Жанр «рубаи» был придуман в далеком средневековье поэтами суфиями, которые в короткой форме старались выразить своё отношение к Богу. С появлением рубаи началась новая ступень в развитии традиционных восточных поэтических жанров… В настоящих рубаи всегда есть конкретный адресат – Аллах, к Которому обращается автор, а лирическим героем становится сам поэт… Каждое рубаи создаётся на основе собственного душевного опыта. Главная же их психологическая черта – отсутствие ложного драматизма. В ситуациях, изображенных в стихах, мысль лаконична, как в ёмких древних восточных миниатюрах. Рубаи – это и есть изображенная словами миниатюра, состоящая всего из четырех строк, в которых рифмуются первая, вторая и четвертая строки, а третья строка остается независимой. Главная и характерная черта рубаи – афористичность.>

МИР ДУХОВНОЙ ПОЭЗИИ
(Он пишет рубаи, переводит произведения суфийских поэтов)

Мадалиев Сабит Мамаджанович — узбекский поэт, прозаик и публицист. Родился в 1949 г. в казахстанском городе Джамбул (ныне — Тараз). В 1969 г. переехал в Ташкент. Служил в армии. Учился на режиссерском отделении Ташкентского театрально-художественного института. В 1972–1990 гг. жил и работал в Москве, где в 1977 г. окончил Литературный институт им. А.М. Горького, работал в Союзе писателей СССР консультантом по узбекской литературе.
В 1990 г. вернулся в Ташкент. В 1991–1996 гг.– главный редактор журнала «Звезда Востока».
В 2007 г. напечатана первая часть прозаической книги С. Мадалиева «Молчание суфия». Работает в строительной фирме. Живет в Ташкенте.

Мир поэзии всегда привлекал к себе читателей. Мы хотели бы познакомить вас, уважаемые читатели, с поэтом, писателем, который последние годы своего творчества полностью посвятил духовной литературе. Он сам пишет рубаи, переводит произведения суфийских поэтов и, в частности, Алишера Навои.

– Сабит Мамаджанович, расскажите немного о себе, где Вы родились, выросли, учились?

– Родился я на юге Казахстана, в Джамбуле, в простой семье узбекского рабочего. Сейчас Джамбул переименован в Тараз. Учился в русской школе и воспитывался в интернациональной среде, в которой были узбеки, русские, казахи, чеченцы, татары, корейцы и представители многих других национальностей. Это наложило, видно, отпечаток на всю мою жизнь и научило относиться к людям вне зависимости их национальной принадлежности. Дома с родителями мы, дети, говорили на узбекском языке, а на улице и в школе – на русском. Поблизости от нас не было узбекской школы, и поэтому родители отдали меня учиться в русскую школу.

– Вы воспитывались в религиозной семье, насколько у вас соблюдались предписания Ислама?

– Воспитывался я в религиозной семье, в которой детей воспитывали в соответствии с мусульманскими традициями. Но открыто нас, детей, родители никогда не принуждали читать молитвы, хотя с самого детства мы знали многие короткие суры Священного Писания. Покойная мать была знатоком Корана и хадисов. Все называли ее «отинча» – что переводится как чтица Корана. У неё был сильный и богатый высокими тембрами голос, наверное, ближе к баритону, и, когда она читала Коран, люди всегда плакали. За ней часто приходили со всего города, и она читала Коран на женских религиозных собраниях.

В такие дни, если собрание проходило недалеко от нашего дома, отец посылал меня, маленького ребёнка, встречать маму, и я, 8летний мальчишка, шёл заранее к указанному дому, садился у открытого окна и, прислонившись к стене глинобитного дома, слушал, как моя мама читает Коран. Читала она наизусть и долго, проникновенным голосом. Плакала при этом сама, и плакали все женщины, которые её слушали. Никто из них, конечно, не владел арабской графикой, никто не понимал арабской речи, но, слушая Коран, плакали все. Потом она выходила, и мы вместе шли домой. При этом, как это принято сейчас, за чтение Корана она ничего и никогда не брала. Даже одной лепешки.

– Вы родились и выросли в местах, где проживали великие религиозные деятели, где широкое развитие получил суфизм. Насколько жители вашей страны понимают это? Чувствуется ли баракат шейхов, в чем он проявляется?

– Действительно, в наших краях много святых мест. История распространения Ислама в Центральной Азии почти целиком связана с деятельностью суфиев. Представители суфийского братства Ходжаган долгое время были советниками при последних монгольских ханах. Грозный Тимур глубоко уважал шейхов Ахмада Яссави, Сайида Амир Кулала и других. Многие ханы и беки, правившие в Центральной Азии, были мюридами того или иного суфийского шейха.

Родиной таких суфийских братств, как Накшбандийа, Яссавийа и Кадирийа является Центральная Азия, а точнее, Бухара. Самым распространённым направлением суфизма в Узбекистане стал орден Накшбандийа. Из всех направлений суфизма он имеет наибольшее число последователей в регионе.

Я больше говорю об Узбекистане, так как моя страна всегда была центром, откуда суфизм в регионе в дальнейшем получал распространение. То же самое наблюдается и сейчас. Только теперь к Бухаре присоединились Ташкент и Коканд. В этом ряду стоит и казахстанский город Туркестан, в котором захоронен великий шайх Ахмад Яссави и который в последние годы все больше привлекает к себе верующих, пополняющих затем ряды суфиев.

Практика суфиев – тихий и громкий зикр – производили глубокое впечатление на обращённых в Ислам и очень помогли в деле распространения Ислама в Центральной Азии. Несомненно и то, что особенно в первых веках распространения Ислама суфизм придал ему гибкость и способность приспосабливаться к новым условиям, что во многом обеспечило его успех в регионе.

В советские времена мусульманскую традицию искореняли всеми возможными средствами, и первыми пострадали суфийские авторитеты. Тем самым прервалась духовная преемственность, когда знания и традиции передаются от учителя ученику. Сейчас эта традиция несколько восстанавливается, и потому заговорили о возрождении суфизма в регионе.

Да, суфизм в Центральной Азии возрождается, но в этом нет особой заслуги государства, которое пользуется суфизмом, как ярлыком для прикрытия своего страха перед крайними течениями в Исламе. Его сегодняшнее возрождение вызвано другими известными политическими и общественными процессами: обретение независимости, новый взгляд на свою историю, безуспешные поиски государственной «новой идеологии» и т. п.

После обретения независимости в Узбекистане суфизм был объявлен духовным наследием, что способствовало фактической легализации упомянутых немногочисленных шейхов. В особенности это касается тариката Накшбандийа, традиционно более популярного в Центральной Азии.

Суфизм возрождается, потому что на фоне повальной нищеты и государственной лжи это учение призывает людей быть честными, чистыми, любить друг друга и с любовью поклоняться Всевышнему, жить по канонам Пророка Мухаммада (мир ему и благословение). Независимо от периодов истории, суфии призывали к строгому следованию Корану, отказу от роскоши и духовному очищению.

Истинный суфизм – это простота в быту. Один из главных принципов Накшбандийского тариката привлекает людей больше всего: «Внешне с людьми, внутренне – с Богом». И ещё: человек должен зарабатывать хлеб честным трудом, если он хочет приблизиться к Богу. Так думали суфии много столетий назад. Так думают суфии и сегодня.

Бытует мнение, что суфиями становятся люди, глубоко разочарованные в мирской жизни, озабоченные повседневными и, по большей части, материальными проблемами. И ещё далекие от суфизма люди утверждают, что в суфии идут те, кто разочаровался в государственной идеологии, и те, кто оказался на пороге черты бедности.

Скажу, что это теоретическое предположение исходит от незнания. Опыт последних лет показывает, что ряды мюридов всё больше пополняют молодые люди, которые идут к суфиям, которые говорят о Боге и к человеку относятся с великим уважением.

– Сабит Мамаджанович, раньше Вы не писали на религиозные темы, почему же вы решили посвятить себя суфийской поэзии? Что Вы получаете от этого?

– Раньше я действительно не писал на религиозные, а точнее, на суфийские темы. Мне кажется, что я слишком долго находился в поиске своего пути, который растянулся на двадцать лет. Занимался в молодости даже йогой и, вступив на суфийский путь, не сразу начал писать на эту тему. Чтобы писать на суфийские темы, мало быть самому религиозным, надо достичь, я полагаю, определенного понимания этого, пропущенного через свою душу. Я стараюсь писать только о том, что я знаю, а еще точнее, я пишу только о том, что я в глазах Господа слаб, немощен и ничего не знаю. Знает Аллах. И если Он захочет, чтобы я начал писать о своем мизерном опыте, Он заставит меня сесть за письменный стол и писать об этом. Я слишком боюсь Аллаха, чтобы писать о том, что я не знаю.

– Насколько легко переводить труды великих суфийских поэтов? Удается ли понять смысл того, что они хотели до нас донести?

– Много лет я собирался начать перевод гениального произведения великого суфия и поэта Алишера Навои «Обращение к Богу», но никак не решался. Дело в том, что для того, чтобы начать переводить суфийский текст, мало его понимать, надо дойти до уровня сопереживания каждой строки и каждого слова сердцем. И только тогда человек может решиться на перевод. Но и тогда остаются многие вопросы у переводчика, ибо за внешней простотой чаще всего скрываются глубинные пласты, которые непросто понять или, как я уже говорил – пережить. Прежде чем приняться за решение любого дела, у суфиев принято испрашивать разрешения и благословения у шейха. В прошлом году, когда я уже решился начать перевод «Обращения к Богу», я поехал в Ханаку к своему шейху и рассказал ему о сомнениях, которые одолевают меня и удерживают от начала перевода.

– Если бы Вы понимали текст оригинала достаточно глубоко, – сказал мне шейх Ибрагим, – не было бы необходимости садиться за перевод суфийского произведения. Когда суфии знают, они об этом не говорят. Я благословляю Вас на перевод «Обращения к Богу», и пусть Аллах и дух самого Алишера Навои будут Вам поддержкой. И дай Бог, чтобы глубинные пласты, в которые Вы будете проникать во время перевода, помогли подняться Вам на новую ступень суфийского пути.

– Какие восточные поэты наиболее Вами любимы? Почему?

– Я люблю читать стихи и газели поэтовсуфиев Боборахима Машраба, Алишера Навои, Фузули, Ахмада Ясави, Махтумкули, Абдурахмана Джами и многих других. Причина только одна – они мне близки по духу, и, читая их, я открываю и в самом себе незнакомые прежде грани, о которых душа и не подозревала.

– Вы пишите рубаи. Что это такое? Какой смысл вы хотите в них вложить? Какие темы затрагиваете?

– Жанр «рубаи» был придуман в далеком средневековье поэтами суфиями, которые в короткой форме старались выразить своё отношение к Богу. С появлением рубаи началась новая ступень в развитии традиционных восточных поэтических жанров… В настоящих рубаи всегда есть конкретный адресат – Аллах, к Которому обращается автор, а лирическим героем становится сам поэт… Каждое рубаи создаётся на основе собственного душевного опыта. Главная же их психологическая черта – отсутствие ложного драматизма. В ситуациях, изображенных в стихах, мысль лаконична, как в ёмких древних восточных миниатюрах. Рубаи – это и есть изображенная словами миниатюра, состоящая всего из четырех строк, в которых рифмуются первая, вторая и четвертая строки, а третья строка остается независимой. Главная и характерная черта рубаи – афористичность.

– Что является главным при написании рубаи?

– Главным в рубаи для меня является остановленное мгновение души, во время которого человек обращается к Богу. Рубаи нельзя писать, как пишутся обычные стихи, это особое вдохновение, при котором рубаи не записываются строчка за строчкой, а приходят сразу, как морской прилив, как наводнение, которое затопляет душу, и потом со дна этой затопленной чувствами души поэтныряльщик достает изумруд.

– Вы пишете только на русском языке?

– Да, в основном, я пишу на русском языке. С самого детства он для меня является вторым родным языком.

– В течение четырёх лет Вы являлись редактором журнала «Звезда Востока». О чём это издание? Что нового Вы вложили в него?

– Я руководил журналом более 5 лет. Журнал был чисто литературным, в котором печатались произведения писателей Узбекистана и среднеазиатского региона. Я постарался его значительно расширить, привлекая к публикациям произведения восточных и западных авторов. Себе в заслугу могу приписать только то, что, несмотря на запреты властей, я первым начал печатать в этом журнале религиозные и суфийские материалы.

– Какое место уделяется теме Ислама в литературе и, в частности, узбекской?

– К сожалению, Ислам в узбекской литературе занимает сегодня второстепенное место, и о нем стесняются писать и говорить. Связано это, как мне думается, прежде всего, с отношением властей к Исламу. Нет открытого запрета, но нет и широкого поощрения. Достаточно сказать, что во многих мечетях вы не услышите громкого призыва на молитву – муэдзина не слышно уже через двадцать метров. Это стыдливо­боязливое отношение к Исламу не способствует развитию и пропаганде исламской темы в литературе.

– Что может стать источником Вашего вдохновения?

– Всё, что угодно. У соседей есть внук, маленькое и совершенно бесподобное чудо в возрасте всего полутора лет, к которому я испытываю особое чувство симпатии и с которым люблю возиться. Мне кажется, что ребёнок тоже тянется ко мне. Часто по вечерам его выносят, и я провожу с ним некоторое время. Недавно во время предвечерней молитвы этот ребёнок, который только за несколько дней до этого начал делать первые шаги, широко расставив ручонки, словно балансируя на канате, зашёл в комнату, где я молился, и сел рядом со мной на молитвенный коврик. Видя, что я не обращаю на него никакого внимания, он вместе со мной совершил земной поклон и потом сидел рядом со мной, пока я не завершил молитву. Сразу после завершения молитвы у меня родилось рубаи, которое я не смог бы придумать и за год, если бы специально сел его писать.

– Как Вы считаете, в чём заключается литературное мастерство? Всякий ли человек может достичь успехов на литературном поприще?

– Как и в любом деле, мастерство приходит с годами. Главное, чтобы человек не перестал чувствовать мир так же обостренно, как в молодости. Сплав глубокой чувственности и достойной мысли могут высечь искру из вдохновения, и тогда появляется талантливое произведение. Мастерство заключается, наверное, в том, чтобы вовремя уловить то самое состояние души, когда идёт плавка руды, состоящей из слов, мыслей и чувств. Одним трудом, даже постоянным, невозможно достичь серьёзных успехов в литературном мастерстве. Можно стать мастеровитым и выдавать на более или менее высоком уровне литературу, но она никогда не станет фактом истории литературы. Мастерство, как и талант, – Божий дар, который надо лелеять и ухаживать за ним постоянно, чтоб он не ушёл от тебя, как уходит в пустыне вода в песок.

– У Вас есть ученики?

– Нет, учеников у меня нет. Я ещё сам многому должен научиться, так как стою у подножия горы, на которую еще не поднялся.

– Какое своё произведение Вы считаете состоявшимся по всем литературным требованиям? Почему?

– Ни одно из своих произведений я не считаю эталоном. В тот день, когда я стану так думать – я перестану быть настоящим поэтом. Настоящий суфий делает всё, чтобы не считать себя суфием, и во всём полагается на Бога, Который знает лучше – кого приблизить к Себе, а кого – отдалить. Так и поэт. Если он настоящий, то делает всё, чтобы принизить себя, а не возвеличить.

– А что Вы любите читать? Произведения каких авторов предпочитаете?

– Читаю в последние годы только суфийскую литературу, Коран, хадисы и жития святых людей. На другое не остаётся ни времени, ни желания.

– Какова тенденция развития Ислама в Узбекистане?

– Ислам в Узбекистане развивается вопреки пожеланиям властей, которые и не запрещают его, но и не пропагандируют. Получается больше препон, чем разрешений. Возможно, это отношение создаёт благоприятные условия для того, чтобы всё больше и больше молодых людей приходило сегодня в мечети. Во время пятничной молитвы в соборные мечети города Ташкента практически невозможно пробиться, если вы не пришли заранее.

– Что Вы думаете о тех течениях, которые прикрываются Исламом и совершают совершенно несовместимые с религией поступки?

– Ответ на этот вопрос можно найти в моей статье, которую я посылаю вам.

– Узбекистан и Дагестан связывает очень многое, особенно в религиозном плане. Вы хотели бы посетить нашу республику, получить заряд духовности?

– Я никогда не был в Дагестане и с большим удовольствием, если представится случай и на то будет воля Аллаха, посетил бы ваш благословенный край.

Беседу вела Муслимат Раджабова

Источник:  http://assalam.ru/