Сабит Мадалиев. Рубаи

067    В этой сумеречной и неохватной реальности, где все в незыблемой воле Единого, очень часто беспомощными оказываются слова, на которые мы опираемся. Их внешнее великолепие, не подтвержденное твердостью духа, тут же и гаснет, едва лишь срываясь с губ. И нам остаётся опять объясняться по поводу слов и неуправляемых чувств, не способных связать напрямую нас с окружающим миром.
Когда-то давно, в прошлой, наверное, жизни, я любил оставаться один в наступающих сумерках дня, а теперь я молчу униженно в угнетающей темноте дня.
Меня не покидает ощущение, что под внешним слоем моей удачно сложившейся судьбы, словно вода под глубоким пластом земли, есть другой, основной слой, составляющий суть моей жизни, до которого мне не удаётся никак докопаться ( Отрывок из метафорического романа Сабита Мадалиева «Паранойя»)…

Сабит МАДАЛИЕВ
РУБАИ

04

Мадалиев Сабит Мамаджанович —  поэт, прозаик и публицист. Родился в 1949 г. в казахстанском городе Джамбул (ныне — Тараз). Служил в армии. Учился на режиссерском отделении Ташкентского театрально-художественного института. В 1977 г. окончил Литературный институт имени А.М.Горького в Москве, работал в Союзе писателей СССР консультантом по узбекской литературе.
Автор 7 книг стихов, последние — “Время цветения персика” (Ташкент, 1997) и “Окликнула душу печаль” (Москва, 2003). Сабит Мадалиев является автором поэтического переложения Корана на русский язык. Им переводились на русский язык также отдельные произведения величайшего суфия и классика узбекской литературы Алишера Навои, стихи современных узбекских авторов.

* * *
Сижу я у остывшего тандыра —
под этим небом холодно и сиро, —
впустил я в душу позднюю любовь,
а оказалось, все печали мира.

* * *
Лучше б смерть разлучила с тобою меня,
но разлука живых — пострашнее огня,
это днем иступленное к ночи стремленье,
а потом в темноте — ожидание дня.

* * *
Чтоб тебя позабыть, я, склонившись, сорву
попробую горькую-горькую в поле траву.
Но сладка, как слеза, на губах моих эта травинка,
будто ты, улыбаясь, стоишь предо мной наяву.

* * *
Словно снегом душа запорошена,
пусто в сердце и холодно, скошена
вся трава, по которой ходила ты,
забывая меня осторожно.

* * *
Парит над зноем лета минарет,
взлетела бабочка, разбрызгивая свет.
Сошла слезой в меня печаль молитвы —
как горестно любить на склоне лет.

* * *
Я в келье спал своей в конце недели —
вдруг чей-то вздох поднял меня с постели,
и я во тьме заплакал о годах,
которые без Бога пролетели.

* * *
Проходит дервиш странником по городу,
взгляд в землю, сам — печален он и сгорблен.
Ты дал ему, Всевышний, оба мира,
а он, безумный, положил их в торбу.

* * *
Когда душа смятенная болит,
когда тебя несет поток обид, —
встань на молитву в тишине полночной,
и свет молитвы небо озарит.

* * *
Вдруг детство вспомнил, сидя над рекой,
там каждый день был рыбкой золотой,
мерцающей на чистом мелководье.
Как мало чистоты я взял с собой.

* * *
Две жизни прожил я на берегу.
Здесь снег не выпадал — теперь в снегу.
Пытаюсь вспомнить старцев
из детства моего и — не могу.

* * *
В бессмысленной погоне за судьбой
я здесь умру и прорасту травой…
Все так же будет ветер говорить,
не повышая голоса, со мной.

Опубликовано в журнале: «Дружба Народов» 2008, №3

07Я в мир пришёл, чтоб жажду утолить

Рубаи

* * *

Становится беззвучным, словно снег,
с годами одиночество, побег
вновь невозможен от судьбы, – согнувшись,
сидел в ночи и плакал человек.

* * *

Всё легче пыль на кладбищах с годами,
всё легче сердцу исходить слезами.
Взираю вниз – процессия восходит
на холм перед последними вратами.

* * *

Вспомню жизнь я, как сказку, как небыль,
день растаял, как будто и не был, –
ослепленье на миг, а потом, а потом
руки – в пепел, глаза мои – в пепел.

* * *

Я думал – небеса собой заполнил,
а был всего лишь рыбкою в затоне.
Я в мир пришел, чтоб жажду утолить,
но вкуса этой жизни не запомнил.

* * *

На молитвенный коврик покорно
встанет тайна, убитая горем.
Ночь томится в бессонных глазах,
словно темная бездна над морем.

* * *

Лишь выпив чашу полную страданья,
как давний сон я вспомню, как преданье:
пути короче к пораженью нет,
чем ненасытность самолюбованья.

* * *

Согнулся я под тяжестью молчанья,
колени острые, как два крыла отчаянья.
В полдневный зной сидел среди могил я –
опять была душа моя в печали.

* * *

Уже сошла на бороду с висков
усталость белых-белых облаков.
Ах, Господи, как будущее близко,
как прожитое стало далеко.

* * *

Но затем, когда яблоки опадут,
и от розы останется высохший прут,
и нищий станет просить у нищего –
не дай мне, Господи, в слезах утонуть.

* * *

Меж землёю и небом печально и сиро,
под глазами в ночи, словно осенью, сыро.
Я всем сердцем люблю в этот мир приходящих
и люблю уходящих из этого мира.

* * *

Среди камней, в ложбине, было жарко,
у ног дышала тяжело собака,
и вялый ветер выветрить не мог
следы костров…Я там сидел и плакал.

* * *

И вновь я переполненный сосуд,
меня продать на ярмарку несут,
хотя у нас сегодня за поэта
даже пучка редиски не дают.

* * *

Как степь к горам, к закату жизнь пошла,
но в сердце много есть еще тепла, –
пошли мне, Бог, желающих добра,
и тех пошли, кто мне желает зла.

* * *

Опять пурпурным пламенем тюльпан
согреет душу и степной бархан,
и смерти страх при взгляде на долину
рассеется, как утренний туман.

* * *

Дни с годами короче, а ночи длинней,
плечи ниже к земле, голова тяжелей.
Выхожу на откос я осеннею ночью,
улетающих вдаль провожаю гусей.

* * *

Мне слезы твои – среди лета холодный сугроб,
а ночи твои – что бездонная черная топь.
Я думал – любовь – это тихая, тихая радость,
а это и радость, и долгая, долгая скорбь.

* * *

Парит над зноем лета минарет,
взлетела бабочка, разбрызгивая свет.
Сошла слезой в меня печаль молитвы –
как горестно любить на склоне лет.

* * *

Говоришь: журавли улетят –
я ловлю отчужденный твой взгляд, –
протянулась моя печаль
от руки твоей на закат.

* * *

Вновь луна, наклоненная криво,
словно черною срезана бритвой.
Вновь проснулся в слезах и опять до утра
образ твой заслонял я молитвой.

* * *

И ночь прошла и снова поле выжженное
открылось из окна – стоял, обижен я, –
вновь горечь от разлуки в эту ночь
была бездомнее отпущенной мне жизни.

* * *

Над ивами, заросшими осокой,
уходит бабье лето волоокое,
где я в твоих пушистых волосах
запутался травинкой одинокой.

* * *

Весной, среди цветущих яблонь сада
меня похороните, в том услада,
что в этой жизни умер от любви,
а в той, другой, мне ничего не надо.

* * *

Ты любила меня? Ты дала мне урок.
Я в тебе до конца разобраться не смог.
Прочитала меня до последнего слова.
Я читал то, что видел, а ты – между строк.

* * *

Сойдет печаль, но полосой рассветной,
потусторонней памятью бессмертной:
на той земле, где я однажды умер,
любовь моя осталась безответной.

* * *

Повернулась судьба пустотою экрана,
где по белому белым и все без обмана.
Я в бессонных ночах без тебя заблудился,
как весло, унесенное в даль океана.

* * *

Сижу я у остывшего тандыра.
Под этим небом холодно и сиро.
Впустил я в сердце позднюю любовь,
а оказалось, все печали мира.

* * *

Уйти б туда, где ветер чист,
где соловья прозрачен свист, –
куда я дену все, что помню,
куда я дену свою жизнь.

* * *

Я никому не сделал в жизни зла.
Покинул мир. На полотне стекла
пылинкою на этом белом свете
осталась тень печали и тепла.

Источник: www.florida-rus.com

002

1 комментарии

  1. Признателен вашему изданию, что на его страницах я снова, многие годы спустя, встретился с духовно и душевно близким мне человеком — Сабитом Мадалиевым. Знал Сабита в последние годы его жизни в Москве, когда он работал консультантом по узбекской литературе в Союзе писателей СССР. Уже тогда меня глубоко тронула книга его стихов, которую он издал в «Советском писателе» году в 1986. Первое ташкентское издание рубаи Сабита помогло мне пройти через трудные 90-ые годы и всё начало XXI века. Пожалуйста, чаще печатайте его произведения, давайте публикации о его жизни и творчестве. Игорь Писарев.

Оставьте комментарий