» («Записки историко-филологического факультета С.-Петербургского университета», 1877, ч. II) Толстой писал ему 5 апреля 1877 г.:

«Очень благодарен Вам, дорогой Николай Николаевич… за Индийские сказки. Там есть чудесные вещи» (62, 319)49.

Из индийского фольклора в «Русские книги для чтения» вошли произведения, взятые в основном из сборника басен Бидпая, составляющего часть «Панчатантры», причем многие их пазвания Толстой изменил. В первую «Русскую книгу для чтения» включены следующие басни (в скобках указаны их индийские названия): «Голова и хвост змеи», «Тонкие нитки», «Обезьяна» («Обезьяна и столяр»), «Дележ наследства» («Знатный отец и его два наследника»), «Обезьяна и горох» («Обезьяна и горсть гороха»)50, «Дойная корова» («Брамин и его дойная корова»), «Мышь-девочка» («Мышь, превращенная в девушку»), «Два купца».

Во вторую «Русскую книгу для чтения» вошли басни: «Удача» («Купец и его палка»), «Утка и месяц» («Утка и луна»), «Мышь под амбаром» («Расточительная мышь»), «Три калача и одна баранка» («Человек и половина пирожного»), «Самые лучшие груши» («Хозяин дома и покупатель манговых плодов»), «Сокол и петух», «Шакалы и слон», «Цапля, рыба и рак» («Цапля, рак и рыба»), «Водяной и жемчужина» («Человек и жемчужина»)81, рассказ «Индиец и англичанин» («Сострадательные индийцы») и сказка «Два брата» («Два путешественника»).

В третью «Русскую книгу для чтения» вошли сказки: «Царь и сокол» («Султан и сокол»), «Слепое молоко», «Волк и лук»; в четвертую — сказки «Царь и слон» («Слепые и слон короля») и «Отчего зло на свете» («Монах, голубь, ворон, ядовитая змея и олень»).

Эти произведения Толстой взял из капитального труда «Литературный пантеон», трехтомного сборника «Аваданы»52, а также из некоторых русских изданий.

Почти все индийские басни и сказки, вошедшие в сборники Толстого, были им тщательно переработаны для юного русского читателя, о чем свидетельствуют сохранившиеся многочисленные черновики. Толстой добивался художественного совершенства и русского звучания этих произведений. Поэтому вместо индийских богов, раджей, браминов и коммерсантов в баснях фигурируют традиционные русские сказочные персонажи — лешие, водяные, глупые цари, плуты-купцы и хитрые мужики, но в большинстве басен сохранен индийский колорит.

Деятельность Толстого по ознакомлению русской публики с индийским эпосом и фольклором способствовала взаимному обогащению литератур России и Индии.

6

Среди индийских корреспондентов Толстого были люди разных взглядов и убеждений, принадлежавшие к разным социальным лагерям. Одних увлекали его художественные творения и поставленные в них проблемы. Других интересовали преимущественно публицистические произведения русского писателя, получившие широкое распространение в Индии. Большинство же индийцев писало Толстому о тяжком положении своей родины, в надежде на то, что русский писатель, к голосу которого прислушивались во всем мире, выступит в защиту ипдийского народа. И этим письмам Толстой уделял особое внимание, стараясь пи одно не оставить без ответа.

Одним из первых, кто писал Толстому о бедственном положении парода в Индии, был известный общественный деятель и публицист А. Рамазесхан, издававший в Мадрасе популярный общественно-политический журнал «Ариен» («Ариец»).

«Прошу простить меня, граф, — писал Рамазесхан, — за это длинное письмо, которое пишет неизвестный Вам человек. Единственное, что может извинить меня, — это восхищение Вами и Вашими произведениями, которые известны даже в моей стране, столь далекой от поля Вашей деятельности и не связанной с целями Вашей непрестанной борьбы. Вы удивитесь, может быть, узнав, что Ваше имя известно большинству моих образованных соотечественников. Они знакомы с Вашими художественными произведениями, они с большим интересом следят за Вашей жизнью и духовным ростом».

Далее автор письма сообщает, как восприняли индийские читатели произведения Толстого на морально-этические темы, в особенности его статью «О жизни», — эти сочинения заставили тысячи простых людей задуматься над причинами их бедствий. Он выражает возмущение индийцев насилием так называемых христианских государств над мирным китайским народом. «Вести о действиях христианских королей, христианских солдат и миссионеров в когда-то счастливом Китае, — пишет А. Рамазесхап, — произвели тяжелое впечатление па азиатские народы. В последнее время мы часто спрашиваем себя, как могут народы, исповедующие высокую религию Христа, совершать такие варварские действия, как могут они поддерживать политические идеалы и социальный строй, настолько противные учению Христа. Дух Макиавелли псе еще питает над современной Европой».

Переходя к положению своей родины, Рамазесхан отмечает некоторый ее прогресс по сравнению с периодом междоусобных войн индийских князей, но жалуется на все растущее угнетение индийского парода британскими властителями. «Наша страна, — пишет он, — все больше беднеет из-за содержания дорогостоящего правительства, эксплуатации страны иностранными капиталистами и выкачивания богатств наших недр. В результате у нас постоянный голод, охватывающий ежегодно значительную часть страны. Правительство думает по-другому: оно утверждает, что мы живем в довольстве, что голод — это случайное явление в стране, благосостояние которой зависит от урожая. Мы требуем большего участия в управлении нашей страной, но нам отвечают: «Ждите»».

Свое письмо Толстому Рамазесхан закончил просьбой прислать «несколько ободряющих слов», которые помогут иидийскому народу в его тяжелой борьбе за свободу и национальные права53.

Послание Рамазссхана заинтересовало Толстого. 25 июля 1901 г. он направил ему обширное ответное письмо. Это было первое публицистическое выступление писателя, посвященное национально-освободительной борьбе индийского народа.

В согласии со своими общими воззрениями на Восток Толстой прежде всего подчеркнул пагубность капиталистического пути развития, на который толкают Индию ее всесильные хозяева — англичане. «Я совершенно согласен, — писал он, — что ваша нация не может принять того решения социального вопроса, которое предлагает ей Европа и которое, в сущности, не есть решение» (73, 103).

Спасение индийского народа от колониального гнета Толстой видит в решительном сопротивлении колонизаторам, прежде всего в отказе от службы в их войсках и в колониальных органах управления. «Все то зло, которое вы испытываете, — голод и, что еще важнее, развращение вашего парода фабричной жизнью, — писал Толстой, — будет продолжаться до тех пор, пока ваш народ соглашается поступать в солдаты (сипаи)… Вам не следует помогать англичанам в их управлении насилием и ни под каким видом не участвовать в организации, основанной на насилии» (73,103-104).

Сопротивление колонизаторам Толстой, однако, мыслит в пассивных формах неподчинения властям, неучастия в государственном управлении, а не в форме революционной борьбы.

Касаясь устройства индийского общества, писатель резко осуждает существующее в Индии деление на касты, видя в нем основу разъединения людей и угнетения одних другими.

Впоследствии Толстой не раз поднимал вопрос о кастах в письмах к деятелям индийской культуры и всегда выражал по этому поводу глубокое неодобрение. Писатель считал, что ни исторические, ни социальные мотивы не могут оправдать разделения людей на касты, ибо оно противоречит гуманным основам человеческого общежития.

Письмо Толстого к Рамазесхану было напечатано в августовском номере журнала «Ариен»54 и вызвало многочисленные отклики в индийской печати. Несмотря на то что Рамазесхан исключил из него наиболее резкие формулировки, которые, как он объяснил в следующем письме, могли бы вызвать «нежелательные комментарии» англоиндийских властей, письмо произвело огромное впечатление. Ежедневная газета «Хинду» («Индус») опубликовала статью, в которой солидаризировалась с Толстым в критике колониальных порядков и призывала индийский народ последовать советам великого писателя. В том же духе, судя по присланным Толстому вырезкам, высказались и другие газеты и журналы, защищавшие национальные интересы Индии. Лишь газета «Мадрас мейл» («Мадрасская почта») — официальный орган колониальных властей — выступила с полемикой и противопоставила призывам Толстого обычные аргументы колонизаторов.

Так, уже первое письмо Толстого, дошедшее до Индии, нашло широкий отклик в индийском обществе. Многие индийские публицисты, писавшие тогда на эту тему, отмечали глубокое понимание русским писателем актуальных проблем индийской жизни.

7

В 1905 г. внимание Толстого привлек известный индийский философ и общественный деятель Баба Премананд Бхарати, ученик Вивекананды, эмигрировавший в 1902 г. из Индии в США и издававший в Лос-Анджелесе журнал «Лайт оф Индиа» («Свет Индии»)55.

Бхарати прислал писателю письмо и свой памфлет «Белая опасность», нашумевший в Европе и Америке. Дочь Толстого, Татьяна Львовна, по поручению отца ответила Бхарати кратким письмом.

Толстой читал «Белую опасность» с двойственным чувством. В этом памфлете сказались шовинистические и расовые предрассудки автора, что произвело на Толстого неприятное впечатление. В противовес европейским и американским буржуазным журналистам, любившим писать о «желтой опасности», якобы угрожающей европейской цивилизации, автор памфлета говорит о «белой опасности», угрожающей Азии, толкуя ее в плане противопоставления двух рас. Но вместе с тем книга Бхарати содержала ожесточенную критику европейских империалистов, в частности англичан, хозяйничающих в Индии.

Автор памфлета с возмущением говорит об экономическом и духовном закабалении Индии, о развращающем влиянии европейской буржуазной цивилизации, о том, что владычество англичан отразилось не только на материальном благосостоянии индийского народа, но и на его духе:

«Народ, обладавший возвышенными и благороднейшими идеалами, с каждым днем деморализуется под влиянием грубой морали и низкопробных идей «цивилизации», и тем не менее англичане хвалятся, что их господство в Индии осыпало народ бесценными благами «просвещения» и «цивилизации» — благами, усомниться в которых, проклясть которые никто там не смеет под угрозой заряженных пушек»56.

Толстого поразили не только сообщенные Бхарати факты о развращающем влиянии английского владычества в Индии, но и пламенная убежденность публициста, страстность его тона.

Второе письмо Бхарати, датированное 7 января 1907 г., прибыло в Ясную Поляну в конце января вместе с его другой книгой — «Кришна, господь любви»57. Бхарати писал Толстому:

«Живя в Индии, я слышал о Вас как о человеке и мыслителе, но никогда не имел случая прочесть Ваши книги. В Нью-Йорке два года тому назад я прочитал Ваш роман «Воскресение», и, несмотря на плохой перевод, он доставил мне огромное наслаждение. Ваш подлинно гениальный дух, единственный на Западе, проглядывал в каждой строчке. Это единственная из Ваших книг, которую я прочел до того, как Вы, к моей большой радости, прислали мне через Вашего друга в Лондоне58 Ваши книги. Они замечательны простотой подлинного мудреца, величием просветленного душой философа…».

Лев Толстой заинтересовался письмами Бхарати, его журналом и в особенности его книгой о философии Кришны. Он читал ее, не отрываясь, несколько дней. В днев-пиках писателя 1907 г. имеется множество одобрительных замечаний об этой книге (56, 181)59. В мае 1907 г. он переводил изречения Кришны для своего «Круга чтения», в 1908 г. использовал их в качестве эпиграфов к главам статьи «Письмо к индусу». В 1909 г. по настоянию Толстого ряд легенд о Кришне и его изречений был переведен на русский язык для издания отдельной книгой, к которой он написал предисловие (40, 423 — 424), но издание это не осуществилось.

16 февраля 1907 г. Толстой отправил Бхарати большое письмо, он горячо одобрил его деятельность и изложил свои воззрения на индийскую религию и философию.

«Я и ранее знал учение Кришны, — писал он, — но никогда не имел о нем такого ясного представления, какое получил по прочтении обеих частей вашей книги.

Узнав Вас по Вашей книге, я, отбросив все светские условности, буду с Вами вполне откровенен, не боясь обидеть Вас тем, что я имею сказать» (77, 37).

Соглашаясь с основной идеей учения Кришны, заключающейся в том, что путь к счастью человечества — взаимное уважение и добрые отношения между людьми, Толстой, однако, указывает, что в учении Кришны, как и во всех древних религиях, «существуют утверждения, которые не только недоказуемы, но являются явным продуктом неограниченного воображения и к тому же совершенно не нужны для понимания основной истины и утверждения правил поведения, вытекающих из главного принципа». Таковы, по мнению Толстого, все космологические мифы и исторические легенды о создании мира и продолжительности его существования, все рассказы о чудесах; такова в особенности «безнравственная и противоречащая основной истине организация каст».

В заключение Толстой советовал Бхарати отречься не только от своих заблуждений, но и от националистических пристрастий, т. е. от тех ложных воззрений, которые связаны с чисто индийскими религиозными предрассудками. Он призывал своего корреспондента способствовать всеми силами сближению между народами и между людьми, — единственному, что может привести человечество к миру и благу.

«В течение многих лет, — писал он, — я старался работать в этом направлении, и если остаток моей жизни может быть на что-нибудь полезен, то лишь на ту же работу. Будем ли мы работать вместе?» (77, 38).

Получив письмо Толстого, Бхарати немедленно опубликовал его в журнале «Лайт оф Индиа», а оттуда оно было перепечатано многими американскими и индийскими журналами. Позднее в журнале Бхарати появились и некоторые произведения русского писателя60.

8

Долго переписывался с Толстым и много сделал для популяризации его творчества на Востоке известный мад-расский адвокат и публицист Д. Гопал Четти, издатель журнала «Нью риформер» («Новый реформатор»). В середине мая 1907 г. он прислал в Ясную Поляну два номера этого журнала и письмо, в котором рассказал о целях его издания и о своей общественной деятельности.

«Назначение журнала, — писал он, — служить искоренению ложных и эгоистических воззрений, отдаляющих людей друг от друга, и утверждению разума, справедливо-сти и благожелательности как главных движущих сил всех человеческих действий. Это как раз те принципы, которые Вы так благородно отстаиваете на благо заблудившегося человечества. Почтительно и смиренно прошу Вас ответить мне и поддержать меня в моем скромном начинании»61.

Толстой просмотрел присланные номера журнала и нашел в них интересные статьи, посвященные проблемам индийской жизни. 30 мая он отправил своему корреспонденту ответ, в котором дал высокую оценку журналу и деятельности его издателя.

«Цель вашего издания, как вы ее излагаете в вашем письме, — писал он, — является наивысшей, какую только может преследовать человеческая деятельность… Я очень интересуюсь философией и религиозным учением ваших великих учителей. Чем больше места вы будете уделять в вашем журнале идеям этих людей, тем интереснее он будет для западных читателей» (77, 114).

В заключение Толстой поблагодарил за присланный журнал и пожелал его издателю успеха.

Гопал Четти опубликовал ответ Толстого в своем журнале и в том же номере поместил статью, в которой ознакомил читателей с биографией и творчеством русского писателя. Толстому он послал письмо, полное благодарности.

Позднее, в 1909 г., Гопал Четти выпустил в Мадрасе книгу «Граф Лев Толстой, его жизнь и учение» — одну из первых индийских книг о Толстом. Как и во всех работах

Четти о Толстом, в ней выражено глубокое преклонение перед гением русского яисателя. Автор книги говорит о покоряющем воздействии художественных образов Толстого и горячо ратует за распространение его произведений в Индии.

Номера журнала «Нью риформер» приходили в Ясную Поляну и в последний год жизни Толстого, и он всегда читал их с большим интересом62.

Сочувственное письмо Толстого к Четти и выраженный в нем интерес к индийской культуре побудил и других индийских редакторов вступить в переписку с великим писателем. Один из них — профессор Рама Дэва, редактор журнала «Ведик мэгэзин», 12 ноября 1907 г. написал в Ясную Поляну следующее письмо.

«Графу Льву Толстому Тула, Россия.

Уважаемый сэр, из Вашего письма издателю журнала «Новый реформатор» в Мадрас видно, что Вы интересуетесь индийской философией и этическими учениями наших великих учителей. Я беру на себя смелость послать Вам номер «Ведического журнала». Этот журнал основан с единственной целью — оживить интерес к древнеиндийскому эпосу, а также поддержать академию Гуру Кула — новое учебное заведение, программу которого я Вам посылаю. Всякий Ваш совет будет принят с величайшей признательностью. Смеем ли мы надеяться, что Вы будете постоянно сотрудничать в нашем журнале? Ваши статьи будут с благодарностью прочитаны тысячами Ваших почитателей в Индии.

В надежде на получение Вашего ответа и одобрения остаюсь Вашим искренним почитателем

Рама Дэва, издатель «Ведического журнала»»63.

Письмо это пришло в Ясную Поляну раньше, чем высланный номер журнала, и Толстой пометил на конверте: «Ответить, когда получится журнал» (77, 317). Вскоре журнал был получен, и Толстой просмотрел его. Об отношении писателя к древним индийским ведам уже говорилось: Толстой считал их ярчайшим выражением индийского национального гения, а ведический период в индийской философии — одним из самых плодотворных. Вот почему он в ответном письме поощрял издателя журнала к дальнейшей деятельности в избранной им области64.

21 января 1908 г. Рама Дэва прислал в Ясную Поляну второе письмо, в котором горячо благодарил русского писателя за сочувствие и поддержку. «Я вполне уверен, — писал он, — что если такие великие люди, как Вы, одобряют нашу работу, опа пойдет удачно и наш смиренный труд увенчается успехом. Могу ли я просить Вас прислать статью о Востоке и Западе — сопоставление? Я буду Вам очень обязан за нее»65.

В последующие месяцы Толстой охотно читал приходившие в Ясную Поляну номера «Ведик мэгэзин». В дневнике писателя можно найти отзывы о заинтересовавших его статьях. Так, 14 октября 1909 г. он записал, что прочитал в журнале прекрасную статью «Платон и Шанкара-ачарья». «Надо бы написать индусу благодарность за его прекрасное изложение о Майа», — заметил он (57, 152).

3 ноября 1909 г. Толстой выполнил это свое намерение и отправил Рама Дэва большое письмо. «Очень благодарю вас, — писал он, — за «Vedic magazine», который вы были так добры мне прислать. Я всегда читаю его с большим интересом. В последнем полученном мною номере, том III, № 4, я очень оценил статью… «Платой и Шанкара-ачарья». Вы сделали бы мне большую любезность, если бы согласились помочь в одной недавно начатой мною работе, которая, надеюсь, может представить для вас некоторый интерес» (80, 155).

Речь шла о намерении издать в России серию книг о важнейших философских и этических учениях Востока. Веды были в этом отношении особенно интересны, и Толстой нуждался в материалах о них,

«Если вы или кто-нибудь из ваших сотрудников сможете мне в этом помочь, переписываясь со мной на эту тему, я буду очень благодарен», — закончил свое письмо Толстой (80, 155).

Рама Дэва немедленно откликнулся на эту просьбу ж выслал в Ясную Поляну ряд изданий, посвященных ведам. В письме от 28 января 1910 г. он изъявил полную готовность помогать Толстому, отвечать на любые его вопросы и присылать все необходимые материалы66.

Присланные им книги Толстой читал на протяжении ряда месяцев и использовал их при составлении своих сборников изречений.

Переписка с Рама Дэва на этом оборвалась, однако журнал «Ведик мэгэзин» продолжал поступать в Ясную Поляну до самой смерти писателя и служил Толстому одпим из основных источников знаний о раннем периоде истории индийской философии6?.

Из индийских корреспондентов русского писателя следует отметить также известного на своей родине юриста и публициста, доктора философии Абудуллу-аль-мамун Сух-раварди. В начале века он издавал в Лондоне журнал «Лайт оф уорлд» («Свет мира»), в котором отстаивал идею национального освобождения Индии и дружбы между ее народами. Вернувшись на родину, он продолжал общественную деятельность и одновременно изучал древнюю ип-дийскую философию.

9 ноября 1907 г. Сухраварди обратился к Толстому с письмом, в котором выразил желание содействовать изданию его произведений в Индии.

«Я бы очень хотел, — писал он, — перевести на язык хинди те из Ваших книг, которые могут быть полезны индийскому народу, начиная с пользующегося мировой известностью романа „Воскресение». Для меня будет большой честью, если Вы мне это разрешите и пришлете мне свою фотографию с кратким очерком Вашей жизни и творчества или сообщите названия тех книг, в которых я могу пайти описание Вашей жизни»б8.

Вместе с письмом Сухраварди прислал в Ясную Поляну свою брошюру «Изречения Магомета».

Толстому эта книга весьма пригодилась, и он горячо поблагодарил за нее. Некоторые изречения он включил в сборник «Круг чтения». Толстой разрешил своему индийскому корреспонденту перевести на хинди любые его произведения, а для начала порекомендовал заняться статьей «О жизни». За биографическими сведениями он предложил ему обратиться в Лондон к В. Г. Черткову (77, 241).

Из индийцев, обращавшихся к Толстому с вопросами по философии и религии, можно назвать также философов Дас Шарма, Читтель, издательницу калькуттского журнала Минни Робинзон, мадрасского публициста Вадьяна-таи и др. Все они благодарили писателя за его интерес к древнеиндийской философии и религии и присылали ему книги и журналы. Они отмечали в своих письмах большую популярность его произведений в Индии и их влияние на индийскую интеллигенцию. Некоторые предлагали Толстому свои услуги в переводе, издании и распространении в Индии его художественных и философских произведений69.

9

В 1908 г., после опубликования в мировой печати знаменитого памфлета Толстого «Не могу молчать!», приток писем в Ясную Поляну еще увеличился. Мпогис индийцы, восхищенные мужественным выступлением писателя против злодеяний русского царизма, обратились к нему с просьбой высказаться и против произвола английских правителей в Индии. Эти письма привели Толстого к решению написать послание индийскому народу, чтобы публично осудить действия англичан в Индии, разоблачить их перед всем миром. Вместе с тем он хотел предостеречь индийский народ от увлечения западной буржуазной цивилизацией, которое было, по его мнению, одной из причин бедственного состояния индийцев.

Непосредственным толчком для начала работы над посланием послужило полученное Толстым в июне 1908 г. письмо индийского публициста Таракнатха Даса, приславшего одновременно и два номера издававшегося им журнала «Фри Хиндустан» («Свободный Хинду-стан»).

Таракнатх Дас принадлежал к лагерю так называемых крайних в индийском национально-освободительном движении, которые вели решительную борьбу за освобождение своей порабощенной родины.

22-летним юношей он эмигрировал из родной Бенгалии в Канаду, организовал там среди индийских студентов, рабочих и батраков революционную группу, стремившуюся поднять народ Индии на вооруженное восстание против английского владычества70. С целью пропаганды революционных идей он создал в Ванкувере журнал «Фри Хиндустан». Журнал пересылался в Индию, а частично распространялся среди индийских рабочих в США и Европе.

Журнал «Фри Хиндустан», два первых номера которого прибыли в Ясную Поляну с дарственной надписью его издателя71, имел открыто наступательный характер. Начиная с передовой статьи и кончая информационными заметками, он был полемически заострен против соглашательской программы так называемых умеренных, т. е. партии крупной индийской буржуазии и помещиков, стоявших за сговор с Британской империей. О направлении журнала в известной мере свидетельствовали политические лозунги на его обложке:

«»Свободный Хиндустан» — орган свободы и политических, социальных и религиозных преобразований»72.

«Сопротивление тирании есть повиновение богу» (в номерах за 1909 г. слова «повиновение богу» были заменены словами «услуга человечеству и необходимость для цивилизации»).

«Каждый человек волен делать то, что хочет, при условии, если он не нарушает равной свободы любого другого человека» (Г. Спенсер, Основания этики, раздел 272).

«Сопротивление насилию не только оправдываемо, но и обязательно. Непротивление противоречит как альтруизму, так и эгоизму» (Г. С п е н с е р, Изучение социологии, глава 8).

В духе острой полемики против «умеренных» были выдержаны статьи журнала, которые иногда прямо призывали к крайним действиям73.

Не менее острым оказалось и письмо Таракнатха Даса. Вот оно:

«Университетский городок город Сиэтл, штат Вашингтон, США.

24 мая 1908 г.

Графу Льву Толстому, Россия.

Дорогой сэр, Ваше имя служит в наши дни щитом и оружием для тех, кто трудится на пользу человечества. Ваши произведения, в которых Вы показали жизнь угнетенного русского народа, открыли глаза цивилизованному миру и вызвали глубокую симпатию к нему.

Ваша моральная сила ослабила даже самодержавную власть русского правительства, всегда преследовавшего все передовое, — оно запугано Вашей деятельностью и вынуждено мириться с Вами и молчать.

Действительно, русский народ порабощен, но он не самый угнетенный народ, если сравнить условия его существования с положением народов Индии. Вам известна история народов всего мира, и Вы знаете, в каком порабощении мы живем. В книге сэра Уильяма Диглея !Процветающая Британская Индия» неопровержимо устанавливается, что за десять лет, с 1891 по 1900 г., от голода в Индии погибло 19 миллионов человек, в то время как за последние 107 лет, с 1793 по 1900 г., от войн во всем мире погибло всего 5 миллионов человек. Вы ненавидите войну, но голод в Индии страшнее всякой войны. Он происходит там не из-за недостатка продовольствия, а вызван ограблением народа и опустошением страны британским правительством. Разве это не позор, что миллионы людей в Индии голодают, а английские торговцы вывозят оттуда тысячи тонн риса и других продуктов питания?!

Население Индии тяжело страдает. Политика Британии в Индии представляет собой угрозу всей христианской цивилизации.

Своими публицистическими выступлениями Вы принесли огромное благо России. Мы умоляем, если только у Вас будет время, написать статью и высказать свое мнение о горестном положении Индии. От имени миллионов умирающих с голоду индийцев взываю к Вашему христианскому духу и умоляю поддержать нас.

Отдельным пакетом посылаю Вам для ознакомления два номера журнала «Свободный Хиндустан».

Искренне Ваш

Таракнатх Дас»74.

Как уже говорилось, письмо взволповало Толстого. Конечно, он и раньше получал известия о тяжелом положении в Индии, они не были для пего новостью. Но на сей раз это был сигнал бедствия, обращенный к нему лично. И он пемедленно взялся за перо.

Свое послание — ответ на письмо Таракнатха Даса — Толстой начал 7 июня 1908 г., но закончил лишь через полгода. Сохранившиеся в архиве писателя 29 вариантов, составляющие в общей сложности 413 листов рукописей, показывают, сколь трудной и мучительной оказалась для него эта работа. Писателю не хватало материалов и он просил Таракнатха Даса прислать их. Но было, на нага взгляд, и более существенное обстоятельство: Толстой снова и снова обдумывал, пригодны ли для индийского народа те советы, которые он намеревался дать. Набросав первый вариант статьи в три дня — с 7 по 9 июня 1908 г., Толстой, как он отметил в дневнике, тут же «запнулся» (56,133).

В августе Толстой снова взялся за статью и создал новый вариант. Но и на этот раз он не был удовлетворен и опять отложил ее. В сентябре в Ясную Поляну пришло письмо от индийского учителя Г. Д. Кумара, вынужденного эмигрировать в Канаду. Это письмо, по нашему мнению, побудило писателя возобновить работу над статьей об Индии и поскорее завершить ее. Вот что писал индийский учитель:

«Британская Виктория, Канада 21 августа 1908 г.

Уважаемый сэр! Из газет я знаю о помощи, которую Вы оказали своим соотечественникам75, и о том сильном впечатлении, которое Ваши статьи произвели в западных странах, особенно в Англии, США и Канаде. Благодаря Вашим выступлениям английский народ поддерживает русский народ, несмотря на дружбу английского короля Эдуарда VII с русским царем. Отсюда я делаю вывод: правда всегда остается правдой и будет светить, как солнце на небосводе, даже если он будет затянут тучами.

…Индия — рай для белых, но она — ад для индийцев. Русский парод нельзя сравнивать с народом Индии уже потому, что национальный доход не вывозится у Вас из страны для обогащения метрополии. Русские могут тратить свои деньги в России, тогда как Индия выплачивает Англии ежегодно 30 миллионов фунтов стерлингов золотом. Представьте себе, что только за последние двести лет Англия вывезла из Индии 6 миллионов фунтов стерлингов золотом. …Миллионы, выколачиваемые из народа в Индии, тратятся на содержание армии Джона Буля, а на народное образование индийцев расходуется ничтожно мало. Среди мужского населения Индии едва насчитывается 5 процентов грамотных. Во всей стране нет ни одного колледжа для женщин.

Мы находимся под властью Англии уже 200 лет, а в результате нам теперь пегде жить. Нас вынуждают эмигрировать в Южную Африку.

И все это мы переносим потому, что мы — рабы англичан, которые бьют нас и даже не позволяют взывать к небу. Единственное, что нам осталось, — это привлечь внимание людей, подобных Вам, которые могут разоблачить англичан перед всем миром и этим воздействовать на них. Мы верим, что Вы протянете нам руку помощи и поможете восторжествовать справедливости в Индии.

Вы родились русским, но Вам принадлежит весь мир. Вы — великий человек, и Ваше величие проявляется в заботе об обездоленных. Верьте, пароды Индии еще более угнетены, чем русский народ. С надеждой на Вашу помощь я присоединяю к поздравлениям других людей и свое сердечное поздравление по поводу Вашего 80-летия и умоляю Вас от имени моих соотечественников помочь им, насколько это будет возможно.

Остаюсь преданный Вам Г. Д. Кумар из Индии» 76.

Вслед за письмом Кумара пришел ответ Таракнатха Даса на запрос Толстого.

«Я очень счастлив, — писал он, — так как только что получил записку от Д. П. Маковицкого, написанную по Вашему указанию. Радуюсь тому, что высказанная мною мысль дошла до Вашей благородной души, и не сомневаюсь, что это даст хороший результат.

Посылаю Вам несколько публикаций, касающихся современного положения в Индии77, и жалею, что у меня в данный момент нет больше книг, которые я мог бы послать Вам. Надеюсь, однако, что через несколько дней смогу выслать Вам еще книги?8.

Смиренно прошу Вашей помощи нашему движению «Свободный Хиндустан», чтобы оно успешно развивалось»79.

К письму была сделана приписка:

«Мы очень просим, если это возможно, упомянуть в статье, которую Вы предполагаете написать, о движении «Свободный Хиндустан» и о моем обращении к Вам. Это поможет нам привлечь на свою сторону людей, которые прочтут Вашу статью».

Получив эти материалы, Толстой снова взялся за работу и в течение месяца окончил ее. Так 14 декабря 1908 г. появилась его знаменитая статья «Письмо к индусу», которой, как мы увидим ниже, суждено было сыграть на Востоке важную роль.

Свою статью Толстой начинает с указания на то, что бедственное положение угнетаемых народов глубоко волнует его. «Угнетение и неизбежно вытекающее из этого развращение одних людей другими, малым числом большего числа, есть явление, всегда занимавшее и особенно живо занимающее меня последнее время»80.

«В Индии, — пишет Толстой, — это кажется особенно странным, так как здесь более чем 200-миллионный, высокоодаренный и духовными и телесными силами народ находится во власти совершенно чуждого ему небольшого кружка людей, стоящих в религиозно-нравственном отношении неизмеримо ниже тех людей, над которыми они властвуют».

Корень зла писатель видит в том, что индийцы пусть и нехотя, но покоряются угнетателям, ибо исповедуют ту же, что и они, «религию насилия». Если бы индийский народ, утверждает Толстой, следовал призывам своих древних мудрецов и не подчинялся насильникам, никакая сила в мире не смогла бы его покорить. «Не противьтесь злу, но и сами не участвуйте во зле, в насилиях администрации, судов, сборов податей и, главное, войска, и никто в мире не поработит вас» — таков совет писателя индийскому народу.

Дальнейшие главы обширного «Письма» направлены против лозунгов революционного сопротивления, начертанных на обложке журнала «Свободный Хиндустан», в них анализируется положение народов Востока, в частности Индии. Главную причину порабощения народов Толстой видит в том, что они отрекаются от своего духовного прошлого и воспринимают идеи европейской буржуазной цивилизации. Можно было надеяться, сетует он, что эти народы, имеющие столь богатую древнюю культуру, основанную на высоких нравственных принципах, окажутся невосприимчивыми к пагубному и лживому «научному суеверию», распространенному в странах Европы и Америки и принесшему их народам столько бедствий и несчастий. Но оказывается, что это «суеверие» (Толстой разумеет под ним буржуазный прогресс) уже проникло в страны Востока и произвело немалое опустошение. «Оно захватило уже с особенной силой и страну крайнего Востока — Японию, и, кажется, уже не одних руководителей, но и большинство этого народа, готовя ему величайшие бедствия; захватило и четырехсотмиллионный Китай и вашу 200-миллионную Индию…». В этом же писатель видит и одну из причин моральной слабости индийцев в их борьбе против колонизаторов.

«Торговая компания поработила 200-миллионный народ! — восклицает Толстой. — Скажите это человеку, свободному от суеверия, — он не поймет, что значат эти слова».

В последних главах статьи Толстой излагает свою положительную программу в противовес тем «суевериям», которые губят человечество. По его мнению, мир переживает сейчас такой период, когда человечество неизбежно должно подняться на новую ступень сознания, которое приведет его к более зрелому и осмысленному существованию.

«…Я думаю, — пишет он, — что время такого перехода человечества от одного возраста к другому наступило теперь, и теперь не в том смысле, что оно наступило именно в 1908 году, а в том, что то внутреннее противоречие жизни людей: сознание благодетельности закона любви и устройство жизни на противном закону любви насилии, вызвавг шее бессмысленную, раздраженную, суетливую и страдальческую жизнь человечества, продолжавшееся столетия, в наше время дошло до того напряжения, при котором оно не может уже более продолжаться и неизбежно должно разрешиться, и разрешиться, очевидно, не в пользу отжившего свое время закона насилия, а в пользу с самых древних времен уже сознаваемой всем человечеством истины о том, что закон жизни людей есть закон любви».

Как же, однако, восторжествует среди людей «закон любви»? Отвечая на этот вопрос, писатель в полной мере обнаруживает слабость своей концепции. Справедливо нападая на отжившие религиозные предрассудки и призывая человечество освободиться от них, Толстой проклинает всю современную цивилизацию. Ненависть к горьким плодам буржуазной культуры вырастает у него в анархический бунт против всех достижений человеческой культуры, которые он в пылу полемики ставит на одну доску со лживыми канонами официальной религии. Писатель зовет покончить с верой в «разных Ормуздов, Брам, Саваофов, в воплощения их в Кришнах и Христах», но тут же требует освободиться и от «слепого верования в разные научные учения о бесконечно малых атомах, молекулах, о разных бесконечно великих и бесконечно удаленных мирах, их движениях и происхождениях».

С презрением, как о нелепом вздоре, пишет он о «низших способностях ума и памяти, называемых науками», к которым он относит бесчисленные отделы «разных историй, антропологии, гомилетик, бактериологии, юриспруденции, космографии, стратегий, — им же имя легион!». Все это, с точки зрения писателя, «губительный, одуряющий балласт», который скрывает от людей «простой, ясный, доступный всем и разрешающий все вопросы и недоумения закон любви».

Толстой заканчивает статью утверждением, что порабощенным индийцам, как и всем народам мира, нужны «не конституция, не какие-либо конференции, не конгрессы, не новые хитрые изобретения подводного плавания, воздушного летания, могущественных взрывов или различного рода удобств для удовлетворения богатых, властвующих классов, не новые училища, университеты с преподаванием бесчисленных наук, не увеличение газет и книг, и граммофонов, и кинематографов, не те ребяческие, большею частью развратные глупости, которые называются искусствами», а сознание все того же «закона любви», который несет высшее благо человечеству.

Нельзя не увидеть общей слабости и утопичности этой «программы». Как и в «Письме к китайцу» и в других обращениях к порабощенным народам. Толстой здесь так же сводит все к абстрактному закону любви, так же заклинает «опомниться», «одуматься», «освободиться», не указывая конкретно, как этого можно добиться в условиях господства буржуазного насилия. Он по-прежнему утверждает, будто одно лишь приятие закона любви может «само собой» изменить все общественное устройство в мире, основанное на эксплуатации и угнетении.

Вместе с тем нельзя недооценивать прогрессивного значения толстовской критики колониализма, содержавшейся в его «Письме к индусу». Вопреки воле писателя и его проповеди пассивного сопротивления «Письмо к индусу», как и другие его письма и статьи, обращенные к народам Востока, сыграло в свое время революционизирующую роль: будило мысль закабаленных народов, раскрывало им глаза на господствующую несправедливость, звало к активному сопротивлению поработителям. Не случайно колониальные власти Индии и других стран запрещали «Письмо к индусу» наряду с революционной литературой, прямо призывающей к мятежу.

В «Письме к индусу», как и ранее в «Письме к китайцу», было сформулировано учение Толстого о нравственном самоусовершенствовании как единственном средстве социального переустройства мира и о ненасильственных методах борьбы, якобы единственно плодотворных в достижении этого идеала. Опыт русской революции показал негодность этих путей как универсальных, способных принести избавление всему человечеству. Однако в специфических условиях Индии, где принцип ненасилия лежал в основе ее многовековых религиозных и этических традиций, призывы Толстого к таким «мирным» методам борьбы, как неповиновение властям, бойкот колониальной администрации, отказ от службы в войсках и т. п., обретали действенный характер. Подхваченные и развитые впоследствии Махатмой Ганди, эти принципы легли в основу его программы освободительной борьбы индийского народа. Толстой, таким образом, через посредство своего ученика Ганди дал индийскому народу духовное оружие, которое в известной мере помогло ему завоевать национальную независимость.

«Письмо к индусу» нашло широчайший отклик в России и во всем мире81. Об этом свидетельствуют многочисленные письма, полученные писателем из Англии, Франции, Германии, Китая, США, Японии и других стран. Ромен Роллан писал, что «Письмо к индусу» распространялось по всему миру, нанося сокрушительные удары колониальному рабству82.

«Письмо» Толстого вызвало страстную дискуссию между сторонниками и противниками идеи ненасилия.

О том, насколько острой была идейная борьба вокруг толстовского «Письма к индусу», можно судить по тому, что вскоре после его опубликования, в октябре 1909 г., в Индии была выпущена брошюра Таракнатха Даса под заглавием «Открытое письмо графу Льву Толстому в ответ на его «Письмо к индусу»»83.

Брошюра эта — один из ярких документов индийской революционной публицистики. Пафос ее — в критике идеи ненасилия. Таракнатх Дас принимает толстовский идеал общества, в котором не будет угнетения человека человеком. Он верит в конечное торжество добра над злом, народа — над его притеснителями. Но путь к достижению этого идеала, говорит он, лежит не через фатализм и непротивление, а через социальную борьбу не на жизнь, а на смерть. Основываясь на фактах истории, автор доказывает, что покорность, непротивление никогда не приводили к победе, а почти всегда ослабляли, обезоруживали народные массы и в конечном счете вели к их поражению. Идея непротивления злу насилием, утверждает автор, не уменьшает, а увеличивает зло на земле. Непротивление поощряет угнетателей, облегчает им достижение своих гнусных целей, приближает их к торжеству над слабыми и безоружными.

«Открытое письмо графу Льву Толстому» заканчивается изложением политической программы автора и тех кругов, которые он представляет. Это прежде всего уничтожение английской колонизации Индии и полное самоуправление для индийского народа, а затем широкое развитие народного просвещения, передача всей промышленности, сельского хозяйства и торговли в руки индийцев и др. Автор обнаруживает при этом знакомство с европейским революционным движением и близость к его радикальному, левому крылу.

Неизвестно, дошло ли «Открытое письмо» до Толстого. Трудно представить, чтобы Таракнатх Дас, переписывавшийся с русским писателем, не послал ему эту брошюру. Однако ни в дневниках и записных книжках того периода, ни в журналах, где регистрировалась почта писателя, брошюра не упоминается. Вероятно, она в Ясную Поляну не попала. Но то, что она была известна в России среди русских революционеров, не подлежит сомнению. Один экземпляр брошюры хранится ныне в библиотеке Института марксизма-ленинизма в Москве.

10

Среди многочисленных писем, которые Толстой получал из Индии, его внимание в сентябре 1909 г. привлекло обширное письмо молодого индийского юриста Нараияна Бишена, правдиво описавшего положение в своей многострадальной стране. Этому интересному письму до сих пор в литературе о Толстом не придано того значения, которое оно заслуживает. Не нашло оно должной оценки и в первом издании настоящей книги, хотя оно там кратко цитировалось (стр. 266 — 267). В действительности же оно представляет большой интерес и как документ о положении Индии в начале века и как изложение взглядов рядового индийского интеллигента, озабоченного судьбой своей родины. Интересно оно и тем, как ответил на него Толстой. О себе автор письма пишет, что он получил образование в государственном университете, где изучал филологию и право, но адвокатской деятельностью не занимается по принципиальным мотивам. Прочитав в юности одну из книг Толстого, он с тех пор жадно ищет все, что появляется в Индии из сочинений русского мыслителя, ибо считает его суждения самыми правильными.

Далее Бишен переходит к описанию положения в своей стране. «Индия, — пишет он, — напоминает Россию тем, что две трети ее населения заняты сельским хозяйством и живут главным образом в деревнях. Индийские крестьяне темны, забиты, запуганы, неграмотны и потому покорно подчиняются властям. Земля, которую они обрабатывают, считается собственностью британского правительства, собирающего налог с землевладельцев, последние же собирают его с мелких арендаторов и фермеров. Наши помещики в большинстве потомки старой индийской аристократии, занимаются также ростовщичеством. Почти все они угодничают перед британскими чиновниками; у них нет чувства собственного достоинства и очень мало любви к свободе и независимости. Около десяти процентов городского населения живет торговлей и всякими коммерческими делами, а другие десять процентов — ремесленным и промышленным трудом. Читать и писать умеет едва восемь процентов мужского населения и менее полупроцента женщин».

Описывая далее тяжелую участь большинства индийского народа, постоянно голодающего, Нарайян Бишен пишет:

«Процент смертности в Индии очень высок из-за эпидемий чумы, холеры, оспы, малярии и других болезней. Смертность в Индии в два раза выше, чем в Англии. Особенно высока детская смертность, что указывает на низкую жизнеспособность населения. За последние двадцать лет население в Индии почти не выросло».

Далее Нарайян Бишен переходит к описанию политической жизни Индии. По его мнению, за долгие десятилетия угнетения среди низших слоев населения воцарилось полное безразличие к своей судьбе. Индийский крестьянин не интересуется формой правления. Он знает, что должен платить годовой налог своему помещику, как он это делает с незапамятных времен, и он даже не может представить себе то время, когда перестанет его платить. Ему безразлично, кто управляет страной — британское, германское или французское правительство. Безразлично ему и то, является ли его страна монархией или парламентским, демократическим государством. Дело же помещичьего класса — угождать тем, кто находится у власти.

Заглядывая в будущее своего народа, молодой юрист полон пессимизма. Будущность Индии, хотя в ней идет сильное брожение, рисуется ему мрачной и безрадостной. Сколько-нибудь заметная революция в мыслях или методах действия наступит в Индии, по его мнению, не скоро, ибо индиец медлителен как в мышлении, так и в своих действиях. «Жизнь здесь, — пишет он, — совершенно особенная, я бы сказал, единственная в своем роде во всей мировой истории. Восточная страна с огромным населением — под иноземным господством. Ее судьба отличается от судьбы Японии, Китая, Персии или Турции тем, что народ подчиняемая там своим собственным властителям, в то время как Индия находится под иноземным владычеством. Не может быть никакого сравнения между ними и Индией».

В заключение Нарайян Бишен отмечает, что вся страна охвачена беспокойством. В Индии, по его мнению, назревают перемены. Массы пробуждаются, приходят в движение. «В каком направлении они пойдут? К какой цели?

Это вопросы, ответы на которые скрыты в тайниках будущего». Молодой юрист просит Толстого ответить на эти и другие вопросы, очень важные для индийского народа. В частности, по его мнению, крайне необходимо, чтобы русский писатель высказался о том, как индийцам выбраться из беды, что они должны сделать, чтобы обрести свободу и человеческие условия существования.

Толстой, как мы знаем, уже ранее ответил на эти вопросы в «Письме к индусу», в письмах к Таракнатху Дасу и другим индийским корреспондентам. Тем не менее он снова написал обширный ответ, в котором изложил свой взгляд на бедственное положение Индии.

Освобождение индийцев, по его мнению, наступит лишь тогда, когда, обретя истинное сознание, они откажутся служить своим поработителям, когда им будет «так же невозможно служить делу насилия и убийства, как теперь ни один из них не согласится осквернить идола или священную корову» (80, 109).

Как видим, Толстой повторяет в этом письме ту же аргументацию, с которой мы уже знакомы по «Письму к индусу». Вместе с тем здесь снова и снова звучит его призыв к индийцам — не сотрудничать с колонизаторами, не служить в колониальных войсках, судах, учреждениях, не платить налогов, не содействовать собственному порабощению.

Пройдет известное время, и эти призывы, превращенные Махатмой Ганди в пламенные политические лозунги, поднимут массы на боевые действия и станут могучей силой в борьбе индийского народа за свое освобождение.

В тот день, когда Толстой писал свой ответ молодому индийскому юристу Нарайяну Бишену, на его столе уже лежало письмо от другого молодого индийского юриста, которому впоследствии суждено было сыграть выдающуюся роль в судьбе своей родины — от Мохандаса Карамчанда Ганди (1869 — 1948). Вождь индийского народа тогда только начинал свою политическую деятельность, руководя борьбой индийских рабочих в Южной Африке.

Об обстоятельствах, вызвавших его переписку с великим писателем84, Ганди рассказал в книге «Сатъяграха в Южной Африке», а также в автобиографии «Моя жизнь», где ярко описал борьбу индийцев против расовой дискриминации в Трансваале. По его словам, он читал Толстого еще в юности и уже тогда воспринял многие его идеи. Особенно сильное влияние оказала на Ганди книга Толстого

«Царство божие внутри вас». «Она оставила неизгладимый след в моей душе, — пишет он. — Перед независимым мышлением, глубокой нравственностью и правдивостью этой книги показались неинтересными все другие книги, рекомендованные мпе м-ром Коатсом»85.

Такое же впечатление произвели на него и художественные произведения Толстого, прежде всего роман «Воскресение». Молодой индийский мыслитель, по его собственному признанию, давно стремился завязать связи с великим русским писателем.

Первое письмо к Толстому Ганди отправил 1 октября 1909 г. из Лондона, куда приехал для переговоров с членами английского правительства. В то время в Южной Африке развертывалась острая борьба индийского населения против так называемого черного закона, рассчитанного на дискриминацию и унижение индийцев. В этом послании Ганди описал, каким жестоким репрессиям подвергались индийцы в Трансваале86.

«Беру на себя смелость, — так начинает Ганди свое письмо, — обратить Ваше внимание на то, что делается в Трансваале (Южная Африка) вот уже почти три года. В этой колонии живет около 13 тысяч британских индийцев. Эти люди уже многие годы страдали от различных правовых ограничений. Предубеждение против цветных, а в некоторых отношениях и против азиатов вообще, очень сильно в этой стране. Преследование азиатов объясняется соперничеством в торговле. Это предубеждение достигло высшей степени три года назад, когда был проведен закон, специально предназначенный для азиатов, как думаю я и многие другие, рассчитанный на то, чтобы унизить и лишить человеческого достоинства тех, против кого он применялся»87.

Подчеркнув, что и он и его единомышленники сознают невозможность подчиниться такому закону, Ганди продолжает:

«Британские индийцы, которым мы объяснили положение вещей, согласились не подчиниться этому закону и предпочесть заключение в тюрьму или другие наказания, которые могут быть по закону наложены за его нарушение. Вследствие этого почти половина всего индийского населения, не бывшая в силах выдержать напряжения борьбы и перенести страдания и тюремное заключение, предпочла выселиться из Трансвааля, нежели подчиниться унизительному, по ее мнению, закону. Из другой половины почти 2500 человек, следуя своей совести, предпочли тюремное заключение, отдельные из них — до пяти раз. Тюремное заключение применялось на ороки от четырех дней до шести месяцев, в большинстве случаев с каторжными работами. Многие из индийцев были совершенно разорены.

В настоящее время в трансваальских тюрьмах томится около 100 таких пассивных противленцев. Многие из них были и раньше совершенно бедными людьми, едва зарабатывавшими на свое пропитание. Поэтому пришлось содержать их жен и детей на общественные пожертвования, собранные преимущественно среди таких же пассивных противленцев. Все это потребовало тяжелого напряжения со стороны британских индийцев, но, по-моему, они оказались на высоте положения. Борьба еще продолжается, и неизвестно, когда кончится, но она показала, по крайней мере многим из нас, что пассивное сопротивление может и должно победить там, где грубое насилие бессильно. Мы также поняли, что борьба затягивалась из-за нашей слабости, порождавшей в умах правительства убеждение, что мы не окажемся в силах выдержать длительные страдания».

Далее, рассказав о своей миссии в Англии, не сулящей, по его мнению, индийцам ничего хорошего, Ганди пишет о необходимости усилить во всем мире пропаганду идеи пассивного сопротивления. Одним из средств такой пропаганды, которая сделала бы движение «более известным и заставила бы людей задуматься», Ганди считает устройство международного конкурса на статью о действенности пассивного сопротивления. Однако он тут же выражает сомнение в моральной допустимости такого конкурса. Он просит Толстого сообщить свое мнение, а если он не видит в этом ничего дурного, то сказать, к каким выдающимся деятелям мира следует обратиться за статьями на эту тему.

В заключение Ганди попросил у Толстого разрешения перевести и распространить среди индийцев в Южной Африке «Письмо к индусу», но с тем, чтобы опустить из текста несколько слов, содержащих критику распространенной в Индии веры в перевоплощение душ. Это верование, утверждал он, поддерживает широкие массы индийцев в их тяжелой борьбе против колонизаторов.

Таково содержание первого письма. Вместе с ним Ганди

прислал английский текст «Письма к индусу» и просил Толстого подтвердить, действительно ли им оно написано. Он также просил сообщить, из какого источника Толстой почерпнул изречения Кришны, которые поставлены эпиграфами к разделам «Письма».

До того как Толстой получил это послание, он не слыхал имени Ганди и не знал о борьбе индийских эмигрантов за свои права в Южной Африке. Ничего не знал он и о переговорах депутации трансваальских индийцев в Лондоне; об этом в русской печати не сообщалось. Обращение индийца из далекого Трансвааля глубоко заинтересовало его. Он сразу же почувствовал в авторе письма человека, близкого ему по духу. В тот же день, 24 сентября 1909 г., он отметил в дневнике: «Получил приятное письмо от индуса из Трансвааля» (57, 144). 26 сентября {7 октября) 1909 г. писатель ответил на письмо Ганди дружеским посланием, в котором выразил искреннее сочувствие угнетенным индийцам и пожелал им успеха в борьбе за свои человеческие права. «Сейчас, — писал он, — получил ваше в высшей степени и интересное и доставившее мне большую радость письмо. Помогай бог нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале. Та же борьба мягкого против жестокого, смирения и любви против гордости и насилия с каждым годом все более и более проявляется и у нас, в особенности в одном из самых резких столкновений закона религиозного с законом мирским — в отказах от военной службы. Отказы становятся все чаще и чаще» (80, 110 — 111).

В ответ на вопросы Ганди Толстой подтвердил, что «Письмо к индусу» писано им и что присланный текст точен. «Заглавие книги о Кришне вам будет выслано из Москвы»88, — писал он.

Толстой одобрил намерение Ганди распространить среди его соотечественников «Письмо к индусу» и, подтвердив свое отрицательное отношение к мифу о перевоплощении душ, все же согласился на изъятие из текста критического упоминания о нем. «Переводу на индийский язык моего письма и распространению его могу только радоваться», — писал он (80, 111).

Ободряющий ответ Толстого пришел в Лондон как раз в то время, когда выяснилось окончательно, что переговоры Ганди с английскими чиновниками потерпели неудачу, и чрезвычайно обрадовал его. Ганди тут же отправил в Ясную Поляну второе письмо:

«Отель «Вестминстер-Палас», 4,

Виктория-стрит, Лондон.

10. XI. 1909 г.

Дорогой сэр, сердечно благодарю Вас за Ваше заказное письмо по поводу «Письма к индусу» и тех вопросов, которых я касался в письме к Вам.

Я не писал, не желая беспокоить Вас, так как узнал, что Вы больны, а письменное выражение благодарности является водь простой формальностью. Но разысканный мною господин Эйльмер Моод89 заверил меня, что Вы вполне здоровы и регулярно по утрам занимаетесь корреспонденцией. Эти сведения очень обрадовали меня и я решил снова написать Вам о делах, которые, я знаю, имеют величайшее значение с точки зрения Вашего учения.

Посылаю вместе с письмом книгу, написанную одним из моих друзей — англичанином, находящимся теперь в Южной Африке90. Книга эта имеет отношение к моей жизни и проливает свет на ту борьбу, которой я посвятил свою жизнь. Так как мне очень хочется привлечь Ваш интерес и симпатии, я подумал, что Вы не сочтете присылку книги назойливостью.

По моему мнению, индийцы в Трансваале ведут сейчас величайшую борьбу в современной истории, поскольку она идеальна как с точки зрения поставленной цели, так и методов достижения этой цели. Я не знаю другого примера борьбы, в которой ее участники не стремились бы извлечь какие-либо личные выгоды и в ходе которой половина участников подвергалась бы великим страданиям и испытаниям ради торжества идеи.

Я не имею возможности популяризировать нашу борьбу так широко, как мне хотелось бы. В наше время Вы пользуетесь, вероятно, наибольшим влиянием на широчайшие круги общественности. Если Вас удовлетворят факты, изложенные в книге мистера Дока, и если Вы сочтете, что эти факты оправдывают выводы, к которым я пришел, то не мог ли бы я просить Вас использовать Ваше влияние, чтобы любым способом, который Вы найдете приемлемым, популяризировать наше движение?

Если оно восторжествует, то это будет не только торжеством веры, любви и истины над неверием, ненавистью и ложью, но, весьма вероятно, послужит примером для миллионов людей в Индии и в других частях света, могущих подпасть под пяту угнетателей. Оно безусловно будет во многом способствовать поражению сторонников насилия, по крайней мере в Индии. Если мы будем держаться до конца, — а я думаю, что мы выдержим, — у меня нет ни малейшего сомнения в конечном успехе91. Ваша поддержка может укрепить нашу решимость. Переговоры, предпринятые с целью урегулировать этот вопрос, практически провалились. Вместе со своим коллегой я возвращаюсь на этой неделе в Южную Африку, где меня ждет тюремное заключение. Могу добавить, что мой сын с радостью присоединился ко мне в этой борьбе и сейчас отбывает шестимесячный срок каторжных работ. Это уже четвертый раз, как он подвергается тюремному заключению в ходе борьбы.

Если Вы будете так добры ответить на это письмо, то я просил бы Вас писать на мое имя по адресу: г. Иоганнесбург, Южная Африка, почтовый ящик № 6522.

С надеждой, что мое письмо застанет Вас в добром здоровье, остаюсь

Ваш покорный слуга

М. Ганди. Графу Льву Толстому, Ясная Поляна, Россия»92.

Письмо Ганди и книга Дока о нем еще более заинтересовали Толстого. Об этом можно судить по тому, что, отложив другие начатые книги, он внимательно читал ее и сделал много помет. С намерением завтра же ответить на это письмо он вложил его в один из журналов, лежавших на столе. Но в этот день он заболел, журнал без его ведома был унесен из кабинета, и письмо Ганди исчезло почти на 50 лет (оно было обнаружено только в 1956 г. при разборе старых журналов). Поэтому оно осталось без ответа.

Переписка между Толстым и Ганди возобновилась через шесть месяцев, в апреле 1910 г., когда Ганди прислал Толстому повое, третье, письмо и одновременно свою книгу «Самоуправление Индии» 93.

«Вы, вероятно, припомните, — писал Ганди, — мою переписку с Вами, когда я временно был в Лондоне. Как Ваш скромный последователь, посылаю Вам при сем книжку, написанную мною. Это мой собственный перевод с языка гуджарати. Любопытно, что правительство Индии конфисковало книгу на этом языке. Поэтому я поспешил с опубликованием перевода».

Ганди просил Толстого прочесть эту книгу и высказать о ней мнение, которое, как оп писал, ему очень важно знать. Он сообщид также, что «Письмо к индусу» уже вышло в свет в переводе на английский язык и на одном из языков Индии94. Вместе с письмом Ганди прислал Толстому несколько экземпляров английского перевода «Письма к индусу» со своим предисловием.

Предисловие Ганди к знаменитой статье Толстого до первого издания этой книги (1960) не было переведено на русский язык. А между тем оно представляет большой интерес. Приведем более подробные выдержки из него.

«Письмо, публикуемое ниже, — начинает Ганди свое предисловие, — является переводом письма Толстого, написанного в ответ на письмо издателя журнала «Фри Хиндустан». Пнсьмо это переходило из рук в руки и, наконец, попало ко мне от одного друга, который спросил меня как человека, очень интересующегося произведениями Толстого, считаю ли я письмо достойным опубликования. Я сразу же ответил утвердительно и сказал ему, что я сам бы перевел его на язык гуджарати и побуждал бы других переводить и издавать его на всех индийских языках».

Рассказав о своей переписке с Толстым относительно опубликования «Письма к индусу», Ганди продолжает:

«Для меня, скромного последователя великого учителя, которого я уже давно считаю своим руководителем, является делом чести быть сопричастным к опубликованию его письма, которое несомненно станет всемирно известным.

Непреложным является тот факт, что каждый индиец, сознательно или бессознательно, имеет свои национальные стремления. Но столько же, сколько существует индийских патриотов, существует и различных мнений о точном значении этих стремлений и особенно о методах их осуществления».

Далее Ганди излагает в духе учения Толстого вопрос о путях национального освобождения Индии. По его мнению, существуют два пути — путь насильственной борьбы, который он вслед за русским писателем отвергает, и путь пассивного сопротивления, который считает единственно верным.

«Толстой, — пишет он, — посвятил свою жизнь тому, чтобы в борьбе с тиранией или в борьбе за реформы на место насилия поставить метод непротивления злу насилием. На ненависть, которая находит свое выражение в насилии, он отвечает любовью, выражающейся в готовности страдать. Он не допускает никаких изъятий и исключений из великого, божественного закона любви. Он применяет его ко всем вопросам, волнующим человечество.

Если такой человек, как Толстой, один из величайших мыслителен западного мира, гениальный писатель, человек, который сам был солдатом и знает, что такое насилие и что оно с собой несет, осуждает Японию за то, что она слепо последовала ложному закону современной цивилизации, и опасается „величайших бедствий» для этой страны, то нам нужно остановиться и призадуматься, — не замышляем ли мы, в нашем нетерпении избавиться от английского гнета, променять одно зло на другое, еще худшее?».

Цитируя далее важнейшие положения «Письма к индусу», Ганди солидаризируется с Толстым в его призывах к индийцам не участвовать в деятельности колониальной администрации, не служить в английских войсках, не платить податей и т. д. Иначе, по его мнению, Индия перестанет быть «колыбелью великих верований», и ее постигнет печальная участь европейских стран, поддавшихся соблазнам буржуазной цивилизации.

В заключение Ганди пишет:

«Не обязательно полностью принимать все, что говорит Толстой, — некоторые из его положений сформулированы недостаточно точно. Надо ясно представить себе основную, главную истину, на которой зиждется его обвинение современной системы. Истина эта заключается в том, чтобы понять и положить в основу своих действий непреодолимую власть души над телом, неотразимую власть любви, которая является главным свойством души, над грубой силой, порождаемой в нас возбуждением дурных страстей.

В том, что проповедует Толстой, нет ничего нового. Но его трактовка старой истины свежа и действенна. Его логика неопровержима. И, самое главное, он пытается осуществлять в жизни то, что он проповедует. Он проповедует, чтобы убедить. Он искренен и серьезен. Он приковывает к себе внимание»95.

Новое письмо Ганди, его предисловие к «Письму к индусу» и особенно присланная им книга о колониальном режиме в Индии еще более усилили интерес писателя к судьбе индийского народа. В тот день, 19 апреля 1910 г., он отметил в дневнике, что получил «от индуса» письмо и книгу, «выражающие понимание всех недостатков европейской цивилизации, даже всей негодности ее» (58, 40).

Несколько дней Толстой с интересом читал книгу Ганди «Самоуправление Индии» и книгу Дока о Ганди. Свои впечатления от них он записал в дневнике: «Вечером читал Ганди о цивилизации. Очень хорошо» (58, 40). «Читал книгу о Gandhi. Очень важная. Надо написать ему» (58, 41). Об этих книгах Толстой говорил своим близким. Д. П. Маковицкий записал в те дни следующее:

«Ганди, — сказал Толстой, — автор книжки «The Indian Home Rule». Он — глава партии, борющейся против Англии. Он сидел в тюрьме. Прежде я получил книгу о нем. Эта книга в высшей степени интересна. Это глубокое осуждение, с точки зрения религиозного индуса, всей европейской цивилизации»36.

Об этом же Толстой писал и В. Г. Черткову 22 апреля 1910 г.: «Сейчас и вчера вечером читал присланную мне с письмом книгу (одну раньше, другую после) одного индусского мыслителя и борца против английского владычества Gandhi, борющегося посредством Passive Resistance97. Очень он близкий нам, мне человек. Он читал мои писания и поревел на индусский язык мое «Письмо к индусу», его же книга «Indian Home Rule» по-индусски была запрещена британским правительством. Он просит моего мнения об его книге. Мне хочется подробно написать ему» (89,185 — 186).

Свое намерение подробно ответить на письмо Ганди Толстой, однако, из-за болезни в эти дни выполнить не смог. 8 мая 1910 г. он отправил Ганди предварительное краткое письмо, в котором с похвалой отозвался о присланных ему книгах: «Я прочел вашу книгу с большим интересом, так как, я думаю, вопрос, который вы в ней обсуждаете, — пассивное сопротивление — вопрос величайшей важности не только для Индии, но и для всего человечества» (81,248).

Одобрительно отозвался Толстой и о биографии Гапди, написанной Доком. По словам писателя, эта книга его очень заинтересовала и многое прояснила и в письмах Ганди к нему.

«В настоящее время, — закончил он свое письмо, — я не совсем здоров и потому воздерживаюсь писать вам все, что я хотел бы сказать по поводу вашей книги и всей вашей работы, которую очень ценю, но напишу, как только мне станет лучше» (81,248).

24 мая 1910 г. Толстой с одобрением отозвался о Ганди в беседе с П. А. Буланже, готовившим книгу об индийской философии. Буланже сказал, что в Индии и Китае долго существовало мнение, что европейская цивилизация хороша, дурны лишь распространявшие ее люди. Ганди, по его мнению, первым из мыслителей Азии указал на пороки самой цивилизации. Толстой согласился с этим и высказал мнение, что «почти наверно и индусы и китайцы поддадутся цивилизации и придут туда, куда европейцы, что дальше некуда»98, т. е. придут к тем же печальным результатам, что и европейские государства.

…Тем временем борьба индийских патриотов в Трансваале все обострялась. Сотни семей индийцев, не пожелавших покориться колониальной администрации, оказались разоренными и лишенными крова. Чтобы спасти наиболее нуждающихся от голодной смерти, Ганди организовал на земле своего друга архитектора Германа Каллен-баха сельскохозяйственную колонию, названную им «Толстовской фермой». Земля вместе с сельскохозяйственными орудиями этой фермы была предоставлена индийским беженцам для заселения и обработки. Обо всем этом Ганди и Калленбах сообщили Толстому 15 августа 1910 г.

Ганди писал:

«Милостивый государь, очень благодарен Вам за Ваше ободряющее и сердечное письмо от 8 мая с. г. Я весьма ценю Ваш общий отзыв о моей брошюре «Самоуправление Индии» и буду ожидать, что, когда у Вас найдется время, Вы выскажетесь о моей работе более подробно, как Вы были столь добры обещать мне это сделать в своем письме.

Калленбах пишет Вам о „Толстовской ферме». С Кал-ленбахом мы друзья уже многие годы. Могу сказать о нем, что он также прошел через большинство тех испытаний, которые Вы так образно описываете в Вашей книге „Исповедь». Никакие писания не производили на Калленбаха такого сильного впечатления, как Ваши, и, в виде стимула для дальнейшего усилия к достижению тех идеалов, которые Вы возвещаете миру, он позволил себе, посоветовавшись со мною, назвать свою ферму в честь Вас.

Из прилагаемых номеров «Индиан опинион»99 Вы более подробно узнаете о его благородном поступке передачи фермы сторонникам ненасилия.

Я не стал бы Вас утруждать всеми этими деталями, если бы Вы не проявили личного интереса к движению пассивного сопротивления в Трансваале.

Ваш покорный слуга

М. К. Ганди».

Одновременно Г. Калленбах писал в своем письме:

«Милостивый государь,

Не испросив Вашего разрешения, я назвал свою ферму «Толстовская ферма». Я читал многие Ваши сочинения, и Ваше учение произвело на меня глубокое впечатление.

М. К. Ганди, глава индийской колонии в Южной Африке, которого я имею честь считать своим другом, живет со мною. Свою ферму, в которой около 1100 акров, я предоставил ему для нужд непротивленцев с их семьями10°.

Воспользовавшись Вашим именем, считал себя обязанным Вам об этом сообщить и могу прибавить в свое оправдание, что буду прилагать все свои усилия к тому, чтобы жить согласно с теми идеями, которые Вы столь бесстрашно вносите в мир.

Остаюсь искренне уважающий Вас

Г. Калленбах».

Эти письма, а также присланный Ганди номер «Индиан опинион» принесли Толстому большое удовлетворение. «Приятное известие из Трансвааля о колонии непротивленцев», — отметил он в дневнике 6 сентября 1910 г. (58, 100) и в тот же день продиктовал Д. П. Маковицкому ответ Ганди, а назавтра послал его В. Г. Черткову в Лондон для перевода на английский язык и отправки адресату. Это было последнее письмо Толстого к Ганди. Оно начинается словами:

«Получил ваш журнал «Indian Opinion» и был рад узнать все то, что там пишется о непротивляюгцихся. И захотелось сказать вам те мысли, которые вызвало во мне это чтение.

Чем дольше я живу, и в особенности теперь, когда живо чувствую близость смерти, мне хочется сказать другим то, что я так особенно живо чувствую и что, по моему мнению, имеет огромную важность, а именпо о том, что называется непротивлением, но что в сущности есть не что иное, как учение любви, не извращенное ложными толкованиями» (82,137).

Далее Толстой вновь развивает свою аргументацию в пользу «учения любви», которое считает главным законом жизни. Все несправедливости и бедствия человечества возникли и происходят, по его мнению, оттого, что люди отказались от закона любви и заменили его законом насилия. Вся современная «столь блестящая по внешности цивилизация выросла на этом явном и странном, иногда сознательном, большей частью бессознательном недоразумении и противоречии» (82, 138). Губительные последствия этого явления видны во всех странах мира, но особенно сильно ощущаются среди так называемых христианских народов, т. е. в Европе и Америке, где противоречие между сознанием простых людей, не мирящихся более с насилием, и господствующим строем жизни, основанном на насилии, достигло невиданных размеров.

Противоречие это, пишет Толстой, дошло уже до последней грани. «Вопрос теперь стоит, очевидно, так: одно из двух: или признать то, что мы не признаем никакого религиозно-нравственного учения и руководимся в устройстве нашей жизни одной властью сильного, или то, что все наши, насилием собираемые подати, судебные и полицейские учреждения и, главное, войска должны быть уничтожены» (82, 138 — 139).

О неразрешимости этого противоречия в условиях господствующего строя свидетельствуют, по мнению Толстого, «увеличивающаяся преступность, безработность населения, увеличивающаяся безумная роскошь богатых и нищета бедных, страшно увеличивающееся число самоубийств» (82, 139). Все это — прямое следствие того, что отношения между людьми основаны на насилии и угнетении, на эксплуатации человека человеком. Все это — плод извращения присущего людям чувства любви, дружбы и братства.

И все же, утверждает Толстой, сознание несправедливости господствующего строя жизни растет во всем мире и проявляется в многообразных формах борьбы угнетенных против их поработителей. Одна из таких форм — борьба трансваальских индийцев против колониального режима. Писатель считает эту борьбу принципиально важной, разумной и плодотворной, поскольку она впервые в истории демонстрирует образец народного протеста и сопротивления «без насилия».

В заключение Толстой затронул самый главный из волновавших его в последние годы вопросов — о захватнических войнах и колониальном разбое. Толстой отметил вопиющее противоречие между доктриной христианского милосердия, которая лежит в основе современной буржуазной цивилизации и которую на словах исповедуют властители современного мира, и признанием «вместе с этим необходимости войск и вооружения для убийства в самых огромных размерах на войнах» (82, 140),

«Противоречие это, — заканчивает Толстой свое письмо, — чувствуется всеми правительствами, как вашим британским, так и нашим русским, и из естественного чувства самосохранения преследуется этими правительствами более энергично, как мы это видим в России и как это видно из статей вашего журнала, чем всякая другая антиправительственная деятельность. Правительства знают, в чем их главная опасность, и зорко стерегут в этом вопросе уже не только свои интересы, но вопрос быть им или не быть» (82,140).

Письмо это, предварительно посланное для тщательного перевода (и одновременно для издания) в Англию В. Г. Черткову, дошло до Ганди уже после смерти Толстого. Ответить уже было некому, и Ганди откликнулся на пего лишь небольшим письмом к Черткову.

«»Толстовская ферма» Трансвааль

26. IX. 1910 г.

Дорогой сэр,

я получил Ваше письмо от 29 сентября, за которое Вам очень благодарен. Я также получил Ваш перевод письма Толстого ко мне о пассивном сопротивлении. Волнует то, что письмо дошло до меня уже после его смерти.

Из экземпляров «Индиан опинион», которые Вам посылаю, Вы увидите, что один друг уже перевел здесь это письмо. Мистер Калленбах сделал этот перевод.

Я благодарен Вам, что Вы сообщили мне имя миссис Майо. Она уже написала мистеру Калленбаху. Я посылаю ей все сведения, которые ей нужны.

Буду Вам признателен, если Вы пришлете несколько экземпляров журнала, в котором будет опубликовано письмо Толстого.

Искренне Ваш

М. К. Ганди»101.

На этом временно прекратилась переписка Ганди с друзьями и последователями Толстого. Но это не означало для Ганди забвения его духовной связи с Толстым. В последующие годы Ганди не раз воспроизводил письма Толстого на страницах своего журнала, отмечая с благодарностью, что русский писатель оказал индийцам моральную поддержку в их борьбе за свободу и независимость.

ПРИМЕЧАНИЯ

Толстой и Индия

1 Н. А. Добролюбов, Взгляд на историю и современное состояние Ост-Индии. — Полное собрание сочинений, т. 3, М., 1936, стр. 30 — 61.

2 Литература об Индии, сохранившаяся в яснополянской библиотеке, описана В. Ф. Булгаковым в ст. «Кинга об Индии в библиотеке Л. Н. Толстого», — «Краткие сообщения Института востоковедения», т. XXXI, 1959, стр. 45 — 56. Обзор индийской политической периодики, находящейся в этой библиотеке, дан в ст. Н. М. Гольдберга «Индийские журналы яснополянской библиотеки как один из источников изучения национально-освободительного движения в Индии», — «Советское востоковедение:*, 1955, № 4, стр. 116-130.

3 «Воспоминания Е. И. Сытиной (Чихачевой)». Публикация К. Шохор-Троцкого, — «Литературное наследство», № 37/38, стр. 404, 405.

4 См.: А. Осипов, Краткий очерк истории Индии до X века,

М., 1948; А. М. Дебор и н, Материализм и диалектика в древнеиндийской философии, — «Вопросы философии», 1956, № 1; Г. Ф. А л е к с а н д р в в, История социологических учений. Древний Восток, М., 1959; Джавахарлал Неру, Открытие Индии, М» 1955; С. Радхакришыан, Индийская философия, т. I, II, М., 1956 — 1957; С. Чаттерджи, Д. Датта, Введение в индийскую философию, М., 1955; Рой М о н о р о н д ж а н, История индийской философии. Греческая и индийская философия, пер. с бенгальского, М., 1958; Г. Ф. Ильин, Религии древней Индии, М., 1959; К. М. Паникар, Очерк истории Индии, М., 1961; «Общественно-политическая и философская мысль Индии», М., 1962; Д. Чаттопадхьяя, История индийской философии, М., 1966; В. В. Бродов, Индийская философия нового времени, М., 1967; Генрпк Хмслевский, Христианство и религии мира, М., 1968; А. Н. К о ч е т о в, Буддизм, М., 1968.

5 Цит. по: Д. Ч ат т о и а д х ь я я, История индийской философии, М., 1966, стр. 179.

3 Согласно учению о карме, каждый человек при перевоплощении в будущей жизгш получает воздаяние соответственно своим поступкам.

7 Здесь и ниже изречения Будды цит. по: Д. Ю. Квитко, Философия Толстого, М., 1928, стр. 66, 67.

8 Цит. по публикации О. Александровой «И. П. Минаев и Л. Н. Толстой», — «Русская литература», 1960, № 3, стр. 201 — 203.

9 См. его письмо к издателю М, М. Ледерле от 25 октября 1891 г. (66. 68).

10 3 июля 1900 г. Толстой сказал А. Б. Гольденвейзеру:

«Будда говорит, что счастье в том, чтобы делать другим как можно более добра. Как ни странно это при поверхностном наблюдении, но это несомненно так: счастье возможно только при отречении от стремления к личному, эгоистическому счастью». (А. Б. Гольденвейзер, Вблизи Толстого, т. 1. М., 1922, стр. 35).

11 Интересно, что скорбь, пессимизм, культ страдания отталкивали от буддизма и Ромена Роллана. В книге «Внутреннее путешествие» он писал: «С Индией меня, в сущности, роднит вовсе не буддизм. Он не мог меня увлечь, ибо он, я сказал бы. слишком. близок к рационалистическому и протестантскому христианству. Да, слишком близок и дает еще меньше пищи моему сердцу, ибо приносимое им спасение заключается не столько в милосердной любви, сколько в духовном экстазе. И отправная точка ого — присущий ему пессимизм, изначальное кредо его — скорбь жизни неприемлема для моего галльского духа…» (Ромен Ролла н, Воспоминания, М., 1966, стр. 198 — 199).

12 Она изложена в комм. Н. К. Гудзия (25, 887 — 890).

13 В. Г. Чертков опубликовал свой вариант очерка в 1916 г. в журн. «Единение» (№ 1, 2). Толстому принадлежат в нем вступление и первые две главы.

14 П. А. Б у л а н ж е, Жизнь и учение Сиддарты Готамы, прозванного Буддой, т. е. Совершеннейшим, под ред. Л. Н. Толстого, М., 1911.

15 Здесь и ниже очерк Толстого «Сиддарта, прозванный Буддой, т. е. святым» цит. по 25-му тому Полного собрания сочинений, стр. 540-543.

16 Сюжет заимствован у американского писателя Поля Каруса, (1852 — 1919), опубликовавшего сказку в 1894 г. в журн. «Опэн корт» («Открытая трибуна»).

17 В дневнике А. Б. Гольденвейзера в первых числах июля 1903 г. записано: «Лев Николаевич собирается изложить в художественной форме буддийское учение «Это ты» («Tu twain asi»), смысл которого тот, что в каждом человеке и его поступках всегда можно узнать самого себя» (А. Б. Гольденвейзер, Вблизи Толстого, т. 1, стр. 11).

18 Толстой взял эти изречения из книги «Путь к истине. Изречения буддийской нравственной мудрости», пер. и предисл. Н. Герасимова, М., 1898. Недавно этот памятник вышел в новом издании, — см.: «Дхаммапада», пер. с пали, ввод, и комм. В. Н. Топорова, М., 1960.

19 «»Сутта Нипата». Сборник бесед и поучений. Вуддпйская каноническая книга, переведенная с языка палп на английский язык д-ром Фаусбеллем», пер. и предпел. Н. Герасимова. М.. 1899.

20 «Буддийские сутты в переводе с палп проф. Рнс-Дэвиса», пер. Н. И. Герасимова, М., 1900.

21 Из этой книги Толстой заимствовал легенду о царевиче Ку-нале, которого царица лишила его прекрасных глаз. В обработке Толстого эта легенда вошла во второе издание «Круга чтения» под заголовком «Глаза Кун алы» (см.: «Круг чтении», т. 3, М., 1912).

22 Перевод А. М. Федорова (М., 1895) и перевод И. М. Сабашникова (СПб., 1895). В 1907 г. Толстой сравнил эту поэму с текстом Поля Каруса «The Gospel of Buddha» и нашел ее «несерьезной» (см.: Д. П. М а к о в и ц к и й, Яснополянские записки, запись от 27 июня 1907 г. Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого).

23 Сравнительно полное описание литературы о буддизме в яснополянской библиотеке см. в упомянутой выше ст.: Б. Ф. Булгаков, Книги об Индии в библиотеке Л. Н. Толстого.

24 Си. журн.: «Вегетарианское обозрение», Киев, 1910, № 5 — 10. С одобрения Толстого была также издана книга «Нирвана. Буддийское сказание», пер. с англ. П. Булаыже, изд-во «Посредник», М., 1901.

25 Современный индийский прогрессивный ученый Рой Моно-ронджан, занимающийся историей философии, характеризует Шан-кару как идеолога поднимавшейся буржуазии (Рой М о н о р о н-д ж а н, История индийской философии, стр. 492).

26 Л В. Джонстоп, Индийский мудрец Шапкара, — «Вопросы философии и психологии», 1897, № 6.

21 Какую именно, установить не удалось.

28 Личность Рамакришны Парамахансы позднее глубоко заинтересовала и Ромена Роллана, который посвятил ему очерк «Жизнь Рамакришны», — Собрание сочинений, т. 19, Л., 1936, стр. 7 — 199.

29 См.: «История философии», т. IV, М., 1959, стр. 486 — 489.

30 Д. П. Маковицкий, Яснополянские записки, запись от 27 февраля 1906 г.

31 См.: Ромен Роллан, Жизнь Вивекананды, — Собрание сочинений, т. 19, стр. 209 — 321.

32 См.: «История философии», т. IV, стр. 492.

33 Суами Вивекананда, Карма-йога, Пг., 1916, стр.32.

34 См.: С. М. Кедров, О социологической и философской мысли Индии второй половины XIX века, — «Вестник истории мировой культуры», 1959, № 9; Н. П. Аникеев, Свами Вивекананда, — «Вопросы философии», 1963, № 9; Е. П. Ч е л ы ш е в, Гумапист, демократ и патриот, — «Азия и Африка сегодня», 1963, № 2; Э. Комаров, Индии великий сын, — «Советская культура», 12.1.1963.

35 Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого. Название книги — «Ioga’s Philosophy, Lectures on Raja Ioga or conquering internal Nature, by Swami Vivekananda», New York, 1896. В 1911 г. книга была переведена на рус. яз. под названием «Свами Вивекананда. Философия Йога. Лекции, читанные в Нью-Йорке зимой 1895 — 1896 гг., о раджа-Иоге, или подчинении внутренней природы, и афоризмы Патанджали с комментариями», пер. с англ. Я. К. Попова.

36 В недавно найденном втором письме к А. К. Датту от 2 марта 1897 г. Толстой еще раз благодарил за присылку «замечательной» книги, из которой он для себя «многое почерпнул» (Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого).

37 Ромен Роллан, Собрание сочинений, т. XIV, стр. 338.

38 Swami Abhedananda. Vedanta — Philosophie, Hefte I — IV, VII — IX, XII, XIV, Leipzig und Frankfurt, 1904. Книги сохранились в яснополянской библиотеке. Во всех выпусках, кроме четырнадцатого, имеются пометы Толстого.

39 Веды — древнейшие памятники древнеиндийской литературы; самые старые гимны, входящие в веды, возникли за 3000 лет до н. э. Веды состоят из четырех сборников: Ригведа («Веда гимнов»), Самаведа («Веда напевов»), Яджурведа («Веда жертвоприношений») и Атхарваведа («Веда заклинаний»). Самая древняя из них — Ригведа. В ней 1028 гимнов, включающих 10 500 стихов.

40 Цит. по: Джавахарлап Неру, Открытие Индии, стр. 80.

Сам Неру писал о ведах: «В них нет никакого идолопоклонства, никаких храмов для богов. Живость и жизнеутверждающая сила, их пронизывающая, просто поразительны» («Открытие Индии», стр. 79 — 80).

41 В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. 8, М.,

1955, стр. 113.

4г «Le Ramayana. Роете Sanscrit de Valmiky», trad. en. fran-cais par Huppolyte Tanche, vol. I — II, Paris, 1864. В первом томе имеются карандашные пометы Толстого.

43 «Бхагаватгита» была впервые издана в России в 1788 г. См.: «Багаут-Гета, или Беседы Кришны с Арджуном», пер. с англ. А. А. Петрова, М., 1788.

44 Письмо С. Р. Читтеля к Толстому не опубликовано. Хранится в Отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого.

45 По рекомендации Толстого изд-во «Посредник» выпустило книгу «Свет на пути. Из древнего индусского писания «Книга золотых правил»», пер. с англ., М., 1905. Книга сохранилась в яснополянской библиотеке.

46 В яснополянской библиотеке сохранилась книга: Антон Роз Рейцгард, Моральные, мистические, религиозные и романтические индийские рассказы, Лос-Анжелес, 1906.

47 Ф. Шербатской, Теория поэзии в Индии, — «Журнал министерства народного просвещения», 1902, № 6.

48 См. об этом: Э. Г. Зайденшнур, Восточный фольклор в творчестве Л. Н. Толстого, — «Советское востоковедение», 1958, № 6; ее ж е, Фольклор народов Востока в творчестве Л. Н. Толстого, — «Яснополянский сборник. Статьи и материалы», Тула, 1960.

49 Работа И. П. Минаева со множеством помет Толстого сохранилась в яснополянской библиотеке. Из сборников индийского фольклора сохранились также «Индийские сказания XV — XX вв.».

50 Басня использована ранее в «Войне и мире», где Толстой сравнивает наполеоновскую армию, не желавшую бросать награбленное в России добро, с обезьяной, которая, «запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов», не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя (11, 353).

51 Эту басню Толстой использовал позднее в трактате «Так что же нам делать?» (25, 307).

5а «Pantheon literaire. Litterature orientale. Romans, contes orientaux «Le mille et un jour». Contes persans, traduits en fran-c.ais par Petit de Lacreix, suivis de plusieurs autres recueils de contes, traduits des langues orientales», Paris, 1839; «Les Avadanas». Contes et apologues indiens inconnus juscpi’a ce jour, suivis des fables, des poesies et des nouvelles chinoises, traduits par M. St. Julien, t. I — III, Paris, 1859.

53 Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого

(подлинник на англ. яз.).

54 Опубликовано под заголовком «Долг всех цивилизованных индийцев». Номер журн. сохранился в яснополянской библиотеке,

55 Подлинное имя Бхарати — Шурендранат Мукерджи. Он проживал в США до 1907 г. По возвращении в Индию написал несколько книг. Умер в Кадькутте в 1914 г.

56 Цит. по пер. одной из глав памфлета, включенному в сб. И. Нажтгаина «В долине скорби», М., 1908, стр. 147.

Г|Г В a b a Premanand Bharali, Shrec Krishna. Tho Lord of Love, New York, 1904.

58 Имеется в виду В. Г. Чертков.

59 Книга с пометами писателя сохранилась в яснополянской библиотеке.

60 В яснополянской библиотеке сохранились следующие номера журнала «Лайт оф Индиа»: 1906 г. — № 1 — 2; 1907 г. — № 4 — 10; 1908 г. — №1.

61 Отдел рукописей Государственного музея Л. II. Толстого (подлинник на англ. ян.).

Н2 В яснополянской библиотеке сохранились номера журнала «Ныо Риформер» за апрель, май, сентябрь, октябрь 11Ю7 г., январь — июнь и сентябрь — декабрь 1908 г., январь — октябрь и декабрь 1909 г., январь — март, июнь — август п октябрь — ноябрь 1910 г.

G3 Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого (подлинник на англ. яз.).

6* См. письмо, написанное по поручению Толстого в середине ноября 1907 г. (77,317).

65 Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого (подлинник на англ. яз.).

66 Письмо хранится в Отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого (подлинник на англ. яз.).

67 В яснополянской библиотеке сохранились номера журнала: за 1905 г. (№ 1 — 2, 4-6, 8-11), за 1906 г. (№ 1 — 5, 7-8, 10), за 1907 г. (№2 — 3,5-6).

68 Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого (подлинник на англ. яз.).

69 О переписке Толстого с этими и другими деятелями Индии см. в первом издании настоящей книги, стр. 215 — 218, 228 — 231.

70 Подробно о Таракнатхе Дасе см. статью Н. М. Гольдберга «Индийские журналы в яснополянской библиотеке как один из источников изучения национально-освободительного движения в Индии».

71 Надпись гласит: «Графу Льву Николаевичу с глубоким почтением от Таракнатха Даса, 23 мая 1908 г.». Впоследствии Толстой получил и другие номера журнала с дарственными надписями издателя. В яснополянской библиотеке сохранились номера журнала за апрель — октябрь 1908 г., январь, февраль, май — август, ноябрь и декабрь 1909 г. и за март и апрель 1910 г. На многих страницах есть пометы Толстого.

72 На второй полосе журнала рядом с заглавием «Свободный Хиндустап» стояли слова: «Банде Матарам» («Привет тебе, родина-мать») — начальные слова патриотического гимна, написанного выдающимся бенгальским писателем Бонкимчондро Чоттопадхаем.

73 Программа «крайних», к которым принадлежал Таракнатх Дас, была двойственна и непоследовательна. Их призывы к решительной борьбе с колониальным режимом не подкреплялись повседневной борьбой за демократическое разрешение аграрного вопроса в Индии. Часть деятелей из лагеря «крайних» придерживались тактики «пассивного сопротивления», сводившейся главным образом к бойкоту британских судов, администрации и товаров. Такой, в частности, была и программа другого поступавшего в то время

в Ясную Поляну журнала — «Индиан социолоджист» («Индийский

социолог»). Его издавал в Лондоне один из лидеров индийской эмиграции в Европе — Шьямаджи Криптнаварма. В яснополянской библиотеке сохранились номера журнала за июнь и июль 1908 г. с пометами Толстого.

74 Письмо Таракнатха к Толстому в течение полувека считалось утерянным. П. И. Бирюков в книге «Tolstoi und der Orient» (стр. 50) с сожалением писал, что, несмотря ка его долгие поиски, письмо не найдено. Однако в 1956 г. удалось обнаружить его в архиве Л. Н. Толстого. Письмо опубликовано в Полном собрании сочинении Л. Н. Толстого, т. 37, и в журнале «Советское востоковедение», 1957, N° 1. Здесь оно приводится в новом, более точном переводе.

75 Имеется в виду статья Толстою «Не могу молчать!».

76 Архив Л. Н. Толстого. Отрывок из пгсьма опубликован нами в журн. «Совьет ленд», Дели, 1957, № 14. О Г. Д. Кумаре известно, что после возвращения из эмиграции он преподавал языки хинди и урду в Национальном колледже в Калькутте и сотрудничал в левых газетах.

77 Из присланных материалов в яснополянской библиотеке сохранилась брошюра: W. We dd e rburn, The Skeleton at the Jubilee feast, being a series of suggestions towards the prevention of famine in India,’London,, 1897. К брошюре приложена фотография, на которой изображена группа индийцев, истощенных голодом. На обложке — надпись (по-английски): «Графу Льву Толстому с сердечным приветом от Таракнатха Даса, от имени Индии и миллионов страдающих».

78 Из других книг и брошюр об Индии кроме упомянутых в яснополянской библиотеке сохранились: Н. М. Нупашап, The ruin of India by British rule, London, 1907; «Неофициальная комиссия по расследованию беспорядков в Майменсинге», Калькутта, 1908; Е. D i g b у, Mymensingh, Calcutta, 1908; «Debate on the address in reply to the queen’s speech. Speech delivered by Da-dabhai Naoroji», London, 1895; P. Mimande, Le Mamoul, Paris, 1900; M. de Maries, Histoire generale de l’lnde ancienne et mo-derne depuis Fan 2000 avant S. C. jusqu’a nos jours…, Paris, 1828.

79 Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого. т Здесь и ниже «Письмо к индусу» цит. по Полному собранию сочинений Л. Н. Толстого, т. 37, стр. 245 — 272.

81 «Письмо к индусу» было впервые в выдержках напечатано в газ. «Киевские вести», 19. IV. 1909, и «Русские ведомости», 19. IV. 1909; полностью — в «Сочинениях гр. Л. Н. Толстого», часть двадцатая, М., 1911, стр. 411 — 427. В 1910 г. «Письмо к индусу» увидело свет на англ. яз. в еженедельнике М. Ганди «Индиан опи-иион» (№ 1) и на нем. яз. в пер. Л. Шкарвана («Leo Tolstoi, Brief an einen Hindu», Berlin).

82 См.: Ромен Ролла н, Ответ Азии Толстому, — Собрание сочинений, т. XIV, стр. 339.

83 См.: Л. В. Райков, Открытое письмо Таракнатха Даса Льву Толстому, — «Советское востоковедение», 1957, № 4, стр. 125 — 126. Ниже «Открытое письмо» цит. по этому сообщению.

84 Переписка Толстого и Ганди была впервые опубликована на нем. яз. П. И. Бирюковым в неполном виде в сб. «Tolstoi und der Orient» (стр. 70 — 77;. В 1933 г. она была в том же неполном виде воспроизведена на рус. яз. в сб. «Литературное наследство» (№ 37 — 38, стр. 339 — 352) с подробными примечаниями А. П. Сергеепко. В 1957 г. мною было опубликовано найденное в библиотеке писателя неизвестное в СССР письмо Ганди Толстому от 10 ноября 1909 г. (см.: А. Шифман, Лев Толстой — друг Индии, — «Советское востоковедение», 1957, № 1, стр. 95 — 105). Письма М. К. Гандп к Толстому хранятся в Отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого. Цит. по тексту «Литературного наследства» с небольшими уточнениями перевода.

85 М. К. Г а н д и, Моя жизнь, М» 1969, стр. 143.

83 Ромен Роллап считал это письмо утерянным. «Письмо пропало. Оно известно только по ответу Толстого», — читаем мы в его ст. «Ответ Азии Толстому» (Собрание сочинений, т. XIV, стр. 340). В действительности письмо сохранилось в архиве Толстого.

87 Здесь и ниже письма Ганди, кроме второго письма, цит. (с незначительными уточнениями перевода) по «Литературному наследству», №№ 37-38, стр. 339 — 352.

88 Толстой в это время запамятовал название книги, из которой он заимствовал эпиграфы к главам «Письма к индусу». Это была книга: Baba Prem an and Bharati, Shreo Krisna. The Lord of Love.

89 Моод Эйльмер (Алексей Францевич, 1858 — 1938) — переводчик сочинений Толстого на английский язык, автор популярной биографии Толстого.

90 Имеется в виду книга английского миссионера Джозефа И. Дока о Гапди: Joseph I. D о k e, M. К. Gandhi. An indian patriot in South Africa, London, 1909. Книга сохранилась в Ясной Поляне. По-видимому, одновременно была получена и другая книга — «A concise statement of the British Indian case in the Transvaal. Presented by the Indian Deputation», London, 1909. Она также сохранилась в яснополянской библиотеке.

91 Описываемый .этап борьбы индийцев в Южной Африке закончился соглашением, .заключенным Ганди с главой Южно-Африканского Союза генералом Смэтсом. Однако оно не принесло индийцам облегчения. «Черный закон» не был отменен.

93 Цит. по ст.: А. Шифман, Лев Толстой — друг Индии, стр. 99 — 100.

93 М. К. Gandhi, The Indian home rule or Hind Swaraj, Joga-nesburg, 1901. Книга сохранилась в яснополянской библиотеке. В книге содержится критика современной буржуазной цивилизации, в частности методов, применяемых Англией для закрепления своего господства в Индии. Вместе с тем утверждается, что индийцы не должны прибегать к насилию в борьбе с англичанами, а покорять их своей добротой, долготерпением и высоконравственной жизнью.

94 «Письмо к индусу» было издано на языке гуджарати.

95 Подписано: «Иоганнесбург, 19 ноября 1909 г.». Цит. по тексту предисловия, содержащегося в английском издании «Письма к индусу», хранящемуся в яснополянской библиотеке.

96 Д. П. М а к о в и ц к и й, Яснополянские записки, запись от 23 апреля 1910 г.

97 Пассивное сопротивление (англ.).

98 Д. П. М а к о в и ц к и й, Яснополянские записки, запись от 24 мая 1910 г.

99 Еженедельник «Индиан опинион» был основан Ганди в 1904 г. в Натале (Южная Африка). Печатался на англ. я гуджарати языках. Присланный Ганди экземпляр «Индиан опинион» (№ 82) сохранился в яснополянской библиотеке. В него был вложен фотоснимок обитателей «Толстовской фермы».

100 Жизнь обитателей «Толстовской фермы» была организована по образцу трудовой общины, созданной Ганди ранее, в 1904 г., в окрестностях Дурбана и носившей название «Феникс». Члены общины вели коллективное хозяйство и жили за счет своего труда. В общине насаждался культ ахимсы, т. е. лтобви и доброжелательства ко всему живому. Детей в общине воспитывали в духе древних моральных принципов индуизма.

101 Письмо публикуется впервые. Хранится в Отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого. Ганди опубликовал письмо Толстого в «Индиан опинион» от 26 ноября 1910 г. и вторично — в юбилейном («золотом») номере в 1914 г. Изабелла Майо — английская писательница и общественная деятельница, переводчица сочинений Толстого. Журнал, упоминаемый в конце письма, — «Свободное слово», издававшийся В. Г. Чертковым в Англии.