Многие из вас, наверняка, читали романы Франца Кафки. Сегодня же мы решили рассказать вам, что же читал сам Кафка и что стоит за его произведениями. Чем вдохновлялся, кого цитировал и кому подражал Франц.

ЧТО ЧИТАЛ ФРАНЦ КАФКА?

Иоганн Вольфганг фон Гёте

Иоганн Вольфганг Гёте был одним из самых почитаемых Кафкой поэтов. Он зачитывался его произведениями, а после и его дневниками. Гёте произвел огромное впечатление и оставил отпечаток на мироощущении молодого писателя. В 1912 году Кафка вместе с Максом бродом посещали дом-музей Гёте в Веймаре, который был открыт в 1885 году, после смерти последнего его потомка. В этой же поездке, кстати, он проявил интерес к дочери смотрителя дома-музея Гёте.

Макс Брод писал об этом:

Можно было наблюдать, как расцветало крошечное нежное чувство между ним и милой дочерью смотрителя дома Гёте. Назвать это любовью было бы слишком поспешно: это была стыдливая, дразнящая, возможно, немного болезненная радость видеть друг друга. В результате Гарта и Кристоф вместе с ним попросили у смотрителя комнату, которая находилась рядом с мемориальными комнатами Гёте. Из нее был выход в сад, и можно было ходить по комнатам Гёте в те часы, когда не было наплыва туристов. Они представляли себе, что принадлежат семье Гёте – пусть и на далеком расстоянии, сквозь глубину древности. Как призрак бродило эхо музыки Гёте во время их радостных встреч с дочерью смотрителя в наполненном благоуханием роз саду, чьи древние стены были увиты зеленым плющом. И повсюду ощущался дух Гёте, везде незримо присутствовал этот царственный старик.

В своих личных записях Кафка ни раз цитировал Гёте, однако не любил когда это делали другие. В число любимых авторов входил также Иоганн Петер Эккерман, друг Гёте, который немалую часть своей жизни посвятил исследованиям творчества Гёте и известен во всем мире работой «Разговоры с Гёте в последние годы его жизни, 1823—32».

Макс Брод в книге «О Франце Кафке»

Нужно было слышать, с каким благоговением Кафка говорил о Гете это было нечто совершенно необыкновенное: словно о своем прародителе говорило дитя, жившее в беспечные счастливые времена и в непосредственности близости к Божеству.

Дневник Кафки, 29 сентября 1911 года

Дневники Гете. Человек, не ведущий дневника, неверно воспринимает дневник другого человека. Когда он, например, читает в дневниках Гете: «11.1.1797. Целый день был занят дома различными распоряжениями», то ему кажется, что сам он никогда за весь день не делал так мало.

Путевые наблюдения Гете совсем иные, чем нынешние, потому что они велись из почтовой кареты и развивались проще, местность изменялась медленно, и потому за ней легче было следить человеку, даже незнакомому с этой местностью. Это было спокойное, воистину пейзажное мышление. Так как окрестность представлялась пассажиру кареты нетронутой, в ее натуральном виде, и проселочные дороги разделяли ее гораздо естественнее, чем железнодорожные линии, с которыми они соотносятся примерно так же, как реки с каналами, то это не требовало от созерцателя никаких усилий и он мог без особого напряжения систематизировать свои впечатления. Поэтому моментальных наблюдений мало, большей частью в помещениях, где иные люди сразу же полностью распахиваются, например австрийские офицеры в Гейдельберге; а пассаж о мужчинах в Визенгейме, напротив, ближе к описанию местности: «На них были синие сюртуки и белые жилеты, украшенные ткаными цветами» (цитирую по памяти).

Фёдор Михайлович Достоевский

Кафка безумно любил «Братьев Карамазовых», как и творчество Фёдора Михайловича Достоевского в принципе. В письме к Фелиции Кафка причисляет Достоевского к своим «кровным родственникам». Кафка с восторгом читал отрывки из Достоевского своему другу Максу Броду, о чем тот позже напишет в книге посвященной жизни Кафки. Каково было бы его удивление, если бы он узнал, что после смерти его будут ставить рядом с его кумиром из России, на которого он, безусловно, равнялся.

Письма Кафки к Фелиции, 2 сентября 1913 года

Любимая, то, что Ты мне говоришь, я повторяю про себя почти беспрестанно, малейшее отторжение от Тебя для меня как ожог, происходящее между нами повторяется во мне куда страшней и мучительней, перед Твоими письмами, перед Твоими фотографиями я не в силах устоять. И все же… Сама посуди: из четверых людей, с которыми я (не ставя себя с ними рядом ни по силе, ни по мощи охвата) чувствую кровное родство, – это Грильпарцер, Достоевский, Клейст и Флобер – один лишь Достоевский женился, и один лишь Клейст, когда, загнанный в тиски внутренними и внешними невзгодами, застрелился на Ванзее, нашел, вероятно, самый правильный выход. Все это само по себе, возможно, не имеет для нас ровно никакого значения, каждый живет свою жизнь заново, пусть бы я стоял даже в самой темной сердцевине их тени, осенившей наш век. Но это главный вопрос жизни и веры вообще – и с этой точки зрения указующий пример тех четверых обретает больше смысла…

Макс Брод в книге «О Франце Кафке»

Я однажды записал, что он был особо восхищён Подростком (J?ngling) Достоевского, – тогда он назывался Ein Halbw?chsling и был издан Альбертом Лангеном (Albert Langen) – и читал мне вслух, вне себя от восторга, начало пятой главы, фантастически парадоксальный план героя, непременно стать богатым, пример с нищим на волжском пароходе и так далее. Кафка является, несомненно, среди авторов столетия самым независимым, своенравным (своенравие, понимаемое также как смысл для себя). Ведь указание на эту пятую главу могло бы показать, как сильно сформировался его стилистический вкус на методе Достоевского»

Дневник Кафки, 20 декабря 1914 года

Замечание Макса о Достоевском, о том, что в его произведениях слишком много душевнобольных. Совершенно неправильно. Это не душевнобольные. Обозначение болезни есть не что иное, как средство характеристики, причем средство очень мягкое и очень действенное. Например, если постоянно и очень настойчиво твердить человеку, что он ограничен и туп, то, если только в нем есть зерно достоевщины, это подстрекнет его проявить все свои возможности. С этой точки зрения характеризующие его слова имеют примерно то же значение, что и бранные слова, которыми обмениваются друзья. Когда они говорят: «Ты дурак», то это не означает, что тот, кому это адресовано, действительно дурак и они унизили себя дружбой с ним; чаще всего — если это не просто шутка, но даже и в таком случае — это заключает в себе бесконечное переплетение разных смыслов. Так, например, отец братьев Карамазовых отнюдь не дурак — он очень умный, почти равный по уму Ивану, но злой человек, и, во всяком случае, он умнее, к примеру, своего не разоблачаемого рассказчиком двоюродного брата или племянника, помещика, который считает себя настолько выше его.

Чарльз Диккенс

Любовь Кафки к творчеству Диккенса сочеталась с критикой, однако при любой критике он также выделял его несомненные достоинства. При написании «Америки» (тогда ещё «Пропавший без вести»), а именно первой главы про кочегара, Кафка имел целью написать «диккенсовский роман», о чем он писал в своем дневнике, не скрывая восхищение и подражание творчеству Диккенса. В дневниках он отсылается к роману Диккенса «Дэвид Копперфильд», который, кстати, был и одним из любимых произведений Льва Толстого.

Дневник Кафки, 8 октября 1917 года

«Копперфилд» Диккенса («Кочегар» — прямое подражание Диккенсу; в еще большей степени — задуманный роман). История с чемоданом, осчастливливающий и очаровывающий, грязные работы, возлюбленная в поместье, грязные дома и др., но прежде всего манера. Моим намерением было, как я теперь вижу, написать диккенсовский роман, но обогащенный более резкими осветителями, которые я позаимствовал бы у времени, и более слабыми, которые я извлек бы из себя. Диккенсовское богатство и могучий, неудержимый поток повествования, но при этом — места ужасающе вялые, где он утомленно лишь помешивает уже сделанное. Впечатление варварства производит бессмысленное целое, — варварства, которого я, правда, избежал благодаря собственной слабости и наученный своим эпигонством. За манерой, затопляемой чувством, скрыта бессердечность. Эти колоды необработанных характеристик, которые искусственно подгоняются к каждому персонажу и без которых Диккенс был бы не в состоянии хотя бы раз быстро взобраться на свое

Лев Николаевич Толстой

Не обошел внимание Кафка и мимо Льва Николаевича. Повесть Толстого «Смерть Ивана Ильича», по свидетельству Брода, наряду с другими рассказами Толстого, была в числе любимых произведений Кафки. Произведения Толстого произвели огромное влияние на жизнь Франца Кафки, о чем можно подробней прочитать в работе Валерия Белоножко «Физика и метафизика сексуальности Франца Кафки»:

Фрагмент из работы «Физика и метафизика сексуальности Франца Кафки»

Однажды (все в нас свершается однажды и навсегда!) Франц, простудившись, вынужден был оставаться дома для излечения недомогания. По-видимому, он проводил лечебные процедуры на привычном канапе в своей комнате с книгой в руках. Родителей, как обычно, весь день нет дома, прислуга занята неотложными обязанностями, шумные девочки (их — тот!) каким-то неведомым образом приведены к состоянию временной занятостью друг другом, и м-ль Бейли появляется в комнате Франца с выражением скромно-соблазнительного сочувствия на лице и томиком «Крейцеровой сонаты» Льва Толстого, которую и предлагает «бедному мальчику».

Эта сцена достояна внимания уже хотя бы потому, что в ней — завязка многих литературных сюжетов 19-го века и обычный женский прием ПРИБЛИЖЕНИЯ женщины к мужчине. Книга, полученная из рук м-ль Бейли, приобретает особую значимость, а когда после первых страниц выясняется, что тем произведения попала «в яблочко» основных душевных и физических терзаний юноши, Франц не мог оторваться от чтения (и от соответствующих мыслей о м-ль Бейли).

То, что в «Крейцеровой сонате» приводится исповедь человека, начиная с шестнадцатилетнего гимназического возраста, который насмерть озабочен собственными сексуальными переживаниями, заставляет Франца отождествлять себя с героем, а впечатлительность его от сего десятикратно усиливается.

Мужское семя плохо бедно созревало в юноше, требовало выхода и требовало же объяснения, так что содержание «Крейцеровой сонаты» мучительной влагой пролилось и оросило это семя, вызвав к жизни попутно множественные отзывы в (почти!) девственной душе Франца. Тема повести говорила одно, а идеи её утверждали нечто совсем иное, причем рассказ героя по полочкам раскладывал множество мыслей и отголосков чувств по поводу природного голода плоти.

Современному читателю просто невозможно себе представить, что всего лишь век назад в молодом поколении отдельными представителями литература воспринималась, если не прямым руководством к действию, но, во всяком случае, служила затравкой капсюлем на заряженном патроне жизни. Сексуальная информация была практически под запретом, и рассуждения Толстого в повести звучали вполне убедительно для не получившего жизненную закалку Франца Кафки.

Гюстав Флобер

Гюстав Флобер наравне с Гамсуном и Гёте был в ряде любимых писателей Кафки. Владимир Набоков в своем анализе «Превращения» Кафки писал:

Анализ Набокова «Превращения» Кафки

Сильнейшее влияние на Кафку оказал Флобер. Флобер, презиравший слащавую прозу, приветствовал бы отношение Кафки к своему орудию. Кафка любил заимствовать термины из языка юриспруденции и науки, используя их с иронической точностью, гарантирующей от вторжения авторских чувств; именно таков был метод Флобера, позволявший ему достигать исключительного поэтического эффекта.

Герой «Превращения» Грегор Замза — сын небогатых пражан, флоберовских обывателей, людей с чисто материалистическими интересами и примитивными вкусами.

Фрагмент из письма Кафки к Максу Броду:

Хочу сказать о твоих суждениях. Ты время от времени говоришь нечто вроде: «Посмотри на Флобера! Его творения — сентиментальный вздор!» Как бы я был тебе неприятен, если иногда поступал бы так же. Если бы, допустим, ты сказал: «Как прекрасен «Вертер»!» — а я бы ответил: «Но если говорить правду, то там — одна сентиментальная чепуха». Это было бы смешным и невежливым замечанием, но поскольку я — твой друг, то я не желаю тебе зла, я лишь хотел сказать тебе свое мнение.

Однако в итоге Кафка привил любовь Макса к Флоберу и они вместе читали «Воспитание чувств» и «Искушение святого Антония» Флобера в оригинале. Когда «Исследования одной собаки» были только в начале тяжелого пути написания (опубликован рассказ будет только спустя 7 лет), Кафка писал в дневнике:

Дневник Кафки, 9 февраля 1915 года

Только что прочитал начало. Безобразно и вызывает головную боль. Несмотря на то что содержание правдиво, оно скверное, педантичное, механистичное. Я в слишком раннем возрасте пишу «Бувар и Пекюше».

Кроме романа «Бувар и Пекюше», в дневниках множество отсылок Кафки к творчеству Флобера.

Дневник Кафки, 19 октября 1921 года

Сущность дороги через пустыню. Человек, сам себе народный предводитель, идет этой дорогой, последними остатками (большего не дано) сознания постигая происходящее. Всю жизнь ему чудится близость Ханаана; мысль о том, что землю эту он увидит лишь перед самой смертью, для него невероятна. Эта последняя надежда может иметь один только смысл: показать, сколь несовершенным мгновением является человеческая жизнь, — несовершенным потому, что, длись она и бесконечно, она все равно всего лишь мгновение. Моисей не дошел до Ханаана не потому, что его жизнь была слишком коротка, а потому, что она человеческая жизнь. Конец Моисеева пятикнижия сходен с заключительной сценой «Education sentimentale».

Вильгельм Дильтей

С немалым уважением Франц относился к работам Вильгельма Дильтея, социолога, историка и философа. В частности в своих дневниках он отставил немало отсылок к его творчеству, среди которых были произведения «Переживание и творчество» и «Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах», в последнем также имеется упоминание о творчестве Гёте.

После прочтения «Опыта и воображения» Дильтея, Кафка писал в своём дневнике:

Дневник Кафки, 6 января 1914 года

Любовь к человеку, уважение ко всем его проявлениям, спокойное наблюдение за жизнью.

Кнут Гамсун

Из творчества Гамсуна Кафка особено выделял роман «Соки земли», за который тот получил Нобелевскую премию, оставляя отсылки к нему в своих дневниках. Также он вспоминал про «Соки земли» в последние дни своей жизни, когда слушать рекомендации врачей было уже поздно, о чем писал Макс Брод:

Макс Брод в книге «О Франце Кафке»

Кафка говорил о «Соках земли» (Growth of the Soil) Гамсуна и объяснял, что в этом романе, подчас вопреки желанию автора, зло идет от женщин. Позднее, когда поезд где-то остановился, он произнес тоном глубочайшего отчаяния: «Как много станций по дороге к смерти, как медленно все движется!» Теперь, in articulo mortis(в смертный час), он почувствовал вкус жизни и захотел жить.

Во время второй мировой войны, в 1943 году, Гамсун передаст Нобелевскую премию министру пропаганды Третьего Рейха Геббельсу. А в 1944 году в концлагере погибает Милена Есенская, когда-то возлюбленная Франца.

Август Стриндберг

Имеются не редкие упоминания о Стриндберге, большей частью работ которого были пьесы, а Кафка испытывал немалый интерес к театру и писал рецензии на спектакли. Однако в дневниках он упоминает романы Августа Стриндберга «Черные знамена» и «Разрыв».

Дневник Кафки, 4 мая 1915 года

Состояние улучшилось, потому что читал Стриндберга («Разрыв»). Я читаю его не ради того, чтобы читать, а ради того, чтобы полежать у него на груди. Он держит меня, как ребенка, на левой руке. Я сижу там, как человек на статуе. Десять раз мне грозит опасность соскользнуть, но в одиннадцатый раз я усаживаюсь прочно, обретаю уверенность и мне становится видно далеко вокруг.

Раздумываю над отношением людей ко мне. Как бы мал я ни был, нет никого, кто понимал бы меня полностью. Иметь человека, который понимал бы, жену например, — это значило бы иметь опору во всем, иметь бога. Оттла понимает кое-что, даже многое, Макс, Феликс — кое-что, иные, как Э., понимают лишь частности, но зато уж с отвратительной дотошностью, Ф., возможно, совсем ничего не понимает, правда, при бесспорно существующей между нами внутренней связи это создает особое положение. Порой мне казалось, что она понимает меня, сама о том не ведая, — например, когда она ожидала меня, невыносимо тосковавшего по ней, на станции подземки; стремясь как можно скорее увидеть ее и думая, что она ждет меня наверху, я чуть не пробежал мимо нее, но она молча схватила меня за руку.

Михаил Кузмин

Ещё в одном из первых своих дневников Кафка приводит цитаты из работы русского поэта Михаила Кузмина, а именно из произведения «Подвиги Великого Александра».

Александр Герцен

Большую часть библиотеки Кафки занимали дневники, воспоминания и автобиографические книги различных писателей, философов и историков. Макс Брод отмечал, что в числе любимых книг Кафки было творчество Александра Герцена, русского писателя и публициста. В частности, «Былое и думы» упомянуты Кафкой в своих дневниках.

Пётр Кропоткин

В продолжение темы дневников и воспоминаний, кроме Герцена, в любимые книги попали и сочинения Петра Кропоткина, русского революционера и историка, а также его дневник и записки.

По свидетельствам Макса Брода, а также некоторым упоминаниям в дневниках и письмах, Кафка также зачитывался Германом Гессе, Кёстнером, Томасом Манн, Робертом Вальзером. В последние же годы жизни он читал Гоголя, Эмиля Штрауса, Вильгельма Шафера, Фридриха Хеббеля, Адальберта Штифтера. Стоит отметить, что большая часть ценимых Кафкой личностей были его современниками, а многие пережили его. А ещё он не любил Оскара Уайльда.

Автор: Сергеевич
Источник: http://dystopia.me