К дню рождения поэтессы

   Зульфия Исраилова родилась в первый день весны — 1 марта 1915 года в Ташкенте, в махалле Укчи – улице Оружейников. С детства Зульфие, родившейся в многодетной семье кустаря-литейщика, казалось, что поэзия – это необыкновенный дар, что умением слагать стихи наделяет человека сама природа.
Отец своим живым примером, своей влюблённостью в работу, своим «азартом труда», как вспоминала сама Зульфия, учил, как нужно относиться к труду. Но именно от матери, обладавшей нежной и поэтичной душой и любившей природу, цветы, стихи, Зульфия впервые услышала стихи Навои, Бедиля, Физули. Обнаружив в себе способность сочинять стихи, Зульфия очень боялась, что кто-нибудь узнает об этом её увлечении, боялась, что её засмеют.

«…Я стала ловить себя на том, что думаю не привычными простыми фразами, а стихами… Я вспоминала, где я прочитала звучавшие во мне строки, и могла вспомнить. Я не могла поверить вначале, что стихи сочиняю сама. Это было удивительно, и даже немного страшно…» Будучи студенткой педагогического училища, могла ли себе представить пятнадцатил

Пришла весна, спрашивает о тебе
Наим Каримов

Зульфия Исраилова родилась в первый день весны — 1 марта 1915 года в Ташкенте, в махалле Укчи – улице Оружейников. Мои родственники по материнской линии жили в этой махалле, недалеко от дома Исраиловых. Мой дядя Юнус ака работал на заводе, где варили сталь, и очень часто его приводили домой израненного, изрешеченного от огненных брызгов стали. Еще будучи ребенком я знал тяжелую участь представителей формирующегося рабочего класса. Отец Зульфии был одним из первенцев узбекского рабочего класса, своей твердой рукой придающим ту или иную форму не желающей укрощаться огненной стали.

Из моих детских воспоминаний порой выплывают радостные лица укчинских родственников, непомерно радовавшихся и гордившихся тем, что в такой же семье ремесленников, укрощающихся сталь, как их семья, выросла поэтесса. Их гордость оправдывалась еще и тем, что на Зульфии женился не какой-нибудь рядовой учитель и поэт, а сам Хамид Алимджан, яркая звезда узбекской поэзии.

Я, как исследователь творчества Хамида Алимджана, не раз встречался с Зульфией, пытался с ее помощью полистать неизвестные мне страницы его жизни. Но она, всю жизнь сохранившая свою любовь к рано ушедшему из жизни Поэту и тем самым ставшая живым олицетворением Верности и Неугасающей любви, не оправдала мои ожидания: она не раскрылась. И Зульфия тогда показалась мне гордой, знающей себе цену женщиной. (Может быть она в тот период жизни была именно такой.) Но после прочтения моей книги об Алимджане, изданнной в серии «ЖЗЛ», она переменилась. Даже назвала эту книгу, как самую лучшую книгу о любимом поэте. После этого между нами установились добрые дружеские отношения. Я даже осмелился навещать ее 1 марта и поздравлять знаменитую поэтессу с Днем рождения. Каждый раз, когда мы приходили к ней в квартиру, что было в районе ЦУМа, кроме дружной семьи журналистов, работающих под ее эгидой в журнале «Саодат», были поэты, композиторы, ученые. В этом прекрасном кругу, утопавшая в море цветов Зульфия была настоящей королевой бала. Она была счастлива тем, что ее сердце било в одном и том же ритме вместе с другими, что они, ее гости, не только ее самые близкие друзья, но и читатели, истинные ценители ее творчества.

Кстати, о ее читателях. По случаю какого-то …летия поэтессы научные сотрудники Института языка и литературы подготовили и издали библиографический указатель «Зульфия». Я был редактором. Кому довелось полистать это библиографическое издание, не мог не удивляться тому, что ее произведения были переведены и изданы на многих, даже малоизвестных языках мира. Её произведения дошли до всех материков и, стало быть, у нее было намного больше читателей, чем у кого-либо из узбекских, и не только узбекских поэтов. Перевод и издание сочинений того или иного писателя на многих языках народов мира – это яркий показатель признания его таланта, признания и принятия того, что и как написано им. А в поэзии Зульфии бьется сердце узбекского народа. В её поэзии слышны дыхание ее современников, на благо народу и родине работавших на полях, на заводах, в университетских аудиториях.

Однако нельзя забывать, что поэтами не рождаются. Многие из женщин, кто в 30-ые годы одновременно с Зульфией стал появляться на поэтической арене и даже привлек внимание любителей поэзии, не смог подняться на ту высоту, откуда открывается горизонт настоящей поэзии. Она, поэзия, требует каждодневного, каждоминутного труда над собой, над словом, над образом. Благо, что в начале творческого пути Зульфия встретилась с таким мастером поэзии, как Хамид Алимджан. Он, как истинный учитель, не путем правки ее дебютных стихотворений, а путем критики и советов, своей работой над поэтическим материалом показал, как надо писать стихи. Поэзия – эта такая капризная женщина, чтобы добиться взаимности, надо каждый раз по новому, по не найденному до сих пор пути подходить к ней. Миртемир, искусный мастер поэтического слова, в конце своей жизни писал, что он овладел многими ремеслами, но овладеть поэтическим ремеслом до сих пор не смог. Как Зульфия смогла достичь вершины поэзии нам могут рассказать ее стихотворения 30-х — 50-х годов, не включенных в ее трехтомные сочинения, переделанные, перечеркнутые, выброшенные в корзину.

Вот что беспокоило Зульфию на протяжении всей ее творческой жизни:

А ты, поэт, когда свой стих
Ты в сердце создаешь,
Когда очистишь ты сперва
Свои отборные слова
От хлама и от сора, —
Уверен ли, что мастерства
Достигнешь так же скоро?
Что цветник шумит листвой
И что поэзии живой
Явил ты образец?
Как только скажешь ты, поэт:
— Я создал лучший плод и цвет, —
Тогда тебе конец.
(Пер. С.Липкина)

60-ые годы – особая страница в творчестве Зульфии. Благодаря хрущевской «оттепели» не только в русскую, прибалтийскую, грузинскую, но и в узбекскую поэзию вошел свежий, жизнеутверждающий ветер перемен. Поэтесса, до сих пор в своем лирическом герое отобразившая мечты и чаяния своих сверниц, работавших на колхозных полях и у заводских станков, теперь имела возможность в полной мере самовыражаться, писать о своей боли и тревоге, отображать спектр своих чувств и волнений. И эта рожденная и обновленная новым временем поэзия Зульфии нашла широкий отклик в душах ее читателей. Она постепенно выходит на всесоюзную поэтическую арену и входит в прекрасный круг знаменитых поэтесс – азербайджанки Марварид Дильбази, армянки Сильвы Капутикян, горянки Раисы Ахматовой, латышки Саломеи Нерис, русской Ольги Берггольц, болгарки Лиляны Стефановой. Сотрудники центральных газет и журналов стали обращаться к ней, чтобы она выступила своими статъями и стихотворениями на страницах их престижных изданий.

Такая слава укрепилась еще и благодаря счастливому событию, что в эти годы началось невиданное до селе движение писателей стран Азии и Африки. В процессе деколонизации и обретения независимости странами Азии и Африки передовые писатели этих стран сочли нужным объединиться со своими коллегами из «Советского Востока», установить дружбу между литературами и народами. С добрыми побуждениями созданная ассоциация писателей за короткий исторический срок провела огромную работу, в которой активно участвовала и наша Зульфия. Её стихотворение «Мушаира», написанная под впечатлением разноязычного поэтического состязания в Дели (Индии), стала своего рода символом этой уникальной, многообещающей писательской дружбы.

Но каждое дерево растет и дает свои плоды торлько на родной почве. Международная тема как бы не звучала в 60 — 70-ые годы, поэзия Зульфии держится на трех родных «китах» — это узбекский язык, узбекская действительность и самобытное поэтическое мастерство. В 60-ые годы Зульфия, одухотворенная встречами с прекрасными людьми, создавала замечательные циклы стихотворений «Думы» и «Водопад». Созданная ей в 70-ые годы «Поэма огня и дороги», посвященная Айбеку, стала вершиной ее лиро-эпической поэзии. А в середине 90-х годов созданная Зульфией лирическая поэма «Кусочки памяти» стала ее лебединой песней, восславляющей Счастье, Свободу и Независимость.

Одной из лучших стихотворений Зульфии, посвященной памяти незабвенного друга и поэта Хамида Алимджана, называлась «Пришла весна, спрашивает о тебе». После ухода из жизни Зульфии в 1996 году прошло более десяти лет. Мы, почитатели ее таланта, встречая каждую весну, тоже говорим ей, любимой поэтессе: «Пришла весна, спрашивает о тебе». Мы знаем, что с приходом каждой новой весны наша любовь к ней, к её возвышенной поэзии все возрастает и возрастает.

ЗУЛЬФИЯ
СТИХИ

ТЮЛЬПАНЫ

Тюльпаны
Тюльпаны, тюльпаны, —
Повсюду тюльпаны,
В тюльпанах вселенная вся:
Вдали водопад заклубился багряный.
Над самым ущельем вися.
А здесь, предо мною,
Сияя, ликуя,
Лежит беспредельный ковер,
И дальше ни шагу ступить не могу я, —
К тюльпанам прикован мой взор.

Ну что ж, повинюсь,
Я была молодою,
Топтала, срывала цветы,
Хотя и пленялась я их красотою,
Мне не было жаль красоты.

Как жадно цветы вырывала я с корнем,
Дивясь то одним, то другим,
И красное пламя тюльпанов
Я к черным
Глазам прижимала своим.

Как будто на ватном цветном одеяле,
Лежала на поле ничком,-
И горы теснились,
И долы пылали,-
Я их обходила пешком.
Прошли облаков
И годов караваны… Долины пылают опять.
О нет, ни за что не осмелюсь тюльпаны
Теперь я топтать и срывать.

И мысленно я заклинаю прохожих
Земную беречь красоту:
Взгляните!
На детские щеки похожи
Долины в румяном цвету!

Мне кажется:
Каждый трепещущий венчик —
Живой кровеносный сосуд.
Как дети в семье жизнестойкой,
Пусть вечно
И вольно тюльпаны растут.
Тюльпаны —
Младенцы весеннего края!
Тюльпаны — вблизи и вдали…
Над ними я песню свою простираю,
Как над колыбелью земли.

Перевод И. Лиснянской

БЕЗЫМЯННЫЙ ПОДАРОК
Был он прислан — букет безымянный —
В день счастливый, в день свадьбы твоей.
Взволновалась ты,- это ль не странно?-
Иль цветов не видала пышней?..

Но казалось тебе, что усталость
И раздумье легли на цветы.
Точно чья-то душа сомневалась:
«Может статься, рассердишься ты?..»

Кто прислал их?.. Кто тот, неизвестный,
Что и встречи с тобой не искал?..
Но подарок его бессловесный
Тайно сердце твое приласкал.

Верно, кем-то была ты любима,
Чья-то ласка — робка и нежна —
Вкруг тебя трепетала незримо,-
Не видна, как при солнце — луна.

Кто — он? Где он? Узнаешь едва ли…
Но когда бы для каждой, для всех
Вот такие цветы расцветали,-
Жизни цвет не увял бы вовек!

Перевод Ю. Нейман

СИРЕНЬ
Сирень, сегодня в утреннем тумане
Я видела, как легкий ветерок
Своим прохладным шелковым дыханьем
Погладил каждый твой листок.

Ты шевельнулась, дрогнула листвою,
Бутоны превратились вдруг в цветы.
Так что же он сказал тебе такое,
Что расцвела, что засияла ты?

Я знаю, он пришел к тебе с приветом,
Который передал любимый друг.
Ты озарилась радостью и светом
Любви, не знавшей горя и разлук.

Ты замирала и качалась снова,
Ты долго ветерку смотрела вслед-
Когда же мне от друга дорогого
Счастливый ветер принесет привет?

Перевод Н. Гребнева

ЛУННАЯ НОЧЬ
Бывал ли ты в ночном саду,
Обрызганном луною?
Земного мира красоту
Постиг ли ты со мною?

То дремлет в облаках луна,
То внемлет веткам вишен,
То скачет неуком она,
И в речке топот слышен,
То блещет зеркалом в пруду.
Я встала над водою
И встретилась в ночном саду —
Лицом к лицу — с собою.

Ловлю звезду, еще звезду
И смешиваю вместе,
И по родной земле иду
С охапками созвездий.

Земля похожа на ковер:
Луна, как мастерица,
Древесный выткала узор
И листьями гордится.

Забыты лужицы дождем,
И тысячи осколков
Луна разбросила кругом,
Как будто их нащелкав.

Блестит роса,- иль то огни.
Рассыпанные ветром?
И все таинственно в тени.
И ясно в мире светлом.

Как может спать сейчас в гнезде
Бесчувственная птица!
Но сон живет во всем, везде,
И только мне не спится.
Лицо подставила луне,
И в ярком чуде этом
Луна — на мне, луна — во мне,
Слилась я с лунным светом.

Зачем же радость бытия
Мы делаем короче,
От наших дел дневных тая
Блестящий праздник ночи?

Перевод С. Липкина

МЕЧТА
Как тебя ни гнуло б, ни клонило,
Выпрямишься с прежней прямотой,
Если есть в тебе живая сила,
Та, что называется мечтой.

Дом, в котором и двоим-то тесно,
Дом, в котором жизнь пустым-пуста,
Станет шире, чем простор небесный,
Если в нем пропишется мечта.

Сердце без мечты — без крыльев птица.
Но, когда мечта к нему придет,
Заодно с вселенной может биться
Сердце, устремленное в полет.

Захочу — с мечтой, подругой смелой,
На вершине встречу синеву,
А глядишь, мечта — как лебедь белый:
С нею все моря переплыву.

Чуден мир, мечтой преображенный,
Труд природы, труд людских веков,
Ясно, благодарно отраженный
В зеркалах прозрачных родников.

Нам нельзя мечту переупрямить,
Ведь мечта сильнее всех светил.
И того приводит нам на память,
Кто из памяти не выходил.

Жизнь тогда рождается сначала —
Что ушло, то возникает вновь.
То, что я мечтою называла,
Назову по-новому: любовь.

Проницательнее светит разум,
И яснеет времени поток:
Пыль дороги кажется алмазом,
В каждом камне вижу я цветок.

Каждая былиночка прекрасна;
Все, что дышит и живет кругом,
Жаждет и настойчиво и страстно
Стать моим трудом, моим стихом.

Сны, что приходили к изголовью,
Властно оживают наяву:
То, что называла я любовью,
Ныне вдохновеньем назову.

А в душе то робость, то отвага,
И со мной до самой темноты
Карандаш и белая бумага —
Светлое оружие мечты.

Перевод С. Липкина

ЗДЕСЬ РОДИЛАСЬ Я
Здесь родилась я. Вот он. домик наш,
Супа под яблонею земляная,
На огороде низенький шалаш,
Куда я в детстве пряталась от зноя.

В садах зеленых улочек клубок;
Гранат в цвету над пыльною дорогой.
И в свежей сени рощи родничок —
Осколок зеркальца луны двурогой.

Заоблачные главы снежных гор.
Весенние, в тюльпанах алых, степи
И белых хлопковых полей простор —
Для глаз моих полны великолепья.

Затем, что здесь явилась я на свет,
Навстречу жизни здесь глаза открыла,
И здесь, не зная горя с детских лет.
Свободу я и счастье ощутила;

Затем, что здесь, ключей весны звончей.
Любовь во мне впервые зазвучала,
Что здесь я, в тишине живых ночей,
Весенним водам тайну поверяла.

Когда в садах звенели соловьи
И расцветали пышные сунбули,
То с ними песни родились мои
И, оперившись, крыльями взмахнули.

И лучшие из песен, спетых мной,
Советской посвятила я Отчизне.
Ведь счастье живо лишь в стране родной,
А без нее горька услада жизни.

Вот почему мне Родина милей,
Дороже мне, чем свет дневной для глаза:
Любовь к ней говорит в крови моей,
Напевом отзываясь в струнах саза.

Когда ворвался враг в родной предел,
Творя смертоубийственное дело,
За каждый дом, который там горел,
Я жаждою возмездья пламенела.

Я верила, что светлый день придет —
Исчезнут эти тучи с небосвода,
И жизнь опять счастливо зацветет
Под солнцем правды, мира и свободы.

С надеждою в грядущее, вперед
Гляжу я зорче молодой орлицы.
И ярко предо мною предстает
В победном торжестве своем столица.

И, верою незыблемой полна
В победу нашу, саз беру я в руки.
Тебе, о мать, тебе, моя страна,
Стихов, из сердца вырвавшихся, звуки!

Перевод В.Державина

ПРИЗНАНИЕ
Ты отважен, юноша правдивый,
Полюбив, ты втайне не горишь.
Черноглазый мой, карноречивый,
О любви мне первый говоришь.

А свою любовь я в сердце скрыла,
К ней не допуская никого.
Я одна лелеяла и чтила
Тайный пламень сердца моего.

И любви закованное слово
Из горящих уст моих рвалось,
Но молчать решила я сурово,-
Пусть бы мне погибнуть довелось!

Я не знала: ты любил ли прежде?
Я не знала: ты другой любим?
Я не знала: верить ли надежде?
Я не знала: будешь ли моим?

Думала я: не велит обычай
Первой разговор любви начать.
Он — клеймо на чистоте девичьей!
Но теперь я не могу молчать.

Долго я в себе искала силы —
Силы не нашла сильней любви,
Я люблю тебя, волшебник милый,
Душу мне любовью оживи!

Перевод С.Липкина

ПРИЗНАНИЕ

Ты отважен, юноша правдивый,
Полюбив, ты втайне не горишь.
Черноглазый мой, красноречивый,
О любви мне первой говоришь.

А свою любовь я в сердце скрыла,
К ней не допуская никого.
Я одна лелеяла и чтила
Тайный пламень сердца моего.
И любви закованное слово
Из горящих уст моих рвалось,
Но молчать решила я сурово —
Пусть бы мне погибнуть довелось!

Я не знала: ты любил ли прежде?
Я не знала: ты другой любим?
Я не знала: верить ли надежде?
Я не знала: будешь ли моим?

Думала я: не велит обычай
Первой разговор любви начать.
Он — клеймо на чистоте девичьей!
Но теперь я не могу молчать.

Долго я в себе искала силы, —
Силы не нашла сильней любви,
Я люблю тебя, волшебник милый,
Душу мне любовью оживи!

ПРИШЛА ВЕСНА, СПРАШИВАЕТ О ТЕБЕ
Хамиду Алимджану

Живым дождем омыв миндаль,
В рассветный час пришла весна.
Полетом птиц наполнив даль,
Тревожа нас, пришла весна.

О, как любил ты час ночной,
Когда готов зацвесть урюк,
И аромат земли сырой,
И почек хлопающий звук!

За ворот зиму ухватив,
В рожок пастушеский трубя,
Твердя любимый твой мотив,
Весна пошла искать тебя.

И, чтоб скорей тебя найти,
Став ветром, ворвалась в сады
И обыскала по пути
Все — от пустыни до воды.

И так озлилась, не найдя,
На белый свет, на свой простор,
Что стала бурею, гудя,
И покатила камни с гор.

Она спросила пастухов,
Стада пасущих: «Где поэт?»
Но нет у горя добрых слов, —
Они молчали ей в ответ.

Тогда, оборотясь лучом,
Весна вошла в мой темный дом,
Спросив у слез моих: «О чем?»,
Склонилась над ребячьим сном.

Моих детей, твоих детей.
И, не найдя тебя опять,
Не видя более путей,
Мне сердце начала пытать.

«Где тот, который ждал меня
На перекрестке всех дорог,
Тревоги от себя гоня,
Налюбоваться мной не мог?

Зачем покинул свежесть трав,
Тюльпаны и в цвету урюк?
Зачем, строки не дописав,
Перо он выронил из рук?

Где те прекрасные слова,
В которых я любила цвесть,
В которых я была жива,
Еще прекраснее, чем есть?

Зачем ты в черном и в слезах?
Зачем молчишь ты мне в ответ
И снег не тает в волосах?
Где тот певец, где тот поэт?»

Дай руку мне… Молчат уста.
И молча я ее веду…
В тени безлистого куста
Могила выросла в саду.

Тогда весна умчалась прочь,
Неся с собой мою печаль,
И над могилой в ту же ночь
Зацвел, как облако, миндаль.

И песню, спетую тобой,
Запел на ветке соловей.
И мир, разбуженный весной,
Шумел над памятью твоей.

МАТЬ

На коне черногривом домой возвращается
Председатель колхоза, объехав поля.
В колыбели ребенок, как облачко белое,
Улыбается, пальчиками шевеля.

Вот с коня соскочила. И, полная нежности,
Наклоняется мать, как рассвет над цветком.
Что на свете чудеснее детского лепета
И дыхания, пахнущего молоком!

О, с каким нетерпеньем ее ожидали здесь,
О, как нежно ребенка она обняла!..
Материнская грудь пахла теплою мятою,
Словно летнее солнце, горячей была.

А когда засыпает ребенок накормленный,
Виновато ему улыбается мать,
И неслышно уходит из маленькой комнаты,
И, как ветер, уносится в поле опять.

В поле ждет ее хлопок, ждут люди любимые,
И вечерние сводки, и столько забот!..
Эта юная женщина с тихой улыбкою
Образцово большое хозяйство ведет.

Вот и ночь. Потемнели просторы зеленые.
О трудом заработанный час тишины!
И хозяйка колхоза сидит, призадумавшись,
На скамье. И в глазах ее звезды видны.

А вокруг нее дышат кусты пышноцветные,
Отражаясь в бегущей по полю воде.
Длится ночь, и клинка рукоятью алмазною
Месяц в каждой блестит поливной борозде.

Каждый куст, каждый слабенький стебель хлопчатника
Как детей на груди, согревала она.
И чем больше труда и заботы в них вложено,
Тем счастливей народ, тем прекрасней страна.

Спит ребенок. Спит поле в сиянии месяца,
А душе материнской покой не знаком.
Понимает ли мать, что мечты ее, помыслы
Этот мальчик впитает с ее молоком?

Понимает! Поэтому с ласковой гордостью
Смотрит в детские очи, в просторы степей —
Видит этот колхоз повсеместно прославленным,
Видит сына хозяином новых полей.

НАВСТРЕЧУ ПЕСНЕ АЛАТАУ

В какую бездну сбросить я смогу
Все то, что путешествовать мешало?
В огне какого гнева я сожгу
Мое перо, что долго так молчало?

Пора, как ветру, мне начать полет,
Пора мне обратиться в слух и зренье,
Чтоб видеть, слышать, как земля поет
И превращается в стихотворенье!

Уму и сердцу нужен ли покой?
О Алатау, я покой разрушу!
Вот песня льется горною рекой —
И я навстречу ей открою душу.

ЗАВИСТЬ

Колышется река передо мной,
Так много жизни в этом колыханье.
Река сверкает солнцем и весной,
Живительно для нас ее дыханье.

И это зависть вызвало во мне?
Подобен океану мой народ,
А речка, что скрывать, не многоводна,
Где ей положено, там и течет,

А я по всей земле пройду свободно.
Так что же зависть вызвало во мне?
Но от реки я глаз не оторву, —
Вскипают волны, пенятся в избытке,

Они вобрали неба синеву,
В них блещут солнца золотые слитки.
Щебечут птицы над водой реки,
Им по сердцу волнистые качели.

Коснувшись влаги свежей, ветерки
С ее прохладой в город полетели.
Не это зависть вызвало во мне…
Живое пламя в сердце у меня,

В нем есть любовь и ненависть святая:
Ведь я сама возникла из огня.
Дочь солнечного, огненного края.
Так что же зависть вызвало во мне?

Слежу я долго, жадно за водой,
Мне глиняная видится ограда.
Держа кетмень в руках, старик седой
Поит речным потоком землю сада.

Косичек влажных льется серебро,
Вода струится по земле душистой;
Моя душа, чтоб с ней творить добро,
Стремится к ней, к такой простой и чистой.

Девчонка пригоршнями из реки
Пьет воду… Как мне хочется, чтобы каждый,
Чье сердце зажжено высокой жаждой,
Испить пришел бы из моей строки!
Так вот что зависть вызвало во мне!

ДРУЗЬЯМ МОИМ

Как сердце у меня сейчас болит!
От одиночества растет усталость.
Нет, мне никто не причинил обид, —
По вас, друзья, душа изголодалась!

Без вас я ввергнута в пучину бед.
Когда б сейчас всех вас могла собрать я!
Без ваших жарких споров и бесед
Мне жизнь — не в жизнь, друзья мои, собратья!

И по бумаге чуть бредет перо
Лишь потому, что жгучее желанье
Всех вас увидеть так во мне остро,
Что не хватает силы для посланья!

Где вы, друзья?.. Я прилечу, спеша.
Пусть вы меня, случалось, побеждали,
Но в спорах закаляется душа,
И, закалясь, она — прочнее стали.

Покой мне вреден. Моему перу
Не тишина нужна — боренье, пламя!..
Так я живу. А если и умру,
То пусть умру в кругу друзей, меж вами!

ЗВЕЗДНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

«Не светят звезды», — так нам говорят.
В природе странностей таких довольно.
Но, если в небо устремляешь взгляд, —
Глазам от звездного сиянья — больно.

О тайнах звезд спросите у меня.
Я знаю силу звездного накала —
Не раз в потоки звездного огня
Я, восторгаясь, душу окунала.

А звездный дождь?! В жестокий час тоски
Те ливни звездные забыть могу ли?!
Они пылали, зимам вопреки,
И грели, словно солнышко в июле.

И если кто тебя звездою звезд
Признает и полюбит беспредельно,
Расслышишь ты и через сотни верст
Звучанье звездной песни колыбельной.