Поэма “Лачплесис”  – монументальное эпическое произведение общенародной проблематики, замечательное произведение яркого представителя латышской литературы Андрея Пумпура (Andreis Pumpurs – 1841-1902), оставившее неизгладимый след в его жизни, а также в латышской и мировой литературе. Это яркий образец литературно-художественного произведения, сочетающего признаки эпоса и лирики, истории и вымысла, где события описываются в основном в героическом, драматическом и трагическом пафосе. В поэме утверждается величие подвига отдельной личности – Лачплесиса во имя освобождения латышского народа от гнёта немецких колониалистов в XII веке.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ГОРДОСТЬ ЛАТЫШСКОГО НАРОДА
Камилджан Жураев
доктор филологических наук,профессор

Посвящается к государственного дню – Дню Лачплесиса в Латвии

Поэма “Лачплесис”  – монументальное эпическое произведение общенародной проблематики, замечательное произведение яркого представителя латышской литературы Андрея Пумпура (Andreis Pumpurs – 1841-1902), оставившее неизгладимый след в его жизни, а также в латышской и мировой литературе. Это яркий образец литературно-художественного произведения, сочетающего признаки эпоса и лирики, истории и вымысла, где события описываются в основном в героическом, драматическом и трагическом пафосе. В поэме утверждается величие подвига отдельной личности – Лачплесиса во имя освобождения латышского народа от гнёта немецких колониалистов в XII веке. Чувство страдания народа, порождаемое противоречиями общественной жизни, а также внутренней противоречивости личности, осознание исторической правдивости и прогрессивности высоких нравственных идеалов, во имя которых герой готов жертвовать собой, красной нитью проходит сквозь всей художественной ткани эпоса Андрея Пумпура.

Когда мы вспоминаем имя этого легендарного поэта волей-неволей предстанет перед нашим воображением образ его молодого современника Яна Райниса, который восхваляя народ Латвии, утверждал мысль что его царство будет незыблемей Рима, принёсшего рабство миру, в том числе латышам. Великолепное сказание Пумпура, его главные герои, которые жили в XII веке, в тяжелейшие периоды социально-политической жизни юной Латвии, герои, которые стояли на истоках этой страны, исстрадавшей от гонений немецких колонизаторов, представлены в поэзии Райниса в качестве своеобразного гимна.

Даже через сотни лет тяжести этой колониальной жизни давали знать всему латвийскому обществу, в том числе автору описываемого эпического произведкения. Все невыносимые последствия кропостной системы были ему знакомы: нужда и острая необходимость безвоздмездной работы у немецких баронов, безработица, прислуживать землемеру, несправедливость немецких земледельцев по отношению к местному населению – все это способствовало политической закалке и формированию поэтического таланта автора.

Увидев тяжелую жизнь обездоленного народа, поэт стал глубже осознавать сущность национальной гордости, менталитет нации, вплотную приблизился с передовой демократической интеллигенцией, ставшей первопроходцами движения “национального возрождения”.

Андрей Пумпур, не имея средств для дальнейшего образования, вынужден был ходить на барщину в баронское имение, пока не получил место помощника землемера. В своих скитаниях с землемерами он встречается с латышской передовой демократической интеллигенцией, деятелями так называемого периода «национального пробуждения». Эти встречи определили воззрения молодого поэта.

Политическое демократическое движение “молодых латышей”, начатое, в середине 50-ых годов XIX века, призывал обездоленный народ к национальному самосознанию, ибо народ с XII века жил под игом немецких феодалов, духовенства, рыцарей – «неких чудовищ в железной броне, с ненасытною пастью, всё пожрут они – хлеб, и людей, и животных, и землю…»; латыши же «пахали» как крепостные крестьяне, работали на военных землевладельцев до седьмого пота и влачили почти рабскую долю. И «младолатыши», возмущенные политикой гегемонии колонизаторов, которые держали народ в нужде и бедности, старались всячески тормозить развитие национальной культуры, призывали народ положить конец рабству.

«Деятели периода национального пробуждения в Латвии, — писал академик Андрей Мартинович Упит (1877-1970) в предисловии к русскому переводу “Лачплесиса”, – и были теми людьми, которые будили в народе национальные чувства. Обращаясь к историческому прошлому, они искали там подтверждение неопровержимых прав латышского народа на самостоятельное национальное существование, что получило свое отображение в литературе того периода. Это движение нанесло первый внушительный удар по распространенному немецкими лжеисториками взгляду, что культура в Латвию пришла только вместе с ганзейскими купцами, орденом меченосцев и полчищами немецких псов-рыцарей. Целью деятелей периода национального пробуждения было доказать, что латышский народ существовал и жил своей счастливой жизнью задолго до появления немецких «просветителей», что он их не приглашал и не ждал и только после тяжелой неравной борьбы был вынужден уступить силе и подпал под немецкое иго, тяготевшее над ним затем семь столетий”1.

Действительно, латыши в течение семи столетий начали терять свою национальную культуру, язык и литературу. Особенно дискриминировалась, умалялась роль латышского языка. Немецкие аристократы считали этот язык языком самой низкой прослойки населения, невозможно на этом языке выражать высокие, возвышенные идеи, глубоких мыслей и даже сочинять поэтические произведения. Дело дошло до того, что в стране не было ни одной школы или ни одного вуза, где преподавались бы предметы на национальном языке. Это было нечто иное как языковая и политическая «неметизации» всей страны. Именно поэтому недовольство младолатышей расценивалось как своеобразное проявление национально-освободительного движения. Творчество Андрея Пумпура сформировалось в атмосфере именно такой бурной политической жизни. В его эпическом сказании также нашли яркое отражение борьбы живых, конкретных образов латышского народа, которые в течение семи столетий боролись за национальную независимость Латвии.

Поэт в 1860-ые годы, будучи землемером, объездил и обходил всю территорию Латвии, Он воочию увидел тяжёлую жизнь закрепощенного народа, жил среди народа, делил с ним горести и беды. Именно в этот период он стал глубже изучать богатое духовное наследие предков. Насколько это наследие знаменательно и значительно, читатель увидит в поэме Пумпура.

Предания гласят, что давным-давно жители Балтии вели тяжелый образ жизни в странах восходящего солнца. Бог добра и благоденствия Перконс – один из главных богов древнелатышской мифологии, властитель грома и молнии, небесный кузнец (он родствен древнелитовскому и древнепрусскому Перкуну и славянскому Перуну) – привел их в плодородные земли, в Прибалтику, в край, изобилующий деревьями. Злонамеренный дьявол, увидев изобильную, спокойную, благополучную жизнь латышей, путём колдовства поднял сильный вихрь, всю воду морскую обрушил на крепость-замок Буртникса, где хранились оружия, продовольствие, съестные припасы, зерно, золото и серебро, и главное, книги – духовные сокровища древних предков латышей, легенды и поучения в свитках Буртниекса“. Во втором сказании описывается замок Буртниекса, куда направляется лиелвардов наследник чтобы он по хранящимся в сундуках древним свиткам, получил вести о сокровенной судьбе латышей. Ибо те древние свитки расскажут ему предания восточных стран, споют про латышских героев, раскроют тайны вечного неба, научат его правде, обогатят разум наукой, наукой как надо войны вести, как побеждать супостата в сраженьи. При этом старый куниг наставляет (это традиционный мотив в народных эпических произведениях всех народов):

Живи не так, чтоб тебя поучали –
А так, чтоб ходили к тебе за советом.
Ведать всю правду – трудное дело,
Но высказать правду ещё труднее.
Кто эти трудности преодолеет –
Всех выше будет великой душою.

Чти неизменно обычай народа.
Храни ревниво отцовскую веру.
Только льстецов крестоносных не слушай,
Помни – они ненавидят свободу,
Одною корыстью их души живы,
С именем бога в устах выбирают
Они себе жертву – приблизятся тайно
И адским смертельным зельем отравят.

В вольной отчизне вольный народ наш
Досель владык наследных не знает,
Он сам военных вождей выбирает,
Мудрых старейшин – в мирное время,
Лучших венчая этою честью,
Тех, кто добыл уваженье народа,
Славнейших мужей народ выбирает,

Славу поёт им в песнях прекрасных».
Серьёзно выслушал Лачплесис старца.
От этих слов вдохновенно сердечных
Мужеством сердце его наполнялось.
Чуял: растут в нём дивные силы.
Обнял отца, пожал ему руку.
Блюсти поклялся отцовы заветы.
Прыгнул в седло он, шапку приподнял,
Щитом помахал отцу и умчался.

Лаймдота – суженая Лачплесиса, «чистое сердце» – дочка старого мудреца Буртниекса, по-латышски означает «дарованная счастьем». Она овладела всеми этими знаниями, до сих пор не известными никому, она могла выразительно рассказать о боге и человечестве, о судьбе, нравственности, о природе и бытии. Все эти духовные сокровища, по словам Пумпура, дошли до Лаймдоты в свитках древнего легендарного предка латышского народа Видевудса. Лаймдота же знала свое предназначение донести это богатое наследие до народа и таким образом обогатить и просветить его. Но немецкие колонизаторы в облике дьявола постарались навечно спрятать это духовное наследие от народа. И здесь Лачплесису суждено было совершить героическую миссию: рассеять колдовские чары и поднять замок на поверхность, для чего предстояло ему перебороть чудовище-страшилище с синею мордой, с клыками, словно кирки, и с ногтями, как сабли, противостоять натиску Спидалы-ведьмы с семью верзилами-эфиопами, с дьявольским визгом вбежавшими нему с «докрасна раскаленными вилами». Одержал победу над страшилищем, чудовищными верзилами-эфиопами и ведьмой Спидалой.

И всё утихло. Пыль улеглась. Дуновением свежим
Влажного ветра очистился воздух. Свет показался
В дальней палате, и вышел оттуда старец почтенный.
Лачплесиса он приветствовал: «Витязь мой! Счастья желаю
Я и тебе и народу латышскому! Выгнал ты нечисть,
Освободил из-под дьявольской власти Буртниекский замок.
Завтра, чуть свет, он к свету дневному подымется снова.
Свет принесёт он народу в духовных сокровищах предков.
Есть среди них и законы, данные некогда мною.
Мною полученные от бессмертных зиждителей мира.
Видевудс я! От меня народ происходит латышский
Будь же счастлив, мой сын! Усни сегодня спокойно!
Дочки мои до утра тебя песнями будут баюкать».
Видевудс смолк и, как облако белое, мягко растаял…

И поутру удивлялись чуду окрестные люди,
Видя на озере, там, где вчера ещё волны катились,
На островке горделиво стоящий замок старинный.
Лаймдота всё рассказала отцу: как витязь остался
На ночь вчера в заколдованном замке; и, радостный, понял
Буртниекс, что снова свободен древний отеческий замок.
В лодку он с дочерью сел, в нетерпеньи направился к замку.
Витязя спящим ещё нашли они в светлой палате.
Лаймдота, тихо окликнув, его разбудила. Открыл он
Веки и видит, что в окнах узорчатых солнце сверкает.
Быстро поднялся Лачплесис с ложа, Лаймдоту обнял
И, целуя её, говорил ей: «Моя ты отныне!
Ныне разбиты преграды, которые нам не давали
Соединиться!» И Буртниекс сказал: «Отныне тебе лишь
Лаймдота принадлежит. Прими моё благословенье
Отческое! Да сольются навеки два славные рода,
Коим дано просвещать и хранить народ наш латышский!»
С этой поры каждый день посещали замок старинный
Витязь и Лаймдота и сокровенные свитки читали,
И с удивленьем немалым герой наш узнал, как глубоко
Лаймдота вникла в премудрость, скрытую в свитках старинных,
Как хорошо рассказать умела она о высоких
Судьбах богов, и о нравах людских, и о древнем величьи.

По эпосу читатель видит тяжелые невзгоды, несчастье, выпавшие на долю латышского народа. Поэт в эпос вводит библейский сюжет о чудесном зачатии девы Марии, о рождении Иисуса (ср. Евангелие от Матфея, 1, 18-24; Коран, 19:19-34), о покушении на его жизнь, о вознесение на небо. Древние дохристианские боги Балтии Перконс и Патрипс, Пушкайтис и Лиго, Паколс и Антримпс, дети небожителей Аустра, Лайма и Тикла, рассуждая об учении Иисуса, говорят, что немецкие миссионеры теперь хотят распространить это учение и в Латвии. Главный бог древних латышей, властитель грома и молнии Перконс обращается к другим богам, собравшимся обсуждать трагическое положение народа:

Перконс поднялся и молвил:
«Даже мы — боги — не властны
Противиться судеб веленью.
Но клятвенно я обещаю
Хранить народ мой латышский.
Слушайте, что я скажу вам:
Христово ученье не ново, —
Возникло оно на востоке.
Но веры носители этой
Умысел тайный имеют
Забрать балтийские земли
И в рабство народ мой повергнуть.

На страницах истории Латвии отражено противостояние народа, его национально-освободительная борьба против немецких колониалистов. В поэма «Лачплесис» мы видим художественное вополение этой борьбы.

Иноземные захватчики обрушили на голову обездоленного народа массу насчастий. Это их духовный вдохновитель Папа Римский, названный в поэме «Святым отцом» (поэт Ян Райнис в стихотворении “Величественней Рима” использует выражение “Рабство он миру принес”. Действительно, римский папа Иннокентий III (1161-1216) принимал деятельное участие в организации крестовых походов в Ливонию, часто посылал туда своих легатов для разрешения внутренних споров между епископом и орденом, обещал выходцам из Балтии Дитриху и Каупо золотые горы, чтобы подчинить себе их земли. «Святой отец» Иннокентий III в 1215 году смог добиться провозгласить эти земли владением Святого престола Священной Римской империи. «Святость» Папы, на наш взгляд, заключается в том, что он, как проповедывал Беда Достопрочтенный (672-735), не стремится к земным вещам, не ищет эфемерной выгоды, избегает мелких почестей, охотно принимает всё презрение мира ради славы небесной, стремится быть полезным для всех2 .

В поэме же он сзывает войско рыцарей для похода в Балтию. Отпускает грехи всяческого сброду нищей, безземельной, хищной рыцарской рвани, наводящей всюду ужас, грабящей по дорогам кровопийцам и убийцам, чтобы они «к правой вере обратить могли Балтии народ несчастный, гибнущий в язычестве”, папа вдохновляет их на новые убийства. «Люди нашей веры (христианской) – утверждает святой отец, – братья меж собой, «Так и новообращённым братьям предоставлено будет, наравне со всеми, пользованье благами и щедротами земными, что увидел в Риме он (Каупо), и в других местах великой Западной империи. Но все эти блага мира – прах, пустяк, ничтожество пред блаженством, после смерти Верных ожидающим!..» Исполняют волю «святого отца» миссионеры Мейнгард, Черный Рыцарь, епископ Альберт.

Исторические факты доказывают, что после епископа Мейнгарда и погибшего в бою епископа Бертольда, неудачно пытавшихся укрепиться на побережье Рижского залива, в 1198 году ливонским епископом был назначен бременский каноник Альберт фон Буксгевден. Он в 1200 году начал готовиться к крестовому походу в Ливонию и на двадцати трех кораблях доставил свое войско в устье Даугавы, собрал значительный отряд рыцарей и заручился поддержкой крупных западноевропейских правителей. В 1201 году Альберт как глава немецких колонизаторов, фактический организатор захвата немцами Ливонии отдаёт Лиелварде во владение немецкому рыцарю – «злодею без чести и без искры совести» Даньелю Баннерову, который поселился в крепости ливов. В 1201 году началась постройка города Риги. Альберт основал Орден меченосцев и неустанно продолжал борьбу с местным населением, все более и более расширяя захваченную им территорию, распространяя христианство. Когда в 1204 году епископ Альберт фон Буксгевден уехал в Германию, местные ливы составили отряд в 300 человек и предприняли набег на Ригу, против немецкого католического духовно-рыцарского ордена В 1205 году немцы, руководимые жестоким Баннеровым, в отместку сожгли их деревянную крепость и вместо нее построили свой каменный замок. Развалины этого замка, разрушенного в 1613 году, сохранились до наших дней. Местные жители показывают в нем окно, через которое Лаймдота смотрела на поединок Лачплесиса с черным рыцарем.

А.Пумпур в качестве прислужников немецких миссионеров называет и Каупо. В 1200 году епископ Альберт хитростью заманил этого вождя ливского племени и других старейшин в свой лагерь и убеждал их выдать ему в качестве заложников тридцать ливских юношей, чтобы отправить в Германию. Альберту удаётся подчинить Каупо своему влиянию и обратить его в христианскую веру. С этого момента Каупо предает своих соотечественников-единоверцев и становится приверженцем немецких колонизаторов. Измена Каупо в значительной мере облегчила немцам покорение ливов.

В качестве помощников немцев изображен лицемерный властитель округа, предатель Кангарс – «хитренький ханжа, богомольное чучело» и другие. Он клятвенно обещает хромоногому чёрту Ликцепурсу – начальнику всех чертей, повелителю преисподней бороться вместе с темными силами против Перконса. Ликцепурс вынужден признать, что с Перконсом бороться им стало очень трудно и выражает надежду, что скоро придут в Балтию чужеземные люди из-за моря, чтобы завоевать ее земли, навязать новую веру и чтобы «веры той носители стали слугами» его. Клятва Кангарса, данная Ликцепурсу, выражена таким образом:

Поклянись бороться с нами против Перконса.
– Я клянусь бороться с вами против Перконса.
– Поклянись, что будешь родины предателем.
– Я клянусь, что буду родины предателем.
– Истреблять, клянись, защитников народа.
– Истреблять, клянусь, защитников народа.
– Ради пользы пришлых свой народ обманывать!
– Ради пользы пришлых свой народ обманывать.
– Вести сюда служителей чужеземной веры!
– Вести сюда служителей чужеземной веры.
– Убивать, клянись, всех, кто сопротивляется.
– Убивать, клянусь, всех, кто сопротивляется.
– В рабство обратить, в конце концов, всю Балтию.
– В рабство обратить, в конце концов, всю Балтию.
– Встань же и живи назначенное время.

Все оговоренные выше литературные персонажи являются историческими лицами, главными идеологами, организаторами и активными участниками колониальной политики государства Тевтонского ордена, которое сформировалось в результате завоеваний тевтонскими рыцарями прибалтийских земель. Они в поэме выступают в качестве наёмных лакеев всех тёмных сил: ведьмы Спидалы, ее приспешников, молодчиков, чертей в чёрных кафтанах (одеяние чертей напоминает старинные барские костюмы), шляпах-треуголах, сбитых на затылки, в блестящих сапожках на кривых ногах; из-под шляп торчали маленькие рожки.

В латышских сказках чёрт часто принимает облик немецкого барона, притесняющего латышских крестьян), Под стать им и другие персонажи, которых окружают пукисы хвостатые (p?kis – в латышской мифологии летучий дух), косматые уроды, драконы, в пасти которых раскаливают острые вилы. И обстановка соответствует их деяниям и их образу жизни: жилье, чертовские хижины – пещера цвета крови, в пещере плаха кровавая, кипит в котле варево, т.е. не мясо белое, а детские ручонки, плавало в котле не кусок черной колбасы, а змеи черные в кровавой подливе. В пещере той, где лежал Кангарс перед драконом, свищут повсюду летучие мыши, валялись повсюду «Черепа и кости, кочерги и клещи, оборотней шкуры, маски, вёдра ржавые, сломанные вилы и мешки дырявые, битые горшки и прочие пожитки, книги в чёрных досках, скоробленные свитки, древнее оружье с драгоценными оправами, А углы завалены колдовскими травами. А стенные полки полны туесками, коробьями, склянками, горшками, котелками. А среди пещеры яркое блестело пламя, озаряя купол закоптелый. Над огнём котёл кипел, на крюке подвешенный, чёрный кот помешивал костёр кочергой. Жабы и гадюки ползали по полу».

Такая гротескная картина описания художественной ситуации соответствует закономерностям философских категорий прекрасного и безобразного, возвышенного и низменного, трагического и комического, основанных на фантастике, смехе, гиперболе, причудливом сочетании и контрасте фантастического и реального. Поэма Андрея Пумпура целиком и полностью отражает данные эстетические категории. Если в лирическом произведении в основном выражаются мысли и чувства автора как лирического героя, то здесь, в эпосе поэта-сказителя, видим изображение человеческой личности объективно, во взаимодействии с другими персонажами, как реальными, историческими, так и сказочными, вымышленными. Каждую из этих дефиниций можно охарактеризовать множеством конкретных примеров, где историческая действительность мастерски воплощена в художественной действительности. В самом деле пространственно-временная протяженность и событийная насыщенность, создание характеров, обстоятельств, социальной и природной среды, в которой взаимодействуют герои, чрезвычайно оригинальны, отчего поэма читается на одном дыхании, взахлёб, страстно, увлечённо.

Здесь вражеские козни, их жестокость, хитрость раскрывались с помощью сатаны, ведьм, чёртов, мошенников, великанов обильно и умело использованных в латышском фольклоре биморфных существ представлены в художественно типизированных сказителем характерах и обстоятельстствах. Безобразному, низменному и комическому противопоставлены прекрасные и возвышенные образы народных героев – Лачплесиса и его друга-богатыря Кокнесиса, вождя ливов Дабрелиса, предводителя латгальского племени Русиньша и Тавалдиса, вождя объединенных латышских племен Тавалы, которые, находясь с ними, смогли воодушевить народ для национально-освободительного движения против «чёрных демонов в шлемах рогатых», немецких колониалистов, точащих мечи, угрожая латышскому народу. и сами постоянно находились вместе с ними.

Вся художественная ткань, сюжет поэмы созданы в народном духе. Поэтому сказание рассматривается как величайшее достижение народного романтизма. Если сверхъествественные силы поддерживали врагов, то в финале поэмы они, осознавшие себя злые и тёмные силы, становятся дободетельными. Так, Спидала, разорвав договор, заключенный с дьяволом и подписанный собственной кровью, обещает отныне «всю жизнь стремиться делать доброе усердно так же, как доныне злое делала!». Она своей ведьминой колдовской клюшкой оживила всех окаменелых корабельщиков, в их числе Лаймдоту, возлюбленную Лачплесиса и его друга Кокнесиса.

Бог Перконс клятвенно обещает «хранить народ латышский». Такие же благодетельны и другие боги: властитель судеб Диевс – высшее древнелатышское божество, бог урожая Патримпс, бог ада и тьмы Паколс (излюбленная фигура в балладах и поэмах латышских писателей XIX века), бог моря Антримпс, бог цветения Пушкайтис, «Светлые дочери солнца» Аустра, и Лайма (богиня счастья, покровительница женщин), и Тикла (символ целомудрия), дочь Зимы персонифицированный образ северного сияния (популярная героиня в латышских народных сказках; мнилось, будто корабельщиков пугали ужасные бури и ураганы, насылаемые ею); юная фея Стабурадзе, живущая в подводном хрустальном замке около Стабурагса – известковой скалы на левом берегу Даугавы около Плявиняс, одного из самых живописных мест в Латвии, приблизительно в ста километрах от Риги (подземные ключи сбегают с этой скалы мелкими струйками, по преданию, это слезы Стабурагса. Эта скала часто упоминается в народных романсах и легендах, принимая иногда образ девушки, оплакивающей судьбу своего закрепощенного народа) – все они помогают героям поэмы в их борьбе за торжество идей народа – освобождение Латвии от немецких колониалистов. Даже сказочный великан побежденный Лачплесисом,

«Взмолился Калапуйс, громко вопя:
«Помедли, витязь могучий!
Дай перед смертью слово сказать мне! Ты, вероятно,
Лачаусис будешь? Мне ещё в юности мать предсказала,
Что от Даугавы придёт некогда Лачаусис-витязь,
Что одного его надо мне в будущем остерегаться;
Пусть берегутся тогда здесь народы, — море извергнет
Неких чудовищ в железной броне, с ненасытною пастью.
Все пожрут они — хлеб, и людей, и животных, и землю…
Мир заключим! Пред угрозой всеобщей было б нелепо
Нам убивать друг друга, народы свои без защиты
Бросив в опасности. Я же, мой витязь, тебе обещаю,
Выйдя отсюда, поддерживать вечный мир между нами.
Буду в дальнейшем оберегать я наши морские
Все острова, и, покамест я жив, чужаки на родную
Землю не ступят! А умирая, лягу я в Зунде».

Поэма разработана в художественном плане достаточно основательно. Как бы ни изобиловали в ней образы реальных людей и исторических событий, социально-исторических ситуаций, топонимов, гидронимов, мифологических моделей, они не представляются в архитектонике произведения чужеродным элементом, препятствующим нормальной рецепции текста. Социальные, временные, национальные и психологические параметры, характеры и обстоятельства, описание социально-психологических черт, взаимодействие характеров друг с другом на высоком уровне отражает концептуальный уровень мировой литературы.

В поэме достаточно основательно и конкретно представлены пути формирования латышской национальной государственности, а также межгосударственные и внутринациональные конфликты, имевшие место в истории народа. Если использовать сегодняшнюю терминологию, политическая жизнь и моральное состояние общества, социальные отношения, черты повседневного быта и культуры являются общим интегрирующим признаком эпоса. Это читатель непременно заметит во всей канве событий и, особенно, в первой главе поэмы, где автор даёт описание «сходбища» – собрания Балтии богов, светлых дочерей солнца, всех добрых духов, чтобы слушать Судеб отца седовласого. Все боги на сходбище солидарны в идее защиты интересов народа, его представителя – главного героя, в котором воплощен образ идеального человека. Эта идея пропитывает всю структуру эпоса. Например, в шестой главе поэмы даётся описание праздника Лиго, самого значительного празднества древних латышей – праздник плодородия, отмечавшийся в день летнего солнцестояния. В этот день исполнялись обрядовые песни, сопровождавшиеся припевом «лиго». Отсюда и название праздника: «День Лиго». Позднее, в христианскую эпоху, этот праздник совпал с Ивановым днем. Песни «лиго» сохранили широкую популярность в народе вплоть до наших дней. Так, в этот день люди просят у Лиго быть всегда к ним милостивым, сохранить поля и нивы от потравы, дать лугам густые трав, парням невест хороших, дочкам добрых дать любимых, детушек своих весёлых сохранить от печалей. В этот праздничный день встают тени прадедов умерших, добрых покровителей народа. Вайделоты – предсказатели судьбы, старейшины рода поучают собравшихся «в дружбе жить, держаться вместе в крепком единении, помогать друг другу в бедах, защищать в несчастиях, в дружбе меж собою жить». Таким образом, если мы в устах римского папы и колониалистов услышим слова с отрицательной, негативной коннотацией типа убивать, завоевать, захватить, подчинить, расправиться, проливать кровь и т.п., то в речи богов и народных героев услышим только благородные слова с положительным оттенком созидания, единения, мира, дружбы. Именно здесь заключается представление сказителя об идеальной личности и высшей норме человеческих отношений. Здесь заметна глубокая и исторически правдивая идейно-эмоциональная авторская оценка изображаемых характеров.

Следует принять во внимание то, что эпические произведения – при всей Любое эпическое произведение не лишено комического элемента при изображении явлений художественной литературы. И «Лачплесис» здесь не исключение. В этом плане нельзя не заметить поэтического мастерства А.Пумпура. Данный вопрос синкретизма художественного мышления достаточно широко раскрыта в исследованиях академика А.Н.Веселовского.

Родоначальник сравнительного литературоведения в русской науке, академик А.Н.Веселовский решительно выступал против национализма, рассматри¬вающего народную культуру в искусственном обособлении от культуры других народов. Поэтика будущего, по словам А.Н.Веселовского3[, должна быть построена «на массовом сравнении фактов, взятых на всех путях и во всех сферах поэтического развития; широкое сравнение привело бы к новой генетической классификации» форм и приемов народной словесности, способствовало бы определению индивидуального вклада ска¬зителя в данный род искусства. Следует принять во внимание то, что эпические произведения – при всей языковой и ярко выраженной стилистической дифференцированности – имеют много общего, роднящего их в конвергентном отношении. Например, как правильно замечал акад. А.Н.Веселовский, эпические герои «как будто оттиски с одного и того же клише, более или менее ясные или затертые, но вечно с одним и тем же содержанием и одним обликом. Меч у рыцаря всегда острый, стальной, с золотой рукоятью, яркий, светлый; его конь всегда быстрый, горячий, гасконский либо арабский или аррагонский; щит – выпуклый, крепкий, добрый, золоченый, полосатый; шлем – круглый, зеленый, полосатый, блестящий. Сам он обладает страшной мощью, грозными очами, сильною рукой, умным взглядом; женщины – со светлым челом – кровь с молоком, белою грудью, чистым, прекрасным телом; рыцарь, если только он не причислен к злодеям и предателям, всегда вежливый, мужественный, богатый, храбрый, сын именитого человека, честный, славный, сильного верного духа, но и его подвиги отличаются тою же роковою однохарактерностью; разница в какой-нибудь подробности»4. Наблюдения яснее ясного. Описания признаков на самом деле, более чем универсальны. Именно так можно характеризовать благородных богатырей Алпамыша и его побратима из калмыцкого племени Караджана, Кобланды, Сосруко – мужа черного, смуглого, железнорукого, грозного («Нарты»), бурята Гэсэра, всех центральноазиатских Гороглы, Манаса, латышского Лачплесиса; быстры и горячи Байчибар Алпамыша, Гырат Гороглы, Тайбурыл Кобланды, Бельгер Гэсэра, Тхожей Сосруко; под стать героям их жены: Барчиной, Алма-Мерген, Кортка; амазонка Карлыга, Лаймдота – возлюбленная Лачплесиса, жены Гороглы, Алтын-Арыг. Все, кроме Сосруко, дети именитых родителей.

Во всех эпических произведениях, генетически далеких друг от друга, но типологически родственных, главная тема – борьба добра со злом. Она раскрывается через столкновения представителей двух родов, пле¬мен., народов. Главный герой – богатырь, он часто действует один, и один одержи¬вает победу над врагом.

Во всех героических и романических поэмах очень ярко вписываются образы амазонок и их героизм. Даже в далеких друг от друга по языку, генезису и распространению поэмах – и в кавказских «Нартах», в «Алпамыше» Ф.Юлдаша, в латышском «Лачплесисе» Андрея Пумпура и др. – герои (например, Исфендиар из «Шахнаме», нарт Сосруко, Алпамыш, Манас, Илья Муромец, Мар¬ко Королевич и др.), как Ахилл (Ахиллес), не уязвимы: в огне не горят, в воде не тонут, меч их не сечет, смерть в бою не писана.

Синкретизм фольклорных явлений, взаимообразно дополняющих и обогащающих эпосы, не ограничивается функционированием в эпосе так называемых странствующих мотивов, тождественного лексико-сти-листического арсенала описания, эпитетов, метафор и других формальных схождений, но и характеризуется также универсальной своеобразной композицией, специфическими выразительными средствами, рельефной поэтической структурой. Например, сказители народных эпических повествований, чтобы утрированно изобразить внешний вид, силу, мо-гущество и другие черты характера богатырей почти повсеместно использу¬ют гиперболическое преувеличение. Так, один из калмыцких богаты¬рей в «Алпамыше» съест в день девяносто верблюдиц; комья, что вылетают из-под копыт коня Шабатнуко, словно белые и черные птицы, долетают до облаков5, наконечник каждой стрелы казахского богатыря Кобланды, пущенной по Кобыкты, разгорался пламенем величиной с маленький шалаш. Одна стре¬ла, попав в цель, рассекла тело так, что нижняя часть тела осталась на коне, верхняя – отлетела вместе со стрелой. Затем, упав на землю, этот обрубок тела еще рвет себе бороду6; туркмен Безирган выглядит как минарет, рот – как земляной очаг, борода – как ветви тальника7; бурят Кара-Кула каан пьет слезы людей ведрами, их кровь – бочками, его конь глотает по сто лоша¬дей, по сто кезеров8; бубен шаманки Кюн Толомон Нюргустай из якутского олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур», величиной с небольшое озеро, а колотушка – словно передняя нога с восемью ребрами упитанной восьмитравой кобылицы9, суковатая палица великана Калапуйса из «Лачплечиса» из цельной сосны и она насажена на мельничый жёрнов и т.д. Лачплесис в отличие от этих героев выглядит как реально существующий человек без всяких преувеличений. Но по силе и своим действиям он не уступает упомянутым эпическим героям. В поэме Пумпура есть эпизод, показывающий первый подвиг Лачплесиса. Когда его отец, «уселся…, усталость почуяв, На мураве под раскидистым дубом. Выбежал вдруг медведь из дубравы, На старца бросился с рёвом сердитым», Тогда, не задумав, «подбежал к ним юноша быстро, Отважно он разъярённого зверя Схватил за челюсти пасти раскрытой И разорвал его, словно козлёнка», отсюда идет толкование имени героя (Лачплесис ([латыш. L??pl?sis, в переводе – разрывающий медведя]). Он силы и уши унаследовал от медведицы («ибо он в лесу дремучем был рожден медведицей»), непомерная сила его заключалась в его медвежьих ушах, «если кто-нибудь сумеет уши отрубить ему, в тот же миг покинет сила непомерная».

Пумпур при изображении отрицательных персонажей, как принято в мировой литературе, использует комические характеры на утрировке величины элементов снаряжений, внешнего вида, действий, поведения. Так, в его эпосе Калапуйс великан, обладавший непомерной силой. Он живет в шалаше из целых огромных деревьев, на завтрак съест молодого быка, кабана, жаренные на вертеле. Главное оружие его – суковатая палица с насаженным мельничным жёрновом. Когда он крутит над головой палицу с жёрновом, поднимается вокруг вихрь и лес загудит. Он грабил селенья и беспощадно людей убивал. Ужасом люди были объяты. Не находилось храброго, кто бы осмелился против насильника выйти. И тут вызвался на помощь наш герой и побеждает его.

В фольклоре, в частности, в эпосе Пумпура уместно использован гротекск как отклонение от нормы, условность, преувеличение, намеренная карикатура, как одна из разновидностей комического приёма, которая сочетает в фантастической форме ужасное и смешное, безобразное и возвышенное, а также сближает далёкое, сочетает несочетаемое, переплетает нереальное с реальным.

Именно такое преувеличение, намеренную карикатуру видим и в описании йодсов – злых духов. Три всадника, бывшие йодсами – трехглавым, шестиглавым и девятиглавым – решили Лачплесисом силами померяться. По условиям борьбы первый дунул – лес, как скошенный, исчез на три мили, второй дунул – буря заревела, на шесть миль словно пух слетел столетний лес пред ними, дунул третий – буря заревела, сдул столетний лес на девять миль. В борьбе первого Йодса легко одолел витязь и лишил все три головы, второй своей дубиной так хватил по шлему витязя, что Лачплесис ушёл до половины бёдер в островную землю. И дрались они друг с другом долго. Победил под утро Лачплесис, обезглавив его. Третий налетел на витязя, по шлему так его ударил палицей, что забил его одним ударом в почву каменную по пояс. Рубанул по шеям Йодса витязь, три башки мечом срубил ему. И ещё раз Йодс его ударил и забил в гранит по грудь его. И опять ударил Йодса витязь, три башки ещё срубил ему. Затем отрубил мечом тяжёлым Йодсу голову последнюю. Так народный герой одерживает победу над сказочным Йодсом.

Следует отметить, что сказители при использовании данного рода поэтических тропов пускают в ход широкий потенциал фантазии, бога¬тый вымысел народа. Порой этот прием фантазии конкретизируется так, что волей-неволей читателю или слушателю становится жутко, пробега¬ют мурашки по телу.

Вот, например, приведем одну параллель: по темиргоевской версии пре¬дания о нарте Ашамезе. Тлелуц-жач, чтобы проверить, жив или мертв ране¬ный Ашамез, просверливает его пятки, продевает через это отверстие ве¬ревку, привязывает его к хвосту коня и волочит тело к своему дому10. При всей этой жуткой картине герой не роняет ни слова, не издает ни малейшего стона.

Другая параллель – описание сна Рейхан-Араба: Гюль-Эндам будит Араба чтобы сообщить ему, что Гёр-оглы увел его дочь Бибиджан: «Приблизив губы к самому его уху, она закричала изо всех сил – не шевельнулся зангар. Гюль-Эндам с одного бока подошла к нему – пнула ногой, с другого бока подошла – пнула. Ни пинки, ни крик не разбудили его. Тогда она уселась ему на живот, скрестив ноги. Араб почувствовал, что на живот ему давит что-то тяжелое, вздохнул, напрягся и чихнул. Отлетела прочь Гюль-Эндам. А он все еще не просыпался. Тогда она принесла две большие подушки и сунула их ему в ноздри, а два человека палками затолкали их поглубже. Дыхание прервалось у араба и тогда он напрягся и с такой силой чихнул, что подушки вылетели [у него из носа], словно пушечные ядра. Но и тут не проснулся Араб. Тогда Гюль-Эндам высыпала у изножья спящего пять- шесть мер угля, привела пять-шесть золотых дел мастеров и велела им разве¬сти огонь. Те сразу развели огонь. Принесли мастера много шомполов и, докрасна накалив их в огне, стали прижигать пятки Арабу. [Лишь] когда шомпола врезались ему в пятки, поджал он ноги и стал кричать: «Эй вы, комары меня кусают, гоните их!»11.

Однако при адекватной функциональности однородных или разно-родных компонентов поэтических структур каждая отдельная эпическая система сама по себе неповторима. Неповторим стихотворный размер русских былин, гомеровских гекзаметров, манасовского джира, зигзаги адыгских «Нартов», начинающиеся анафорой ритмы «Джангариады» и «Гэсэриады», удивительный хорей «Калевалы», раскованное, свободное звучание «Лачплесиса», напоминающее, шум дубрав и стоны могучей Балтии, то торжественный и эмоциональный, то напевный и напряжен¬ный ритм «Алпамыша» и других сокровищ устной народной поэзии.

Русский текст поэмы снабжен достаточно профессиональным и грамотным комментарием переводчика В.В.Державина (он в Узбекистане почитается как один из основоположников (наряду с Л.М.Пеньковским и С.И.Липкиным) узбекской литературы на русский язык. Он приобщил русских читателей к поэзии Навои, Хорезми, Дурбека, Лютфи, Машраба, Муниса, узбекского эпоса «Алпамыш» «Раушан», «Арзыгуль» и многих современных узбекских поэтов). Если бы не было комментариев переводчика, все имена, действующие лица, события воспринимались бы читателем как художественный вымысел, свойственный эпическим произведениям в устном народном творчестве. В процессе чтения поэмы не задумываешься, где исторические персоналии или реальность, где художественная действительность: так органически и пропорционально взаимосвязаны друг с другом история и современность, все этнографические, лингвопоэтические, мифологические сюжеты поэмы. Композиция и все элементы сюжета – завяка, конфликтная ситуация или обострение конфликта, развитие действия, наличие сложных жизненных перипетий, кульминация каждой из шести глав в отдельности и всей поэмы в целом, развязка, экспозиция, эпилог, вся поэтика эпоса, ритмическая структура – все это, во-первых, повысило высокую художественность эпоса, во-вторых, демонстрировало поэтическое и художественное мастерство А.Пумпура. Это еще не всё.

Поэма заслуживает глубокого научного исследования семантической организации художественной речи, поэтических приёмов, лексических ресурсов, поэтических фигур, ритмической и звуковой организации, поэтической фонетики, строфики текста в переводе сквозь призму литературной компаративистики.

Лачплесис – это само воплощение героизма, мужества, отваги, любви, преданности, верность, это олицетворение защитника своего народа и родины, он – образец свободолюбия, преданности, смелости, самоотверженности народа в деле борьбы за независимость, пример для подрастающего поколения, это яркий символ Свободы, символ возрождённой Латвии.
В финале поэмы с грустью читаем трагедию, но овеянную оптимизмом:

И доныне лодочники
Иногда о полночи
Видят, как, обняв друг друга,
Борются два призрака.
Огонёчек вспыхивает
В этот миг в развалинах
Замка. И к обрыву ближе,
Ближе борющиеся
Подступают и в пучину
Волн обрушиваются.
Гаснет огонёчек. В башне
Крик тоскливый слышится…
Лаймдота глядит на битву,
Ждёт победы витязя.
Но придёт однажды время —
Лачплесис противника
Одного с утёса сбросит
И утопит в омуте.
И народ тогда воспрянет
К новым дням, свободным дням!

По утверждению акад.А.Упита, эти «строки поэмы звучат как пророчество легендарный Лачплесис схватился в единоборстве с врагом латышского народа – черным рыцарем. Оба низвергаются в пучину Даугавы. Но народ не верит, что его герой, восставший против немцев, погиб. В поэме говорится, что еще доныне лодочники в полуночный час видят два борющихся призрака, – то Лачплесис продолжает бороться с черным рыцарем Они подступают к обрыву и оба обрушиваются в волны. Но настанет время, говорится в поэме, когда Лачплесис утопит врага в омуте, «и народ тогда воспрянет к новым дням, свободным дням»».

Сбылись пророчества Лиелвардов кунига, говорившего, что «пройдут столетья, – народ наш проснётся, и вновь свободу себе завоюет».

«Лачплесис» А.Пумпура переведена на узбекский язык нами совместно с поэтом-переводчиком кандидатом филологических наук, фольклористом Мухаммадали Кушмаковым и опубликована в журнале «Жа?он адабиёти” в №№ 2-10 2016 г.

Примечания:

1. См. Лачплесис. Перевод на русский яз?к В.Державина. – М.: Наука, 1975. – С.5
2. См.:https://ru.wikipedia.org/wiki/Франциск_(папа_римский).
3. См.: Жирмунский В.М. А.Н.Веселовский // Веселовский А.Н. Избранные статьи. – Л.: Наука, 1939. – С. ХХ
4. См.: Жирмунский В.М. А.Н.Веселовский // Веселовский А.Н. Избранные статьи. – Л.: Наука, 1939. – С. 72.
5. Нарты. Адыгский героический эпос – М.: Наука, 1974. – С.237.
6 Кобланды-батыр. Казахский героический эпос. – М.: Наука, 1975. – С. 303.
7. Гёр-оглы. Туркменский героический эпос. – М.: Наука, 1983. – С.746.
8. Маадай-Кара. Бурятский героический эпос. – М.: Наука, 1973. – С. 263, 275.
9. Строптивый Кулун Куллустуур. Якутское олонхо. – М.: Наука, 1985. – С.305.
10. Нарты. Адыгский героический эпос – М.: Наука, 1974. – С. 306.
11. Гёр-оглы. Туркменский героический эпос. – М.: Наука, 1983. – С.455.