Романы «Скотный двор» и «1984», несомненно, стали венцом разоблачений, о которых пишет Пауэлл, однако ни один знаток творчества Оруэлла не станет оспаривать того, что гений Оруэлла лучше всего раскрыл себя не в романах, а в политических/литературных эссе, а также в его сборниках публицистики: для сборников «Дорога на Уиган-Пир» («The Road to Wigan Pier») и «Памяти Каталонии» («Homage to Catalonia») характерна та легкость и непринужденность стиля и естественность формы, которых порой недостает его романам. И косая черта в предыдущем предложении появилась там вовсе не случайно, поскольку, подобно Лайонелу Триллингу (Lionel Trilling) и Исайе Берлину (Isaiah Berlin), Оруэлл понимал – и блестяще доказал в своих эссе, посвященных Диккенсу и Киплингу – что политика и литература тесно связаны друг с другом и всегда обращены одновременно в прошлое и будущее.
ОРУЭЛЛ — МУДРЕЦ 20 ВЕКА
Уильям Джиральди
Десять лет назад в своем эссе «Убийца драконов» («Dragon Slayer») Кристофер Хитченс (Christopher Hitchens) написал о своем идеале нравственности и интеллектуальности, Джордже Оруэлле, следующее: «Он владеет 20 веком, как писатель, поднявший вопросы фашизма, коммунизма и империализма в таком ключе, в каком их не поднимал никакой другой англоязычный писатель». В 1968 году друг и одноклассник Оруэлла Энтони Пауэлл (Anthony Powell) написал, что «разоблачение безжалостной, тоталитарной сущности коммунизма является величайшим политическим достижением Оруэлла». Пауэлл мог бы также добавить «художественным достижением», поскольку эссе Оруэлла можно смело поставить в один ряд с бессмертными трудами Монтеня.
Романы «Скотный двор» и «1984», несомненно, стали венцом разоблачений, о которых пишет Пауэлл, однако ни один знаток творчества Оруэлла не станет оспаривать того, что гений Оруэлла лучше всего раскрыл себя не в романах, а в политических/литературных эссе, а также в его сборниках публицистики: для сборников«Дорога на Уиган-Пир» («The Road to Wigan Pier») и «Памяти Каталонии» («Homage to Catalonia») характерна та легкость и непринужденность стиля и естественность формы, которых порой недостает его романам. И косая черта в предыдущем предложении появилась там вовсе не случайно, поскольку, подобно Лайонелу Триллингу (Lionel Trilling) и Исайе Берлину (Isaiah Berlin), Оруэлл понимал – и блестяще доказал в своих эссе, посвященных Диккенсу и Киплингу – что политика и литература тесно связаны друг с другом и всегда обращены одновременно в прошлое и будущее.
В зависимости от современных настроений Оруэлла называют Святым Джорджем, Джорджем-Провидцем и Джорджем Мудрым. Какого другого мыслителя настолько ревностно превозносили и высмеивали как правые, так и левые? Какому другому писателю, кроме Кафки, мы вменяем в заслугу предвидение зловещего будущего? Когда в июне этого года разразился скандал с АНБ, продажи романа «1984» на Amazon выросли более чем на 6000%. Возможно, ассоциации АНБ с Большим Братом стали результатом всеобщей истерики, однако они являются свидетельством нашей сентиментальной и инстинктивной любви к Оруэллу, а также того, что он остается главным секретарем нашей паранойи, подпитываемой зловещими махинациями политики. Непревзойденная ясность и правильность его мышления кажется нам неким чудом, когда мы задумываемся о том, сколько писателей не справились с тяжелыми нравственными и политическими испытаниями того времени. Он был способен почувствовать ложь и запах крови через океан: когда группа интеллектуалов левого толка расхваливали Советский Союз, называя его единственной надеждой человечества, Оруэлл не переставал твердить о том, что Сталин был безумным диктатором.
Если в своей новой книге «George Orwell: A Life in Letters» («Джордж Оруэлл: жизнь в письмах») Питер Дэвисон (Peter Davison) не ставит перед собой цели лишить писателя его ореола святости, он, несомненно, стремится донести до читателей, что Святой Оруэлл и Оруэлл-Провидец был простым и скромным человеком по имени Эрик Блэр (Eric Blair), чьи ногти часто бывали грязными от того, что он работал в саду, чей банковский счет постоянно был пуст, чье здоровье было навсегда подорвано туберкулезом, от которого он в конце концов и умер. Очень важно всегда помнить о том, что наши герои – это тоже люди, и на этом настаивал сам Оруэлл. Он своими глазами видел и писал о том, какой кровавый хаос может спровоцировать наше маниакальное стремление сотворить себе героев, наша мазохистская потребность в том, чтобы стать стадом, которым управляет сильная рука. В этом и заключается главная мысль «1984»: опасность кроется не в наших угнетателях, а в нашей овечьей потребности быть угнетаемыми.
Любой знаток творчества Оруэлла многим обязан Питеру Дэвисону, который не только является редактором новой книги о писателе, но и его 20-томного Полного собрания сочинений – этот масштабный и многолетний труд можно сравнить с достижениями Леона Эделя (Leon Edel) в исследовании творчества Генри Джеймса (Henry James) и достижениями Джозефа Франка (Joseph Frank) в изучении Достоевского. Это новое издание писем Оруэлла необходимо прочитать всем, кто хочет лучше понять самого выдающегося эссеиста 20 века. Дэвисон ведет нас по лабиринтам жизни и сознания Оруэлла: он включил в эту книгу подробнейшую хронологию короткой жизни Оруэлла, введение к каждому разделу, многочисленные письма близких писателя, а также краткую биографию всех упомянутых в книге людей. Его подробные аннотации свидетельствуют о его полном погружении в мир Оруэлла. Дэвисон установил высочайшую планку для других редакторов: он привел в порядок архив писателя, обогатив его своими проницательными наблюдениями.
Если у вас возникли какие-либо сомнения, эти письма являются доказательствами нетерпимости Оруэлла по отношению к бессмыслице, к фальши во всех ее проявлениях. Ивлин Во (Evelyn Waugh) в своей рецензии к «Критическим эссе» Оруэлла написал следующее: «Они представляют собой проявление нового гуманизма простого человека». Тем не менее он все-таки упрекнул Оруэлла в отсутствии религиозной веры, хотя это то же самое, что упрекать пингвинов в том, что они не умеют летать. Будучи рьяным католиком, Во был, несомненно, оскорблен тем, что Оруэлл не боялся писать о том, как папский престол заключал сделки с кукловодами Европы. Оруэлл испытывал к церкви почти такую же неприязнь, какую он испытывал к деспотизму: он не видел никакой разницы между ложью религии и смертоносной ложью правительств.
В 1930 году в своем письме другу Максу Плауману (Max Plowman) Оруэлл комментирует то, как жители Запада стараются найти правду в христианском взгляде на мир, потому что видят в нем нечто большее, чем детские суеверия: «Я знаю, что это так, но почему это так, понять не могу. Очевидно, что чем непонятнее сказки, тем легче в них верить, но это кажется мне таким парадоксальным, что я до сих пор не могу понять причину». В романе «1984» Уинстон Смит (Winston Smith) говорит о новоязе следующее: «Ортодоксальность предполагает отсутствие мыслей, отсутствие необходимости мыслить». Можно даже поспорить, что в слово «ортодоксальность» Оруэлл вкладывал в том числе религиозный смысл.
Неспособность масс принимать самостоятельные решения Оруэлл считает преступлением против их собственной человечности. «Уничтожается самое элементарное уважение к правдивости, — написал он в своем письме 1938 года, комментируя ложь в репортажах английских журналистов о гражданской войне в Испании, в которой он сам сражался в течение полугода и в которой ему прострелили пищевод. — Создается впечатление, что наша цивилизация погружается в некий туман лжи, в котором уже будет невозможно отыскать правду о чем-либо».
Для Оруэлла, как и для любого другого мыслителя, были характерны определенные противоречия, самым главным из которых было то, что он был интеллектуалом, который презирал интеллектуализм и сопутствующий ему снобизм — «Прямая, сознательная атака на интеллектуальную благопристойность исходит от самих интеллектуалов», — написал он в своем эссе 1946 года под названием «Подавление литературы» («The Prevention of Literature») – и простым человеком, который предъявлял претензии простым людям. В 1940 году он написал своему издателю, Виктору Голланцу (Victor Gollancz):
«В настоящее время меня очень беспокоит неуверенность в том, достаточно ли хорошо простые люди, живущие в таких странах, как Англия, понимают разницу между демократией и деспотизмом, чтобы стремиться отстаивать свои свободы. На этот вопрос невозможно будет ответить, пока они не ощутят на себе настоящую угрозу. Интеллектуалы, которые сейчас утверждают, что демократия и фашизм – это одно и то же, приводят меня в ужасное уныние. Однако, когда грянет гром, простые люди могут оказаться гораздо более умными, чем интеллектуалы».
«Когда грянет гром» — осторожный пессимизм постоянно проскальзывает в письмах Оруэлла, и если бы вы жили в те времена и хотя бы время от времени задумывались о происходящем, вы бы понимали, что гроза приближается. Он своими глазами видел эту грозу в Испании, и некоторые из самых удивительных писем, вошедших в этот сборник, очень напоминают донесения с разрушенных бомбами улиц Барселоны.
В этой книге раскрывается приобретенная в нелегкой борьбе проницательность Оруэлла, афористичная мудрость, которая находит свое выражение в прямоте его стиля. Пол Фассел (Paul Fussell) однажды написал, что Оруэлл обладал «почти невротически острым восприятием физической реальности» — он оставался верным физической реальности, потому что мы живем в физической реальности. «Войны, как правило, начинаются осенью, — писал Оруэлл, — возможно, потому что правительства континентальных государств не хотят призывать людей на военную службу, пока не будет собран урожай». «Вы ничего не узнаете об иностранном государстве, пока сами в нем не поработаете». «В сторонниках левых взглядов, особенно в интеллектуалах, меня больше всего раздражает их абсолютное незнание того, как все происходит на самом деле» (к этому же выводу пришел Лайонел Триллинг). «Пацифисты – это люди, которые обычно принадлежат к среднему классу и воспитываются в своего рода исключительных условиях». В 1936 году в середине одного из своих писем Генри Миллеру (Henry Miller) Оруэлл решил сделать паузу: «Сейчас мне нужно прерваться и подоить козу, но я продолжу свое письмо, когда вернусь».
К сожалению, слово «оруэллианский» стало обозначать тоталитарную тактику демагогии, несмотря на то, что, как мыслитель и человек, Оруэлл внес гораздо более значительный вклад. В отличие от термина «ницшеанский», «оруэллианский», как правило, используется в отношении заклятых врагов Оруэлла – автократии, лицемерия и санкционированной государством лжи, то есть «мира слоганов», как он назвал его в своем романе «За глотком свежего воздуха» — и никогда не используется в отношении самого Оруэлла. В июне, когда разгорелся скандал вокруг слежки АНБ, мы со всех сторон слышали прилагательное «оруэллианский», и те, кто его использовал, очевидно, не имели в виду его глубокого уважения к истинным ценностям, правде и свободе. Согласно всеобщему убеждению, главным противником всего «оруэллианского» был сам Эрик Блэр.
Во введении к новому сборнику писем Оруэлла Дэвисон пишет следующее: «Многие из тех, кто ссылается на Оруэлла, не читали ничего из его произведений, кроме «Скотного двора» и «1984», если вообще что-либо читали. Миллионы людей, которые слышали о Большом Брате и Комнате 101 ничего не знают об их источнике». Очень жаль, что современные крикливые политические комментаторы ничего не знают об Оруэлле. Вы можете представить себе театрального режиссера, который никогда не изучал Шекспира?
Большинство писателей заслуживают ту репутацию, которую имеют: невозможно долго скрывать темные черты своего характера – вспомните Филипа Ларкина (Philip Larkin) – так же, как невозможно скрывать свое величие, гуманизм и уважение к истине и свободе. Разумеется, Джордж Оруэлл не был святым – он мог изменять жене и сомневаться в демократии – и это даже хорошо, потому что святых зачастую трудно воспринимать всерьез. Тем не менее, хищнически настроенные циники, которые захотят прочесть эту книгу с целью лишить Оруэлла его нимба, будут терпеть поражение на каждой ее странице.
В этой книге они найдут доброту больного туберкулезом экспатрианта, который писал длинные письма незнакомым ему людям на родине. Они найдут истинную честность голодного критика, который отказался от работы в New Statesman из-за того, что в этом журнале публиковалась ложь о гражданской войне в Испании, ранящая его друзей, оставшихся там. («Я должен был сделать хоть что-нибудь, чтобы добиться справедливости для людей, которых бросили в тюрьму без суда и которых пресса оклеветала»). Они найдут в ней гражданина, который уже очень устал от войны, но который признавал ее необходимость. Они найдут в ней интеллектуала, который лучше разбирается в политике, чем любой политик. И они найдут писателя, который написал множество завораживающих строк.
В 1943 году Рашбрук Уильямс (Rushbrook Williams), директор восточной службы ВВС, написал в своем докладе об Оруэлле: «Я самого высоко мнения о его нравственных качествах, а также о его интеллектуальных способностях. Он кристально честен, он неспособен на лицемерие, поэтому в прежние времена его либо причислили бы к лику святых, либо сожгли на костре. И любую свою участь он принял бы со стоическим мужеством». Нимб Оруэлла появился над его головой не после смерти – он был там всегда.
Источник: http://inosmi.ru