Сегодня исполняется 577 лет со дня рождения великого поэта и мыслителя Алишера Навои. Для каждого узбека осознавшего себя как наследника великих творений Навои это день великого праздника духа и культуры узбекского народа! С праздником, дорогие любители творчества Навои.
МОЛЬБА К БОГУ НИЗАМЕДДИНА АЛИШЕРА НАВОИ,
ДА БЛАГОСЛОВИТ ЕГО АЛЛАХ
Перевод с узбекского Сабита Мадалиева
ВО ИМЯ АЛЛАХА
ВСЕМИЛОСТИВОГО, МИЛОСЕРДНОГО!
Прекрасно имя, Господи Твоё!
Как солнце незакатное, встаёт
Оно над мирозданьем день за днём
в сердцах не затухающим огнём.
Оно настолько в мире велико,
что даже тяжесть меркнущих веков
в сравненье с Ним – не тяжелей пылинки.
Они – с календаря Его картинки.
И в двух мирах Божественное имя
ни с чем, Господь, не может быть сравнимо.
В том несравненном имени Твоём –
и милость, милосердье – всё в одном.
Не хватит и отпущенных мне дней
воспеть осанну доброте Твоей.
Всемилостивый – это только Ты,
Всемилосердный – тоже только Ты.
Вселенская гармония и лад –
лишь одному Тебе принадлежат.
Существованье в мире остального –
лишь временно и вся его основа
в сравнении с бессмертием Твоим –
всего лишь разлетающийся дым,
который ветер сносит в небеса.
Проходит жизнь, как дымки полоса.
Что в мире представляется живущим,
своим существованием любующимся –
на самом деле призрачно и мнимо,
не более чем раздуванье дыма.
Весь мир Тобою создан для того,
чтоб в сотворённом мире никого
без милости своей Ты не оставил…
Никто с Тобою не сравнится в славе.
Бессмертно и не выразить в словах
Твоё существование, Аллах.
Свисают ярко звёзды с высоты
лишь потому, что существуешь Ты!
ВОСХВАЛЕНИЕ АЛЛАХА
Вся власть над мирозданьем и пылинкой,
над веком и мгновеньем многоликим,
над всем, что подчиняется судьбе –
всё одному принадлежит Тебе.
Во всей вселенной изначально
Тебе, Всевышний, не было начала.
Вовек не будет, ясно по всему,
конца существованья Твоему.
Всё сущее – до крохотной пылинки,
и каждый лист, и каждая травинка –
всё в этом мире призрачном и тленном
всё в поминанье Бога неизменном.
Звёзд россыпи в космических мирах
Тебе хвалу возносят в небесах.
Там запахом Божественного рая
наполнены все восемь сфер до края
в саду небесном Твоего творенья,
где ничего не ведает забвенья.
Там семь ступеней горестного ада –
для грешников земных страшнее яда,
чистилище для согрешившей жизни,
но для небес – лишь ветер из пустыни.
Там солнце во дворце Твоём Господнем
сверкает, словно над землёю в полдень,
на нём своя небесная печать,
там солнце – лучезарная свеча.
Там звёздами усыпан небосвод,
в ночи их ослепителен полёт,
но и они в палитре неземной –
художника набросок в мастерской.
Чтобы создать миров подобных сотни
Тебе на нескончаемых полотнах
достаточно сказать всего лишь: «Будь»
и в мирозданье прочертить им путь.
Но чтоб миров исчезла половина,
как с гор снегов сошедшая лавина,
один Твой выдох обратит их в быль,
если промолвишь: «Обратитесь в пыль».
Тебе нет равных, Боже, во вселенной,
там нет других божеств, Ты – несравненный –
единственный властитель естества.
Ты не рождён, нет у Тебя родства.
Всё это только выдумки и небыль,
но никогда рождающим Ты не был.
Одна жемчужина из океана знаний
божественных в безмерном мирозданье,
бесспорно, ярче в миллионы раз
звезды летящей и слепящей глаз.
Цветок пустыни, что в Тебя влюблён,
могуществом небесным опалён, –
лучится, полыхает ярче солнца,
но описанью он не поддаётся.
Сравнение любое неуместно
с Тобой, Всевышний, это всем известно.
Есть что-то в нас от божества немного,
но это грех – уподобляться Богу,
ничтожным – нам, среди летящих буден –
Создателя не могут видеть люди.
Когда черёд приходит восхвалять –
Тебя земной хвалою не объять,
искусные ораторы молчат,
на их уста наложена печать,
и слов найти не могут, как юнцы,
прославленные в мире мудрецы.
Ведь как бы ни хвалили мы восторженно,
но человеку просто невозможно
воздать Тебе достойную хвалу.
Нам остаётся разносить молву.
Чем похвалой пустою восхвалять,
Аллаха вспомнив, лучше умолкать.
Я головой молитвенно поник,
чтоб замолчал болтливый мой язык.
ВОСХВАЛЕНИЕ ПРОРОКА
Я шлю поклон Посланнику глубокий,
есть Господа признанье о Пророке:
«Ещё Адам был в состоянье праха,
жил человек в раю, не зная страха,
но он, Пророк, уже существовал» –
Всевышний в книге судеб записал.
Как солнца луч, пробивший облака,
он светлым ликом осветил века.
Подобных в мире больше нет вершин,
он череду пророков завершил.
Пророк последний под земные своды
был послан он – благословлять народы,
и потому в земной юдоли он
печатью всех пророков наречён.
Он славен на земле и в небесах,
и пусть его благословит Аллах.
Сто двадцать четыре тысячи пророков,
грехов земных лишённые, пороков,
неутомимо и со дня творения,
не ради славы, не боясь забвения,
гонимые в иные времена,
свои народы звали, племена
конечной целью жизни сделать Бога,
пусть их Аллах благословит премного.
Их восемнадцать тысяч удалённых
миров в галактике, но все Ему покорны,
ведь смыслом жизни звёзд и тех планет
всегда был Он – единственный их свет.
Всё во вселенной тянется к Нему –
к Творцу единственному своему.
Был ты, Пророк, Пророчества венцом,
из всех пророков только ты Творцом
был удостоен вознесенья к Трону
и с Богом разговаривал покорно.
Окончившие жизненный свой путь,
и те, кому лишь предстоит взглянуть
на этот мир – нуждаются в Пророке.
В тот час, когда мы будем одиноки,
беспомощны и слабы в день Суда –
за нас Пророк заступится тогда.
Он за людей пред Богом поручится
и свет надежды озарит нам лица.
Возносится Пророк быстрее света,
не конь под ним – летящая комета,
а вестником – архангел Джабра’ил,
который небо молнией пронзил,
Посланнику неся благую весть –
служить любимцу Бога – это честь.
Возносится над миром Мухаммад,
над ним небес светильники горят
и в сердце мысль рождается одна:
«пока дышу, пока мне жизнь дана –
жить только Им и лишь к Нему стремиться,
Аллахом только каждый миг томиться».
Посланника да освятится прах,
и пусть благословит его Аллах,
его благочестивую семью
и всех его сподвижников в раю.
МОЛЬБА К БОГУ
Всевышний Боже, грешен, уповать
мне остаётся на Тебя опять:
безмерна, словно океана гладь,
Твоя готовность грешников прощать.
Всевышний Боже, и во всей вселенной
Тебя нет милосерднее, но, тленный,
сгораю я в огне своих тревог,
во тьме блуждаю – сир и одинок.
Я – раб Твой, Боже, я с грехами дружен,
непостоянен я и непослушен,
но, кроме Бога, вынужден признать,
меня на свете некому прощать.
Из сгустка крови создал Ты меня
и бережно, как деревце, храня
взлелеял и взрастил меня любовно
и вывел в ряд людей, чтоб был покорным.
Но вероломно поступил я, низко –
моих грехов наскок кавалерийский
разрушил махом благочестья древо.
Божественного я достоин гнева.
Мне нет покоя от дурного нрава,
и на себя мне не найти управы,
своих страстей неудержимых пленник
перед Тобою, Господи, изменник,–
веду себя к Тебе я на аркане,
чтоб посетило душу покаянье.
Всё, Милостивый Боже, в Твоей власти –
лишь Ты спасаешь от дурных напастей.
Меня моя же утомляет самость,
мне от неё лишь убежать осталось.
Страсть для души опаснее, чем смерть,
мне самому мой нрав не одолеть
и праведника не поймать подол,
душа страдает, на себя я зол.
Случится, Ты отвергнешь, Милосердный,
того, кто молится всю жизнь свою усердно, –
тогда ему и в целом мирозданье
уже никто заступником не станет.
Но если покровительство небес
Ты одному окажешь из повес,
бунтовщику, кто против предписаний
божественных устраивал восстание, –
я поклонюсь решенью Твоему.
Нет, не постичь той тайны никому.
Не Ты ли это, Господи, украсил
ослушника пророческою властью?–
Стал на земле наместником Адам.
Решений Бога не осмыслить нам.
И разве не Твоей согласно воле,
смирившись с предопределённой долей,
не знал повиновенья Сатана?
Его не умаляется вина.
Тобою предначертано заранее
всё на земле: обман, разврат и праведное.
Но как тогда мне, бедному, понять:
в чём смысл того, что нужно обвинять
людей отдельных, восхвалять других?
У Бога всё расписано на них.
Ты знал об этом, Господи, давно –
Тобой так было определено…
Я, Боже, в море – лодка без весла,
и прегрешеньям нет моим числа,
как тонущий, надеюсь на спасение.
Что жизнь моя без Твоего прощения?!
Дни проходящие – сплошные оговорки,
и объясненья долгие, и склоки,
но всё равно я каждое мгновение
надеюсь на Твоё благословение.
Во дни невзгод и горестных потерь
передо мной захлопывают дверь
в кого я верил, в ком была услада, –
тогда к Тебе вернуться сердце радо.
Но коль случится – на излёте дня
Ты отвернёшься, Боже, от меня, –
куда пойду, судьбу свою оплакивая,
и где приткнусь бездомною собакою.
Я на пути к Тебе, Всевышний Боже,
но путь пройти мне только Ты поможешь.
В ночной молитве исхожу слезами,
они для глаз становятся бальзамом,
и драгоценным – под ногами
на том пути обыкновенный камень.
Но если я с дороги той сверну –
не возведу на ближнего вину,
тогда я буду сам лишь виноват,
к себе приближу гибель я стократ.
Я в этой жизни окажусь на дне
и красный слиток золота в цене
мгновенно упадёт, тогда он станет
подобьем чёрной грязи под ногами.
Мне горестно за собственный свой нрав,
дурных страстей в нём полыхает сплав,
но коль мой спутник – Ты – что за печаль,
мне близкой кажется дороги дальней даль.
Соблазны мира – тухлая водица,
но мне от уз земных освободиться
Ты помоги, Всемилостивый Боже.
От той воды лишь только грязь на коже.
Въедается и входит в душу грязь,
ни смыть, ни счистить скрытую напасть
без помощи Твоей.
В Тебя влюблённый,
стою в ночи коленопреклонённый
в надежде робкой, что свечой вниманья
Ты осветишь во мгле Своё создание,
развеешь все сомнения в пути,
чтоб мою душу, бедную, спасти.
В дороге долгой не одну лавину,
и не одну тернистую долину
придётся одолеть мне, это бремя
с Божественным Твоим благословением
покажется мне лёгким в трудный час.
А если будет суждено упасть –
не омрачи, Аллах, несчастьем дни,
над пропастью мне Руку протяни.
И умоляю, Боже, в час земной
спаси меня от встречи с Сатаной.
Он – враг мне.
Если к страсти подтолкнёт,
то хрупкий мой обрушится оплот –
не выдержит воздержанность и сдастся,
у Сатаны окажется во власти.
Ещё не закалился я в огне –
не оставляй с врагом наедине.
Но сделай так, чтоб непоколебимой
и для моих страстей неодолимой,
подобно закалённому металлу,
воздержанность моя однажды стала.
Тогда пред благочестием моим
и Сатана прогнётся, словно дым.
Но до тех пор, как малыша, веди,
меня от сна беспечности буди.
Невежества вином мертвецки пьян,
не в состоянье скрыть я свой изъян.
И это зло течёт в моей крови.
Всевышний Боже, душу отрезви.
Пусть эта трезвость оживит мой прах,
к Тебе меня приблизит, мой Аллах.
Пусть станет пробуждение в тиши
началом просветления души.
Я знаю, Боже, что хитёр мой враг,
меня с пути сбивает так и сяк,
тогда влеченья управляют мной,
тогда теряю голову порой.
Я без Тебя, что лодка в океане,
совсем один над бездною бескрайней.
Там без Тебя в юдоли той земной
меня накроет первою волной.
Я знаю, Боже, свой коварный нрав
и страшно оттого, что будет прав,
меня с пути сбивая, Сатана.
Но только сердцу чистота дана,
и потому я не боюсь забвенья –
в сто крат сильней надежда на спасение
и на Твою Божественную милость…
Такого блага дьяволу не снилось.
Я на себя смотрю со стороны,
и мне изъяны все свои видны,
мне горестно становится тогда,
я обливаюсь потом от стыда,
но вспомню милость Божью я, невежда,
и согревает душу вновь надежда.
Удел небес – нести добро и благо,
но я ведь возвращаю, бедолага,
неблагодарностью одною год от года.
У каждого из нас своя природа.
Колючка причиняет только боль,
я на неё бываю часто зол
и потому, сомненья нет во мне:
удел её – сожжённой быть в огне.
Удел весны – нести на землю радость,
в ней свет, тепло, особенная сладость,
и потому, согрета голосами,
она всегда окружена цветами.
Приносит пыль страдание глазам,
но солнца мягкий свет для них – бальзам.
Во всём вокруг – особое значение,
во всём, Аллах, Твоё предназначение,
но люди ошибаются стократ,
когда себе уверенно твердят,
что могут делать всё, что захотят…
На всё у Господа имеется расклад.
Никто не отклонится от судьбы.
Но мы, о Боже, слишком уж слабы,
чтобы своей судьбы увидеть звенья,
и потому все наши достижения
себе в заслугу ставим и собой
любуемся в юдоли мы земной
и собственною силой, красотой…
И это предначертано судьбой.
В грехах своих тону я, как в болоте,
и предназначенного выступаю против,
но, не лишённый прав земных просить,
и не желая по теченью плыть,
Создателя прошу: со мною будь
и праведный высвечивай мне путь.
И, чувствуя спиной дыханье ада,
и продолжая отравляться ядом
моих вольноотпущенных страстей,
я ни в один из проходящих дней
надежды не теряю на прощение.
Возможно, это только обольщение,
но в час благословения народа
меня несчастным не оставь у брода,
благослови, избравших Божий путь,
но и меня, беднягу, не забудь.
И небо опирается на горы,
а для меня один Аллах – опора.
Не может стать опорою мне посох.
Им сотрясать, наверно, можно воздух,
им можно отбиваться от собак.
Нередко, так и делал я, простак.
Уж если мне Аллах не покровитель –
могила для меня моя обитель,
а все парчовые халаты, одеяния,
во что я выряжался обезьяной,
и в чём слепил людей, вершил дела –
не лучше, чем попона для осла.
Хочу Тебе служить, Всевышний Боже,
а сам держу в руках дрожащих вожжи
земных страстей и тёмных вожделений,
я с давних пор у них желанный пленник.
Хотел бы, Боже, набожным я стать,
чтоб исходила к людям благодать,
но от земной любви схожу с ума.
Ко мне является без спроса Сатана,
даёт мне лицемерия уроки,
преподаёт людские мне пороки
и самолюбованию умело
меня он обучает то и дело.
Увидел я себя со стороны –
несчастный, стал слугой я Сатаны.
Я пьян весельем, вожделеньем тела,
моим страстям безумным нет предела.
Меня, Всевышний, сделал Ты рабом
красавиц, красотою их влеком,
вновь к ним лечу я в темноте ночей,
как мотылёк, стремящийся к свече.
Но это Ты вселил в меня безумье
любви к тем самым гуриям.
Бездумно
сгорает жизнь моя в огне любви
и некому меня остановить,
кроме Тебя, Всевышний мой Аллах.
Порочна их улыбка на губах.
Стыда меня лишают эти лица,
стал для людей я притчей во языцех.
Я родинкой на шее очарован,
я локонами женщины окован.
Коль это всё предсказано Тобой,
что, раб, могу поделать я с собой?
Отравлен я земных красавиц взглядом,
душа моя захвачена отрядом
вооружённых пиками ресниц.
Пленённый ими, падаю я ниц
и между явью нахожусь и сном,
где рушится моей твердыни дом,
как будто смытый селевым потоком
всего лишь влагой с женских губ.
И горько
мне в череде летящих мимо дней
осознавать себя в плену страстей
в объятиях красавиц.
В час земной
я слаб, но что поделаю с собой?!
О, Боже, каждый огненный рубин,
он над моей душою властелин,
напоминает в таинстве бушующую
мою огнём охваченную душу,
а розы чуть раскрывшийся бутон,
что каплей чистой влаги напоён,
встречающий луч солнца утром ранним,
напоминает сердце моё раненое.
Беда любая – для меня мой враг,
для Бога эти бедствия – пустяк,
несчастья, беды на моём пути
Он может мановеньем отвести.
Но разве это, Господи, не Ты
красавиц этих создал шаловливых,
в любви непостоянных, часто лживых,
чьи слёзы, уверения – пусты?
Не Ты ли это, Господи, опять
меня заставил, бедного, страдать
и умирать от их непостоянства,
красавиц тех, что надо мною властвуют?
Кокетству райских гурий нет конца,
а мне метаться и спадать с лица.
Нет воли, чтобы перестать страдать,
во мне огонь бушующий унять.
Аллах, Аллах, очарованье гурий,
безумства сердца моего и бури
теперь и мне, несчастному, известно
всё от Тебя исходит в поднебесной.
Одним Ты щедро даришь красоту,
других же этой самой красотою,
волос одною ниткой завитою
впадать Ты заставляешь в немоту.
Ты красишь пудрой личики одних,
и этой самой пудрою воздушной,
почти неуловимой, равнодушно
Ты посыпаешь, Бог, сердца других.
Но пудра та уже страшней, чем соль,
она теперь приносит только боль.
Создатель томнооких шаловниц,
Ты острие отравленных ресниц
мне прямо в сердце направляешь, Боже,
и тем мои страданья только множишь.
И пламя беспокойное свечи
так притягательно дрожащее в ночи
для мотылька, сгорающего в пламени, –
всё от Тебя, Создатель мой, направлено.
Другого я сравненья не найду,
взор от восторга онемел в саду,
ведь это Ты небесной красотой,
Аллах, украсил розу в час земной.
И это воля, Господи, Твоя –
наполнить болью пенье соловья,
в котором не напев, а страсть и муки
влюблённого с любимою в разлуке.
Бог показал красавицы мне локон,
от искры той свечи огонь зажёг Он,
теперь любовью к женщине влеком,
я в жизни стал безумным мотыльком.
Как мотылёк, не знаю я покоя,
как соловей я плачу над рекою.
Не пир любви устроила душа,
а пир страданий мне и я, спеша,
как рушит селевой поток селения,
вином разрушил праведность в мгновение.
Но, Боже, это Ты вина налил –
я жажду тем вином не утолил.
Мой Бог, чтобы утишить боль разлуки,
обрёк я тело гордое на муки –
его отметил не одним клеймом,
к Тебе покорность выжег я огнём
и благочестья собственного лик
я испещрил неверностью в тот миг.
Не кожа почернела под клеймом,
а веры в Бога почернел мой дом.
Я от любви земной сошёл с ума,
я опьянел мертвецки без вина,
и напрочь позабыв про добродетель,
взлохмаченный, и кое-как одетый
ходил в толпе с безумными глазами.
Боль не измерить, Господи, слезами.
Стыда лишённый, потерял я путь,
свою раскрыл я истинную суть –
нет хуже никого на белом свете.
Был за себя я больше не в ответе.
Я в грудь себе камнями бил, одежды
рвал на себе, безумец и невежда.
В те дни я был в кромешной темноте,
я веру разбивал по слепоте.
В те дни, наверно, был я сумасшедшим,
меня дразнили дети под орешиной,
за мной вприпрыжку бегали гурьбой,
прохожие смеялись надо мной.
Лишь на себя я должен быть обижен,
ведь если был я, Господи, унижен
и сотни раз перед людьми краснел,
так это значит – столько раз посмел
я – Твой непостоянный раб опальный –
восстать против Господних предписаний…
Я утопил всю молодость в грехах,
их словно в море пены на волнах.
Теперь, когда я постарел заметно,
и седина к земле пригнула, бедного,
когда, возможно, за порогом смерть –
что пользы мне о прошлом сожалеть.
Что пользы в поздних грустных покаяниях,
когда судьбы земное расстояние
уже преодолел я до конца.
Грехи мои мне не смахнуть с лица.
Но хоть одно я понял в этой жизни,
года свои оглядывая ближние,
что не видать вовеки мне спасения,
Единственный, без Твоего прощения.
Ты, Господи, ниспосылал напасти
на голову мою и в Твоей власти
от них меня, несчастного, спасти
и от меня все беды отвести.
Что без Тебя рыданья покаянные,
в них искренности, может быть, ни грана.
Ты каяться, Всевышний, научи,
чтоб сердце разрывалось в той ночи,
когда в слезах стою перед Тобой.
Прозрения не просит так слепой.
В те дни, когда душа моя слепа,
Ты заставляешь каяться раба.
Тончайшие судьбы Ты видишь грани,
Ты тот, Кто принимает покаяние.
Моя молитва – только поле выжженное,
когда для показухи я для ближнего
выказываю набожность свою,
за пазухой припрятавши змею.
Тогда молитва, что мольба неверного,
тщеславного раба и лицемерного.
Тогда на плечи кинутый халат
парчовый, на котором нет заплат –
заслуживает меньше уважения,
чем модницы дешёвой украшения.
Не дай мне, Боже, быть в такой игре,
томиться на молитвенном ковре,
где мысли не чисты, страдает вера,
а тело – под одеждой лицемера.
Но если удостоишь благоверия –
захлопни веры показушной двери,
и если путь покажешь к поклонению –
наполни мысли чистотой моления,
в мои, Господь, оставшиеся дни
молитву от ошибок охрани.
Пусть за моим молитвенным ковром
Твоим смиренным буду я рабом,
покорным, без честолюбивых мыслей,
и телом и душой пред Богом чистый.
Но если уж случится ослушание –
не удаляй из сердца покаяния.
Неизлечимой не нашли болезни,
беспомощным не сделай, бесполезным.
Не дай мне, Боже Праведный, пропасть,
не дай, Аллах, в зависимость попасть
от тех, кто в самого себя влюблён,
кто благородства тайного лишён.
Не допусти пред теми унижения,
кто своего не знал происхождения.
Храни меня, Всевышний, в сонме дней
от клеветы бессовестных людей.
С людьми, мой Боже, разными своди,
но от глупцов болтливых огради.
Пусть лучше в смертной буду я беде,
чем негодяй поможет мне в нужде.
Людей неблагодарных жалок вид,
они – комок болезненных обид.
Дорогою просёлочной в пыли
я сам тону в грехах, но отдали
хотя бы пусть на расстоянье дня
Тебе неблагодарных от меня.
И тех, кто чересчур в себе уверен,
кто самомненьем собственным поверен,
кто не способен оценить, слепой,
добра чужого, занятый собой.
И очи просветли мне не дождями –
омой исповедальными слезами.
Ты светом, Боже, осветли мой лик
и благодарным сделай мой язык,
чтоб в сердце был Ты миром необъятным,
чтоб поминал Тебя я в час закатный
и в час рассветный Бога поминал,
но, забывая Бога – умирал.
Пусть будет благодарным за добро
в руках моих дрожащее перо.
А тот, кто строки прочитает, Боже,
Тебе пусть будет благодарным тоже.
Храни меня от чванства, мой Господь,
от самости и суть мою и плоть,
чтоб прошлое я зря не ворошил –
меня, Аллах, злопамятства лиши.
Мне лично в жизни надобно немного,
но, Боже, сострадания земного
дай до конца оставшихся мне дней,
чтоб стал я утешеньем для людей,
чтоб ближних я не оставлял в беде,
и тех, кто вдруг окажется в нужде.
Да будет пыль земная из-под ног
людей, ко мне пришедших на порог
с единственною просьбою – помочь –
для глаз моих бальзамом в эту ночь
и до конца моих последних дней.
Дай, Господи, и мне любить людей.
Дай власть тому, кто ценит справедливость,
кто ближнему оказывает милость.
Пусть правоверный правит много лет
над правоверными и пусть оставит след
наместник справедливый на земле.
А в этой жизни остаётся мне
молиться до конца последних дней
за благоденствие людей.
Аминь!
ПЛАЧ ЗА ГРЕХИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
От переводчика
Чаще всего человек обращается к Богу в тяжкие и горестные для него минуты, когда запутавшись в многочисленных жизненных перипетиях, созданных им самим же, и, не находя выхода из создавшегося тупика, в отчаянии обращается он к Создателю. В эти безрадостные для него мгновения он понимает, что судьба его всецело в руках Господа и потому впервые за долгие годы безверия в глазах его появляются слёзы мольбы о помощи и прощении.
И, если получив спасение от Бога, человек прозревает от своего безверия и окончательно поворачивается к Нему лицом, тогда и происходит его возвращение к Господу своему, от Которого он бежал всю жизнь, слепо полагая, что судьба его находится в собственных его руках и он может управлять ею по собственной воле. В Священном Коране так говорится о подобном неверующем:
«Неблагодарен человек,
если не верует в Аллаха!» [1]
(Коран, 17:67).
Но «Мольба к Богу» – это исповедь человека, всей своей сутью осознавшего величие и могущество Творца, Который сотворил его из ничего, бережно взрастил, наделил многочисленными благами, одарил милостями и направил по правильному пути, дав возможность ему стать совершенством. И потому мольба его – это уже путь из темноты неверия к свету веры, путь, по которому проходит человек в поисках Бога и находит Его, и с радостью осознаёт свою неожиданную близость к Создателю.
«Мольба к Богу» – это слёзное покаяние влюблённого в Господа своего суфия, который кается не только потому, что грешен и стыдится своих грехов, но и потому, в первую очередь, что его переполняет чувство любви к Всевышнему.
Даже безгрешный и святой Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и да приветствует, ежедневно молил Аллаха о прощении и, когда сподвижники в удивлении спрашивали его о причине покаяния, он отвечал: «А разве не должен я быть благодарным Всевышнему за все милости, которыми Он меня наделяет?»
Вместе с углублением веры в душе человека усиливается и понимание того, что в Судный день он обязательно будет спрошен Господом за каждый, совершённый им при жизни грех и за каждое малое прегрешение, и это понимание неизбежности ответа рождает в его душе страх перед Всемилостивым.
Признавая свои грехи и вымаливая себе прощение, верующий просит у Господа лучшей доли в последней и вечной жизни, услад и блаженства в раю. В отличие от просто верующего суфий просит только об одном, чтобы Всевышний Аллах позволил ему любить Себя, каждое мгновение жизни и в каждом вдохе и выдохе быть только с Ним, ибо поклонение суфия – это безграничная любовь к Создателю, безграничная, искренняя и со слезами на глазах.
Навои – прежде всего суфий и только потом гениальный поэт, мыслитель и гражданин. То, чем занимается суфий в бренной жизни, может служить прикрытием его святости и приближённости к Господу, своеобразным отвлечением внимания толпы от человека, душа которого полностью отвернулась от мира и каждое мгновение дышит одним только Им, Возлюбленным Создателем. Даже гениальность Навои, создавшего величайшие и непреходящие шедевры классической литературы, это всего лишь дополнение к его тщательно скрываемой от посторонних и непосвящённых глаз святости.
В своём жизнеописании святых: «Дуновения любви из цветников благородства» Навои приводит имена всех знаменитых суфиев, которые в своё время давали ему своё благословение и просили за него перед Господом.
Ни один шайх не станет просить за человека, если в сердце его не увидит трепетной устремлённости к Аллаху и не почувствует его любви к Создателю. Более двадцати известных суфийских шайхов давали своё благословение Алишеру Навои, да смилостивится над ними всеми Аллах, просили за него всяческих благ. А это в первую очередь – приближённости к Господу и укрепления к Нему любви.
Величайший суфий и поэт Абдурахман Джами, да будет доволен им Аллах, не просто дружил с Навои, который был намного моложе его, но, зачастую, не мог обойтись без него и нескольких дней, а короткие письма посылал своему молодому другу буквально каждый день. Об этом свидетельствует многолетняя переписка двух святых, составившая огромный фолиант.
Другой выдающийся суфий того времени его святость Шайх Убайдуллах Ахрар, да будет доволен им Аллах, в своём сочинении: «Родословная праведных» писал следующее: «Истину искреннего поклонения суфия составляют скорбь, надломленность и мольба».
Суфий не просит, он умоляет, скорбит и стонет. Его стенания разрывают тишину ночи. Душа его надрывается от стенаний, мучительных переживаний и страха перед Аллахом. Мольба его – это стон и извержение вулкана, это неумолимое сотрясение всего тела от неудержимых слёз и рыданий. Но и этого суфию кажется мало и потому не случайно обращается он к Господу со словами:
Ты каяться, Всевышний, научи,
чтоб сердце разрывалось в той ночи,
когда в слезах стою перед Тобой.
Прозрения не просит так слепой.
Когда страстно влюблённого человека охватывает вдруг неумолимый страх перед вероятностью потери своей возлюбленной, тогда небеса обрушиваются на него и белый свет становится для него не мил, тогда он, словно тонущий за соломинку, хватается за любую возможность, только чтобы удержать её рядом. Этот страх ослепляет человека и он во всём начинает видеть признаки и следы возлюбленной.
И совсем другое дело – страх суфия перед Господом, страх оттого, что не будет он принят Им и потому этот самый страх пронзает всё его тело и становится той пружиной, которая может оборвать его жизнь в любое мгновение. И потому страх суфия перед Господом – это землетрясение, наводнение и пожар одновременно.
Этот страх возносит его в небеса и бросает его на землю, этот страх перехватывает дыхание, обжигает внезапным жаром и топит в безжалостных волнах бушующего океана. И этот же страх дарит ему озарения, после которых в сердце его не остаётся ни жизни, ни смерти, а только яростное ощущение приближенности к Господу.
И тогда безмолвные слёзы благодарности текут по его лицу, но слёз он не замечает, ибо страх суфия перед Господом не раболепен и не унизителен, и он не выпрашивает для себя выгод и благ в этом и вечном мире. Это страх человека, возвышающего его до благородной и чистой любви к Возлюбленному Творцу.
Таким предстаёт перед нами в «Мольбе к Богу» Алишер Навои, связанный незримой духовной нитью с Пророком Мухаммадом, да благословит его Аллах и да приветствует, и святыми своего и прошедших до него времён. Каждая строка этого произведения – молитва, каждое слово – мольба и каждая просьба – стенание.
В ночной молитве исхожу слезами,
они для глаз становятся бальзамом.
Весь мир для суфия заслонён только Ликом Возлюбленного. Он видит Его во всём, везде и в каждое мгновение. Для суфия вдох, сделанный без упоминания имени Господа своего, это миг, прожитый им напрасно, это темнота, которая пришла к нему на мгновение и забрала, выкрала из его сердца свет и каплю его драгоценной жизни. Потому и дорожит суфий каждым своим мгновением, ибо в нём есть Божественный Свет, который может озарить и его влюблённое сердце.
Говорят, святой Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и да приветствует, и его праведные сподвижники начинали заливаться слезами от страха перед Аллахом задолго до совершения молитвы, едва ещё приступая к ритуальному омовению, ибо искренняя молитва – это всегда предстояние перед Господом.
Абу Хамид аль-Газали, да смилостивится над ним Аллах, в книге: «Исследование сокровенных тайн сердца» так описывает встречу неверующих грешников с геенной, к которой подведут их после Суда над ними: «В Судный день откроют геенну, от одного стона которой все общины падут ниц от ужаса, как сказал Всевышний Аллах:
«Когда они его увидят,
когда огонь увидит их
в тот Судный день издалека,
тогда они услышат рёв
геенны страшный,
будет он
страшнее гнева вулканического,
геенны тяжкое дыхание
будет готовиться к тому,
чтобы неверных погубить». [2]
(Коран, 25:12),
Рёв ада будет слышен на расстоянии пятисот лет, и все, даже пророки, скажут: «Я сам, я сам!» – кроме Избранного Пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, который произнесёт: «Моя община, моя община!»
Из ада выплеснется пламя размером с гору и община Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, стараясь спастись от него, скажет: «О пламя! Ради тех, кто молился и давал милостыню, ради богобоязненных, ради постящихся, – вернись!» Но оно не вернется.
И Джабра’ил, мир ему, возвестит: «Пламя направилось к общине Мухаммада», – потом принесет стакан воды и даст его Посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказав:
— О Посланник Аллаха! Возьми и полей этой водою Пламя.
Он так и сделает, и оно в тот же миг погаснет.
И спросит он, да благословит его Аллах и да приветствует:
— Что это за вода?
И Джабра’ил, мир ему, ответит:
— Эта вода – слезы грешников из твоей общины, которые плакали от страха перед Всевышним Аллахом. А сейчас мне было приказано дать ее тебе, чтобы ты потушил ею Пламя, и оно погасло по воле Всевышнего Аллаха.
Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, говорил: «О Аллах! Сделай так, чтобы глаза мои плакали от страха перед Тобой до того, как они заплачут от раскаяния и сожаления».
Надо плакать, – утверждает суфийская традиция, – если хочешь познать свою душу. Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, всегда плакал о своих последователях и обо всех людях не только своей общины, ибо послан он был ко всему человечеству, а не к одному народу.
Согласно хадису, переданному аль-Бухари, да смилостивится над ним Аллах:
«Когда Божий раб плачет, Всевышний Аллах тысячу раз спрашивает «что угодно?»
Как истинный суфий Алишер Навои, да смилостивится над ним Аллах, преуменьшает свою значимость и возвеличивает Пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, который и на том свете в день Суда будет заступником за человечество.
Окончившие жизненный свой путь,
и те, кому лишь предстоит взглянуть
на этот мир – нуждаются в Пророке.
В тот час, когда мы будем одиноки,
беспомощны и слабы в день Суда –
за нас Пророк заступится тогда.
Он за людей пред Богом поручится
и свет надежды озарит нам лица.
Все мы пришли от Него и только к Нему возвратимся.
Это осознание человека близости к Богу и его искреннее покаяние без утаивания грехов, раскрывает его сокровенные тайны, позволяет причаститься ему к мельчайшим струнам страдающей своей души. И тогда мольба его о прощении, поднимающаяся из самой глубины сердца и со слезами на глазах, становится подобием молитвы, какую произносит человек только раз в своей жизни, лёжа на смертном одре и прощаясь с жизнью. После неё уже жизни не будет, а будет смерть, воскрешение и Судный день, когда спросят с него на каждое его прегрешение.
Суфий захлёбывается в слезах, оплакивая прошлую жизнь и прошлые свои прегрешения, и грехи многочисленные людей, и вся его суть содрогается, подчинённая только сердцу.
И тогда каждая пролитая им слеза, благодаря милости Аллаха, становится светом озарения. И нисходит к нему прощение, и спокойствие в сердце нисходит, происходит его восхождение.
К Богу.
Через вспышки озарений в человеческой душе, через радость прощания со своими грехами и осознание нужды в Аллахе.
И тогда в глубине души не остаётся уже ни одного потаённого уголка, не освещённого светом покаяния и не озарённого светом прощения. Плачет суфий за тех, кто ушёл из жизни, и за тех, кто придёт в эту жизнь. За меня и за вас он плачет. Только так приближается человек к святости и совершенству, изначально предназначенному ему небесами, и во имя чего он и был сотворён Аллахом.
И только в этом состоянии слёзной мольбы о прощении человек достигает высшей ступени познания Бога и уверенности в том, что был услышан Создателем, помилован и прощён, а значит, очищен от темени прошлых грехов и освещён милостью приближения его к Себе.
И только в этом случае мольба человека к Богу становится искренней, а его откровения – откровениями освещённого светом прощения раба Божьего. Именно о таком прощении и молит Навои Аллаха, просит не за себя самого, но за всё человечество. Ибо боль святого и совершенного человека, милосердие которого не ограничивается своей судьбой – это боль всего человечества.
В сердце таком не осталось места для самости, эгоизма и темноты, всё оно стало источником доброты и света. Все грехи человечества воспринимает оно, как свои, и потому столько боли в его мольбе, столько горечи и печали.
Мне лично в жизни надобно немного,
но, Боже, сострадания земного
дай до конца оставшихся мне дней,
чтоб стал я утешеньем для людей,
чтоб ближних я не оставлял в беде,
и тех, кто вдруг окажется в нужде.
Да будет пыль земная из-под ног
людей, ко мне пришедших на порог
с единственною просьбою – помочь –
для глаз моих бальзамом в эту ночь
и до конца моих последних дней.
Дай, Господи, и мне любить людей.
Словосочетание «и мне» подтверждает мысль о том, что люди, имевшие честь быть приближёнными к Аллаху, Его посланники и пророки, его святые во все времена молились и просили Господа не о себе, но всегда за всё человечество. И это признак истинного величия совершенного человека. Таким был Алишер Навои, да смилостивится над ним Аллах, имя которого не погаснет в веках до тех пор, пока светит над людьми солнце, а человек молитвенно склоняется перед Господом и просит за всех святых, за себя и всё человечество.
БРИЛЛИАНТ НЕСРАВНЕННОГО ДОСТОИНСТВА
Анвармирзо Хусаинов
Исследователь жизни и творчества Навоий
«Мольба к Богу» – это исповедь, покаяние и мольба Алишера Навои, а для читателей, встающих на путь суфизма – дорожная карта восхождения к человеческому совершенствованию. Его святость Джалаледдин Руми, да будет доволен им Аллах, примером всей своей жизни, мудрости и несравненной образности своих бессмертныхтворений проложил мостовую дорогу для тех, кто встаёт на путь становления совершенной личности.
Этой дорогой следовал и Навои.
Опираясь на силу духа и бесценную помощьсвоих духовных учителей Фаридаддина Аттара, Джалаледдина Руми, Абдурахмана Джами и Бахауддина Накшбанда, да смилостивится над ними всеми Аллах,Навои сам стал нравственно совершенной личностью и воспел победы и лишения, драмы и трагедии совершенного человека в несовершенном мире.
Руми и Навои едины в своём видении лучшего будущего в развитии человечества. Это – суфийский путь самосовершенствования личности с упованием на милость Аллаха, Всевидящего, Предопределяющего и Изменяющего судьбы Своих созданий по Своему Божественному усмотрению.
Во все века и времена суфии пытались указать людям прямой путь к Богу, без посредников – представителей официального духовенства. Главной идеей, лейтмотивом гениального произведения Алишера Навои «Мольбак Богу»тожеявляется призыв к прямому пути Аллаха.
Следуя мысли Пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, который говорил:
«Я послан к человечеству, как дар Аллаха, для содействия улучшения нравов»
суфии считали целью своего учения нравственное улучшение человека, а не создание массовых организаций, участвующих в политической жизни стран и народов. Эта политическая неангажированность, а также глубокая терпимость учения, допускающего любой искренний путьк Богу, привлекала к нему интеллектуалов исламского возрождения средневековья. Среди них были не только учёные и поэты, мыслители и богословы, но и представители многих других сословий.
Вслед за своим учителем и другом Абдурахманом Джами членом ордена Накшбандийа стал и Навои, что позволило ему преодолеть тесные рамки национальных и конфессиональных предубеждений и догматов. Мысль Навои летит выше идей и установлений своего времени, Он – поэт и мыслитель, воспевший во времена бесчисленных феодальных войн на почве межнациональных конфликтов песнь о веротерпимости, толерантностиисправедливости, как высшей ценности жизни, способной объединить мир. В поэме: «Стена Искандара» поэт утверждает:
Знай, справедливость выше славных битв,
и выше догм, религий и молитв.
Пока земля стоит и небосвод
любой пусть благоденствуетнарод! [1]
Если мысль жива – жив и человек, высказавший эту мысль. Навои востребован 21 веком. Лучший пример сказанному его «Мольба к Богу». В этом небольшом по объёму, но безграничном по содержанию и смыслу гениальном произведении, мы видим истинную суть Навои – суфия. Поэт сумел раскрыть в нём смысл создания Всевышним Аллахом человека, его предназначения на земле, показал волнующую историю вознесения его и падения, описал трудный путь восхождения к Истине через личныестрадания и переживания. Герой Навои осознаёт тяжесть совершённыхим и человечеством грехов, мужественно открывает «чёрную правду» своего сердца в самобичующем покаянии в надежде на прощение Создателя.
Во все века суфии играли выдающуюся роль в истории. В средневековье усилиями имама Газали, непререкаемого учёного и проповедника ислама, заслужившего звание «Довод ислама», суфии добились легитимности в обществе. Их признали составной частью исламской религии.
Историки до сих пор не задались вопросом: «Каким образом великий полководец и создатель империи Мавераннахра Амир Тимур сумел мобилизовать в свою армию сотни тысяч воинов, не страшащихся смерти?» В этом и заключается историческая заслуга суфиев. Суфийские шайхи и их муриды за короткий период, вобравший всего лишь тридцать-сорок лет, смогли своим просветительством вытравить страх из сердец людей, признававших своё рабство под гнётом насилия и жестокости монгольских варваров и нищенского, бессмысленного существования.
Чингизские орды безбожников и варваров учиняли настоящий геноцид над мусульманскими народами, безжалостно уничтожая не только народы, но и их мечети, священные книги и носителей духовности и просвещения.
Достоверно известно, что Тимур отличался глубокой набожностью. История свидетельствует, что ещё в юношеские годы он, побуждаемый своей матерью Тегина-бегим, дочерью министра по делам религий Бухары Алима Хаджи, наизусть знал Коран. Источником мудрости и вдохновения для него служили сунна – жизнь, деяния и наставления Пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, бережно собранные имамами аль-Бухари, ат-Термизи и Муслимом.
И в молодые и зрелые годы Тимур искал и находил себе духовных наставников из числа суфийских шайхов. Особое место в его жизни занимал шайх братства Накшбандийа Сайид Мир Кулал, да будет доволен им Аллах. Именно он предсказанием о великом будущем вдохновил молодого Тимура на дерзновенные свершения. Рассказывают, что став властелином Мавераннахра, Тимур предложил шайху Сайиду Мир Кулалу или одному из его сыновей занять должность правителя Бухары или принять от него в дар золотые подношения, на что святой отвечал: «Мы, суфии, трудимся во благо Аллаха и вознаграждения ждём только лишь от Него».
Бессмертным героем ислама и всего человечества стал суфийский шайх Сайид Барака – один из прямых наставников Тимура. В 1395 году на берегу реки Волги в решающем сражении Тимура с монгольским ханом Тохтамышем, превосходящие по численности войска неприятеля, в который входили армии и литовского великого князя Витовта, и рыцари германского тевтонского ордена потерпели сокрушительное поражение. Это сражение стало началом конца монгольской империи, так как именно в этом бою был окончательно сломлен хребет до этого не знающей поражений монгольской орды. Вслед за этим Тимур покорил столицы монгольского государства – Золотую и Белую Орду, изгнал монголов из завоёванных ими стран и освободил Евразийское пространство государств от двухвекового монгольского ига.
В том знаменитом сражении имела место ситуация, когда чаша весов начала склоняться в сторону Тохтамыша. Находившийся в гуще сражения Тимур, сбитый вражеским воином с коня, оказался на земле, но продолжал сражаться. В это решающее мгновение войны настоящий воинский подвиг совершил шайх Сайид Барака. Как описывается в романе Сергея Бородина «Звёзды над Самаркандом» и отмечается во многих исторических документах, шайх наполнил подол своего белоснежного халата камнями из-под ног, вскочил на арбу и оттуда, громко взывая: «Аллаху Акбар! Яв качты» (Аллах велик! Враг бежит!), стал бросать в их сторону камни. Воодушевлённые героическим поступком своего духовного наставника, воины громогласно подхватили его призыв и перешли в решающее наступление, которое ознаменовалось тем, что трёхсоттысячная армия Тохтамыша дрогнула и в считанные часы была сброшена в Волгу и окончательно уничтожена.
После одержанной триумфальной победы встал вопрос о вознаграждении шайха Сайида Барака. Зная о том, что суфии не нуждаются в мирских богатствах и наградах, Тимур объявил о своей воле – похоронить себя у ног Сайида Барака.
Сегодня мы имеем честь возносить молитвы в Самарканде об упокоении душ Сайида Барака и лежащего у его ног великого освободителя Амира Тимура в величественном мавзолее «Гури Амир».
Венцом цивилизации тимуридов, своими победами над тёмными силами монголов и турецкого султана Баязида, представлявших смертельную угрозу самому существованию европейских государств и народов, стали великий учёный и внук Тимура Улугбек и гениальный поэт Алишер Навои.
Он был многогранной личностью.
Людей с такой интересной биографией и достижениями в жизни очень мало в истории человечества. Всевышний Аллах наделил Алишера Навои яркой судьбой, полной счастья и надежд, великих достижений в мирских делах и в постижении «тайного и явного».
Свершениям Навои способствовала его избранность Всевышним. С раннего детства и до конца своей жизни он был верным другом султана Хусейна Байкара, властителя Хорасанского государства. Султан Хусейн возвёл своего друга до самых высоких постов в своём государстве, где Навои был визирем, главным советником, держателем печати султанского двора. Но главное, Алишер был другом султана Хусейна, поэта, тонкого знатока и восторженного почитателя таланта Навои, что позволяло поэту проявлять себя свободной личностью в подлинном понимании этого слова.
Удивительны пределы терпимости султана Байкара к безграничному вольнодумию и страстной, уничижительной критике основ государственного устройства, политики, коррупции, безнравственности чиновников и духовенства со стороны Навои.
Два примера из жизни Навои. Шах Бабур в своей книге «Бабурнаме» пишет: «Навои был необычным государственным чиновником, он был очень богат и не состоял на жалованье у султана. Более того, в трудные времена помогал государю деньгами».
Прекрасной страницей в книге мировой истории является своеобразное состязание Навои и султана в благотворительности. На свои средства Навои построил и содержал более девяносто социально-духовно и культурно значимых объектов: мечети, медресе, школы, больницы, караван-сараи, общественные бани, суфийские ханака, мосты, арыки и каналы. В щедрости благотворительности он превзошёл самого султана, — гласит народное предание, подтверждённое историками, современниками Навои.
Мало встречающаяся в истории долгая и плодотворная дружба между султаном и поэтом, о чём мечтали многие поэты и учёные, имеет и такую золотую страницу. В первые дни царства Хусейн Байкара и Навои заключили дружеский договор о том, что по любому вопросу Алишер имеет право обратиться к Хусейну до девяти раз. При этом если просьба не удовлетворяется, Навои становится свободен в выборе решения. История свидетельствует о том, что только единственный раз Навои встретил девятикратный отказ от султана. Просьба эта заключалась в осуществлении заветного желания Навои совершить хадж в Мекку и Мадину. Получив в девятый раз отказ в своей просьбе, Навои направил из города Мерва, где он находился, письмо султану в Герат. В послании он поставил в известность сановного своего друга о том, что по условиям договора между ними отправляется в паломничество без согласия правителя.
Потрясающим по содержанию и смыслу является мгновенный ответ султана. Приводим почти дословно содержание письма султана. «Если мой гонец доставит вам моё письмо в пределах государства, воспринимайте его как мой приказ верноподданному сановнику незамедлительно вернуться в Герат».
Далее султан признаётся в своей любви и безграничном уважении к Навои, умоляет его отказаться от своего возвышенного намерения во имя интересов безопасности государства, мира и спокойствия народа. Султан приводит следующие доводы: «…без Навои в государстве нет и не будет мира, возможны войны, где может пролиться кровь».
«Далёкие дороги к святыням ислама, — продолжает султан в письме, — опасны для жизни и здоровья пилигрима. Алишер, я прекрасно вас знаю. Если вы достигнете гробницы любимого Пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, то уже никакая сила на земле не остановит вас от того, чтобы вы до конца вашей драгоценной жизни оставались там, ежедневно и ежечасно посвящая себя подметанию этого святого ристалища…
Дорогой Алишер, вы и без посещения святынь ислама – святой человек, ибо ежедневно совершаете столько богоугодных дел, каждый из которых достоин вознаграждения от Аллаха, как за совершённый хадж».
Гонец султана доставил письмо-указ государя в руки Навои в иранском порту Бандар-Аббас в ту самую минуту, когда корабль с поэтом отплывал в Джидду. Доводы и просьбы государя убедили Навои вернуться в Герат.
На примере коранического пленительного повествования о пророке Йусуфе, мир ему, и изучения истории жизни великих людей нам открывается истина о том, что Аллах самыми яркими красками рисует портреты избранных Им в друзья личностей, наделяет их яркой и неповторимой судьбой, богатой событиями и достижениями.
Несколько новелл из биографии Навои свидетельствуют о богоизбранности поэта-суфия. В 1454 году Божьей волей в Герат на встречу с Навои переселяется из Нишапура великий суфий и гениальный поэт Абдурахман Джами. Много ли в истории найдётся примеров, когда в одном городе и в одно время длительно пребывали одновременно двое святых людей и они же два гениальных поэта и мыслителя?
Городу Герату несказанно повезло тем, что в нём в 1441 году родился Алишер Навои и там же в золотые годы хорасанского государства под сенью цивилизованной власти султана Байкары жили, уважая и любя друг друга, и создавая в творческом состязании шедевры мировой литературы – Джами и Навои, да будет доволен ими Аллах.
Недоступный для близкого общения даже для правителей святой шайх и великий поэт Джами одним из первых открыл святость и гениальность Навои. Их продолжительные беседы и дискуссии на духовные и литературные темы стали легендами ещё при жизни поэтов. Любовь и восхищение друг другом были неисчерпаемым источником вдохновения, озарения и духовных откровений. Вот что пишет Навои о Джами в начале своей поэмы «Фархад и Ширин»:
Хосров и Низами – слоны, но нам
предстал Джами, подобный ста слонам…
… Он чашу неба выпил бы до дна,
будь чашею познания она.
Плод, в духе утопив, Джами велик, —
скажи, что он великий материк.
Нет, целый мир он! Но как вообразить,
что точка может мир в себе носить. [2]
Навои – визирь государства, многие годы был наставником, покровителем и меценатом сотен талантливых поэтов, художников и музыкантов. При просвещённом султане Байкаре и его визире Навои Герат стал культурной и интеллектуальной столицей Востока. Меценат Навои стоял у истоков создания гератской школы восточной миниатюры под руководством гениального художника Камалиддина Бекзада.
Признанный учёный-теоретик музыки Навои многое сделал для развития гератской-бухарской школы «Шашмакома» – звёздного явления мировой музыкальной культуры, существующей и сегодня, как живая традиция народного творчества.
Власть и моральный авторитет Навои позволяли ему быть гарантом защищённости и благополучия художников и музыкантов от нападок ортодоксальных священнослужителей.
Теоретик и историк суфизма аль-Худжвири из Газны в XIвеке в своей книге: «Раскрытие скрытого за завесой» приоткрыл частицу тайны суфийского учения. Шайх предрекал, что на земле во все времена жили и будут жить несколько тысяч «тайных суфиев», причём многие из них даже не будут догадываться ни о совершенстве своего духовного состояния, ни о существовании других избранников в это же самое время. Именно эти личности с большой буквы придают по воле Аллаха истории человечества просвещённую, гуманитарную направленность в сторону Истины.
Путь к своей мистической цели человек должен проходить с Учителем и тогда он, возможно, будет более лёгким, приятным и скорым. Этот же путь может быть пройден самостоятельно, но он будет более долгим и трудным, и легко может завести в тупик, хотя великие суфийские учителя прошлого Ибн Араби, Аттар, Руми, Джами, Навои и Накшбанд и многие другие оставили на нём свои тайные знаки и наставления идущим вослед.
Ярким примером такого трудного пути к пониманию и восприятию суфийских ценностей является путь Льва Толстого, который во всех деталях можно проследить по его дневниковым записям и письмам. События жизни Толстого в 1909-1910 годах свидетельствуют о том, что он достиг определённой цели, хотя в полной мере насладиться достигнутым им совершенным состоянием и воссоздать его в своих творениях у него уже не оставалось времени и сил. Он оставил людям подробнейшие описания и детальный анализ своих духовных поисков, ошибок, сомнений и колебаний на этом пути, чтобы идущие вослед их не повторяли. Это обеспечило ему достойное место среди великих Учителей человечества.
Поражает убедительная искренность и скромность Навои в выражении его любви к Пророку Мухаммаду, да благословит его Аллах и да приветствует. Главным героем своей исповеди поэт определил не себя, а святого Пророка. Для Навои он несравненный пример личности совершенной нравственности, культуры, гуманности, достойный подражания и ежедневной благодарности каждым, называющим себя верующим человеком, приверженцем ценностей общечеловеческой культуры. На покровительство любимца Аллаха в Судный день надежда Навои на спасение от мучений ада.
Окончившие жизненный свой путь,
и те, кому лишь предстоит взглянуть
на этот мир – нуждаются в Пророке.
В тот час, когда мы будем одиноки,
беспомощны и слабы в день Суда –
за нас Пророк заступится тогда.
Он за людей пред Богом поручится
и свет надежды озарит нам лица.
Устойчивым смирением своего покаяния и прощения в «Мольбе к Богу» Навои поднялся до уровня понимания и проявления в полной мере своей высокой миссии учителя человечества.
Книга «Мольба к Богу» – это исповедь, влюблённого в Господа суфия, это духовные его переживания и пристальное вглядывание в себя человека, прослеживающего шаг за шагом свои деяния и поступки, совершённые им в жизни. Это путешествие духа во времени жизненного пространства, его мучения и страдания, борения на пути к совершенствованию своей нравственной сути.
Стоящая в первом ряду шедевров мировой литературы, эта небольшая по объёму книга, вобрала в себя весь спектр человеческих переживаний на пути к Аллаху.
Это книга о Человеке, о его смирении, ибо тот, кто хочет возвыситься, должен проявить смирение перед Господом. Тот, кто хочет стать праведным, должен воспитать в себе черты благородства и щедрости.
Другого пути к Богу нет.
Так говорят суфии.
И так говорит в гениальном, полном сострадания к человечеству поэтическом повествовании Алишер Навои, да смилостивится над ним Аллах. Без сомнения, «Мольба к Богу» – бриллиант несравненного достоинства в сокровищнице суфийской мысли и мировой литературы
