Мустафа Джемилев, выступая на митинге, посвященном 60-й годовщине депортации, сказал: «Конечно, в Узбекистане и других местах ссылки было много и тех, кто под влиянием враждебной к нашему народу советской пропаганды совершали против наших соотечественников вопиющие беззакония и гнусные преступления. Но пусть их на этом или ином свете покарает сам Аллах. Наш же долг всегда помнить оказанное нам добро и воздать за это добро свою благодарность».
Крымские татары: Прорыв на родину
Михаил Калишевский
Статья написана в 2009 году
Относительно недавно (18 мая 2009 года) исполнилось 65 лет одному из самых трагичных событий в истории народов бывшего СССР — депортации крымских татар. По понятным причинам наибольшее внимание эта печальная годовщина привлекла в Крыму, где сейчас проживает основная часть (260-280 тысяч) ссыльного народа, возвращающегося на родину из изгнания. На состоявшейся 3 июля встрече президента Украины Виктора Ющенко с членами президиума Меджлиса крымскотатарского народа во главе с многолетним узником советских лагерей Мустафой Джемилевым было объявлено о президентском поручении генпрокурору Украины и главе СБУ рассмотреть вопрос о возбуждении уголовного дела по факту выселений в 1944 году крымскотатарского народа и других народов (греков, болгар, армян), проживавших на территории Крыма, и дать правовую оценку «действиям должностных лиц органов государственной власти тоталитарного коммунистического режима во главе с Иосифом Сталиным, виновных в незаконных насильственных выселениях указанных народов». При этом подчеркивалось, что данное поручение полностью соответствует принятой на 18-й ежегодной сессии Парламентской Ассамблеи ОБСЕ Вильнюсской Декларации, равно осуждающей преступления сталинизма и нацизма.
Практически незамеченной, за исключением, естественно, самих крымскотатарских общин, осталась эта годовщина в местах депортации – государствах Центральной Азии и прежде всего в Узбекистане, где сейчас проживает значительная масса крымских татар (по разным оценкам — от 100 до 200 тысяч), еще не вернувшихся на родину. Собственно, позиция официального Ташкента была сформулирована еще пять лет назад, в год 60-летия депортации, когда в посольство Украины поступила нота МИД Узбекистана, где говорилось о «нецелесообразности» проведения в Узбекистане мероприятий, связанных с годовщиной депортации. Это объяснялось тем, что Узбекистан не имеет отношения к депортации и никогда не проводил подобных мероприятий. В ноте также утверждалось, что крымские татары, проживавшие в Узбекистане, «не имели каких-либо проблем и пользовались всеми правами и льготами наравне с местным населением». Было также отмечено, что проведение подобных мероприятий может вызвать «недопонимание как среди крымских татар, так и местного населения».
Что же до России, во-первых, объявившей себя правопреемницей СССР, а во-вторых, тоже являвшейся местом депортации (в РФ остаются порядка 20 тысяч крымских татар), то там о крымских татарах вспоминают в основном только в связи со сложной этнополитической ситуацией в Крыму и вытекающими отсюда «геополитическими» плюсами и минусами для Кремля. Причем вспоминают главным образом в негативном плане, а также в духе реанимации сталинистского мифа о «поголовном предательстве» крымских татар в годы Второй мировой войны. Тем самым, кстати, весьма способствуя сохранению и даже усилению предубеждений в отношении крымских татар как среди собственно россиян, так и русскоязычного населения Крыма, что, понятное дело, сохранению межнационального мира на полуострове не способствует.
Впрочем, крымскотатарская проблема и ее влияние на современное положение в Крыму, в Украине в целом и на украино-российские отношения – тема для отдельного и очень деликатного разговора. Здесь же имеет смысл сосредоточиться прежде всего на самой истории вопроса, уделив особое внимание ее среднеазиатскому «измерению». Тем более, что на 5 августа этого года пришлась еще одна годовщина – исполнилось 40 лет со дня окончания «Ташкентского процесса» — одного из самых значимых событий в истории крымскотатарского национального движения.
Просто татары?
В массовом сознании представления о народе, имеющем уникальную и богатую культуру, народе, вписавшем одну из самых ярких страниц в историю борьбы с тоталитаризмом, исчерпываются, как правило, примитивным заблуждением: крымские татары, дескать, это «просто татары», только жившие в Крыму. Надо сказать, что «крымские татары», в общем-то, неудачный этноним. Присутствие слова «татары», часто рождает представление, будто крымские татары являются субэтнической группой татар, а крымскотатарский язык — диалект татарского. Безусловно, это родственные языки – оба принадлежат к тюркской группе. Но языки все-таки разные. Наиболее близкими к крымскотатарскому являются турецкий, карачаево-балкарский, кумыкский и ногайский, а вовсе не язык татар, скажем, Поволжья. Аналогично и созвучные этнонимы «татары» и «крымские татары» обозначают родственные, но весьма разные народы. Кстати, сами крымские татары используют два самоназвания: «къырымтатарлар» (q?r?mtatarlar), то есть «крымские татары», и «къырымлы» (q?r?mlar) — «крымцы». Причем второе является более употребимым в обыденной речи, то есть более близким самосознанию народа, сформировавшегося в Крыму как коренной народ полуострова.
Слово же «татары» в данном случае имеет, можно сказать, «импортное» происхождение. Как известно, имя «татар» носило одно из монгольских племен, покоренных Чингис-ханом. Впоследствии «татарами» стали называть всех монгольских завоевателей, а потом и всю совокупность других племен (в основном тюркских), вовлеченных Батыем в его грандиозный поход на Запад и ставших затем населением Золотой Орды. Впервые монголы (или «татаро-монголы», или просто «татары») появились в Крыму в 1223 году: монгольский отряд ворвался на полуостров, опустошил Судак и ушел за пределы Крыма. Несколько позднее, с 30-х – 40-х годов XIII века, в Крыму стали оседать отряды «татар» из Батыева войска, образовавшие Крымский улус Золотой Орды.
Однако еще до этого, примерно с XI – XII веков в Крым проникли кочевавшие в приазовских и причерноморских степях половцы, называвшие себя «кыпчаками». Они смешивались с местным населением — потомками ираноязычных тавроскифов и сармато-алан, а также германцев-готов и др. Приток половцев еще более нарастал в результате давления монголов. Он способствовал консолидации местного этнического конгломерата и его тюркизации, усиливавшейся в результате последующего оседания в Крыму тюркских же элементов Батыевой орды. Но именно на основе преобладания половцев сложилось ядро крымскотатарского народа, а на основе половецкого языка — крымскотатарский язык.
Впрочем, в этногенезе крымских татар приняли участие далеко не только тюркские этносы. Среди нетюркских предков крымских татар, населявших Крым в разные эпохи, помимо уже упоминавшихся тавроскифов, сармато-аланов и готов, присутствовали также греки, протоболгары, хазары, печенеги, итальянцы (генуэзцы), малоазийские турки и др. Чрезвычайно сложная комбинация «компонентов», составивших этнос, предопределила формирование у крымских татар нескольких специфических субэтносов.
Так, в степях и предгорьях северного Крыма основное участие в этногенезе приняли половцы и ногайцы. Отсюда и пошло название субэтноса – «ногаи» или «степняки» (??ll?ler). В расовом отношении «ногаи» — европеоиды с элементами монголоидности (порядка 10 %). Их диалект сочетает в себе черты кыпчакско-огузских языков (карачаево-балкарский, кумыкский) и кыпчакско-ногайских (ногайский, казахский).
На Южном берегу Крыма – от Балаклавы на западе до Феодосии на востоке – основную роль в этногенезе играли греки, готы, малоазийские турки, черкесы, а также генуэзцы. Они образовали субэтнос «ялыбойлу» (yal?boylular от Yal?boyu – «Южный берег»). «Южнобережцы» принадлежат к средиземноморской расе и внешне похожи на турок, греков, итальянцев. Однако встречаются и носители явных «нордических» признаков, унаследованных от готов — светлая кожа, светлые волосы, голубые глаза. Диалект «ялыбойлу» очень близок к турецкому языку. Кроме того, велика доля греческих и итальянских заимствований. Старый литературный крымскотатарский литературный язык основан именно на этом диалекте. У «ялыбойлу» вплоть до депортации наблюдались элементы христианских обрядов, сохранившихся от предков.
Наконец, в горах к северу от Южного берега и к югу от степей жили «таты» (tatlar) или «горцы». В этногенезе этого субэтноса приняли участие практически все народы, когда-либо жившие в Крыму. Но особенно важной считается роль готов, греков и западных кыпчаков. От кыпчаков «таты» унаследовали язык, от греков и готов — материально-бытовую культуру. Например, тип домов, в которых жили горцы Бахчисарайского района, считается готским. Внешне «таты» похожи на выходцев из Центральной и Восточной Европы. Их диалект – своего рода промежуточное звено между диалектами «ялыбойлу» и степняков. На этом диалекте основан современный крымскотатарский литературный язык.
Правда, за пределами Крыма представители всех субэтносов называли себя одинаково – «крымцами». Накануне Второй мировой войны среди крымских татар около 30% составляли «ялыбойлу», около20 % — «ногаи» и около 50 % — «таты». Депортация размыла границы между ними, сильно возросло число смешанных семей. Из-за того, что после возвращения в Крым репатрианты, как правило, не могут селиться в местах своего традиционного проживания, процесс смешения субэтносов продолжается.
Огромную «скрепляющую» роль при формировании крымскотатарского народа сыграл ислам, вытеснивший с полуострова господствовавшее там христианство – исламизация основной части населения Крымского улуса началась в XIII веке, в течение золотоордынского периода она постепенно охватила еще и население византийского княжества Феодоро, а также Генуэзской колонии, и практически завершилась в ханский период. Он начался в 1441 году с отложения от Золотой Орды местной династии Гиреев во главе с первым крымским ханом Хаджи Гиреем, ставшим вассалом Османской империи.
«Золотой век Гиреев»
Эпоха Крымского ханства (1441 – 1783) — время расцвета крымскотатарской культуры и искусства. Знамениты поэты той эпохи – Ашик Умер, Махмуд Кырымлы, хан Газы II Гирей Бора. Великолепный архитектурный шедевр того времени — ханский дворец в Бахчисарае. Максимилиан Волошин так характеризовал ханский период: «После беспокойного периода татарства времён Золотой Орды наступает Золотой век Гиреев, под высоким покровом великолепной, могущественной и культурной Турции времён Солиманов, Селимов и Ахметов. Никогда — ни раньше, ни позже — эта земля, эти холмы и горы и равнины, эти заливы и плоскогорья не переживали такого вольного растительного цветения, такого мирного и глубокого счастья.»
Впрочем, до мира и счастья было все-таки далеко. Крымское ханство превратилось в базу для разбойничьих набегов и плацдарм для турецкой экспансии. Тысячи захваченных в набегах пленников продавались на крымских невольничьих рынках, среди которых самым крупным был рынок в Кафе (Феодосии). В отношениях с Москвой союзнические связи, сложившиеся во второй половине XV века между Иваном III и Менгли-Гиреем, быстро сменились враждебностью. В 1571 году 40-тысячное крымское войско Девлет-Гирея едва не захватило русскую столицу, подпалив пригороды, после чего Москва почти вся выгорела. Правда, в следующем году крымцы были наголову разбиты в битве при Молодях, что положило предел их натиску. Тем не менее, крымские набеги на Россию и Речь Посполитую продолжались весь XVII и первую половину XVIII веков.
Интересно, что сначала в московских документах население Крымского ханства именовалось как «крымцы». Лишь по мере возрастания враждебности все чаще употреблялся термин «крымские татары». Это соответствовало складывавшейся традиции называть «татарами» почти все тюркские народы, с которыми российское государство сначала вступало в контакт, а потом подчиняло. Например, карачаевцев называли «горскими татарами», азербайджанцев – «закавказскими татарами» и т.д. Вот и после присоединения к России Крыма (1783) «татарами» стали называть все мусульманское население полуострова. Сейчас это название приобрело и несколько иное звучание – публицисты, настроенные в отношении крымских татар, мягко говоря, недружественно, упирая на то, что они именно «татары», как бы подчеркивают якобы «неавтохтонность» этого этноса для Крыма.
«Черное столетие»
Сразу после присоединения Крыма российские власти демонстрировали широкий либерализм в отношении местной элиты: духовенство и знать были приравнены к российскому дворянству. Вместе с тем в Петербурге особо не надеялись на лояльность новых подданных. Стратегическую цель имперской политики можно было в принципе сформулировать так: «Крым без крымских татар.» Главным средством достижения этой цели стала колонизация путем вытеснения крымскотатарских крестьян с земель, пожалованных короной русским дворянам, а также привлечения переселенцев из России в степные районы и в интенсивно строившиеся города.
Результаты таковы: население Крымского ханства к 1770 гг. составляло примерно 500 тысяч человек, 92 % из них — крымские татары. Первая российская перепись 1793 года зафиксировала в Крыму 127,8 тысячи человек, крымских татар — 87,8%. Таким образом, за первые 10 лет российской власти Крым покинуло 3/4 населения, эмигрировавшего в основном в пределы Османской империи. Вторая волна массовой эмиграции случилась сразу после Крымской войны – в 1850-60-е гг. в Османскую империю ушли примерно 300 тысяч человек, включая почти всю крымскотатарскую элиту. Именно их потомки составляют ныне диаспоры в Турции (около 2 миллионов, впрочем, неассимилированных, по ряду оценок, всего 50 тысяч), Румынии (24 тысячи) и Болгарии (3 тысячи).
Вместе с тем, «черное столетие» (термин, часто употребляющийся в крымскотатарской литературе) не следует описывать только в черных красках. В частности, крымские татары, служившие в русской армии, демонстрировали изрядную верность царю и отечеству и отличные боевые качества — начиная с иррегулярной крымской конницы во время наполеоновских войн и кончая крымскими подразделениями «дикой дивизии» в Первую мировую. Но основной позитив состоял в том, что в последние десятилетия XIX века началось крымскотатарское культурное возрождение, связанное прежде всего с именем выдающегося просветителя Исмаил-бека Гаспринского (1854—1914).
В числе его главных заслуг — создание нового литературного языка, распространение среди крымских татар светского образования, что привело к появлению новой крымскотатарской интеллигенции. Причем свои школы Гаспринский основывал не только в Крыму, но и в Бухаре, Ташкенте и ряде других городов Средней Азии, которую он посетил дважды — в 1893 и 1907 гг. Во время этих поездок Исмаил-бек встречался с бухарским эмиром бухарским и местной элитой. Гаспринский издавал в Бахчисарае первую крымско-татарскую газету «Терджиман», которая стала известна далеко за пределами Крыма, в частности, в Турции и в той же Средней Азии. Надо сказать, что этот человек был авторитетом для всех мусульман Российской империи.
И, тем не менее, крымские татары чувствовали себя на своей родине не слишком комфортно. В 1891 году началась третья волна эмиграции, достигшая пика в 1893 году — уехало около 18000 человек. Следующая вспышка — 1902-1903 годы. Да и потом эмиграция не прекращалась до 20-х годов прошлого столетия.
«Крым для крымцев»
В послефевральской революционной суматохе о крымских татарах как бы забыли. Исполком Симферопольского совета 17 марта 1917 года отклонил ходатайство крымских татар о предоставлении им представительства, на основании того, что «национальные организации представительства в Совете не имеют». Впрочем, это не могло остановить самоорганизации крымских татар – появились Мусульманский комитет и «Милли фирка» («Национальная партия»), чьими усилиями 25 марта в Симферополе был созван Курултай, избравший Временный крымско-мусульманский исполнительный комитет во главе с Номаном Челебиджиханом. Челебиджихан выдвинул лозунг: «Крым — для крымцев!» Причем под «крымцами» понимались не только крымские татары, но и все жители полуострова. «Наша задача, — говорил он, — создание такого государства, как Швейцария. Народы Крыма представляют собой прекрасный букет, и для каждого народа необходимы равные права и условия, ибо нам идти рука об руку».
Подобные идеи не нашли отклика у большевиков, и они в начале 1918 года Челебиджихана расстреляли, так же, как и очень многих других крымских татар из числа «нетрудовых элементов». Красный террор поднял крымскотатарское население на борьбу — антибольшевистские отряды «эскадронцев», в свою очередь, убивали коммунистов. Однако и выбившие большевиков из Крыма белые, сражавшиеся за «единую и неделимую Россию», к идеям «Милли фирка» относились плохо. Летом 1919 года белые разгромили штаб-квартиру партии, последовали расстрелы ее активистов. В ответ левое крыло «Милли фирка» заключило союз с большевиками и ушло в подполье, а довольно значительное число крымских татар влилось в ряды как «красных», так и «зеленых» партизан. Широкую известность получил, например, крымскотатарский полк Крымской повстанческой армии под командованием Османа Деренайырлы.
Крымская АССР
После бегства белых большевики провозгласили Крымскую ССР (1921), где государственными языками стали русский и крымскотатарский. Причем первоначально эта республика имела статус, аналогичный статусу союзной республики в будущем СССР. Тогда Крым мыслился как некое связующее звено с режимом Кемаля-паши (Ататюрка), одно время воспринимавшегося в Москве как «борец с империализмом». Однако уже в 1922 году в Кремле поняли, что строить социализм Кемаль не собирается, и крымская республика превратилась в обыкновенную АССР в составе РСФСР. Тем не менее, в Крыму продолжалась характерная для 20-х годов политика «коренизации» — доля крымских татар в республиканских органах власти достигла 36 %, им выделялось до 20% мест в учебных заведениях, резервировались дефицитные рабочие места. Выпускалось множество книг на крымскотатарском языке (до 1927 года использовалась арабская графика, в 1928-39 — латиница, в 1939-92 – кириллица, с 1992 года вновь латиница), значительное число крымских татар обучалось в московских и ленинградских вузах.
Но подъем национально-культурной жизни продолжался недолго. Уже в 1928 году ГПУ «раскрыло» крымскотатарский «заговор» во главе с бывшим председателем КрымЦИК Вели Ибраимовым, якобы собиравшимся присоединить Крым к Турции. Ибраимова расстреляли, а вслед за ним и многих других, в том числе бывших членов «Милли фирка», которых раньше не трогали. Дальше – массовые аресты, закрытие национальных школ, театров, газет и т.д. Затем были коллективизация, репрессии 30-х годов и все прочие прелести советской власти, которые в тот период ударили по крымским татарам с той же силой, как и по другим народам. Можно лишь добавить, что с 1921 по 1931 год в Крымской АССР были закрыты 106 мечетей, причем сразу снесена 51 мечеть. После 1931 года были отобраны великолепные мечети Бахчисарая, Евпатории, Феодосии, Ялты, которые медленно разрушались или просто уничтожались.
Жертвы навета
Согласно переписи 1939 года, крымских татар в Крыму насчитывалось 218179 человек, то есть 19,4% населения. Из 90 тысяч мобилизованных в армию в 1941 году в Крыму, крымских татар было около 20 тысяч. В середине ноября 1941 года Крым оккупировали немцы и румыны. И уже в декабре там были созданы «мусульманские комитеты» во главе с центральным «Крымским мусульманским комитетом» в Симферополе. Первоначальная программа комитета предусматривала создание под протекторатом Германии государства крымских татар. Однако уже зимой 1941-42 гг. немцы дали понять, что не допустят появления какого бы то ни было крымскотатарского государственного образования. В декабре 1941 года представители крымскотатарской общины Турции Эдиге Кырымал и Мюстеджил Улькюсал ездили в Берлин, надеясь убедить Гитлера в необходимости создания такого государства, но фюрер отказал. Оно и понятно: нацисты намеревались включить Крым (будущий рейхсгау «Готенланд») в Рейх и заселить его немцами.
В сентябре 1942 года немцы запретили использовать в названии комитета слово «крымский», и он стал именоваться «Симферопольским мусульманским комитетом», а потом — «Симферопольским татарским комитетом». Нацисты были главным образом заинтересованы в том, чтобы комитет занимался формированием добровольческих антипартизанских формирований. Он этим в основном и занимался до января 1942 года, но после того, как вербовка была официально санкционирована Берлином, руководство процессом перешло к командованию айнзатцгруппы «D» (в конце 1943 года комитет и его структуры были распущены). К марту 1942 года в 14 «ротах самообороны» служили уже 4 тысячи крымскотатарских добровольцев, а еще 5 тысяч находились в резерве. Затем на основе рот были развернуты 10 батальонов вспомогательной полиции (Schutzmannschaft-Bataillonen).
Данные формирования использовались при охране объектов, активно участвовали в борьбе с партизанами, а в 1944 году оказали упорное сопротивление наступавшим советским войскам. В мае того же года остатки этих частей эвакуировались из Крыма, а затем из них в Венгрии была сформирована горная бригада войск СС (татарская №1) – Waffen-Gebirgs-Brigade der SS (Tatar №1) численностью в 3,5 тысячи солдат. Не вошедшие в состав бригады добровольцы были переброшены во Францию и включены в состав запасного батальона «Волжско-татарского легиона Идель-Урал».
Этих фактов, а также обращений и приветствий различных крымскотатарских деятелей в адрес Гитлера и Германии, опубликованных в оккупационной печати, оказалось достаточно Сталину для обвинения всего крымскотатарского народа в поголовном предательстве и издания Постановления ГКО СССР № ГОКО-5859 от 11 мая 1944 года о выселении всех крымских татар с полуострова. Между тем, даже с учетом всей исторической специфики взаимоотношений с российским, а потом с советским государством (если, конечно, вообще вывести за скобки изначальную преступность самой идеи коллективного наказания целого народа) «уровень коллаборационизма» крымских татар не являлся чем-то исключительным по сравнению с «уровнем коллаборационизма» не только в других «национальных окраинах» СССР, но и в чисто русских областях, оккупированных нацистами.
Можно вспомнить, например, что в такой партизанской республике, как Белоруссия, свыше 20 тысяч человек состояли в созданном немцами корпусе «Беларускай Самааховы», и еще 30 тысяч – в «Беларускай краевой абароне». И это не считая 11 белорусских Schutzmannschaft-Bataillonen и прочих полицейских формирований. Эти кадры впоследствии стали основой для формирования целой эсэсовской дивизии – 30. Waffen-Grenadiere Division der SS (белорусская №1). А, например, кадры для 29. Waffen-Grenadiere Division der SS (русская №1) вышли из Русской освободительной народной армии (РОНА), созданной инженером Брониславом Каминским в Локотском округе Брянской области. Что уж на этом фоне говорить о Прибалтике или о Западной Украине с их четырьмя дивизиями Waffen SS. А вот крымских татар хватило всего на одну бригаду, да и та скоро перестала быть «татарской», влившись в «Азербайджанский полк СС». Впрочем, в любом случае главная заслуга в том, что свыше миллиона жителей СССР в той или иной форме воевали на стороне Германии, принадлежит самому сталинскому режиму с его зверствами.
Вместе с тем достаточно фактов, свидетельствующих о достойном вкладе крымских татар в борьбу с нацизмом. Вот лишь некоторые из них. Так, в конце 1942 года крымские татары составляли примерно шестую часть из 2500 действовавших в Крыму «гражданских» партизан (то есть жителей Крыма). В основном из крымских татар состоял, в частности, Судакский отряд. В 1943-44 годах командный состав партизанских отрядов Крыма почти наполовину был крымскотатарским. Сражаясь в рядах советских войск, погибло более 25000 крымских татар — 1/4 тогдашнего взрослого крымскотатарского населения.
К этому следует добавить, что практически все коллаборационисты ушли из Крыма вместе с немцами, стало быть, под действие Постановления ГКО попадали люди ни в чем повинные. Тем не менее, утром 18 мая 1944 года заработала отлаженная схема: от нескольких минут до получаса на сборы, затем на грузовиках к железнодорожным станциям. Тех, кто сопротивлялся или не мог идти, расстреливали на месте. Умерших в эшелонах от голода и издевательств наспех зарывали рядом с железнодорожной насыпью, а то и просто выбрасывали из вагонов. По прибытии с взрослых брали подписку об уведомлении насчет 20-летнего срока за побег из спецпоселения. В 1944-45 годах в местах высылки от голода и болезней умерли от 15-25 % (по оценкам советских органов) до 46% депортированных (по оценкам крымскотатарских активистов, собиравших сведения в 60-е годы).
Всего в 1944 году из Крыма депортировали около 200 тысяч крымских татар. Основная часть была увезена в Узбекистан (150000) и прилегающие районы Казахстана и Таджикистана (около 5000), примерно 9000 отправились в Марийскую АССР, небольшие группы на Урал и в Костромскую область. Сражавшиеся в действующей армии были отправлены в ссылку после демобилизации в 1945 году. Так, в местах депортации оказалось 8995 крымских татар-участников войны, в том числе 524 офицера и 1392 сержанта (1949).
Спустя месяц после депортации крымских татар были высланы также крымские армяне, болгары и греки. Некоторые районы остались почти без населения. Двумя указами от 1945 и 1948 годов было переименовано более 90% населённых пунктов, так как их названия имели крымскотатарское происхождение. Все мечети, сохранившиеся к тому времени, были переданы в руки новым властям, затем большую часть разрушили. А сама Крымская АССР была преобразована в Крымскую область.
Первые годы ссылки стали тяжелейшим испытанием. Выгруженные из эшелонов люди были вынуждены селиться в землянках, сараях, конюшнях и прочих непригодных для нормальной жизни строениях. Беспощадный зной днем и холодные ночи, малярия, несвежая вода из арыков попросту добивали ослабленных голодом и лишениями ссыльных. В начальный период крымскотатарский народ фактически вымирал в драконовских условиях спецпоселений.
В Узбекистане крымские татары были расселены почти по всем областям республики, но все же их основная часть была сосредоточена в крупных промышленных центрах (в Алмалыке — около 1000 семей, Беговате и Беговатском районе — 8000, в Чирчике — более 10000). Хотя до войны большинство крымских татар составляли крестьяне, почти всем из них пришлось превратиться в рабочих, насильственно «приписанных» к заводам. Они, в общем-то, ничем и не отличались от крепостных Уральских заводов. Как и у крепостных, расселение производилось без учета семейных связей. Часто родители и их дети оказывались в разных поселках и не имели возможности не только видеться, но и приехать, скажем, на похороны — ведь за самовольный выезд из спецпоселения грозил срок.
Мало этого, так еще проводилась политика самого настоящего этноцида, поставившего крымскотатарский народ и его культуру на грань исчезновения. В тот период не было ни школ на родном языке, ни прессы, ни вообще никаких институтов национальной культуры. Властям надо было «отменить» крымскотатарский этнос как таковой, вытравив память о нем, как у самих крымских татар, так и у других народов. Именно для этого в переписях населения крымские татары учитывались вместе с татарами Поволжья и Сибири. Отсюда существующие до сих пор проблемы с определением реальной численности народа.
Положение усугубляло еще и враждебное отношение местного населения, зомбированного пропагандой о «поголовном предательстве». Причем клеймо «предателей» были вынуждены нести и семьи погибших на фронте, и дети, родившиеся после войны, что общей психологической атмосферы также не улучшало. Возникали и чисто бытовые трения – несмотря на то, что крымские татары — тюркоязычные мусульмане, среднеазиатские мусульмане-тюрки не признавали в них «своих» из-за относительно высокой «европеизации» крымских татар.
И, тем не менее, даже на самом раннем этапе жизни в изгнании местное население нередко относилось к депортированным с сочувствием, пыталось как-то облегчить их участь, что помогло многим выжить, «подняться», построить человеческое жилье, например. Об этом бывшие ссыльные до сих пор вспоминают с благодарностью. И все же потребовались многие годы, чтобы крымские татары смогли активно включиться в общий ритм жизни и, прежде всего, упорным трудом добиться относительно высоких позиций в обществе, заслужив репутацию одной из самых трудолюбивых, образованных и успешных диаспор в Средней Азии.
«Петиционная кампания»
Крымские татары жили в режиме спецпоселений целых 12 лет. Лишь после ХХ съезда КПСС, 28 апреля 1956 года, вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР (с грифом «без опубликования в печати») — о снятии с депортированных народов режима спецпоселения. Однако указ 1956 года не снимал с крымских татар обвинения в «измене Родине» и оставлял в силе запрет на возвращение в Крым. Им выдали паспорта, но с каждого потребовали расписку, что он отказывается от претензий на имущество, оставленное в Крыму. Без этого паспорт не давали.
Но сама по себе ликвидация режима спецпоселений была, конечно же, благом. Крымские татары, приписанные к заводам, сразу же стали в массовом порядке покидать их. Очень многие вернулись к сельскому хозяйству, причем значительная часть — в качестве механизаторов, шоферов, строителей, так как за годы работы в промышленности они приобрели нужные для этого навыки. Вновь появилась интеллигенция — учителя, инженеры, врачи и пр. Так, местом значительной концентрации крымскотатарской интеллигенции стал, в частности, Ташкент. В связи с переменой места работу у большинства крымскотатарских семей улучшились жилищные условия, поднялся жизненный уровень.
Необходимо сказать, что крымские татары не смирились со своей участью. И до 1956 года, в жесточайших условиях сталинского режима, среди них находились отважные люди, бежавшие в Крым, пытавшиеся сохранить свой язык, литературу, традиции. Многие из них погибли – были расстреляны, сгинули в лагерях и т.д. Начиная с 1956 года, разворачивается «петиционная кампания», объединившая сотни тысяч человек. Основной формой политического действия стали коллективные обращения в ЦК КПСС, Верховный Совет СССР и т.д.. Первоначально петиции, выдержанные, как правило, в робкой, просительной манере, были пронизаны верой в то, что после смерти Сталина «наверху» обязательно «разберутся» и исправят «ошибки периода культа личности».
Инициаторами «петиционной кампании» стали бывшие партийные и советские работники, ветераны войны и труда, поверившие решениям ХХ съезда и «пошедшие в народ», убеждая его в том, что заверениями в преданности крымских татар «родной партии и правительству» можно добиться справедливости. Просьбы, как правило, не шли дальше снятия с народа огульных обвинений в измене и уравнивания его в правах с другими народами СССР. О восстановлении государственности в Крыму тогда даже не заикались. Упор делался на как можно большее число петиций и на как можно большее число подписей под ними для демонстрации всенародности желания вернуться на родину.
В процессе развертывания кампании стихийно появилась организационная структура: сеть инициативных групп без «вожаков» и претензий на роль общенациональной политической организации. Создавались эти группы на уровне улицы — села — района — города — области. Между уровнями устанавливались информационные связи, списки сдавались местным властям и в ЦК КПСС. Численность всех инициативных групп достигла примерно 5 тысяч человек. Проходили собрания для сбора подписей, отбирались «ходоки» для поездок в Москву, которые затем отчитывались о проделанной работе и сдавали отчеты в инициативную группу и в ЦК КПСС. В начале 60-х создается неофициальное представительство крымских татар в Москве. «Петиционные кампании» стали по-настоящему всенародными, ряд петиций собрал более чем по 100 тысяч подписей.
Активность крымских татар сначала несколько озадачила власти, которые пошли на некоторые уступки. Так, весной 1957 года разрешили издавать в Ташкенте газету «Ленинское знамя» на крымскотатарском языке («Ленин байрагы»). Было также принято решение об организации крымскотатарского музыкального ансамбля, а также о выпуске литературы на крымскотатарском языке и т.д. Но в целом «петиционная кампания» не получила никакого отклика из Москвы. Вернее отклик был, но совсем не тот, на который рассчитывали: примерно с 1961 года власти начали преследовать крымскотатарских активистов.
Бурные 60-е: победы и поражения
Инициаторам петиций все чаще давали понять, что их активность нежелательна. По некоторым данным, вопрос докладывали Хрущеву, но тот сказал, что восстанавливать крымскую автономию не надо, так как одна татарская республика уже есть — в Казани! Состоялись первые процессы. Так, в Ташкенте к 7 и 5 годам лагерей соответственно были приговорены Энвер Сеферов и Шевкет Абдураманов. Между тем, петиционная кампания и сама по себе начала спадать — многие изверились в возможности смиренными просьбами выпросить у власти возвращение на родину. Часть зачинателей движения отошла от него, их место заняли лидеры нового поколения.
Начинался, так сказать, «интеллектуальный» этап борьбы, во время которого на первый план выдвинулась возродившаяся интеллигенция, занявшаяся прежде всего просветительством. Молодежь, которой твердили, что нет такого народа «крымские татары», на специально организованных лекциях с изумлением узнавала о своей национальной истории и культуре. Стремление разобраться в том, что же все-таки произошло с крымскими татарами, дало мощный импульс росту национального самосознания. Среди молодых просветителей был и Мустафа Джемилев. Никогда не живший в Крыму (18 мая 1944 года ему было семь месяцев), он проводил свободное время в библиотеках, изучая прошлое своего народа. Впоследствии Джемилев написал работу по истории крымских татар, распространявшуюся в самиздате.
Вскоре лекционные кружки стали базой для создания Союза крымскотатарской молодежи — первой более-менее четко оформленной политической организации со своей программой и структурой: имелись исторический, финансовый и даже особый отдел, следивший за тем, чтобы в организацию не проникли провокаторы. Тем не менее, провокаторы туда все-таки проникли, следствием чего явился процесс над участниками Союза. Сеит-Амзу Умеров и Марат Омеров осуждены соответственно на 3 и 4 года, несколько человек уволены с работы, несколько исключены из вузов. Джемилев тоже проходил по делу о Союзе, но тогда обошлось увольнением с работы.
Тем временем все еще продолжалась «петиционная кампания», однако заметно изменился ее тон: в большинстве документов открыто критиковалась советская политика по отношению к крымским татарам, все чаще употреблялся термин «геноцид». Постепенно стали применяться новые формы борьбы: маевки, митинги, демонстрации в поддержку требований, изложенных в петициях. Обычно эти собрания приурочивались к какой-нибудь знаменательной дате. Традиционными днями таких митингов стали дни рождения Ленина (так как именно им был подписан декрет о Крымской АССР в 1921 году), годовщины депортации (отмечались обычно на кладбищах).
Учащались попытки крымских татар самовольно вернуться на родину, жестоко пресекавшиеся. Правда, власти проводили политику не только «кнута», но и «пряника». Крымских татар стали выдвигать на руководящую работу в колхозах, совхозах, промышленности. В состав депутатов местных Советов, избранных в 1963 году, вошло 2847 крымских татар. Однако нарастание крымскотатарского движения, отличавшегося совершенно нехарактерными для советского общества независимостью, упорством и боевитостью, приводило власть в бешенство, а потому «кнут» пускался в дело тоже по нарастающей.
Новым поводом для репрессий стала организация первой встречи Национального движения крымских татар (НДКТ) в 1965 году в Маргилане. На ней было выдвинуто требование: восстановить государственность крымских татар в Крыму. Осенью 1966 года, к 45-летию создания Крымской АССР, впервые состоялись крупные массовые акции во всех регионах проживания крымских татар в Узбекистане. Самые массовые из них прошли 4 сентября, 8, 9 и 10 октября 1966 года в Бекабаде. Демонстрации были жестоко разогнаны, прокатилась волна арестов.
Обычай отмечать знаменательные даты демонстрациями побудил власти осенью 1966 года, после введения в УК союзных республик статей, аналогичных ст. 190-1, 190-2 и 190-3 УК РСФСР («клевета на советский строй», «оскорбление герба и флага» и «массовые беспорядки»), вызывать по месту работы или в милицию крымских татар, где с них требовали расписки об ознакомлении с новыми статьями. Но это никого не остановило. Напротив, волнения «выплеснулись» из Узбекистана практически на все иные места расселения крымских татар — в Казахстан, Таджикистан, Киргизию, Туркмению и на Северный Кавказ. Выступления происходили и в Москве, где постоянно находились представители крымских татар. В 1966 году активисты, используя сеть инициативных групп, впервые провели всенародный опрос, чтобы установить численность жертв депортации и ссылки, а также общую численность крымских татар. Данные были сообщены XXIII съезду КПСС в обращении, которое подписали более 130 тысяч человек — почти вся взрослая часть народа. В ответ – опять репрессии, в частности, в первый раз были арестованы Айше Сейтмуратова и Мустафа Джемилев, которого обвинили в уклонении от армии и дали полтора года.
Но крымские татары все равно не унимались, и власти решили как-то сбить протестную волну. 21 июня 1967 года делегацию крымских татар приняли секретарь ВС СССР Георгадзе, министр внутренних дел Щелоков, председатель КГБ Андропов и генпрокурор Руденко. Андропов пообещал, что скоро выйдет указ о реабилитации народа и будут приняты меры по его возвращению в Крым. Он сказал также, что представители могут уведомить об этой свой народ. Однако встречу с делегатами, которая должна была состояться в Ташкенте 27 августа, просто разогнали. 2 сентября в ответ состоялась мощная демонстрация протеста, которую опять разогнали, да еще и арестовали 160 человек.
И только 5 сентября указ вышел. Назывался он характерно — «О гражданах татарской национальности, ранее проживавших в Крыму». То есть опять отрицалось само существование крымских татар как народа. Кроме того, в указе утверждалось, что «граждане татарской национальности» якобы «укоренились на новых местах» и «пользуются там всеми правами советских граждан», что звучало как издевательство. И все-таки указ, наконец-то, снимал с крымских татар обвинения в «измене Родине». Вышел и второй указ — «О порядке применения части 2 Указа ПВС от 28 апреля 1956 года» (именно эта часть подтверждала запрет на въезд в Крым). Он формально разрешал крымским татарам селиться по всей территории СССР, в том числе, вроде бы и в Крыму, но только «в соответствии с действующим законодательством о трудоустройстве и паспортном режиме».
Тысячи крымских татар буквально ринулись на родину. С сентября по декабрь 1967 года — в Крым прорвались около 1200 семей (6 тысяч человек). И тут выяснилось, что власть их обманула — новым оружием против строптивцев стали паспортный режим и прописка. Руководителям предприятий было велено отказывать крымским татарам в приеме на работу, директорам школ — в приеме детей непрописанных крымских татар, а нотариусам — в оформлении купленных ими домов. В результате прописаться в Крыму смогли только две семьи и трое холостяков. Кроме того, властям Узбекистана и других мест депортации были направлены директивы, предписывающие закреплять крымских татар в местах их проживания, и оказывать давление на тех, кто требует возвращения в Крым.
Весной 1968 года правила переселения в Крым были еще более ужесточены: легально вернуться на родину можно было только тем, с кем направленные в Среднюю Азию уполномоченные из Крыма заключили договора о приеме на работу. Причем отбор производился по рекомендациям КГБ. В итоге в 1968 году по оргнабору переселилось всего 168 татарских семей, в 1969 году — 33 и в 1970 году — 16. Разумеется, вернувшихся самовольно было намного больше, хотя их по-прежнему не прописывали и даже осуждали за нарушение паспортного режима (в 1968 году из 12 тысяч возвращенцев прописалось всего 18 семей и 13 холостяков, а 17 человек посадили).
Тем временем крымскотатарское движение выходит на новый, очень важный этап своего развития – оно смыкается с общедемократическим и правозащитным движением в СССР. Еще в сентябре 1967 года активисты, нелегально собравшееся в Ленинабаде, обратились с призывом о помощи к советской интеллигенции, а через нее — к международной общественности. Диссиденты-правозащитники, со своей стороны, сделали все, чтобы о борьбе крымских татар узнали во всем мире. Составленные крымскотатарскими активистами информационные бюллетени и заявления стали появляться в самиздатовской «Хронике текущих событий».
Большую помощь крымским татарам оказывал московский писатель Алексей Костерин. Убежденный коммунист, он, тем не менее, помогал «ходокам» от крымских татар и других репрессированных народов в их хождениях по «коридорам власти». 17 марта 1968 года, на вечере, устроенном московскими представителями крымских татар в честь 72-летия Костерина, писатель познакомил их с генералом Петром Григоренко, ставшим с этого дня одним из самых решительных защитников крымских татар. Укреплению связей с правозащитниками способствовал и Мустафа Джемилев, который, освободившись в 1968 году, стал одним из крымскотатарских представителей в Москве и тесно сотрудничал с Ильей Габаем.
Тем временем власти, напуганные «Пражской весной», принялись «закручивать гайки». На 21 апреля 1968 года было намечены крымскотатарское народные гуляния «дервизе» в городском парке Чирчика. Целыми семьями собрались крымские татары не только из Чирчика, но и из других мест. Мирно гуляющих людей вдруг окружили наряды милиции и солдаты с пожарными машинами. Началось жестокое избиение, более 300 человек арестовали, из них 10 посадили. В канун 24-й годовщины депортации крымскотатарских представителей насильно выслали из столицы. Зампрокурора Москвы Стасенков заявил им: “Ваш вопрос решен полностью и окончательно и больше рассматриваться не будет”. В сентябре были арестованы 10 активистов-составителей информационных бюллетеней (Светлана Аметова, Решат Байрамов, Айдер Бариев, Ридван Гафаров, Роллан Кадыев, Риза Умеров, Иззет Хаиров, Мунире Халилова, Руслан Эминов, Исмаил Языджиев). Суд над ними ожидался в мае 1969, и 3 тысячи крымских татар обратились к Петру Григоренко с просьбой выступить общественным защитником. Но по приезде в Ташкент он был арестован (7 мая) и на пять лет заточен в «психушку». 17 мая арестовали Илью Габая.
6 июня, на второй день Международного совещания коммунистических и рабочих партий, состоялась демонстрация крымских татар на площади Маяковского (Зампира Асанова, Энвер Аметов, Решат Джемилев, Айдер Затулаев, Ибрагим Холопов). Они развернули плакаты: “Коммунисты, верните Крым крымским татарам”, “Прекратить гонения на крымских татар”, “Свободу генералу Григоренко”. Все были арестованы и осуждены.
1 июля в здании Ташкентского городского суда открылся-таки знаменитый «процесс десяти», или «Ташкентский процесс». Подсудимые решили использовать его как трибуну для обличения советской политики в отношении крымских татар. С гневными речами выступили даже те из них, кто на следствии упорно молчал. Возле здания суда дежурили 300-500 человек крымских татар, их на заседание не пускали, но и разогнать не решались, дабы не спровоцировать массовые беспорядки. В результате «тихого процесса» не получилось, к тому же речи подсудимых сразу стали достоянием гласности по самиздатовским каналам. Впрочем, всех подсудимых признали виновными «в распространении заведомо ложных измышлений» и приговорили к срокам от 6 месяцев исправработ до трех лет колонии. 5 августа, после оглашения приговора, толпа крымских татар двинулась к зданию прокуратуры, где была устроена сидячая манифестация. Затем они пошли к зданию ЦК КП Узбекистана, и тут на них напал большой отряд милиции. Часть демонстрантов рассеяли, часть задержали.
11 сентября в Москве арестовали Мустафу Джемилева. Его судили вместе с Габаем — за «клевету на советский строй». На суде Джемилев отказался от адвоката и произнес блестящую речь. Обоим дали по 3 года лагерей.
В годы «застоя»
В первую половину 70-х годов, несмотря на репрессии, движение крымских татар набирало силу. Так, после того, как при проведении всесоюзной переписи населения 1970 года власти опять «не заметили» крымских татар, активисты провели альтернативную перепись во всех местах проживания крымских татар, давшую результат в 833 тысячи человек. Терпели фиаско попытки властей закрепить крымских татар в Средней Азии или Казахстане: так, в 1974 году, когда первым секретарем обкома КПСС Джизакской области Узбекистана был назначен крымский татарин Сеит Таиров, население никак не отреагировало на его призывы переселяться к нему в область. Не получили поддержки и инспирированные властью предложения просить о воссоздании автономии непосредственно в Узбекистане. К этому времени в Крыму смогли прописаться уже порядка 10 тысяч человек. Те, кому это не удалось, обратно не возвращались, а предпочли поселиться хотя бы в непосредственной близости от Крыма (районы Тамани и Новороссийска, в Херсонской и Николаевской областях и т. д.).
Поводом для возобновления массовых протестов стал новый процесс над Мустафой Джемилевым, превратившимся к тому времени в авторитетнейшего национального лидера. Недолго пробыв на свободе по окончании второго срока, Джемилев в 1974 году получил новый срок – 1 год «за отказ от участия в военных сборах». В лагере против него возбудили еще одно дело — опять «за клевету на советский строй». В Омск на суд над Джемилевым приехали Андрей Сахаров и Елена Боннэр, но в зал их не пустили. Джемилева осудили на 2,5 года, хотя единственный свидетель против него на суде отказался от показаний, заявив, что дал их под давлением. Протестуя против приговора, Джемилев выдержал 10-месячную голодовку. В его защиту было собрано 3 тысячи подписей.
В последующие годы в национальном движении наблюдается спад, что было связано не столько с репрессиями, сколько усталостью и чувством безнадежности. К тому же наиболее активные участники борьбы, прорвавшиеся таки в Крым, ослабили тем самым активность оставшихся в Средней Азии, где многие вновь стали уповать на «просительную» тактику. В апреле 1977 года КГБ даже сфабриковал коллективное письмо Сахарову, якобы подписанное крымскими татарами, в котором говорилось: «Не вмешивайтесь в наши дела, не вредите нашему движению, дорогу в Крым мы найдем без Вас и Ваших друзей». Дезавуировать его удалось только через полгода.
Препоны переезду в Крым постепенно ужесточались. С сентября 1977 года возобновились выселения непрописанных. Одно из таких выселений привело к трагедии: 23 июня 1978 года 46-летний Муса Мамут совершил самосожжение, когда его семью пришли выселять из купленного им дома. 25 апреля 1978 года вступила в силу негласная инструкция МВД Узбекистана за № 221, запрещавшая милиции выписывать крымских татар, не имеющих справки с будущего места проживания о наличии у них там работы и жилья. Ни в какой другой республике такого правила не было, да и в Узбекистане оно применялось только к крымским татарам. В феврале 1979 года, через 14 месяцев после окончания третьего срока и в день окончания административного надзора Джемилева снова арестовали, когда он отправился на аэродром для вылета в Москву. Приговор — 4 года ссылки за нарушение без его ведома продленного на один день административного надзора.
Возвращение становится необратимым
Новый подъем начался во времена «перестройки». Летом 1987 года в Москву прибыли полторы тысячи крымских татар, организовавшие беспрецедентные по своей массовости и продолжительности акции, поддержанные москвичами. Кремль был вынужден создать «Комиссию Громыко» для решения проблем крымских татар. Скоро, впрочем, стало ясно, что комиссия занимается имитацией деятельности. Начались новые акции. 23 июня 1988 года при разгоне демонстрации в Москве власти употребили дубинки и слезоточивый газ. То же самое произошло и в Ташкенте, где демонстрантов было свыше 20 тысяч.
Тем не менее, остановить перерастание процесса ограниченного возвращения крымских татар на родину в мощный поток репатриации было уже невозможно. Перепись 1989 года зафиксировала в Крыму 38,4 тыс. крымских татар. С тех пор их численность все первую половину 90-х годов росла лавинообразно. Готовность переселиться в Крым немедленно, практически на любых условиях, была почти единодушной, так что направленные против крымских татар погромы июня 1989 года в Ферганской долине только усилили эту решимость. В мае 1990 года была принята концепция госпрограммы возвращения крымских татар в Крым, в которой впервые официально признавалось их право на возвращение — то есть, по существу, на то, что уже и так уже происходило в реальности.
12 февраля 1991 года ВС Украины принял постановление о преобразовании Крымской области в Крымскую АССР в составе УССР, а 26 февраля 1992 года Крымская АССР была переименована в Республику Крым. При этом новосозданная республика официально никак не увязывалась ни с крымскотатарским, ни с русскоязычным населением, правда, крымскотатарский, и русский были включены в состав ее государственных языков.
На начало 1996 года общее число крымских татар в Крыму достигло 220,5 тыс. чел., а с учетом непрописанных — около 240 тыс. чел. Это поставило их на третье (после русских и украинцев) место среди народов Крыма по численности. Были созданы крымскотатарские органы самоуправления — меджлисы во главе с центральным Меджлисом. Крымские татары завоевали прочные позиции на сельскохозяйственном рынке полуострова, а по некоторым данным — и в теневой экономике.
В то же время весьма высоким является уровень безработицы среди крымских татар, большие проблемы в плане адаптации создает отсутствие у многих из них украинского гражданства. Большую опасность представляют и конфликты (нередко насильственные), время от времени возникающие с властями и с остальным населением полуострова, как по экономическим, в частности, из-за самозахвата земель, так и по политическим и национально-культурным проблемам. Следует отметить, в частности, что крымскотатарская община очень враждебно относится к пророссийскому сепаратизму в Крыму.
Перспективы репатриации
После распада СССР репатриация крымских татар стала международной проблемой, затрагивающей Украину, Узбекистан и Россию. Россия довольно быстро самоустранилась от соучастия в репатриации, хотя и является правопреемницей СССР — государства, осуществившего депортацию. Уже в 1992 году ее финансовая помощь была минимизирована, а в 1993 году и вовсе прекращена.
Отношение же украинских властей к репатриации, как правило, определялось политической конъюнктурой. С одной стороны, Киеву импонировала лояльность крымских татар молодому украинскому государству, уходящая своими корнями в сотрудничество крымскотатарского движения с украинскими национально-демократическими организациями в 80-90-е годы. Поэтому стратегическая линия сводилась к поощрению переселения крымских татар в Крым, что к тому же позволяло создать в их лице противовес пророссийскому сепаратизму. В то же время нежелание и неспособность украинской и крымской бюрократии решать проблемы адаптации репатриантов плюс опасения, будто крымские татары могут стать некой питательной средой для радикального исламизма и в то же время «пятой колонной» Турции, время от времени стимулируют ограничительные тенденции, отражающиеся прежде всего на законодательстве о гражданстве, процедуре въезда-выезда и ряде социально-экономических и финансовых программ.
Политика Узбекистана, с одной стороны, определялась отношением к крымским татарам как к «временщикам», потерянным для страны. Отсюда возникало стремление нажиться на крымскотатарской репатриации, а то и ободрать репатриантов как липку, установив таможенные и другие рогатки в виде, например, непомерно высоких цен за контейнеры и, наоборот, чрезмерно низких цен на продаваемое репатриантами жилье. К тому же даже те скромные средства, что выделялись для репатриантов и проходили через руки узбекских властей, часто расходовались не по назначению или просто пропадали. С другой стороны, узбекские власти временами вдруг начинали рассматривать крымских татар как чрезвычайно ценный «людской материал» и стремились удержать их в Узбекистане, зачастую чисто административными методами, например, призывая молодых крымских татар в армию. По мнению ряда наблюдателей, в последние годы стремление к удержанию крымских татар в Узбекистане даже повысилось — страна, из которой выехала значительная часть неузбекского населения, традиционного занятого в производственной сфере, сильно нуждается в квалифицированной рабочей силе. Кроме того, режим Каримова видит одну из дополнительных опор власти именно в «некоренном» населении, которое убеждено, что только каримовская сильная рука способна противостоять исламскому экстремизму.
По мнению части специалистов, репатриационный потенциал крымских татар в Узбекистане в основном исчерпан. Они полагают, что там преобладает пожилая и малодетная часть этноса, которая уезжать не собирается. В Меджлисе с этим не согласны, там убеждены, что, во-первых, многие исследования по-прежнему преуменьшают данные о численности диаспоры, а, во-вторых, подавляющая часть соплеменников все-таки стремится в Крым, и только социально-экономические, юридические и политические проблемы в Крыму и в странах депортации мешают им это сделать. Впрочем, с тем, что главный тормоз репатриации – нерешенные проблемы — никто не спорит.
Как бы там ни было, но часть народа все еще остается вне родины. Реальность, судя по всему, состоит в том, что она и будет там оставаться. Такая же реальность — наличие практически у каждой семьи, вернувшейся в Крым, родственников в Центральной Азии. В это ставит задачу помощи соплеменникам, все еще или, возможно, навсегда остающимся за пределами родины. В том числе и помощи в области национальной культуры и языка. Действующие с середины 90-х годов в Центральной Азии представительства Меджлиса, помимо репатриационных проблем, занимаются еще и этим. В частности, с 1997 года в Ташкенте действует Национальный культурный центр «Авдет» («Возвращение»). Из Крыма к соплеменникам приезжают видные деятели крымскотатарской литературы и искусства, устраиваются концерты и выставки и, конечно же, организуются курсы изучение языка.
Естественно, и здесь тоже существуют проблемы. Их решение невозможно без сохранения всего того позитивного, что появилось в отношениях крымских татар с окружавшим их населением за долгие годы изгнания. В Симферополе, у здания Крымского индустриально-педагогического университета крымские татары открыли монумент «Возрождение», символизирующий их благодарность узбекскому и украинскому народам, а также правозащитникам разных национальностей. Не слишком многочисленные и не слишком часто посещающие Крым узбекские делегации бывают этим очень тронуты.
Мустафа Джемилев, выступая на митинге, посвященном 60-й годовщине депортации, сказал: «Конечно, в Узбекистане и других местах ссылки было много и тех, кто под влиянием враждебной к нашему народу советской пропаганды совершали против наших соотечественников вопиющие беззакония и гнусные преступления. Но пусть их на этом или ином свете покарает сам Аллах. Наш же долг всегда помнить оказанное нам добро и воздать за это добро свою благодарность».
Михаил Калишевский, «Фергана.Ру»
В оформление страницы использованы произведения художника Рустема Эминова.
