Нома?н Челебиджиха?н (Челеби? Челеби?ев; крым. Noman ?elebicihan, ????? ???? ?????; 1885, село Биюк-Сунак (ныне не существует), близ Джанкоя, Перекопский уезд, Таврическая губерния — 23 февраля 1918, Севастополь) — крымскотатарский политик и общественный деятель, первый председатель правительства Крымской Народной Республики, организатор I Курултая крымскотатарского народа, муфтий мусульман Крыма. Известен также как автор стихотворения «Ant etkenmen» («Клянусь»), которое стало национальным гимном крымских татар. Челебиджихан разделил судьбу многочисленных жертв красного террора в Крыму: 23 февраля 1918 года , без суда, он был убит, а его тело сброшено в море. Этой жертвой режим открыл череду преступлений против крымскотатарского народа, завершившуюся трагическими событиями депортации 1944 года.

Нома?н Челебиджиха?н (Челеби? Челеби?ев; крым. Noman ?elebicihan, ????? ???? ?????; 1885, село Биюк-Сунак (ныне не существует), близ Джанкоя, Перекопский уезд, Таврическая губерния — 23 февраля 1918, Севастополь) — крымскотатарский политик и общественный деятель, первый председатель правительства Крымской Народной Республики, организатор I Курултая крымскотатарского народа, муфтий мусульман Крыма. Известен также как автор стихотворения «Ant etkenmen» («Клянусь»), которое стало национальным гимном крымских татар.

Номан Челебиджихан (в русскоязычной литературе также известен как Челеби Челебиев) родился в 1885 году близ Джанкоя, в небольшом поселке под названием Биюк-Сонак. Биографические сведения (в частности, воспоминания племянницы Гюльшен Тулеевой), сообщают о том, что отец Номана, Ибрагим, происходил из семьи зажиточных землевладельцев.[1] Именно в своем селении Номан Челебиджихан получил начальное образование. Известно, что некоторое время будущий политик учился в медресе деревни Ачкора Перекопского уезда, а также в медресе Зынджырылы – высшем исламском учебном заведении Крыма, имевшим высокий авторитет за пределами полуострова.[2] «Это, пожалуй, самое большое и богатое медресе не только в Крыму, но и во всей России», писала в 1890 году газета «Переводчик-Терджиман». По всей видимости, здесь Челебиджихан впервые познакомился с просветительскими идеями Исмаила Гаспринского, усилиями которого, например, с конца 80-х годов в Зынджырылы-медресе преподавался русский язык.

Уже в возрасте 21 лет, в 1906 году, Челебиджихан отбыл в Стамбул. Поселился в районе Карагурмук, где в то время уже проживало немало мигрантов из Крыма. Получая юридическое образование, Челебиджихан приступает к активной общественной деятельности: уже в 1909 году появляется тайная организация «Ватан» («Отечество»), в которую вместе с Номаном входят Джафер Сейдамет (1889 — 1960) и Абибулла Одабаш (1891 — 1938). Этим двум сподвижникам Челебиджихана также предстоит сыграть важную роль в истории Крыма: Сейдамет станет одной из ключевых фигур Крымской Народной Республики, а позднее – видным эмигрантским деятелем; Абибулла Одабаш – просветителем и писателем. Именно опыт, полученный в ходе развития организации «Ватан», поможет Челебиджихану сформировать политическую партию «Милли Фирка» («Национальная партия»), собравшую в 1917 году первый Курултай. Помимо «Ватан», Челебиджихан принимал участие в деятельности «Общества молодых татарских писателей» (Ya? tatar yaz?c?lar c?y?n?), возникшему в Стамбуле в 1910 году. Именно в Стамбуле Челебиджихан знакомится с Исмаилом Гаспринским; устанавливает связи и с членами младотурецких организаций, которые во многом служили примером и для крымскотатарского общественного движения.[3]

В 1912 году Челебиджихан покидает Турцию. Однако не задерживается и в Крыму: уже через год становится студентом юридического факультета Санкт-Петербургского института психоневрологии. «Петербуржский» период жизни Челебиджихана требует дополнительного изучения: известно лишь, что в это время ему приходилось подрабатывать дорожным рабочим. Несмотря на сложные условия, Челебиджихан не терял связи с Крымом, а также мусульманскими активистами столицы. Интересовался и различными идеологическими движениями в среде петербуржской интеллигенции. В это же время Челебиджихан создает свои главные прозаические и поэтические сочинения: «Къарылгъачлар дувасы» («Молитва ласточек»), «Чобанкъызы» («Дочь пастуха»), «Бастырыкъ» («Темница»), «Татарлар юрду» («Отчизна татар»), «Ёлджу гъарип» («Бедный путник») , «Сары ляле» («Желтый тюльпан»). Наконец, в 1916 году, в газете «Терджуман» появляется стихотворение «Ант Эткенмен» («Я поклялся»), впоследствии ставшее национальным гимном крымскотатарского народа.[4]

Во время первой мировой войны, вместе с Джафером Сейдаметом, Челебиджихан служит в действующей армии. Как вспоминал участник событий тех лет Асан Айвазов (1878-1938), «Челебиев также был взят на военную службу, но его не допустили в школу прапорщиков, так как он в вопросе реформы «Зинджирли Медресе» резко выступал против Крымтаева, который был в это время предводителем дворянства Таврической губернии и председателем губернского воинского присутствия, поэтому приказал отправить Челебиева рядовым на Румынский фронт». В марте 1917 года в Крыму произошли события, вследствие которых Челебиджихан оказался в центре политической жизни полуострова. В качестве реакции на Февральскую революцию, 12 марта в Симферополе было созвано общее собрание Крымского мусульманского благотворительного общества. При участии Али Боданинского, Абдул Хакима Хильми, Ибрагима Фехми, Исхака Муллина и других активистов был организован временный мусульманский революционный комитет из 15 человек. Этот комитет был создан на основании телеграммы мусульманской фракции при Государственной Думе. Мусульманская фракция просила, чтобы крымские татары немедленно послали в Петроград двух делегатов для участия в заседании бюро мусульманской фракции по созыву Всероссийского мусульманского съезда.[5]

Именно на одном из мартовских заседаний комитета муфтием Крыма заочно был избран Номан Челебиджихан. Его ближайший сподвижник, Джафер Сейдамет, возглавил так называемую «вакуфную комиссию», целью которой было формирование ресурсной базы крымскотатарского народного движения. Как позднее Сейдамет напишет в своих мемуарах, избрание их на эти должности было полной неожиданностью.[6] Уже по возвращению в Крым, Челебиджихан, помимо муфтията, возглавил Мусульманский исполнительный комитет. Под влиянием Всероссийского мусульманского съезда, состоявшегося 10-15 мая 1917 года в Москве, в Крыму начала свою деятельность уже упомянутая «Национальная партия»; отметим, что подобные организации создавались и в других регионах распадающейся Российской империи: в Азербайджане появился «Мусават», в Казани – «Милли-Шура», в Средней Азии – «Азат Тюркистани», в Туркменистане – «Сербест тюркмен» («Свободный туркмен»).

Интересны «тайные задачи» партии, о которых в своих воспоминаниях упоминает Асан Айвазов: Мусульманский исполнительный комитет якобы собирался в будущем организовать возвращение в Крым нескольких сотен тысяч (!) татар, в том числе из Турции, Румынии, Польши и других стран. В любом случае, с первых дней своего прихода к власти Челебиджихан пытался установить как можно более широкие связи: весной 1917 года он посещает Уфу, где встречается с руководством Оренбургского магометанского духовного собрания.[7] По всей видимости, Челебиджихан старалсязаручиться поддержкой единоверцев из Поволжья и Центральной Азии, понимая необходимость координации усилий в вопросе национального и религиозного возрождения. Имя Челебиджихана было хорошо известно в этом регионе: когда летом 1917 года муфтий Крыма оказался под арестом, Второй Всероссийский мусульманский съезд (Казань, 21 июля — 2 августа) направил в адрес Временного правительства требование немедленного его освобождения. Кроме того, Челебиджихан неоднократно способствовал участию делегатов из Крыма во всех общероссийских мусульманских событиях, в том числе связанных и с женским общественным движением.[8] Прибывали в Крым и активисты из Поволжья, Польши и других регионов.

В это же время проходили переговоры с лидерами Украинской Народной Республики Михаилом Грушевским и Владимиром Винниченко. Однако украинские лидеры, по всей видимости, не смогли сформировать окончательного решения по признанию Крымской Народной Республики: сотрудничать с ней как будущим независимым государством или все же добиться присоединения к Украине. В начале ноября 1917 года Челебиджихан, выступая на открытии Национального музея в Бахчисарае, объяснил свое видение будущего Крыма так: «В Крыму дружно живут различные национальности, подобно различным цветам и розам в одном цветнике. Мы хотим из этих различных цветов составить букет и поставить его перед европейскими державами и требовать от них гарантий нейтральности и неприкосновенности к Крымскому букету и самому Крыму. Мы будем работать совместно на процветание Крыма. Мы призываем к этой работе все национальности без различия, все расы. Крым должен стать нейтральной и антиимпериалистической страной и образцовым, примерным государством».

26 ноября 1917 года в Бахчисарае был проведен Курултай крымских татар. Это событие получило довольно широкий резонанс, вызвав интерес как в Крыму, так и в сопредельных регионах. Мусульманский исполнительный комитет получал телеграммы и заверения в поддержке от многих тюркских организаций России. Заседания проходили в течении 10 дней; в итоге была образована Крымская национальная директория, которую возглавил Номан Челебиджихан. Курултаю не суждено было стать полноценным парламентом: первая сессия, которая, по воспоминаниям Асана Айвазова, должны была открыться 12 января 1918 года, не смогла начать работу из-за отсутствия кворума. В этом же месяце расклад сил в Крыму существенно изменился: эскадроны крымских татар проигрывают борьбу наступающим большевикам, а руководство Крымской Народной Республики уходит в подполье. Челебиджихан, понимая безысходность ситуации, слагает с себя полномочия. Это не спасает его от ареста, случившегося уже 26 января. Челебиджихан разделил судьбу многочисленных жертв красного террора в Крыму: 23 февраля, без суда, он был убит, а его тело сброшено в море. Этой жертвой режим открыл череду преступлений против крымскотатарского народа, завершившуюся трагическими событиями депортации 1944 года.

Сегодня трудно сказать, каким видел будущее родного Крыма Номан Челебиджихан; сложно оценивать и своевременность действий, принимаемых руководством Крымской Народной Республики. Имеющие опыт подпольной и идеологической работы, активисты крымскотатарского движения столкнулись с ситуацией открытых боевых действий и необходимости поиска внешних и внутренних союзников. Непонимание в отношениях с УНР и неопределенная позиция Османской империи, выступавшей на стороне кайзеровской Германии, не способствовали реализации поставленных целей.

И все же Челебиджихан и другие деятели крымского возрождения оставили немало плодов, расцветающих в современном Крыму сегодня. Все также ведется поиск зарубежных партнеров, могущих способствовать восстановлению прав крымских татар, все также актуальны связи с тюркскими народами сопредельных государств СНГ, Турции, Балкан. В этой связи показателен пример Челебиджихана, понимавшего, вслед за Гаспринским, что для достижения поставленных задач необходим особый акцент на культурное развитие. Поэтому память о Номане Челебиджихане актуальна сегодня не только для Крыма, но и для многих других тюркских национальных движений.

Михаил Якубович

[1]Номан Челебиджихан в воспоминаниях его племянницы Гульшен Тулеевой, http://qha.com.ua/noman-chelebidjihan-v-vospominaniyah-ego-plemyannitsi-gulshen-tuleevoi-foto-15792.html.

[2]См. одно из наиболее полных изложений биографии Номана Челебиджихана в труде Юнуса Кандыма: Къандым, Юнус. Куреш мейданыны от басмаз. Акъмесджит, Къырымдевокъувпеднешр, 2002. ? 256 с.

[3]Гафаров Е. Е. Формування політико-правових поглядів Челібжана Челєбієва / Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. Серия «Юридические науки». ? 2006. ? Том 19 (58). ? № 2. ? С. 261-268.

[4]Там же.

[5]Айвазов А. С. История национального движения в Крыму // Восточный свет. ? 2005. ? № 3. ? С. 20.

[6]Воспонимания изданы отдельной книгой на турецком языке: CaferSeydahmetK?r?mer. B?z? h?t?ralar. ? Istanbul: EMELT?rkK?lt?r?n? Ara?t?rmaveTan?tmaVakf?, 1993 ? 328 s.

[7]Айвазов А. С. История национального движения в Крыму // Восточный свет. ? 2005. ? № 3. ? С. 24.

[8]Чубукчиева. Л. Ж. Деятельность первого муфтия Крыма Н.Челебиджихана в поддержку женского общественного движения / Література та культура Полісся. ? Збірник наукових праць. Вип. 69. Історико-соціальні та культурні процеси України і Полісся в сучасних дослідженнях / Відп. ред. та упоряд. Г. В. Самойленко. Ніжинський державний університет імені Миколи Гоголя. ? Ніжин: НДУ ім. М. Гоголя, 2012. ? С. 173-181.

Челебиджихан о государстве

«Государство, вместо того, чтобы сделать своих граждан счастливыми, дать им свет, знания, претворять в жизнь их надежды и укреплять веру, обрушивает на них различные беды».

Цитата из речи Номана Челебиджихана (1885- 1918) в июле 1917 года. В это время он уже был избран муфтием Польши, Литвы, Крыма и председателем Исполнительного комитета мусульман Крыма.

 

Челебиджихан о народах Крыма

«Народы Крыма представляют собой прекрасный букет, и для каждого народа необходимы равные права и условия, ибо нам идти рука об руку» – цитата из речи Номана Челебиджихана 13 декабря 1917 г. на Курултае в Бахчисарае. На Курултае была провозглашена Крымская Народная (Демократическая) Республика, избрано национальное правительство во главе с 32-летним Челебиджиханом, принята «татарская» Конституция.

23 февраля 1918 г. Н.Челебиджихан был расстрелян большевиками, Крымская Республика, провозглашенная Курултаем, была уничтожена.

Использован портрет Н.Челебиджихана работы художника Заремы Трасиновой. Материал написан по книге:

Къандым Ю. Куреш мейданыны от басмаз. – Симферополь: Къырымдевокъувпеднешир, 2002.

Номан Челебиджихан
МОЛИТВА ЛАСТОЧЕК

Рассказ «Молитва ласточек» (Къарылгъачлар дувасы) в интернете давно разобрали на цитаты, однако полной его публикации на русском языке не нашла. Поэтому предлагаю его здесь. Этот автобиографический рассказ Н.Челеджибихана впервые был опубликован в сборнике «Яш татар язылары» в Стамбуле в 1913 году.
Транслитерация арабского алфавита на кириллицу Ю.Кандыма. Перевод Ш.Абдурамановой. Редакция перевода моя. — Лиля Юнусова

Мне было четырнадцать, и я уже был наездником, который мог укрощать самых диких, необъезженных коней. Коней я очень любил. Сбегал из школы на пастбище, там, увидев любого вороного, гнедого, саврасого, чалого, каурого[1] – двухлетка или трехлетка, – ловил его, набросив аркан, цеплялся в гриву и, надев уздечку, вскакивал на него верхом!

Жеребец, сильный, как лев, и на дыбы вставал, и бросался из стороны в сторону… Он бесился, но увесистая черная тобулга – гайдамацкая плеть – огненной молнией обрушивалась на его голову, сотрясала мозг. Испуганно всхрапывая, повернув голову в сторону широкой бескрайней степи, жеребец мчался, оставляя за собой смятые копытами затерянные в высокой траве одуванчики, тюльпаны, маки. Потом уставал, покрывался испариной; слетавшая с боков белая пена понемногу обсыхала, он потихоньку успокаивался, привыкал, начинал понимать плеть.

Я разговаривал с конями, объясняя им свои желания… даже мысли. Объяснял так легко и понятно, что учительница в школе, хоть и била больно палкой по пальцам, все равно не могла бы так объяснить. Я учил коней ходить аяном, джоргой, джебэ, шлафом[2], учил их скакать. А учительница, кроме как молитве ласточек, так и не смогла нас ничему научить.

Поэтому, с головой, не отягощенной знаниями и думами, я превратился в слоняющегося там и сям, бродящего по вершинам приднепровских холмов, все бьющего и крушащего на своем пути маленького разбойника.

«Мин кюнне му’минатин та’ибатин каиндатин са’ибатин ве абкара»[3], – так произносят ласточки свою молитву.
Мы учили суру «Вельмурсалят», и учительница сказала, что это молитва ласточек. Когда мы учили ее, по слогам, из-под палки и сквозь слезы, ласточки влетали в разбитые окна школы, садились на выступы балок и, глядя на своих птенцов, начинали радостно читать свою молитву: учили своих деток, маленьких, пушистых, учили с любовью, не из-под палки. И мы с ними учили. Когда щебетали эти прекрасные, любимые птицы, мы внимательно прислушивались к ним, слушали всей душой; потом, воодушевленные, продолжали учение. И все быстро научились, все выучили наизусть.

В школу я ходил долго. Все сельские дети ходили в эту мрачную, приникнувшую к земле детскую тюрьму. Выходили из дома затемно, еще до того, как птицы начинали петь свои утренние песни, брали с собой торбу, в ней – заботливо уложенный мамой хлеб со свежим, сбитым на пастбище, маслом или с густой сметаной из снятых сливок. Все это съедалось, когда школьников отпускали на обед.

В школе мы сидели рядами, поджав под себя ноги, на старой протертой кошме, брошенной на холодный каменный пол, в черных курточках и в черных маленьких круглых шапочках – очень похожие на ласточек, рассевшихся на жердях под потолком. Только мы внизу, а ласточки – наверху.

Открытые книги перед нами, но глаза неотрывно глядят вверх: высматриваем и считаем птенцов в прилепленных к потолку гнездах. Скоро они оперятся, станут на крыло и сами начнут вслух читать свои молитвы. «Вот окрепнут у них крылья, – говорили мы, – вылетят они из гнезда и полетят, радуясь простору, будут летать, сколько им захочется.

Свободные, они полетят, поднимаясь все выше и выше – в небо, к облакам, в самую-самую высь!»

Мы завидовали им. И мы хотели расти в любви, в радости, мечтали подняться, как и они, высоко-высоко, к самим небесам…

Учительница всегда приходила тихо, бесшумно. Затаившись за дверью, она слушала, о чем мы говорим, над чем смеемся, потом, резко распахнув ее, неожиданно появлялась на пороге. Мы мигом замолкали, осекшись на полуслове, иногда перебрасываясь друг с другом короткими испуганными взглядами. Она степенно проплывала перед нами к маленькому подслеповатому оконцу, усаживалась в свете его мутных и слабых лучей, покрывала голову платком. Отброшенная ею длинная тень напоминала большую расплывшуюся кошку. Все мы замечали это, и не в силах себя сдержать, прыскали от разбиравшего нас смеха. Учительница оглядывала всех суровым взглядом, злорадно усмехалась.

Потом она заставляла нас читать суры «Теббет», «Кульйа», «Инна атейна»[4]. Оттого, что мы часто запинались и ошибались, ее лицо от злости становилось красным, на шее разбухали жилы; она палкой хлестала по нашим пальцам… Ничего не понимая, мы ничему не могли научиться, и, устав от долгого плача, затихали. В ответ на ее приказ: «Эй, читай!» – вновь, всхлипывая, начинали читать, раскачиваясь в стороны, словно волны пшеницы, что росла у самой деревни. Снова и снова, повторяя по слогам эти черные, тонкие арабские слова, мы ничего не понимали, а оттого, что не понимали, ничему не могли научиться.

Когда стали изучать «Ва-аль семаи зат-аль бурудж», учительница, положив мне на язык пятнадцатикопеечную монету, придавив, загнула язык. При этом она сказала: «Во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного, научись!» Но если она вывернет, даже если вырвет мой язык, он все равно не подошел бы и не подойдет для этого! Потому что я не понимал…

«В давние времена,
В очень давние времена,
Когда удод был богословом,
Когда ласточка была судьей,
А дрофа – муфтием…» –

с такого зачина начинались сказки Мавултай, которая присматривала за детьми в школе. Мы все заслушивались ее длинными, интересными историями, которые она могла рассказывать долго, без устали. Она знала огромное количество присказок, поговорок, загадок.

Сказки Мавултай рассказывала всем: тем, кто слушал, и тем, кто поначалу не хотел слушать. Она умела заворожить рассказом, невольно заставляя вслушиваться в него. Когда Мавултай говорила, ее маленькие смеющиеся добрые глаза казались еще меньше, круглые крепкие щеки покрывались румянцем.

Она глубоко вздыхала и начинала свой рассказ щемящими душу родными словами татарского языка. Мелодичные переливы ее голоса растекались, словно ручей, словно соловьиная трель, увлекая всех за собой. Все вокруг стихало, замирало; ласточки – и те умолкали, прислушиваясь к ней. Мы любили Мавултай.

Древнетюркское знамя 7-8 вв. Оригинал находится в Эрмитаже в Санкт-Петербурге (Россия). Копия – в музее Астаны (Казахстан).

В школу я пошел в год обезьяны; в год дракона и в год мыши читал «Абдиек»[5]; в год зайца, лошади и барса читал Коран, Таджвит, Ильмихал[6]. Изучив дестан «Кесикбаш»[7], ушел из школы.

Теперь я целые дни проводил с гнедыми, вороными, каурыми; теперь эти большеглазые с шелковой гривой дикие кони были полностью мои. Каждый день я объезжал одного из них.
Волна радости захлестывала меня, перехватывая дыхание, и гулко билось сердце, когда в бешеной скачке несся я по безбрежным просторам вековечного Дешт-и-Кипчака, пронзая пространство и рассекая пополам тугой воздух, словно отбрасывая в стороны тысячи вражеских воинов, окружавших меня. Себя в эти мгновения я представлял ханом или богатырем. Надвинув на глаза шапку и укрепившись в седле, пускал коня поначалу медленным аяном, затем джебе. Потом, обжигая плетью его крутые бока справа и слева, бросался в карьер…

То появляясь, то пропадая в колышущихся волнах вольной степи, я черной пеной пролетал над зеленым морем с разбросанными в нем одуванчиками, красными, синими цветами… Вытянув длинную стройную шею, поджав маленькие уши, мой конь летел словно пуля, словно пущенная стрела! В стремительном полете бьющиеся за плечами длинные волосы развевались, словно татарское знамя! В эти особенные минуты все воспринималось обостренно четко и ясно. Раскрасневшиеся глаза, в ушах – гул, от которого страшно…

Когда солнце разливало свои золотые лучи на душистые, пестрящие цветами степные просторы, мне хотелось, перетворив платок в знамя, а тобулгу в меч, брызнуть на эти прекрасные зеленые просторы капли алой крови… Так, так! Во мне, как и в моих предках, кипела жажда борьбы.

Впереди, сорвавшись с места, разбегались в разные стороны зайцы, лисы, вспархивала перепелка или затаивалась какая-то птица. Иногда видно было, как далеко, у самого горизонта, важно расхаживала глупая дрофа. Продолжение здесь.

Сказали про рушдие. Будто школа такая открылась. Услышав, испугался, задумался. Школа, конечно, школа… Сразу вспомнились побои, сердце тоскливо заныло. Плеть выпала из рук на землю…

В рушдие и меня записали. Сельские дети снова собрались вместе, оставив верблюдов и овец на других пастухов; мы разлучались со степью, с ее стадами, с белыми, словно вата, ягнятами. По другую сторону школы оставались и плети, вожжи.

Высокие двукрылые белоснежные двери, мы вошли в них и оказались в школе. Меня охватила непонятная, светлая радость.

Сквозь длинные белые занавески на больших окнах струился солнечный свет. Стояли парты ровными рядами, напротив – широкая черная доска на двух ножках. По классу расхаживал молодой учитель в круглой черной шапочке, он читал нам, объяснял, предлагая читать и ученикам. Он объяснял ясными и великими словами родного татарского языка, каждое слово было понятно, легко входило в сознание, словно впечатывалось в него плетью.

Это был старший учитель школы. На следующий день он велел сшить для всех одинакового кроя одежду, раздал нам красивые, новенькие книги. Дал и карандаши, бумагу, тетради, мел. Он учил нас не только читать, но и писать. Временами вызывал к широкой черной доске, и у этой самой доски он объяснял нам многие науки, раскрывая перед нами их сияющие вершины.

После урока мы играли. В школьном саду, пронизанном теплыми золотистыми лучами, украшенном чистыми, посыпанными желтым песком дорожками, мы бегали, катались на качелях, играли в мяч. Учитель тоже играл с нами. Он учил нас играм, которых мы не знали. Он учил нас играть. «Жизнь – это игра», – говорил он. Насмеявшись, набегавшись вволю, мы, наконец, уставали. И тогда в ответ на его зов: «Айда в школу!» – мы дружно бежали в класс, радостно начиная следующий урок.

Если мы чего-то не понимали, учитель снова все терпеливо нам объяснял. Мы, записывая это, слушали его, очень внимательно слушали. Теперь мы уже не боялись учителя – мы любили его. И занимались тоже с радостью.

Мы учились счету, истории, математике, географии. Из истории мы узнавали, откуда родом сами, о родственных нам народах, о наших великих предках – древних тюрках.

География по-новому открыла нам землю, на которой мы родились и жили: поведала о том, что находится за самым краем вольной степи, по которой мы скакали; о ручьях, что журчали, перекатываясь водопадами; о быстрых реках, о широко разлившихся морях со вспененными волнами, о горах, утопающих в синей дымке, об их высоте, о морских глубинах – о том, как велик наш полуостров.

Сейчас мы учились и играли, жили в радости, в любви. Мы понимали то, чему нас учили, и поэтому знали это, а оттого что узнали, полюбили нашего учителя.

Мы любили отцов и матерей наших, но полюбили их еще сильнее – уже другим сознанием и другими чувствами. Мы полюбили и наши книги, ручки, бумагу, мел, стали любить класс, в котором учились, вместе с его широкой черной доской.

Полюбили школу, школьный сад, всю деревню вместе с живущими в ней татарами, полюбили и живущих в соседней деревне русских, которые тоже радовались тому, что мы учимся. Оттого что поняли, научились, а, научившись, узнали, теперь мы любили и каждый камешек, и деревья, и могучие горы – мы любили весь мир.

Дни стали короче. Бледное осеннее солнце обманчиво улыбалось. Вдали грубыми и резкими голосами перекликались вороны. Цветы увяли, листья пожелтели. У вершин синих гор, скорбно вытянувшихся к небу, клубились черные тучи. Холодно… Озябшие маленькие птички, воробышки, нахохлившиеся на ветках, едва слышно щебетали.

Я вошел в школу. От рядов парт, стен – отовсюду повеяло мраком. Учитель сидел отрешенно, его широкие плечи безвольно повисли. Лицо бледное, взор погасший. Рядом сидел какой-то господин, смуглый, куцебородый, в длинном бурнусе. Это был судья. Я узнал его, вспомнил: он на ярмарке продавал своего светло-коричневого бычка. Судья достал какую-то бумагу, поерзав на месте, откашлялся:
– От вышестоящих инстанций есть распоряжение: учить счету, истории, географии шариат не позволяет. Школы, в которых обучение идет на крымскотатарском языке, закрываются…

Все замерло, не слышно ни звука. Школа стала походить на дом, в котором находится покойник. Кругом все темно, пусто; только в саду одинокая ласточка в который раз снова и снова принималась отчетливо повторять свою молитву. «Бедная ласточка, – подумал я, – молись, молись. И тебе тоже скоро завяжут твой клювик…» В полном безмолвии ученики смотрели на кадия. В их холодных глазах застыло проклятие и самому кадию, и всем вышестоящим…

Наконец, учитель, расправив поникшие плечи, тяжело поднялся и срывающимся голосом сказал:
– Братья мои! Я дам вам свой последний урок… Если вы любите отца и мать, свою родину, то любите и наш родной татарский язык…

Он хотел еще что-то сказать, но голос его осекся, дыхание перехватило, сдавленные слова, замирая, таяли меж губ. Он пытался скрыть от нас, что плачет. Скрыл. Кровавые слезы свои он пролил в сердце. Мне хотелось броситься на шею этого великого татарина, разразиться рыданиями, избавиться от боли, сковавшей душу… Мы вышли из школы. На ее белоснежные двери судья повесил тяжелый черный замок…

Дети плакали. Только я не пролил ни слезинки. Мне хотелось бить, крушить, ломать… Мне хотелось сорвать со школьных дверей этот черный замок. Сорвать замок – вот что стало целью всей моей жизни. Моя кровь закипала в жилах, в глазах темнело, в ушах раздавался гул, от которого становилось страшно…

1913 год.

Примечания Ю.Кандыма:

1 кери, торы, борлы, сынлы, курен – названия мастей не восстановлены, даны условно.
2 аян, джеба, джорга, шлаф – разновидность хода лошадей.
3. Цитата из 66 суры Корана, в которой речь идет о необходимости хранить себя и свои семьи от совершения грехов.
4. Коран: «Теббет» – сура 111, «Кульйа» – первое слово 109 суры, «Инна» – первое слово 98 суры.
5. Абдиек – жизнеописание пророков.
6. Таджвит – учебник, учебная дисциплина, изучающая правила орфоэпического чтения Корана. Ильмихал – учебник, учебная дисциплина, изучающая основополагающие принципы веры, мораль и этикет (порядок поклонения Богу).
7. Дестан – героический эпос, былина. Кесикбаш (отрезанная голова) – герой, хорошо известный тюркским народам; несмотря на существенные различия, все дестаны имеют основную тему: истории о героях, которые погибли за народ, но продолжают сражаться с врагами, держа свою отрубленную голову за пазухой. Полагается, что Кесикбаш появляется в трудные для тюрок времена, чтобы помочь им.

Источник: http://kartamirakrym.blogspot.com/

Noman ?elebicihan
QARIL?A?LAR DUASI

On d?rt ya??nda edim. E? asav ay??rlarn? bile ?yretecek qadar minici ol?an edim. Atlarn? pek severdim, oqumadan qa?ar, c?lq??a qo?ard?m, c?lq?da k?z?me baqqan keri, toru, k?ren, borlu… s?nl? bir at k?rd?mmi, qunan, d?nen – baqmazd?m, bir arqan atar, tutar, yal?n?na yap???r, c?gen salar, minerdim. Asav arslan kibi qalqar, iner, s??rard?…. O qutur?an say?n qal?n, qara tobul??, bu aydamaq qam??s?, bir y?ld?r?m ate?imen ba??na t??er, miyini sarsard?. Asav ?rker, f??q?r?rd?, ba??n? keni?, meydan ??llerge ?evirir, ye?il, t?zem ?r??lerde bitken sar? ?i?ekler, l?leler, kelin?ekler, mondalaqlar tuyaqlar?n?? alt?nda ezilir, solard?. So?ra yorulur, terler, savrusundan u?u?qan beyaz k?p?kler qurur, yava?-yava? yat???r, al???r, qam??dan a?lama?a ba?lard?. Men asavlar?a s?zlerimni, isteklerimni bu k?m?? sapl?, qara qam??man a?lat?rd?m, t???ncelerimni bile… A?lat?r, sezdirirdim, o qadar g?zel, yengil a?lat?rd?m ki, mektepke ketsem oca totay?m qal?n, q?sqa tayaqlar?man, k?teklerimen d?ger, d?ger de bu qadar oquv a?latamazd?. Men tobul?umla asavlar?a ayan, cebe, yor?a, ?laf y?r?t?r; y?r?meni, qo?man? ?gretirdim. Oca totay?m ise bizge qar?l?a?lar duas?ndan ba?qa oquv bildiralmad?. Bunday bilgisiz ba??mla uzun, keni? ?z? q?r? t?pelerinde aylan?an, dola?qan, q?r?an, d?ggen, k?p?rgen, anda-m?nda sald?r?an bir k???k aydamaq ol?an edim.
“…Min k?nne mu’min?tin, t?’ib?tin, q?nit?tin, ?bid?tin, s?ib?tin ve ebk?r?…” Bunu qar?l?a?lar oqur. Bu olarn?? duas?d?r. “Ve’l-m?rsel?t” s?resini oqu?anda, oca totay?m bunu bizge de ?gretken, bu “qar?l?a?lar duas?d?r”, degen edi. Bunu heman hepimiz ?grendik, ezberledik.
Biz sabaqlar?m?zn? eceler, a?lar, tayaqlar ast?nda ezberlegende, qar?l?a?lar mektepni? delik, cams?z penceresinden kirer, raflar?a qonar, yavrular?na baqa-baqa, quvana-quvana duas?n? oqur, k???k, y?m?aq, sar? ?a?al? palapanlar?na da ?gretir, seve-seve, ecesiz, tayaqs?z ?gretirdi. Bizler de ?grenirdik. Bu g?zel, sevimli qar?l?a?lar oqu?anda bizler de can?m?zman, qula??m?zman di?ler, di?ledikten so? hepimiz sevinir, oqurd?q. Kimerde qar?l?a?lar oqur, biz susar, di?lerdik.
K?y mektebine pek k?p qatnad?m. Bu qaranl?q, canbur (campik(?)) bala zindan?na k?y balalar? da keter ediler. Mektepke qu?luqtan burun keter, ketkende elimizge bir par?a etmek (?tmek) al?rd?q… Etmekke analar?m?z taze k?b?den biraz may, beyaz, c?lq? qaymaq ya?? s?rerdi. Bunu ?ylen vaqt? da??d?qta a?ard?q, ?ylenge qadar o d?ml?, bas?q mektepni? eski, t?t?lgen, delik kiyizleri, qas?rlar? ast?nda qar?l?a? yavrular? day?n tizilir, tiz ??ker, otururd?q.
Sabaqlar ?g?m?zde, yapraqlar a??q, k?zlerimiz yuqar?da. ?at??a yuva yasa?an qar?l?a? palapanlar?n? sayard?q. Qa?an qanatlanacaq, u?acaq, dualar?n? oqucaqlar?.. Bunu biz bilir, bir-birimizge a?lat?rd?q. “U?qan so?, – derdik, – istedikleri qadar kezecek, k?lecek, oynayacaqlar; oyna?a-oyna?a, avalana-avalana k?klerge, bulutlar?a, ???qlar?a y?kselecekler; olarn? hepimiz kinlerdik, kinledigimizden ?indi tutmaq, k???k, ince qanatlar?n?, t?ylerini yulmaq, k???k sar? ?a?alar?n? q?rmaq isterdik… Bizler day?n olarn? da oynamaq, sevinmekten, sevine-sevine ya?amaq, u?maq, y?kselmekten al?qoymaq arzu iderdik.
Oca totay?m yava?-yava?, f?sa-f?sa kelir, qap? arqas?ndan bizlerni, bizim oyunlar?m?zn?, s?zlerimizni, ?aqlabanl?qlar?m?zn? di?ler, so?, birden-birge qap? a??l?r, kirerdi. Kirgen vaq?t hepimiz qorqar, titrer, a?z?m?zn? a?ar, k?z?m?zni? kenar?ndan q?l?y-q?l?y baq???rd?q. O, yava?-yava? kelir, yufaq, s?n?k pencereni? qapal?, ?lg?n ????? ?g?nde oturur, qapan?rd?; oturd??? zaman k?lgesi uzan?r, kedige o?ard?; hepimiz k?rer, f?q?r-f?q?r k?lerdik.
So?ra hepimizni s?ra-s?ra tizer, “Tebbet’’, “Qul ya’’, “?nn? ateyn?” s?relerini oqutur, q?zar, k?p?r?r, a?uvlan?r, al?n tamarlar? qabar?r, tayaqlard?…Hi? bir ?ey a?lamaz, ?grenmezdik, soluq-soluq a?lar, so?ra qorqar, susard?q. “E, oqu!” emrine qar?? hepimiz yutqunur, sallan?rd?q, k?y ?g?nde tolqun?an bo?daylarday sallana-sallana, yutquna-yutquna oqurd?q. Bu qara-qara a?la??lmaz, ince arab laflar?n? eceler, tekrar-tekrar oqur, a?lamaz, a?lama?an?m?z i??nmi – bilmem, hi? de bir ?ey ?grenemezdik.
“Ve’s-sem?i z?te’l- b?r?c”n? ba?la?anda, oca totay?m tilimni on be? kapikmen bur?and?. Bur?anda: “ Pismill?, oqum?? ol!’’ – degendi. Bursa da, qoparsa da, menim tilim kelmedi, kelmeyecekti. A?lamay edim ki…

* * *

Zaman zaman ekende,
Evel zaman ekende…
?p?k ulema ekende…
Qar?l?a? qad? ekende…
Duvadaq m?ft? ekende…

Bu uzun tekerlemelermen ba?la?an ertegeler oca totay?m ketkenimen ba?lar, bitmez, t?kenmezdi. Uzun-uzun masallar ayt?r, di?letirdik.
Mavultay pek k?p ertegeler, cumaqlar, tapmacalar bilirdi. Bilgen masallar?n? di?legenge de ayt?r, di?lemegenge de, a?lat?r, di?letirdi. Aytqanda k???k k?ler k?zleri k???l?r, yuvarlaq, ??q?q, mini-mini yanaqlar? q?zar?r; i?ini ?eker, tatl? tatar tilimen a?lat?r, sanki bir ?zen, sanki bir kanarya. Tatl?-tatl? s?yler, k?p?r?r, ta?ar, seve-seve di?letirdi.
Mavultayn? hepimiz severdik, o s?ylerse hepimiz, her yer toqtar, susar, qar?l?a?lar bile susar, onu di?lerdi.

Men mektepke me?in y?l? kirgendim. ?l? y?l?, s??an y?l? “Aptiyek” oqud?m, tav?an, c?lq?, bars, y?landa – Qur’?n, Tecvid, ?lm-i h?l. “Kesik ba?” destan? bitken /so?/, mektepten ??qqand?m.

Art?q men bol-bol k?renlerge, torular?a, borlular?a qavu?qan, art?q bu yiri k?zl? ipek yal?nl? sevgili ay??rlar tamam?yla menim ol?an edi. Her k?n birini minerdim, mindigim zaman eski, uzaq Tatarstan ??llerinde bir tavu?la bi?lerce cav qaytar?an, du?man boz?an bir ba?bu? pertav?man k?ks?m qabar?r, y?regim ururd?. ?z?mi bir han yahut bir bat?r zan eterdim. Qalpa??mn? eger, mingenimni mamuzlar, yava?-yava? ayan, cebe verirdim, so?ra sol?a-sa??a bir-eki qam?? patlat?r, dolutizgin b?raq?rd?m…
Tena, qulan ??llerde s??rar, siner, deryalarday tolqun?an ye?il pi?enler, q?rm?z?, mav? ?i?ekler, mamatekeler ?st?nde bir qara k?p?k kibi u?ar, f?rlard?m. At?m ince, uzun boynun? uzat?r, qulaqlar?n? q?sar, qo?ar, ?apar, sanki bir qur?un, sanki bir sa??n (s???n) o. F?r?l-f?r?l u?qanda sa?lar?m k?lte-k?lte yelpirer, sanki bir tatar tu?u. O zaman y?regim ?ser, qaruv?m qat-qat artard?. K?zlerim q?zar?r, k?rmez /olurd?/, qulaqlar?mda y?reklerge qorqu vergen u?ult?lar i?itirdim. ?i?ekli, qoqul? keni? ovalar?a k?ne? alt?n yar?qlar?n? t?kkende men cavlu?umn? bayraq, tobul?umn? q?l?? yapmaq, bu g?zel, ye?il ??llerge q?rm?z? qanlar tamlatmaq isterdim… ?ay, ?ay!.. Men de eski dedelerim day?n cav qaytarmaq arzu eterdim. ?g?mden tav?anlar, tilkiler s??rar, qalqar, qa?arlard?. ?tede bir b?dene u?ar, yahut bir ?o?amiy f?sar. Kimerde uzaqlarda bir duvadaqn?? ahmaq-ahmaq kezindigini k?rerdim…

* * *

“R??diye’’, dediler, bir mektep a??ld?. ??ittim, qorqtum, t???ndim: mektep – evet, mektep. Oca totay?mn?? tayaqlar? esime t??t?. Ac?-ac? titredim, elimdeki qam?? yerge t??t?.
R??diyege meni de yazd?rd?lar. R??diye meni qam??, egerden ay?rd?. K?y balalar?, tekrar topland?q, develerni, qoylarn? ba?qa ?obanlar?a ta?lad?q, ??llerden, s?r?lerden, beyaz, pamuq qozulardan ayr?ld?q.
Mektepni? b?y?k, ?ifte qanatl?, aq boyal? qap?s?ndan i?eri kirdik. Kirdigim zaman y?regimde bir yengillik, a?la??lmaz bir ?ey… bir quvan? tuydum. Y?ksek, beyaz bir yap?, keni?, b?y?k pencerelerden par?l-par?l ???qlar t?k?le edi. S?ralar s?ra-s?ra tizilgen, qar??da qara, yalpaq, eki tuyaql? bir tahta tura edi; qara qalpaql?, q?rm?z? ?ehreli bir yigit c?re, kezine, c?rgende s?yley, oquy, oquta, a?lata edi. A??q, b?y?k tatar s?zlerimen a?latqanda her s?z? qafama bir qam?? qadar ?te, miyim d?ne edi.
Bu, r??diyeni? ba? ocas? edi. Ertesi k?n hepimizge bir bi?imde rubalar kestirdi. Ye?i-ye?i g?zel k???tl? kitaplar verdi. Qalem, k???t, defter, bor da??tt?. Hem oquta, hem yazd?ra edi; kimerde qara tahta?a ??qara, bizge e? parlaq, e? nurlu oquvlarn? bu keni? qara tahtada oquta, ?grete edi.
Biraz oqutur, oynat?r, t?n??lat?rd?. Oyun i??n mektepni? g?zel, temiz sar? qumlarman bezengen keni? bir ba??as? vard?. Ba??ada k?ne?ni? s?caq, alt?n nurlar? aras?nda ?apar, s??rar, sal?ncaq teper, top oynard?q. Ocam?z da oynard?. Bizge bilmedigimiz oyunlarn? ?gretir, oynama?a al??t?r?rd?. “Ya?amaq, – derdi, – oynap olmaqt?r”. Hepimiz k?ler, oynar, oynay-oynay yorulur, terler, bezerdik. O zaman: “Ayda, mektepke!’’ – emrine qar?? quvana-quvana qo?ar, sevine-sevine oquma?a ba?lard?q. Ocam?z bizni sever, oq?ar, tekrar devam eter, oqutur; oqutqanda biz yazar, di?ler, can-qula??m?zman di?lerdik. Biz ?indi ocam?zdan qorqmaz, onu severdik, sabaqlar?m?zn? seve-seve oqur, ?grenirdik: isap, tarih, endese, co?rafya… ?grendik. Tarihten temelimizni, soyumuzn?, as?l, b?y?k atalar?m?zn?, eski tatarlarn? tan?d?q.
Co?rafya bizge oturd???m?z, oynad???m?z, ya?ad???m?z topraqlarn??, kezdigimiz qulan ??llerni? kenarlar?n? ?gretti; ?a?laya-?a?laya, yuvarlana-yuvarlana aq?p ketken ?aylarn? , ?rmaqlarn?, tolquna-tolquna, ?aypala-?aypala k?p?rgen, ta?qan de?izlerni, mav? k?lgeli da?larn?, de?izlerni? derenligini, da?larn?? b?y?kl?g?ni ?gretti… Yaradann?? b?y?kl?g?ni ?gretti.
Biz ?indi hem oquy, hem oynay edik. Oynaya-oynaya, quvana-quvana ya?ay, ?grene edik. Oqud???m?zn? a?lay, bile, bildigimiz i??n ocam?zn? pek severdik. So?ra babam?zn?, anam?zn? seve, ba?qa bir bilgi, ba?qa bir tuy?uman seve edik. Kitaplar?m?zn? severdik, qalem, k???t, tebe?irimizni seve, s?ralarn? seve, qara tahtan? bile seve edik. Mektepni, ba??as?n? seve, b?t?n k?y?m?zni, k?y tatarlar?n? seve edik; k?y?m?zde, qom?umuzda bizim oqu?an?m?zn? sevgen ruslarn? da seve edik. Bilgennen, a?la?annan, tan??annan so? ta?larn?, cuybarlarn?, b?t?n cihann? seve edik…

* * *

Sonbahard?. K?zn?? yalanc? k?ne?i sar???n bir ?ehremen k?le edi. Uzaqta qara qar?alar qal?n, qaba tavu?lar?man q???ra ediler. ?i?ekler soluq, yapraqlar sarar?and?. K?klerge, bo?luqlar?a uzan?an mav? da?larn?? m?narl? ba?lar?nda qara bulutlar qayna?ad?.
Ava suvuq…
Suvuqta buzla?an, t?yleri ?rpergen k???k qu??uqlar, s?y?r??qlar ba??ada, a?a?larda c?y?l?anlar, sessiz-sessiz ?tediler.
Mektepke kirdim, kirgende mektepni, s?ralarn?, duvarlarn?, her yerni, her k??eni mo?, suvuq k?rd?m. Oca dal??n-dal??n oturad?. Be?zi soluq, k?zleri renksiz, t???ne, tasarlana edi.Yan?nda esmeri, uzun-uzun bornuzl? , qo?ur saqall? birisi vard?. Bu, qad? edi. Men qad? efendini yarmal?qta bir qo?ur ?g?z satqanda k?rgendim, tan?d?m. Qad? oturad?. Oturd??? yerde q?b?rdad?, bir k???t ??qard?, ?ks?rdi:
– B?y?klerden emir var: isap, tarih, co?rafya oqutmaq ?eriat t?g?l. Tatar tili oqutul?an mektepler qapat?lacaq…
Her yer t?md?. Hepimiz to?duq, indemey edik. Mektep bir cenaze evine o?a?an edi. Her yer qara, bo?, kimse bir ?ey aytmay edi; yal???z ba??ada bir qar?l?a? kesik-kesik duas?n? oquy edi.
Men i?in-i?in: “Zavall? qar?l?a?! – dey edim. – Oqu, oqu! So?ra seni? de dua?n? oqutmayacaqqa o?aylar, seni? de k???k, g?zel a?z??n? ba?layacaqlar…”
K???k, g?zel k?zlerimen b?t?n arqada?lar?m qad??a baqt?lar, suvuq, do?uq, a?la?an baq??lar?man qad?n?, b?y?klerni qar?ay ediler. So?ra hoca far?, g?rb?z omuzlar?n? k?terdi, ayaqqa qalqt?, q?r?q, titrek bir sesmen:
– Qarda?lar?m! – dedi. – Sizge men so? dersimni de aytay?m. Siz baba ve ana??zn?, Yaradan???zn? severse?iz, tatar tilini de sevi?iz…
Daha aytacaqt?, sesi bitti, nefesi t?qand?, bo?uq-bo?uq laflar eriy, dudaqlar? aras?nda ?le, i?itilmey edi. A?la?an?n? bizden saqlamaq istedi, saqlad?, qanl? k?zya?lar?n? y?regine aq?tt?.
Men a?lamaq, bu b?y?k tatarn?? boynuna sar?l?p k?zya?lar? t?kmek, bo?anmaq istey edim. Mektepten ??qt?q, qad? efendi mektepni? beyaz, lekesiz qap?s?na bir qara kilit urdu, ketti. B?t?n balalar a?lad?lar, a?la?anda men k?zlerimden bir tamla ya? aq?tamay edim. Men ?indi urmaq, devirmek, ezmek, yenmek… mektepni? qap?s?na ast?qlar? a??r, qara kilitni qoparmaq, atmaq istey edim, “qoparmaq – boynumn?? borcu olsun’’, dey edim. Tamarlar?mdaki qara qanlar k?p?re, k?zlerim qarara, qulaqlar?mda y?reklerge qorqu vergen u?ultular i?ite edim.
Faydas?z- N.?elebicihann?? bu eserde qulland??? mahlas? (taqma ad?)d?r

Keri, toru, k?ren, borlu – at t?k? renkleri

oca totay?m — Oca(hoca) ve ilerideki ava(hava), avalanmaq (havalanmaq), tena(tenha), ayda (hayda), ecelemek (hecelemek), isap (hisap, hesap), endese (hendese) s?zleri “Emel’’deki ?ekilleri ile, yani “h’’s?z qald?r?l?and?r. Bularn? b?yle iml? ile yaz?an, b?y?k ihtimal ile, N. ?elebicihann?? kendisidir.

Ayan, cebe, yor?a, ?laf – at y?r??i ?e?itleri

?z? – Dnepr ?zenini? t?rk-tatar ad?

“Mink?nne…’’ – Qur’?n-? Kerimni? “et-Tahrim’’ s?resini? (no.66) be?inci ayetini? biraz ya?l?? ?ekli ki, do?rus? ??yledir:

» Mink?nne m?slim?tin m?’min?tin q?nit?tin t?’ib?tin ‘?bid?tin s?ih?tin seyyib?tin ve ebk?r?’’. Ayette s?z Hz. Muhammed ile onu? qad?nlar? haqq?nda ketmektedir. Tercimesi ?udur: “Eger o sizni bo?arsa, Rabbi o?a sizden daha eyi, kendini Allahqa bergen, inan?an, sebat ile itaat etken, tevbe etken, ibadet etken, oraza tutqan, tul ve bakire (q?z, erden) ol?an e?ler berebilir’’. (Ayet, Hz. Pey?amberni? hi?bir qad?n?n? bo?amad???n?? delilidir.)

“Ve’l-m?rsel?t’’, “Qul ya’’, “?nn? ateyn?’’, “Ve’s-sem?ti z?ti’l-b?r?c’’ – Qur’?n -? Kerimni? “el-M?rsel?t’’ (no.77), “el-K?fir?n’’ (no.109), “el-Kevser’’ (no.108) ve “el -B?r?c’’ (no.85) s?relerini?, ilk s?zlerinden dolay?, avam halq aras?nda qullan?l?an adlar?d?r

“Tebbet’’ – Qur’?n-? Kerimni? 111 s?resini? ad?.

Me?in, ?l?, s??an, tav?an, c?lq?, bars, y?lan – eskiden t?rk-tatar halqlar? aras?nda qullan?l?an hayvan taqvimindeki y?llarn?? adlar?d?r ki, m?nda me?in – maymun, ?l? (veya “l?”) – ejderha ve c?lq? – att?r.

“Aptiyek’’, do?rus?: “Heftiyek’’ (f. heft-i yek – “yediden biri’’) – Qur’?n-? Kerimni? so?raki yediden biri q?sm?; en s?q oqul?an s?relerden olu??p, mektep ve medreselerde ayr? bir kitap(derslik) olaraq qullan?l?rd?.

Tecvid – Qur’?n-? Kerimni usuline uy?un olaraq oquma ilmi ve bu?a dair yaz?l?an kitap.

?lm-i h?l – herbir m?sl?man adamn?? bilmesi ve yapmas? kerek ol?an iman, ahl?q ve f?q?h bilgileri ile bu?a dair yaz?l?an kitap

S?zl?k

ertege masal, rivayet
?yretmek dial: ?gretmek
s?nl? (sinli) d?lber ve sa?lam yap?l? (vucutl?), endaml?, yaq???ql?
c?gen dial: y?gen
t?zem t?z yer, t?zl?k
kelin?ek q?z?alaq, rus?a: мак
mondalaq mandalaq (mandala?): q?rda ?sken, havu?qa benzer, a?al?an bir ?s?mlik
ayan at y?r??i, tuyaq uclar?na bas?p sekiriklep y?r?me
sabaq ders
palapan qu? yavrus?
etmek dial: ?tmek
?ylen dial: ?yle
t?t?lmek ?rselenmek, par?a-par?a olmaq
kinlemek kin beslemek, kin duymaq
?indi dial: ?imdi
yulmaq yulqmaq
f?sa-f?sa dial: p?sa-p?sa (pusa-pusa)
?aqlabanl?q ?aqiylik, ?aqac?l?q
kedi dial: m???q
?p?k opepop, opapi?, taraq-qu?
cumaq masal
dolutizgin b?y?k s?rat ile; at y?r??i; rus?a: галоп
ba?bu? ba?, ba?qan, qumandan
tu? bun?uq
tuymaq dial: duymaq
t?n??lamaq toqtal?p nefes almaq
ruba urba, kiyim
tebe?ir bor
?aypalmaq dal?alanmaq, ?alqalanmaq, sallanmaq
tamar dial: damar
mini-mini k????ik
tavu? dial: davu?
cuybar ?rmaq, dere; ?rmaq kenar?
a?a? terek
sonbahar k?z
?rpermek t?yleri tiken-tiken qalq?p teri noqta-noqta qabarmaq
tasarlanmaq m?nda: tasalanmaq, kederlenmek, qay??lanmaq
bornuz bir soy ?ekmen, c?bbe; ba?l?ql?, keni?, q?sqa qollu bir ?stl?k de olmas? m?mk?ndir
t?mmaq dial: t?nmaq, susmaq, ?lmek
i?in-i?in i?inden, a??qqa urmayaraq, gizli-gizli
far? k??s?zle?ken, ihtiyarla?qan, y?pran?an
g?rb?z (k?rp?z) sa?lam, iri, eyi ?ekillengen
erimek dial: irimek
u?ult? uvult?