На своиx лекцияx Владимир Набоков использовал следующий прием. Он закрывал в помещении все шторы, добиваясь полной темноты. «На небосклоне русской литературы вот это Гоголь», — и в конце зала вспыхивала лампа. «Вот это Чехов», — на потолке загоралась еще одна звезда. «Это Достоевский», — щелкал выключателем Набоков. «А вот это — Толстой!» — лектор распахивал драпировку окна, и помещение заливал слепящий солнечный свет.
Лев Толстой
О СМЕРТИ И БЕССМЕРТИИ
Подборка Максима Орлова
дивительно хорошо бывает, когда ясно не то что поймёшь, а почувствуешь, что жизнь не ограничивается этой, а бесконечна. Так сейчас изменяется оценка всех вещей и чувств, точно из тесной тюрьмы выйдешь на свет Божий, на настоящий. 1
Ничто так не расширяет взгляда, не даёт такой твёрдой точки опоры и такой ясной точки зрения, как сознание того, что эта жизнь, несмотря на то, что только в ней мы можем и обязаны проявить свою деятельность, есть всё-таки не вся жизнь, а только тот кусок её, который открыт нашему взору. 2
Прежде, чем был Авраам, я есмь — может, должен сказать каждый человек. Все сознаём свою жизнь без начала её. А если ей не было начала, то не будет и конца. 3
Из «Воскресения» (о Набатове): «…О будущей жизни он тоже никогда не думал, в глубине души нося то унаследованное им от предков твёрдое, спокойное убеждение, общее всем земледельцам, что как в мире животных и растений ничто не кончается, а постоянно переделывается от одной формы в другую — навоз в зерно, зерно в курицу, головастик в лягушку, червяк в бабочку, жёлудь в дуб, так и человек не уничтожается, но только изменяется. Он верил в это и потому бодро и даже весело всегда смотрел в глаза смерти и твёрдо переносил страдания, которые ведут к ней…» 4
Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его; и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На ЗЕМЛЕ, именно на этой земле (…), нет правды — всё ложь и зло; но в мире, во всём мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно — дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого? Разве я не чувствую, что в этом бесчисленном количестве существ, в которых проявляется божество, — высшая сила, — как хотите, — что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим? Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведёт от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница, которой я не вижу конца внизу, она теряется в растениях. Отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведёт дальше и дальше до высших существ. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что, кроме меня, надо мной живут духи и что в этом мире есть правда. 5
Мы говорим о жизни души после смерти. Но если душа будет жить после смерти, то она должна была жить и до жизни. Однобокая вечность есть бессмыслица. 6
И с горем, и без горя ужасна жизнь человека, который вообразит себе, что только света, что в окошке, что только и жизни, что та частица её, которую мы знаем здесь. 7
Считать свою одну жизнь жизнью есть безумие, сумасшествие. 8
Только в восемьдесят лет я вполне ясно понял, какое значение для жизни имеет memento mori. Если помнишь, что умираешь, то ясно, что цель жизни — не в личности. 9
…Помнить о [смерти] значит помнить о своей истинной, не зависящей от смерти жизни… 10
Говорят: не думай о смерти — и не будет смерти. Как раз наоборот: не переставая помни о смерти — и будет жизнь, для которой нет смерти. 11
Бояться смерти не надо. Надо о ней думать как можно чаще: это облагораживает человека и часто удерживает его от падения. 12
Поразительна непредвиденность людей, когда мы едим из жадности вредное, зная, что будем страдать, поразительна и непредвиденность проматывающих именье, но так же удивительна непредвиденность людей, не думающих о смерти и потому не думающих о жизни. 13
Об одном знакомом: «Меня всегда удивляла в нём боязнь смерти. Я не мог понять, как он не боится бояться смерти». 14
Талисман (…), претворяющий печаль в радость, для меня есть главное — память о смертном часе. 15
Я живу прекрасно и могу смело рекомендовать всем следущий и единственный рецепт для этого: готовиться умереть. Чем более готов умереть, тем лучше жить, тем легче и расстаться с жизнью, и оставаться в ней. 16
То, что срок нашей земной жизни не в нашей власти и всякую секунду может быть оборван, всегда забывается нами, и ничто больше этого забвения не извращает нашей жизни. 17
Когда стар становишься, удивляешься, как это люди не думают о смерти. Следовало бы детям (…) внушать о ней, а её скрывают, как хождение на час. Если бы думали о ней, видели бы, что она неизбежна. Тогда смысл жизни другой становился бы, не жили бы одной телесной жизнью, которая кончается. Искали бы другого смысла, который со смертью не кончается. Жили бы нравственно. 18
Как дурно, нерелигиозно живут люди без сознания не столько смерти, сколько частичности своего здешнего существования. Думать о смерти нечего, но жить надо в виду её. Вся жизнь тогда становится торжественна, значительна и истинно плодотворна и радостна. В виду смерти мы не можем не работать усердно и потому, что она всякую минуту может прервать работу, и потому, что в виду смерти нельзя работать то, что не нужно для всей жизни, т.е. для бога. А когда так работаешь, жизнь становится радостной, и нет того пугала — страха смерти, которое отравляет жизнь не живущих в виду смерти людей. Страх смерти обратно пропорционален хорошей жизни. При святой жизни этот страх — ноль. 19
…Жизнь есть умирание. Так что хорошо умирать значит очень хорошо жить. 20
Начинаю привыкать смотреть на смерть, на умиранье не как на конец дела, а как на самоё дело. 21
Жизнь будущая загробная мне так же ясна и несомненна, как и настоящая жизнь, не только ясна и несомненна, она есть та же самая одна жизнь. 22
Мы смотрим на смерть как на что-то не только совсем особенное от жизни, но как на что-то прекращающее жизнь, а она такое же будущее, как следующий год, и так и надо уметь смотреть на неё. 23
Смотреть на смерть впереди так же, как на будущее в жизни. 24
Нехорошо не желать умереть, бояться смерти, как бывало в молодости, нехорошо желать умереть, как (…) бывает в минуты слабости, но поставить коромысло весов так, чтобы стрелка стояла прямо и ни одна чаша весов не перевешивала, это — лучшее условие жизни. 25
Всё в жизни очень просто, связно, одного порядка и объясняется одно другим, но только не смерть. Смерть совсем вне этого всего, нарушает всё это, и обыкновенно её игнорируют. Это большая ошибка. Напротив, надо так свести жизнь с смертью, чтобы жизнь имела часть торжественности и непонятности смерти, и смерть — часть ясности, простоты и понятности жизни. 26
…Готовиться к смерти надо жизнью — НЕ ГОТОВИТЬСЯ К СМЕРТИ, а жить так, чтобы смерть составляла условие жизни. 27
Хорошо обращаться с людьми так, как будто ты прощаешься с ними перед смертью. И тут не будет ошибки. Разве не всё равно, что тебя отделяет от смерти — полчаса или полвека. 28
В виду смерти как-то особенно хорошо, нежно и спокойно любишь людей, чувствуя, что люди проходят, но не проходит та связь любви, которая соединяет с ними. 29
…Опять чудный вечер. Я ехал и думал: как хорошо! И бывало, когда подумаешь: как хорошо, сделается грустно от мысли, что скоро кончится, а теперь я думаю, как хорошо, и только ещё начинается, и будет ещё лучше, — и в этой жизни, и, главное, вне этой жизни. 30
Смерть, как и рождение, — непременное условие жизни. Если жизнь — благо, то и смерть должна быть благом. 31
То (…), что по воле бога случается с нами, никак не может быть злом. А так как смерть случается с нами по воле бога, то она может казаться нам злом, но никак не может быть им. 32
Если верить в бога, то в смерти нет ничего более страшного, чем в жизни. 33
…Бог есть любовь, и (…) поэтому и смерть — такое же благо, как и жизнь… 34
Если эта жизнь благо, то и всякая другая тоже. И наоборот. И потому, чтобы не бояться смерти, нужно уметь видеть только благо этой жизни. 35
Когда я думаю о смерти, мне радостно думать о том, как я проснусь к той жизни так же точно, как я просыпался к этой в раннем детстве. 36
Можно только то сказать, что новая жизнь начнётся так же, как эта, уяснением своего положения в новых условиях. 37
…Спросила: разве я после смерти не соединюсь с Богом? — Я ответил ей, что мы не имеем никакого основания думать так. (…) Жизнь, которую мы знаем, есть постоянное увеличение блага по мере увеличения любви. Это не только основное свойство жизни, но сама жизнь. И потому если мы предполагаем жизнь за гробом, то эта жизнь должна быть в основе такая же, как и та, какую мы знаем, хотя и в формах, теперь непостижимых для нас. 38
…Смерть есть только перемена должности. 39
Человек не может быть совершенным и безгрешным, он может только БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ приближаться, и в этом приближении весь смысл его жизни. В этом жизнь. Я даже думаю, что жизнь после смерти будет состоять хотя и в совершенно другом виде, но опять только в приближении к совершенству. 40
Я думаю, что как в этой жизни дело наше только в том, чтобы проявлять и разжигать в себе искру божию, так и после смерти дело будет то же, хотя и в другой форме, о которой мы здесь понятия иметь не можем, и потому смерть не изменяет нашего дела, а только ставит нас в новые (…) условия. 41
Желать удержать свою личность — это значит лишить себя всей прелести новой жизни. 42
Наша иллюзия, что при смерти жизнь кончается, происходит оттого, что мы форму жизни считаем за жизнь: как если бы человек считал, что не вода в пруду, а самая форма пруда есть предмет. Тогда, как только бы ушла вода из пруда, он думал бы, что уничтожилось то, что’ было пруд. 43
Вся мудрость мира в том, чтобы перенести свою жизнь из формы в содержимое и не направлять свои силы на сохранение формы, а на то, чтобы течь. 44
Мы всегда желаем идти вперёд: из дитяти стать юношей, из юноши — мужем; я желал и старости, и желаю смерти, потому что это всё ближе и ближе к благу. 45
Одна из главных причин наших ошибок в жизни в том, что мы забываем, что мы здесь не пребываем, а путешествуем… 46
Видел во сне, что мне говорит кто-то: «Помни, что ты едешь, а не стоишь. В этом всё.» 47
Необходимое условие хорошей, разумной жизни есть понимание этой жизни как неперестающего движения к прекращению её (этой жизни) и изменению её. Надо остерегаться привыкать к этой жизни, как привыкать к экипажу, в котором едешь до места. 48
…Ясно, ярко представилось мне такое понимание жизни, при котором мы бы чувствовали себя путниками. Перед нами одна станция в знакомых, одних и тех же условиях. Как же можно пройти эту станцию иначе, как бодро, весело, дружелюбно, совокупно деятельно, не огорчаясь тому, что сам уходишь или другие прежде тебя уходят туда, где опять будем все ещё больше вместе. 49
Здоровье моё очень слабо: очевидно, приготавливаюсь к большому путешествию. Когда мне, как обыкновенно, говорят на это, что это неправда, поживёте ещё, и тому подобное, то это мне так же странно, как если бы человеку, который собирается ехать за границу, говорили, что это неправда, поживёте ещё здесь, и т.п. 50
…Жизнь земная кончилась. Точно читал, читал книгу, которая становилась всё интереснее и интереснее, и вдруг на самом интересном месте кончилась книга, и оказывается, что это только первый том неизвестно сколь многотомного сочинения, и достать продолжения здесь нельзя. Только за границей на иностранном языке можно будет прочесть его. А наверно прочтёшь. 51
Боюсь ли я смерти? Нет. Но при приближении её или мысли о ней не могу не испытывать волнения вроде того, что должен бы испытывать путешественник, подъезжающий к тому месту, где его поезд с огромной высоты падает в море или поднимается на огромную высоту вверх на баллоне. Путешественник знает, что с ним ничего не случится, что с ним будет то, что было с миллионами существ, что он только переменит способ путешествия, но он не может не испытывать волнения, подъезжая к месту. Такое же и моё чувство к смерти. 52
Страх смерти или, скорее, какое-то недоумение перед смертью происходит оттого, что мы приписываем реальность времени (и пространству), приписываем реальность иллюзии, форме. Приписываем же реальность времени потому, что не сознаём в себе вневременного. 53
Есть в этой жизни такое состояние, при котором не видишь смерти, а видишь и сознаёшь только жизнь вечную. Как бы в туннеле есть такое положение, в котором видишь свет, — это положение по направлению туннеля. И в жизни то же, если стоишь по направлению воли бога, то видишь жизнь вечную, станешь к ней боком — и видишь мрак. Вера в бессмертие даётся не рассуждением, а жизнью. 54
Чем меньше страха смерти, тем больше свобода, спокойствие, сознание могущества духа и радость жизни. При полном освобождении от этого страха, при полном сознании единства жизни этой с бесконечной, истинной жизнью, должно быть полное, ничем не нарушимое спокойствие, сознание своего всемогущества и блаженства. 55
Если (…) мы будем утверждать, что смерть уничтожает всё то, что составляет наше «я», это будет (…) произвольно и прямо противоречивое разуму, потому что в нашем «я», как и во всём существующем, есть нечто истинное и непреходящее; если же я признаю своим «я» это непреходящее, то очевидно, что я не уничтожусь. 56
Человек, сознавая своё духовное существо, не может уничтожиться. 57
Я совершенно основательно боялся уничтожения в смерти, когда во мне не было истинной жизни (в молодости) — теперь, имея эту жизнь, не могу себе представить уничтожения. Мне удивительно хорошо. 58
Вся жизнь была только увеличение и укрепление своего божественного сознания. Как же может оно уничтожиться? Мы не сомневаемся в том, что в матерьяльном мире ничто не исчезает, ни материя, ни энергия. Как же думать, что уничтожится духовное существование? 59
…Почувствовал верность, близость, радость смерти, т.е. перехода в другую жизнь. В будущую жизнь можно смотреть через два окна: одно внизу, на уровне животного: в окно это виден один ужасный мрак, и страшно; другое окно выше, на уровне духовной жизни, и через него открывается свет и радость. 60
Обычно мы начало жизни определяем рождением, а смерть — прекращением физиологических процессов. Но мы можем определять пределы её и иначе: не физиологически, но психологически: можем называть жизнью только то, что совершается при сознании личности, и тогда жизнь начнётся не с рождения и кончится не физической смертью. 61
Человек. живущий одной животной жизнью, не может не верить в полное уничтожение всего со смертью, не может не думать, не верить так, пока живёт животной жизнью; и потому не может не бояться смерти. 62
Ta twam asi. Ты это я. Смерть есть распадение известных соединений. Дух не соединение, а простое. И потому не подлежит смерти и также рождению. 63
Кто видит смысл жизни в усовершенствовании, не может верить в смерть, — в то, чтобы усовершенствование обрывалось. То, что совершенствуется, только изменяет форму. 64
Не верят в бессмертие, т.е. в неуничтожаемость высшей, самой драгоценной сущности нашей жизни, только те, которые ещё не познали этой сущности вроде того, как слепые кроты не верят в солнце. И доказывать им существование солнца так же невозможно, как совершенно бесполезно доказывать существование его зрячим. 65
Жизнь наша имеет два начала: телесное и духовное. Телесное это то, что произошло от моей матери, отца и всех моих предков и начало которого теряется для меня в бесконечности, т.е. неизвестности. Духовное же это то, что я сознаю собою и начало которого люди всегда признавали в таком же духовном, но бесконечно совершенном существе, которое мы называем богом. И потому бояться смерти мы можем только тогда, когда забываем о том духовном начале в нас, которое произошло от бога, а полагаем свою жизнь в том телесном существе, которое неизбежно умирает и приближается к смерти всякую минуту нашей жизни. Когда же мы делаем то, что свойственно разумному существу: полагаем свою жизнь в том духовном начале, которое произошло от бога, то страха смерти не может быть. Я знаю, что я исшёл от бога и, умирая, иду к нему. Бог же есть любовь, мы иначе не можем себе представить его, и потому, возвращаясь к богу, кроме блага от этого возвращения ничего ждать не можем. 66
…Мне надо бы сделать большое усилие, чтобы бояться перехода. Как прежде, когда я считал своим я — своё животное, я не мог представить себе жизни после смерти, так теперь я не могу представить себе прекращения жизни при смерти. 67
…Смерть (…) так стала мне близка, не страшна, естественна, нужна, так не противуположная жизни, а связана с ней, как продолжение её, что бороться с ней свойственно только животному инстинкту, а не разуму. 68
Помогай вам бог (…) всё больше жить истинной жизнью и, приближаясь к смерти, всё больше и больше уходить от неё. 69
Вот кабы дожить до этого, чтобы, как в детстве, живёшь весело и бодро, с всегдашним ожиданием ещё лучшего воскресенья, праздника, когда не будешь учиться, а будут разные новые удовольствия. Кабы так смотреть на смерть! А можно, и даже должно. Если мы сыны божии и живём духовной жизнью, то смерть должна быть не пугало, а радостная надежда и поощрение. 70
Умереть — значит уйти туда, откуда пришёл. Что там? Должно быть, хорошо, по тем чудесным существам детям, которые приходят оттуда. 71
Самые лучшие люди — дети, свежие ОТТУДА и старцы, готовые ТУДА. 72
Обыкновенно жалеют о том, что личность не удерживает воспоминания после смерти. Какое счастие, что этого нет! Какое бы было мучение, если бы я в этой жизни помнил всё дурное, мучительное для совести, что я совершил в предшествующей жизни. А если помнить хорошее, то надо помнить и всё дурное. Какое счастие, что воспоминание исчезает со смертью и остаётся одно сознание, — сознание, которое представляет как бы общий вывод из хорошего и дурного, как бы сложное уравнение, сведённое к самому простому его выражению: х = равно положительной или отрицательной, большой или малой величине. Да, великое счастие уничтожение воспоминания, с ним нельзя бы жизнь радостно. Теперь же с уничтожением воспоминания мы вступаем в жизнь с чистой, белой страницей, на которой можно писать вновь хорошее и дурное. 73
Есть люди, одарённые в сильной степени нравственным и художественным чувством, и есть люди, почти лишённые его. Первые как бы сразу берут и знают интеграл. А вторые делают сложные вычисления, не приводящие их к окончательным выводам. Точно как будто первые проделали ВСЕ вычисления ГДЕ-ТО прежде, а теперь пользуются результатами. 74
Все наши поступки разделяются на такие, которые имеют цену перед лицом смерти, и такие, которые не имеют перед нею никакого значения. Мы все находимся в положении пассажиров парохода, приставшего к какому-то острову. Мы сошли на берег, гуляем, собираем ракушки, но должны всегда помнить, что когда раздастся свисток, все ракушки надо будет побросать и бежать поскорей на пароход. 75
Как путешественник, подходя к цели путешествия, хотя и продолжает так же идти, как он шёл сначала, невольно думает только о том, что ожидает его, так и мы, подходя к той двери в другую жизнь, которой так пугали нас, называя её смертью, и которой мы так боялись, когда она была далека от нас, не можем не думать о ней, хотя и не перестаём делать то же, что делали и тогда, когда она была далека от нас. Мне эта близость теперь только приятна. Она отдаляет от меня всё пустое, не нужное и даёт особенную прелесть и значительность тому, что делается. 76
…Чувствую близость — не смерти (смерть скверное, испорченное слово, с которым соединено что-то страшное, а страшного ничего нет) — а чувствую близость перехода, важного и хорошего перехода, перемены (…) Такое состояние близости к перемене очень, смело скажу, радостно. Так ясно видишь, что нужно делать, чего не нужно. 77
Сапожник был сегодня (…), ужасно оборванный, висят лохмотья. Я спросил его: «Смерти ты боишься?» — «Как же от Него отступиться, бояться?» — «От кого?» — «От кого мы взялись.» — Эта покорность высшему закону человечества, которым мы живём, в котором есть смерть, есть любовь к ближнему, это внутреннее сознание подчинения, это просвещение — дороже всего…» 78
Нынче (…) испытал без всякой внешней причины особенно сильное и мало сказать: приятное, а серьёзное, радостное чувство совершенного отпадения не страха даже, а несогласия со смертью. (…) Чувство это подобно тому, что бы испытал человек, узнав неожиданно для себя, что там, где он считал себя вдали от дома, он подле него, и что то, что он считал чем-то странным и чуждым, есть самый дом его. 79
Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится её, тому принадлежит всё. 80
Источники
———————
1 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах. — Москва, 1928- 1958, т.84, стр.253.
2 ПСС, т.69, стр.77.
3 ПСС, т.56, стр.112.
4 Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 20 томах. — Москва, 1960-1965, т.13, стр.439.
5 20-томник, т.5, стр.131.
6 ПСС, т.58, стр.11.
7 ПСС, т.74, стр.118.
8 ПСС, т.57, стр.228.
9 Гусев Н.Н. Два года с Л.Н.Толстым. Из Ясной Поляны в Чердынь. Отрывочные воспоминания. Лев Толстой — человек. — Москва, 1973, стр.268.
10 ПСС, т.89, стр.203.
11 ПСС, т.57, стр.111.
12 Л.Н.Толстой в воспоминаниях современников. В 2-х томах. — Москва, 1978, т.2, стр.183.
13 ПСС, т.54, стр.192.
14 Никитин В. «Богоискательство» и богоборчество Толстого. — «Прометей». Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей», т.12, Москва, 1980, стр.127.
15 ПСС, т.87, стр.254.
16 ПСС, т.64, стр.159.
17 ПСС, т.66, стр.368.
18 Маковицкий Д.П. Яснополянские записки. — Москва, «Наука», 1979, «Литературное наследство», т.90, кн.3, стр.442.
19 ПСС, т.75, стр.153.
20 ПСС, т.89, стр.22.
21 20-томник, т.20, стр.231.
22 ПСС, т.54, стр.255.
23 ПСС, т.54, стр.102.
24 ПСС, т.54, стр.252.
25 ПСС, т.66, стр.178.
26 ПСС, т.54, стр.42.
27 ПСС, т.88, стр.342.
28 ПСС, т.56, стр.84-85.
29 ПСС, т.88, стр.215.
30 ПСС, т.84, стр.257.
31 ПСС, т.79, стр.72.
32 ПСС, т.77, стр.102.
33 ПСС, т.76, стр.167.
34 ПСС, т.80, стр.224.
35 ПСС, т.54, стр.270.
36 ПСС, т.54, стр.110.
37 ПСС, т.54, стр.102.
38 ПСС, т.54, стр.105-106.
39 ПСС, т.72, стр.529.
40 ПСС, т.73, стр.7.
41 ПСС, т.73, стр.40-41.
42 ПСС, т.54, стр.283.
43 ПСС, т.54, стр.128.
44 ПСС, т.53, стр.19.
45 ПСС, т.88, стр.215.
46 ПСС, т.54, стр.14.
47 ПСС, т.55, стр.198.
48 ПСС, т.55, стр.198.
49 20-томник, т.20, стр.44.
50 ПСС, т.74, стр.34.
51 20-томник, т.19, стр.343.
52 20-томник, т.20, стр.180.
53 ПСС, т.55, стр.91.
54 ПСС, т.64, стр.329.
55 ПСС, т.68, стр.136.
56 ПСС, т.68, стр.128.
57 ПСС, т.54, стр.130.
58 ПСС, т.54, стр.104.
59 ПСС, т.54, стр.102.
60 ПСС, т.54, стр.101-102.
61 ПСС, т.54, стр.86.
62 ПСС, т.55, стр.168.
63 ПСС, т.56, стр.359.
64 20-томник, т.20, стр.129.
65 ПСС, т.76, стр.146.
66 ПСС, т.79, стр.147.
67 ПСС, т.88, стр.240.
68 ПСС, т.89, стр.50.
69 ПСС, т.66, стр.437.
70 ПСС, т.71, стр.475.
71 20-томник, т.20, стр.292.
72 ПСС, т.54, стр.71.
73 20-томник, т.20, стр.166.
74 20-томник, т.20, стр.132.
75 Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. — Москва, 1959, стр.71.
76 ПСС, т.67, стр.266.
77 ПСС, т.57, стр.53-54.
78 Маковицкий, кн.1, стр.416.
79 20-томник, т.20, стр.301.
80 20-томник, т.6, стр.331.
