Если бы вы посмотрели все исторические пьесы Шекспира одну за другой, начиная с «Короля Иоанна» и заканчивая «Генрихом VIII», они сначала показались бы вам драматическим сериалом канала HBO, лишенным центрального сюжета: убийства, войны и беспорядки, в основе которых лежат совершенно бессмысленные ссоры герцогов и королей.

ШЕКСПИР И МАРКСИЗМ
Пол Мейсон (Paul Mason)
(«The Guardian», Великобритания)

Если бы вы посмотрели все исторические пьесы Шекспира одну за другой, начиная с «Короля Иоанна» и заканчивая «Генрихом VIII», они сначала показались бы вам драматическим сериалом канала HBO, лишенным центрального сюжета: убийства, войны и беспорядки, в основе которых лежат совершенно бессмысленные ссоры герцогов и королей.

Но как только вы поймете, что такое «способ производства», смысл этих пьес станет для вас очевидным. Вы увидите, что в этих пьесах описывается упадок феодализма и начало раннего капитализма.

Способ производства — это одна из центральных концепций марксистской экономики: основы этой концепции заложил Адам Смит, который разделил экономическую историю на периоды, для каждого из которых был характерен свой «способ жизнеобеспечения», но в руках Маркса и более поздних историков, которые придерживались материалистической точки зрения, эта концепция стала основой нашего восприятия прошлого.

Феодализм представлял собой экономическую систему, основанную на обязательствах: крестьяне были обязаны отдавать часть своей продукции землевладельцам и поступать на воинскую службу под его руководством, а он в свою очередь был обязан платить королю налоги и предоставлять ему солдат, если возникала такая необходимость.

Однако в Англии тех времен, когда разворачивается действие исторических пьес Шекспира, главная пружина системы уже была сломана. К тому времени, когда Ричард III в реальной жизни занимался истреблением членов своей большой семьи, вся система власти, которая прежде была построена на обязательствах, уже основывалась на деньгах: за аренду земель платили деньгами, за военную службу платили деньгами, войны велись за счет средств международной банковской сети, которая простиралась от Флоренции до Амстердама.

Как только вы признаете, что на смену феодализму пришел капитализм, который существует до сих пор, возникает серьезный научный спор о том, что вызвало упадок феодализма и подъем капитализма. Шекспиру удалось проникнуть в сущность этого процесса, несмотря на то, что он не знал таких слов, как феодализм и капитализм. Термин «феодализм» был введен историками 17 века для описания средневекового общества уже после окончания периода Средневековья. Что касается капитализма, хотя Шекспир застал только его самую раннюю форму, он очень хорошо его описал.

В комедиях и трагедиях — где речь идет об обществе, в котором жили современники Шекспира — мы видим мир банкиров, купцов, компаний, наемников и республик. Типичное место действия этих пьес — это процветающий торговый город, а вовсе не замок. Типичный главный герой — это человек, величие которого является продуктом его собственных действий и которое он заслужил благодаря своему мужеству (Отелло), гуманистической философии (Гамлет и Просперо) и знанию законов (Порция в «Венецианском купце»).

Однако Шекспир тогда не знал, к чему все это приведет. Он видел и описывал то, как общество, которое умеет печатать книги, плавает в Америку и изучает небесный свод, способно менять человеческий характер: давая нам новые знания, общество укрепляет наши позиции в нем, при этом делая нас подверженными таким порокам, как жадность, страсти, неуверенность в себе и жажда власти, которые были неведомы крестьянам и крепостным феодальной Европы. Пройдет еще 150 лет, прежде чем торговый капитализм, основанный на торговле, завоеваниях и рабстве, уступит место промышленному капитализму.

По этой причине всякий раз, когда мне хочется перестать быть чрезмерно рьяным марксистом, я вспоминаю о Шекспире. Вооруженный несколькими историческими трудами и всеобъемлющим гуманизмом, он описал окружавшее его общество с ни с чем не сравнимой проницательностью и постарался объяснить своей аудитории, почему они живут именно так, а не иначе.

Если вы попробуете взять интервью у Шекспира посредством его текстов и спросите, чем отличается настоящее от прошлого, его ответ будет: «Идеями». Люди стали больше ценить друг друга, любовь стала важнее брачных обязательств, такие ценности, как правда, наука и справедливость, достойны того, чтобы за них умереть, тогда как понятия расы и нации отошли на второй план.

Таким образом, Шекспир стал свидетелем того момента, когда один способ производства пришел на смену другому.

Но здесь нам необходимо вспомнить Маркса. С материалистической точки зрения, феодализм от раннего торгового капитализма отличают не только «идеи». Перемены произошли и в общественных отношениях. Рынок начал диктовать образ жизни общества. И в основе этих перемен лежали новые технологии.

С точки зрения Маркса, концепция «способов производства» давала возможность проследить строгую историческую последовательность: разнообразные докапиталистические формы общества, где богатые накапливают состояния посредством разрешенного законом насилия; затем капитализм, где богатые накапливают состояния при помощи технологических новшеств и механизмов рынка; затем коммунизм, где все человечество становится богаче в нравственном и экономическом смыслах, потому что на смену нехватке приходит изобилие.

Все мы знаем, что третья фаза, которую попытался проверить на своем опыте Советский Союз, оказалась нежизнеспособной. Но если мы попытаемся избежать мистификаций и просто предположим, что однажды наступит время относительного изобилия — по сравнению с нехваткой, которая была движущей силой во всех предыдущих экономических моделях, то получится, что Маркс сказал то же самое, о чем писал Джон Кейнс (John Maynard Keynes) в 1930-х годах: однажды товаров хватит на всех, и «экономическая проблема» будет решена.

Какую пользу можно извлечь из концепции способов производства сегодня, когда неолиберальная модель капитализма рухнула, а ее место так и осталось незанятым? Попробуйте взглянуть на эту ситуацию, как это сделал бы современный Шекспир: в социальной жизни наблюдается серьезный подъем. Современная Венеция — это цифровой мир, где люди создают и воссоздают реалии своей социальной жизни, пользуясь беспрецедентной свободой , которую государства и аппараты безопасности из всех сил стараются ограничить.

Современный купец этой Венеции не принадлежит элите общества: он является производящим потребителем — человеком, который сдает свою квартиру на сайте Airbnb или держит магазинчик на eBay.

Что касается экономической пружины, то та пружина, которая обеспечивала существование капитализма, ослабла. Население стареет, и скоро мы получим целое северное полушарие Полониев. Рост производительности замедлился. Однако помимо слабеющей экономики, которая измеряется показателями ВВП и оборота, существует еще одна экономика, в рамках которой люди свободно создают и обмениваются товарами. И только существование не имеющих аналогов технологических монополий, стремящихся помешать распространению бесплатной информации, мешает большим объемам основного продукта нашей эпохи — информации — оставаться бесплатными.

Если посмотреть на нынешнюю ситуацию в таком ключе, то мы легко заметим предпосылки «посткапиталистической» эры, хотя неспособность найти путь к ней отравляет все современные социальные движения. Подобно Шекспиру, мы, возможно, находимся на столь раннем этапе этой финальной стадии, что пока мы не можем ее распознать. Но в современной жизни объединенных сетью людей, мы можем увидеть аватары будущего общества с той же четкостью, с которой великие персонажи шекспировских пьес предсказывали то, как будет выглядеть величие в рамках рыночной системы.