16 сентября — День Бахауддина Накшбанда

    Суфизм (араб. Ат-тасаввуф – мистицизм), как мистико-аскетическое течение в исламе впервые появился на рубеже VIII–IХ вв. в западных регионах мусульманского мира. К Х в. суфизм, отделившись от аскетизма, складывается в прогрессивное для своего времени самостоятельное религиозное философско-нравственное течение в рамках ислама и широко распространяется по всему мусульманскому миру на обширной территории Арабского Халифата от Египта и Испании на западе до Восточного Туркестана на востоке, в том числе в Средней Азии.
В Средней Азии появились четыре крупных ордена – Хакимиййа (основатель Хаким ат-Термизи),Хаджеганийа-Накшбандийа (основатели Абдул-Халик Гидждувани и Бахауддин Накшбанд), Кубравийа (основатель Наджм ад-Дин Кубра) Йасавийа (основатель Ахмад Йасави). Также появились дочернее образования братств Кадырийа,Сухравардийа.

ТАК ГОВОРИЛ БАХАУДДИН НАКШБАНД

«Будучи в стороне от происходящих событий, мы сможем понять то, что произойдёт. У тех же, кто окажется в гуще событий, нет такой возможности. Захваченные чем-то, мы не способны это разглядеть по-настоящему. В сумерках видны все предметы, но стоит лишь ворваться лучику света и окружающее исчезает. Отныне мы видим только этот лучик.»

Великий суфийский наставник Бахауддин Накшбанд — (Баха ад-дин Мухаммад бин Бурхан ад-дин Мухаммад аль-Бухари (известен также как Ходжаи Бузург и Шахи Накшбанд) родился в 1318 году (718 по хиджре) в селении Касри Хиндуван близ Бухары, а умер в 1389 (791 по хиджре).
Биография Бахауддина малонеизвестна, поскольку упоминается, что он запретил своим ученикам записывать свою биографию и свои деяния вообще. Те немногочисленные сведения, что остались о нём, появились уже после его смерти.
Прозвище Накшбанд означает «чеканщик». Интерес к суфизму получил от деда. Первым его учителем был шейх Мухаммад Баба-йи Самаси, умерший в 1340. Он направил его к шейху Амиру Кулалю , который посвятил его в общество дервишей ходжаган (До Бахауддина Накшбанда тарикат назывался «Тарик-и хаджаган» (Хаджеганийя). Духовную инициацию (руханийа) Бахауддин получил от Абдул-Халика Гидждувани (1103-1179), которого он увидел во сне. Абдул-Халика Гидждувани — духовный наставник — муршид, является десятым духовным звеном в золотой цепи преемственности шейхов тариката Накшбандийя. Истоки тариката Накшибандийя уходят в эпоху Баязида Бистами, когда возник суфийский тарикат «Бистамийя» или «Тайфурийя».

На протяжении 7 месяцев Бахауддин Накшбанд учился практике «тихого зикра» у Арифа Диггарани. Затем он 2—3 месяца провёл в Нахшабе в сообществе шейха Касима из суфийского ордена Ясавия. После этого провел 12 лет у ясавийского шейха Халила ата. Вскоре он возвращается в родное село, где создаёт свою собственную суфийскую школу.

Он лишь трижды покидал родную Бухару: два раза, чтобы совершить хадж, и в третий раз, чтобы посетить Герат.

Бахауддин был сторонником простоты и непритязательности вплоть до аскетизма, и отвергал обряды и показную набожность. Он сформулировал 11 правил медитации (мушахида). Накшбанд распространил «тихий зикр» с определённой методикой дыхания. При этом он отрицательно относился к показным сорокадневным постам, бродяжничеству, публичным радениям (сама) с музыкой и танцами и громкому зикру, считал бесполезным принцип силсила ал-барака, когда благодать (барака) передаётся шейхам персонально по линии передачи от основателя. По его представлению, барака даруется непосредственно Богом, но не от шейха или патрона.

Его принципами были: духовная чистота, отказ от роскоши и стяжательства, непритязательность, отказ от контактов с властями, затворничество в обители и узком кругу. При этом суфий должен строго следовать Сунне и выполнять все предписания шариата.

Его 11 правил включают 8 от Гидждувани и 3 дополнительных, на которых основан теперь орден Накшбандийа:
Вукуфи замани — пауза для самоконтроля. Постоянный самоконтроль за своим временем: если праведно, должен благодарить Аллаха, а если неправедно, должен просить прощения.
Вукуфи адади — пауза для счёта. Повторять индивидуальный зикр отправлялся в строгом соответствии с установленным числом повторов и установленным ритуалом.
Вукуфи калби — пауза для сердца. Мысленное представление сердца с именем Аллаха, чтобы ощущать, что в сердце нет ничего, кроме Аллаха.

Общество Накшбандийа изначально опиралось на городское население, но впоследствии распространилось и среди кочевников, деятельность общества привела к распространению ислама по всей Средней Азии. Постепенно общество распространило свою деятельность на османскую Турцию, Индию, а потом и мусульманское Поволжье.
Эмблемой общества является сердце с вписанным в него словом «Аллах».

Бахауддин Накшбанд скончался в марте 1389 года и был похоронен в родном селе Касри-Арифон (переименованное из Касри-Хиндуван), что означает «замок познавших божественную истину».

После смерти Накшбанд был признан святым, а также покровителем Бухары, в окрестностях которой провёл всю свою жизнь. Над его могилой в 1544 был воздвигнут мавзолей, который стал местом паломничества среднеазиатских мусульман. Письменных трудов Накшбанд не оставил.
Не смотря на то, что никаких трудов после себя Бахауддин не оставил — как и поступали часто мастера пустоты — о нем сохранились многочисленные истории и обрывки фраз. Пожалуй, как раз признание его святым позволило сохранить большуя часть его наследства, которое он не собирался оставлять.
Духовным учеником шейха был великий АмирТемур.

ИЗРЕЧЕНИЯ

? Наш путь к Нему (Богу) — взаимное общение, но не отшельничество, в отшельничестве — слава, а в славе — погибель. Добрые же дела обнаруживаются только в собрании людей.

? Если мы будем смотреть на ошибки друзей, то у нас не останется друзей, поскольку никто не совершенен.

? Вы просите показать какое-нибудь чудо? Наше хождение по земле с наличием всех этих грехов — лучшее из чудес.

? Есть пища, которая отличается от обычной. Я говорю о пище впечатлений, непрерывно проникающей в сознание человека из многих областей окружающей его среды. Только избранные знают, какими являются эти впечатления, и могут управлять ими. Смысл этого является одной из суфийских тайн. Мастер готовит пищу, которая является «особым» питанием, доступным для искателя, и это способствует его развитию. Это не укладывается в рамки обычных представлений.

? Чудеса могут совершаться для того, чтобы приготовить для человека определённую часть высшей формы питания, они могут особым образом воздействовать на ум и даже на тело. Когда это случается, переживания, связанные с чудесами, будут воздействовать на ум должным образом. Если чудо воздействует только на воображение, что характерно для грубых людей, оно может стать причиной некритического отношения, или эмоционального возбуждения, или стремления увидеть новые чудеса, или желания понять их, или односторонней привязанности и даже страха перед человеком, которого считают чудотворцем.

? Когда человек занят своим делом, он отнюдь не всегда разъясняет своё поведение случайным прохожим, какой бы огромный интерес они, по их собственному мнению, ни испытывали к этому делу. Когда протекает действие, главное — чтобы оно развивалось правильно. В таком случае внешняя оценка имеет второстепенное значение.

? Человек, которому нужна информация, всегда полагает, что ему нужна мудрость. Даже если он действительно является человеком информации, то будет считать, что ему нужна мудрость. Если человек является человеком мудрости, только тогда он становится свободным от необходимости в информации.

? Существует общение с мудрым и учение у него правильным образом, что ведёт к развитию человека. Ещё существует имитация, которая разрушительна. Что полностью запутывает нас в этом вопросе — так это то, что чувство, которое сопровождает ложное ученичество и обычное общение, а также их внешнее проявление в учтивости и кажущемся смирении, настолько способно заставить воображать, что мы религиозные или посвящённые люди, что можно сказать, что это вызвано тем, что называется вхождением дьявольской, обманной силы, убеждающей большинство выдающихся людей, имеющих непоколебимую духовную репутацию, и их последователей, даже через поколения, в том, что они имеют дело с духовностью.

? Никогда не принимайте на веру, что человек или общество есть нечто высшее.

? Будьте готовы осознать, что все убеждения, обусловленные окружающей вас средой, были чем-то незначительным, даже если они были когда-то очень полезны для вас. Они могут стать бесполезными и оказаться на самом деле ловушками.

? Если вы оставляете Путь, то это потому, что надеялись получить от него убеждённость. Вы ищете убеждённость, а не самопознание.

? Понимание и знание в сфере Истины совершенно отличаются от того, чем они являются в социальной сфере. Всё, что вы понимаете обычным образом о Пути, является не пониманием Пути, а лишь внешним предположением о Пути, распространённым среди несознательных имитаторов.

? Необходимо осознать, что люди должны быть улучшены внутренне, а не просто сдерживаться обычаем от проявления их грубости и разрушительности и поощряться за непроявление их.

? Люди, которых называют учёными, лишь подменяют учёных. Настоящих учёных мало, а подделывающихся под них великое множество. Как результат, именно их стали называть учёными. В странах, где нет лошадей, лошадьми называют ослов.

? Те, кто посетил нас, — сказал Накшбанди, — и не получил того, в чем он действительно нуждался, на самом деле нас не посещали. Более того, они никогда не будут достаточно наполнены. От тех, кто желает говорить, нам нечего услышать. Тем, кто хочет только слушать, нам нечего сказать.
Тому, кто принимает то, что он получил, и не воображает, что не получил ничего, будет дано гораздо больше. Те, кто желает иного, чем то, что предлагается здесь, не смогут получить нигде ничего.
Помните ли вы человека, который хотел серебро и которому давали золото из-за отсутствия серебра? Он сказал: «Я не могу истратить это, потому что оно не белое.

? Никогда не поддавайтесь порыву учить, каким бы сильным он ни был. Указание учить не ощущается как порыв.

? Признак очищения глубин сердца раба Божьего от всего, кроме Бога, в том, что он может истолковать ошибки верующего как добрые дела.

? Когда известны составные части, то не может быть никакого сомнения и относительно того, какова смесь.

? Уединение в обществе, странствие на родине, внешне с людьми, внутренне с Богом.

? Сердце – возлюбленному, рука- делу.

? Любит добрых всякий, кто есть в мире; если ты злых любишь, то победил себя.

? Изгнать сомнение вы не в силах. Сомнение уходит тогда, когда уходят сомнение и убеждение, по мере вашего изучения их. Если Вы оставляете Путь, то это потому, что надеялись получить от него убежденность. Вы ищете убежденность, а не самопознание.

? Отказываться от чего-либо только потому, что другие неправильно используют это, может быть верхом глупости. Суфийскую Истину невозможно свести к правилам и уставам, формулам и ритуалам, но частично она присутствует во всех этих вещах.

? Держаться — значит охранять сердце, чтобы никакие мысли не смогли войти туда.

? Искатель должен тратить всё своё время и усилия, дабы прибыть к месту божественного Присутствия.

? Задача учителя — учить. Чтобы учить, он должен принять во внимание все привязанности и предубеждения своих учеников. Например, он должен говорить языком Бухары с бухарцами и языком Багдада с багдадцами.

? Низшая суть предрасположена всегда таиться в засаде и использовать любую возможность.

ИСТОРИИ

Некий король однажды пришёл к мудрому Бахауддину Накшбанду, «Мастеру узора» и сел, наблюдая за собранием его учеников. После, когда они сели ужинать Король сказал:
— О, Учитель Вечности! Я заметил, что во время занятий твои ученики сидят полукруглыми рядами, так же как и мои придворные. Есть ли в этом какой-то знак?
Бахауддин отвечал:
— О Повелитель Мира! Скажи мне скорей, как сидят твои придворные, и я смогу рассказать в таком ли порядке сидят Искатели.
— В первом круге, сидят те, к которым я чувствую особое расположение, — поэтому они ближе всех. Дальше сидят важные и могущественные люди королевства и послы. В самом конце сидят меньшие мира сего.
— В таком случае, — сказал Бахауддин, — мы делим людей по разным признакам. Те, что сидят ближе ко мне, глухи, так они могут слышать. Средняя группа состоит из невежественных, так что они могут сосредоточиться на Учении. Дальше всех сидят Просветлённые, для которых близость такого рода не важна.

Некий знаменитый, всеми уважаемый и влиятельный купец пришёл к Бахауддину Накшбанду. Он сказал на открытом собрании:

— Я пришёл, чтобы отдать себя в твоё распоряжение и в распоряжение твоего Учения. Я прошу принять меня в ученики.

Бахауддин спросил его:

—Почему ты считаешь, что способен получить пользу от Учения?

Купец ответил:

— Всё, что я знал и любил в поэзии и учениях древних, что запечатлено в их книгах, я нахожу в тебе. Всё, что другие суфийские учителя проповедуют, рассказывают и передают от мудрых, я фактически нахожу в тебе в полноте и совершенстве, которого не встречаю в них. Я рассматриваю тебя как равного среди равных с Великими, потому что я могу ощущать в тебе и во всём, что тебя окружает, аромат Истины.

Бахауддин велел этому человеку уйти, сказав, что он сообщит ему своё решение относительно того, можно ли его принять, в должное время. Через шесть месяцев Бахауддин призвал купца к себе и спросил:

— Готов ли ты публично вступить со мной в обмен мнениями?

Тот ответил:

— Да, с любовью и охотой.

Во время утренней встречи Бахауддин вызвал этого человека из круга слушателей и велел ему сесть рядом с собой. Слушателям он сказал:

— Это такой-то и такой-то, всем известный король купцов этого города. Шесть месяцев назад он пришёл сюда, считая, что может уловить аромат Истины во всём, что меня окружает.

Купец сказал:

— Этот период испытания и отделения, эти шесть месяцев без возможности взглянуть хоть мельком на Учителя, это изгнание заставило меня ещё более глубоко погрузиться в классику для того, чтобы я мог, по крайней мере, сохранить хоть какие-нибудь отношения с тем, кому я хочу служить, — с самим Бахауддином Эль Шахом, совершенно идентичным с Великими.

Бахауддин сказал:

— Шесть месяцев прошло с тех пор, как ты был здесь в последний раз; ты работал в своей лавке и ты изучал жизни великих суфиев. Ты, однако, мог бы изучать меня, раз ты рассматриваешь меня как явно равного Знающим прошлого, потому что каждую неделю я дважды бывал в твоей лавке. За прошедшие шесть месяцев, в течение которых мы не были в контакте, я сорок восемь раз побывал в твоей лавке. Во многих случаях при этом мы разговаривали с тобой, так как я делал кое-какие закупки или продавал что-нибудь. Из-за товаров и из-за простой смены внешности ты не узнал меня, где же здесь ощущение «аромата Истины»?

Купец молчал. Бахауддин продолжал:

— Когда ты подходишь близко к человеку, которого другие зовут Бахауддин, ты можешь ощущать, что он есть Истина. Когда же ты встречаешь человека, который называет себя купцом Хвадже Алави (один из псевдонимов Бахауддина), ты не можешь различить аромат Истины в том, что окружает Алави. Ты ощутимо находишь в Накшбанде только то, что другие проповедуют, не имея этого сами. В Алави ты не находишь того, чем являются мудрые, но чем они не кажутся. Стихи и учения, о которых ты говорил, — это лишь внешние проявления. Ты питаешься внешними проявлениями — прошу тебя, не давай этому имя духовности.

Бахауддин Накшбанд, встретил однажды собрата на большой площади Бухары.
Пришедший был бродячим дервишем (каландаром) из братства Маламатия – людей порицания. Рядом с Бахауддином находились его ученики.
– Откуда ты пришёл? – задал он традиционный вопрос, как принято у суфиев.
– Понятия не имею, – ответил тот, глупо улыбаясь.
Некоторые из учеников Бахауддина неодобрительно забормотали, увидев такое неуважение.
– Куда ты идёшь? – настаивал Бахауддин.
– Не знаю, – выкрикнул дервиш.
– Что такое добро?
К этому времени вокруг собралась большая толпа.
– Не знаю.
– Что такое зло?
– Понятия не имею.
– Что есть справедливость?
– Всё, что для меня хорошо.
– Что такое несправедливость?
– Всё, что для меня плохо.
Толпа, возмущённая поведением этого дервиша, прогнала его прочь. Он целенаправленно зашагал в ту сторону, куда – все это знали – не вела ни одна дорога.
– Глупцы! – сказал Бахауддин Накшбанд. – Этот человек играет роль обычного человека. В то время, как вы его ни во что не ставили, он намеренно демонстрировал невнимательность, как делает это каждый из вас, делает несознательно, каждый день.

Кто-то сказал Бахауддину Накшбанду:
«Вы рассказываете истории, но не говорите нам, как их понимать.»
Он ответил:
«Как бы вам понравилось, если бы человек, у которого вы купили персик, съел бы его у вас на глазах, оставив вам только кожуру?»

Кто-то сказал Бахауддину Накшбанду:
— Изгнание ученика, должно быть, причиняет вам страдание.
Тот ответил:
— Наилучшим способом проверки и помощи ученику, если это возможно, может быть его изгнание. Если тогда он обращается против вас, у него есть шанс обнаружить собственную поверхностность и недостатки, которые привели к изгнанию. Если он прощает вас, он имеет возможность заметить, нет ли в этом чего-то от святошества. Если он восстанавливает внутреннее равновесие, он будет в состоянии принести пользу нашему делу (Учению) и, в особенности, извлечь пользу для себя самого.

Один человек пришел к великому Бахауддину и попросил помочь ему в его проблемах и в руководстве на пути.
Бахауддин велел ему отказаться от духовных занятий и немедленно покинуть обитель. Добросердечный посетитель попытался протестовать против такого решения.
— Ты получишь знак — это будет тебе наглядным примером, — сказал мудрец, многозначительно подняв палец…
В этот момент в комнату через открытое окно неожиданно влетела птица и начала метаться, не зная, как вылететь. Суфий подождал, пока птица усядется около единственного открытого окна в зале, а затем неожиданно громко хлопнул в ладоши. Испуганная птица вылетела прямо через окно на свободу.
Тогда Бахауддин сказал:
—Для нее этот звук был чем-то вроде шока, даже оскорбления; ты не согласен?

Один ученик однажды спросил Бахауддина: — Почему Вы никогда не дискутируете с учеными?
Бахауддин ответил:
— Было время, когда я делал это регулярно. Я разрушал их убеждения и воображаемые доказательства. Но однажды человек более мудрый, чем я, сказал: «Ты настолько часто и намеренно стыдишь людей языка, что в этом есть монотонность, и, поскольку это не является целью, а ученые продолжают делать ошибки после того, как их авторитет был разрушен, то это не имеет смысла». Он добавил: «Твои ученики находятся в состоянии постоянного восхищения тобой. Они научились уважать тебя. Вместо этого им следовало бы осознать относительную бесполезность таких побед и отсутствие значимости твоих оппонентов. Таким образом, ты в победе потерпел поражение, скажем, на четверть. Восхищение тобой ориентирует их в ненужном направлении и отнимает часть времени, которое они могли бы использовать для восприятия чего-либо более важного. Поэтому ты потерпел поражение пожалуй еще на четверть. Две четверти равны одной половине. Твоя победа является победой только наполовину, а наполовину — поражением».
Это было 20 лет назад. Вот почему я не обращаю ни своего внимания, ни внимания своих учеников на ученых. Наносить удар мнящим о себе ученым, чтобы продемонстрировать их пустоту ученикам, также бесполезно, как и ударять по пустому горшку.

Бахауддин Накшбанд всю свою жизнь оставался счастливым, улыбка никогда не сходила с его лица. Бея его жизнь была ароматом праздника…
Даже на смертном ложе он весело смеялся. Казалось, будто он наслаждается приходом смерти. Ученики сидели вокруг. Один из них спросил:
— Почему Вы смеетесь? Всю жизнь Вы смеялись и мы не решались спросить, как Вам это удается? И вот даже сейчас, умирая, Вы все же смеетесь. Что здесь смешного?
И мудрец ответил:
— Много лет назад я пришел к моему Мастеру молодым человеком, семнадцатилетним, но уже страдающим. Мастеру было семьдесят и он смеялся просто так, без всякой причины. Я спросил его: «Как Вам это удается?» И он ответил: «Я свободен в своем выборе, это мой выбор. Каждое утро, когда я открываю глаза, я спрашиваю себя: «Что ты выберешь сегодня — блаженство или страдание?» И так случается, что я выбираю блаженство, это так естественно».

Некий человек пришёл к Бахауддину Накшбанду и сказал:
— Я странствовал от одного учителя к другому, и я изучил много Путей, каждый из которых дал много пользы и много всяких выгод. Теперь я хочу стать одним из твоих учеников, чтобы иметь возможность пить из источника Знаний и таким образом становиться все более и более продвинутым на тарикате — Мистическом Пути.
Бахауддин, вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос, велел принести обед.
Когда было принесено блюдо с рисом и жареным мясом, он начал ставить перед гостем одну полную тарелку за другой. Затем он дал ему фрукты и пирожные. Затем велел принести ещё плова и различные другие блюда: фрукты, салаты, сладости.
Сначала этот человек был польщён, и поскольку Бахауддин проявлял явное удовольствие при каждом глотке, который делал гость, то он ел столько, сколько мог.
Когда темп его еды замедлился, суфийский шейх выказал признаки очень большого неудовольствия, и, чтобы избежать его раздражения, несчастный человек добросовестно съел ещё одно блюдо.
Когда он уже не мог проглотить ни одного зёрнышка риса и в ужасном неудобстве откинулся на подушки,
Бахауддин обратился к нему со следующими словами:
— Когда ты пришёл навестить меня, ты был настолько же полон непереваренными учениями, насколько ты теперь полон мясом и рисом. Ты чувствовал неудобство, а поскольку ты не привык к духовному неудобству реального вида, ты интерпретировал его как голод к дальнейшим знаниям.
Несварение желудка — вот твоё состояние.

Мавзолей Бахауддина Накшбанда

Комплекс Баха ад-Дин — культовый ансамбль, находящийся в пригородное зоне Бухары.Комплекс создавали в течение пяти веков. Центр мемориала – двор прямоугольной формы, где похоронен шейх. Комплекс служил центром дервишского ордена накшбандиев. Состоит из медресе, двух мечетей и минарета.

Ансамбль Баха ад-Дин принял характерные для XVI в. формы сочетания некрополя с обрядовым зданием; в 1544 г. Абд ал-Азиз-ханом I захоронение шейха было оформлено в виде наземного склепа — дахмы с мраморной резной оградой поверху, а поодаль — крупнейшее из известных здание ханака.

Мать правителя Абулфейз-хана (1711—1747) на свои средства приказала построить мечеть с двумя айванами (террасами), а в ХIХ веке визирь Насрулла-хана Хаким Кушбеги построил ещё одну мечеть. Минарет (башня) построен в 1720 году[1].

В советский период эта святыня была в состоянии запустения.

После обретения независимости Узбекистана в честь 675-летия Бахауддина Накшбанда в 1993 году святыня была отреставрирована. По инициативе президента Узбекистана И. А. Каримова в 2003 году были проделаны большие работы по благоустройству комплекса. Была построена дарвазахана (входное помещение) с высоким куполом. Были воссозданы богато декорированные айваны — террасы. Обширный сад соединил в единую композицию священное погребение Хазрата Бахауддина и место погребения его матери. Также был отреставрирован Дахмаи Шохон (Некрополь правителей), где покоятся останки некоторых правителей из династий Тимуридов, Шейбанидов, Аштарханидов и Мангытов.