К 100 летию создания Туркестанской автономии

  К 1917 г. джадидизм от просветительства поднялся до уровня политического движения. В течение того же 1917 г. четыре раза проводился Всетуркестанский курултай (съезд) мусульман. На I съезде, проходившем с 16 по 23 апреля 1917 г. в Ташкенте, была выдвинута идея об образовании Туркестанской автономии в составе демократической России.
Эта идея стала первым шагом туркестанских народов на пути восстановления национальной государственности.На последнем заседании съезда было принято решение об образовании центрального руководящего органа — Туркестанского краевого мусульманского совета (Краймуссовета). Его образование предполагало объединение разрозненных, не связанных друг с другом мусульманских обществ, комитетов и союзов, чтобы придать национальному движению организованный характер.

ТУРКИСТОН МУХТОРИЯТИ — НОВАЯ СТУПЕНЬ
В ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ ТЮРКСКИХ НАРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ.

Проводниками идеи борьбы за национальный прогресс и независимость являлись джадиды. Они ставили перед собой две цели: строительство в Туркестане национального демократического государства и пробуждение в народе стремления к прогрессу, знаниям. Борьба за осуществление этих целей составляла основу идеологии джадидизма.

Их деятельность была направлена на выработку программы прогрессивного развития и объединения традиций Востока и Запада.Основное содержание национальной идеи джадидизма — объединение всех коренных народов Туркестана — представлено в художественных и публицистических произведениях Бехбуди, Фитрата, Чулпана, Мунаввара Кары и других прогрессистов-патриотов.

Махмудходжа Бехбуди так раскрыл суть этого принципа: «Если мы, мусульмане Туркестана, объединим веру и нацию и уже сегодня сделаем шаг к реформе, к союзу, все мы — интеллигенция и прогрессисты, богачи и священнослужители — послужим во имя веры и нации,во имя процветания Родины, тогда мы не будем ни от кого зависеть».

Основоположники джадидизма активно занимались разработкой административных методов, форм правления, теорией и практикой государственности в Туркестане. Они планировали поэтапное осуществление реформ и считали, что достичь прогресса можно только мирным путем — через парламент. При этом они исходили из менталитета узбекского народа — его открытости, великодушия, терпения, стойкости.Под влиянием происшедших в Петрограде в начале 1917 г. края событий в Туркестане тожевсе пришло в движение: пробивающиеся ростки нового общества искали новую форму.

В общественно-политической жизни Туркестана главным вопросом являлась автономия края. Идея предоставления статуса автономии Туркестанскому краю владела умами не только демократической интеллигенции, но и самых широких слоев населения. Выдвинутый М. Бехбуди в 1917 г. лозунг «Права не даются, а завоевываются» послужил призывом ко всей нации.

К 1917 г. джадидизм от просветительства поднялся до уровня политического движения. В течение того же 1917 г. четыре раза проводился Всетуркестанский курултай (съезд) мусульман. На I съезде, проходившем с 16 по 23 апреля 1917 г. в Ташкенте, была выдвинута идея об образовании Туркестанской автономии в составе демократической России.

Эта идея стала первым шагом туркестанских народов на пути восстановления национальной государственности.На последнем заседании съезда было принято решение об образовании центрального руководящего органа — Туркестанского краевого мусульманского совета (Краймуссовета). Его образование предполагало объединение разрозненных, не связанных друг с другом мусульманских обществ, комитетов и союзов, чтобы придать национальному движению организованный характер.

Председателем Краймуссовета был избран Мустафа Чокаев, секретарем — Ахмад Заки Валиди, членами президиума — Мунаввар Кары, Махмудходжа Бехбуди, Абиджон Махмудов, Убайдулла Ходжаев, Ташпулатбек Норбутабеков, Ислам Шаахмедов и др.

Под руководством Мунаввара Кары и Садриддинхана-афанди был создан Ташкентский комитет. Были также образованы его Самаркандское (возглавляемое Махмудходжой Бехбуди) и Ферганское (под руководством Насырхан-туры) отделения. В качестве печатного органа Краймуссовета стала выходить газета «Нажот» (редактор Мунаввар Кары), позднее — газета «Кенгаш» (редактор Валиди).

Однако давние, еще с начала века, разногласия между джадидами и духовенством привели к расколу в рядах демократического движения. 14 марта 1917 г. в Ташкенте была создана «Шурои Исломия», в деятельности которой большую роль играл Мунаввар Кары.

Организационно раскол выразился в выходе духовенства и их сторонников из «Шурой Исломия», и в июне 1917 г. был создан «Шурой Уламо» (Совет духовенства). Шерали Лапин заложил основу его филиала в Ташкенте.

Вскоре «Шурой Уламо» был образован в Коканде. Наличие между двумя организациями идейных противоречий в вопросе о будущем политическом устройстве государства не позволило им прийти к согласию. Хотя «Шурой Уламо» провозглашал в своей программе осуществление деятельности в соответствии с традициями ислама, однако ташкентские улемы, возглавляемые Лапиным, безуспешно пытались согласовать свои действия сначала с идеями русских монархистов, затем — большевиков.

Для пропаганды своих идей «Шурой Уламо» стал издавать журнал «Ал-Изох» (редактор Абдумалик Ходжи Набиев).

Мустафа Чокаев, ставший жертвой идейной борьбы двух организаций, вспоминал впоследствии: «Противоречия между «Шурой Уламо» и «Шурой Исломия» ослабляли нашу общую борьбу и расстраивали наши дела. С другой стороны, политическая программа «Уламо» давала оружие против нас… врагам национального движения».

10—11 сентября в Ташкенте работал II краевой мусульманский съезд, созванный по инициативе «Шурой Исломия».

В резолюции по вопросу о сущности республиканской власти заявлялось, что «съезд высказывается против передачи власти советам рабочих и крестьянских депутатов. Власть должна быть коалиционной и опираться на все силы страны, т.е. — всенародной».

В принятых дополнительно резолюциях национальная демократия впервые твердо заявила о принципиальных основах своей позиции: мусульмане могут и должны принимать участие в краевом правительстве лишь при условии демократичности его политики и учета их интересов как преобладающей части населения края; приоритетным для населения Туркестана является право свободного самоопределения; Краймуссовет является законным общемусульманским органом, действующим от имени всего мусульманского населения и защищающим его интересы.

В течение трех дней, с 17 по 20 сентября 1917 г., работал съезд туркестанских и казахских мусульман. Несмотря на долгие, бурные споры между «уламо» и «шуроисламистами», съезду удалось найти компромисс и принять важные для края решения. Путем объединения «Шурой Исломия», «Турон», «Шурой Уламо» было решено создать единую для всего Туркестана и Казахстана политическую партию под названием «Иттифоки муслимин» (Союз мусульман).Главным в работе съезда стал вопрос о будущем политическом устройстве Туркестанского края. Съезд принял решение об учреждении Туркестанской автономии под названием «Туркестанская Федеративная Республика» и определил основные принципы и нормы будущего государственного устройства на началах парламентской республики.

Создание политических партий, принятие ими программных документов свидетельствовало о широком размахе национального движения в Туркестане. Однако октябрьский переворот 1917 г. в Петрограде и события в Туркестанском крае, последовавшие в октябре-ноябре, в частности в Ташкенте и Коканде, направили национально-освободительное движение по иному руслу.

С 26 по 28 ноября (9—11 декабря по нов. ст.) 1917 г. в Коканде работал IV Чрезвычайный краевой мусульманский съезд.

В его резолюции указывалось, что съезд, «выражая волю населяющих Туркестан национальностей к самоопределению на началах, возвещенных великой Российской революцией, объявляет Туркестан территориально автономным в единении с Федеративной Российской Республикой, предоставляя установление форм автономии Туркестанскому учредительному собранию».

28 ноября (11 декабря) было дано название формирующемуся государственному образованию — Туркистон Мухторияти (Туркестанская Автономия). Съезд определил структуру власти: до созыва Учредительного собрания вся полнота власти сосредоточивалась в руках Туркестанского Временного Совета и Туркестанского Народного (Национального) собрания.На съезде было сформировано правительство Туркестанской Автономии, в состав которого вошли 8 членов Туркестанского Временного Совета.

Премьер- министром и министром внутренних дел был избран Мухаммаджан Тынышбаев, его заместителем стал Ислам Султан-оглы Шаахмедов, министром иностранных дел — Мустафа Чокаев. Позже в составе правительства произошли некоторые изменения: премьер-министром стал Мустафа Чокаев.

Вскоре были опубликованы законы, принятые Национальным собранием (Миллат Мажлис). Новое правительство пригласило ведущих правоведов к разработке государственной конституции. На узбекском, русском, казахском языках стали выходить газеты «Эл байроги», «Бирлик туги», «Свободный Туркестан», «Известия Временного правительства автономного Туркестана».

Газета «Улуг Туркистон» в своих публикациях старалась осветить деятельность правительства автономии. В ведение правительства была передана частная типография О. Махмудова. Начала формироваться национальная армия.

В начале 1918 г. в ее рядах насчитывалось около тысячи человек, позднее — до двух тысяч. Правительством было принято решение о выпуске займа в размере 30 млн руб. Эти средства должны были покрыть некоторые внутренние расходы, содержание армии, выпуск газет. Чтобы помочь голодающему населению Туркестана, были организованы поставки зерна через Оренбург.

За короткое время правительство автономистов завоевало авторитет у народа. Его деятельность находила поддержку не только в Коканде или Ферганской долине, но и у всех коренных народов Туркестанского края. Во многих городах и кишлаках в его поддержку прошли многотысячные митинги.

Так, в Наманганском уезде 1 (14) декабря в митинге участвовало около 100 тыс. человек. Делегаты Самаркандского областного съезда Советов приняли решение присоединиться к Туркестанской Автономии и избрали 5 членов в Национальное собрание. 6 декабря более 60 тыс. человек собрались на митинг в ее поддержку в Ташкенте, организованный Мунавваром Кары.

13 декабря старогородское население Ташкента решило провести мирную демонстрацию под лозунгом «За автономный Туркестан!». Но большевики из Ташсовета отдали приказ навести в городе порядок с помощью военной силы. В результате 16 участников мирной демонстрации стали жертвами обстрела.

Однако большевики уже не могли приостановить процесс волеизъявления народа. Вопрос отношения к Туркистон Мухторияти был в центре внимания участников I Чрезвычайного съезда рабочих, солдатских и дехканских депутатов, который проходил в Коканде с 26 по 30 декабря 1917 г. (8—12 января 1918 г.).

Из его участников только представитель партии большевиков, комиссар труда края П. Полторацкий назвал Автономию «байской». На съезде была принята резолюция в поддержку правительства Туркестанской Автономии, выразившая недоверие Совету Народных Комиссаров Туркестанского края.Однако деятельность первого демократического правительства в крае продолжалась недолго. Большевики Ташкентского Совета увидели в нем большую опасность.

Одним из основных вопросов на повестке дня IV Чрезвычайного краевого съезда Советов Туркестана, который проходил 19—26 января (1—8 февраля) 1918 г., был вопрос об автономии края. Председатель Ташсовета И. Тоболин, выступивший на съезде от фракции большевиков, заявил: «Говорить о проведении в жизнь автономии сейчас же, немедленно, нельзя. Ибо первым условием автономии был бы вывод войск из края».

Съезд принял решение: «Кокандское автономное правительство и его членов объявить вне закона и арестовать».Через три дня, 30 января (12 февраля), СНК Туркестана начал подготовку к свержению правительства автономистов. Для этого помимо красной гвардии задействовали вооруженные дружины армянской партии «Дашнакцутюн».

Вечером того же дня из Скобелева (Ферганы) в Коканд прибыл отряд красной гвардии, вооруженный пушками и пулеметами. Командовал отрядом К. Осипов. Утром 31 января (13 февраля) прибыли отряды красногвардейцев из Андижана и Перовска, и начались боевые действия.

2 (15) февраля город был охвачен пожарами.На защиту города, кроме автономистов, встали жители Коканда — около 10 тыс. человек, вооруженных в основном топорами, молотами, палками. В течение трех дней они мужественно обороняли Коканд от отрядов красной гвардии.

Между членами автономистского правительства имелись разногласия. Чтобы избежать кровопролития, 30 января (12 февраля) они начали переговоры и предъявили большевикам свои требования. Кокандский ревком отказался их выполнить. 17 февраля большевики предложили начать переговоры на своих условиях: передать в руки Советов руководителей правительства. 18 февраля они потребовали от автономистов признания советской власти и роспуска правительственной армии.

К этому времени в среде автономистов произошел раскол. 18 февраля кабинет М. Чокаева под давлением уламо подал в отставку. Некоторые министры вынуждены были покинуть Коканд, остальные члены правительства впоследствии были захвачены большевиками.

Начиная с 18 февраля фактически руководить правительством автономистов стал начальник кокандской городской милиции Кичик Эргаш.Операцию по ликвидации правительства автономистов возглавил военный комиссар Туркестанского края Е. Перфильев.

В ночь с 18 на 19 февраля в Коканд прибыло 11 эшелонов с кавалерийскими, артиллерийскими и пехотными частями. Город был блокирован с трех сторон. Перфильев отдал приказ открыть огонь. Пушки гатили по городу в течение трех дней. После того, как войска автономистов отступили, красногвардейцы, красноармейцы и дашнаки «двинулись по улицам старого города — расстреливая не успевших убежать мирных жителей и выжигая все на своем пути».

В самом городе в течение трех дней было убито свыше десяти тысяч человек. В те дни не прекращались грабежи. «Грабители складывали награбленное имущество на арбы и свозили его на вокзал и в крепость. Там шел дележ чужого имущества», — писал свидетель этих событий.

Город Коканд был превращен в руины.22 февраля в Коканде был подписан мирный договор, согласно которому все гражданское население должно было «сдать оружие, признать власть Краевого СНК и его местных органов».

Кокандское правительство просуществовало всего 72 дня. В конце февраля 1918 г. вначале в Ферганской долине, а позже во всем Туркестане началось повстанческое движение (истиклолчилик харакати) за освобождение края.

СОЗДАНИЕ ТУРКИСТОН МУХТОРИЯТИ –
практический шаг к образованию национально-демократической государственности
И.М. Саидов

Политическая воля коренного населения Туркестана по обеспечению права на самоопределение нашла зримое отражение в решениях IV Краевого чрезвычайного мусульманского съезда. Он начал свою работу 26 ноября 1917 года в Коканде.
На съезде присутствовало 250 делегатов, представляющих основные регионы и национальные политические организации края. Были приглашены также представители городских дум, Туркестанского бюро татар, русской, украинской, армянской, еврейской общин.
Созванный в противовес шовинистическим решениям III Краевого съезда Советов, мусульманский курултай на всех стадиях своей работы исходил из принципа реального интернационализма, учёта интересов всего многонационального населения Туркестана, в том числе его европейской части.
Концентрированное выражение концепция самобытного национально-государственного строительства нашла в принятой 27 ноября резолюции. В ней отмечалось, что “съезд, выражая волю населяющих Туркестан национальностей к самоопределению на началах, возвещённых Великой Российской революцией, объявляет Туркестан территориально автономным в единении с Федеративной демократической Российской Республикой, предоставляя установление форм автономии Туркестанскому Учредительному собранию”.1 При этом особо указывалось, что “права населяющих Туркестан национальных меньшинств будут всемерно охраняться”.2
Таким образом, делегаты съезда провозгласили национальную государственность, опирающуюся на сочетание потребностей национального развития и принципов гуманизма. На форуме не ставился вопрос о разрыве связей с Россией. Речь шла о суверенитете в едином экономическом и государственном пространстве. Понимая сложность решения задач национального освобождения, национальные демократы Туркестана надеялись с помощью демократических сил России построить экономически развитое, демократическое общество.

28 ноября было определено название формирующемуся государственному образованию – «Туркистон мухторияти» (Туркестанская автономия).3 Структура власти выглядела следующим образом: до созыва Учредительного собрания вся полнота власти сосредоточивалась в руках Туркестанского Временного Совета и Туркестанского Народного собрания.

——————-
1 Туркестанский вестник. 1917, 9 декабря.
2 Там же. 12 декабря.
3 Улуг Туркистон. 1917, 8 декабря.

В основу намечаемой схемы государственного устройства закладывался принцип пропорционального представительства национальных курий, т.е. каждой крупной этнической группы.1 Одновременно, согласно проекту положения о выборах в Туркестанское Учредительное собрание, число мест в котором было равно 234, предполагалось образовать две курии – мусульманскую и немусульманскую. Причём последней выделялось треть мест.2
В состав Временного правительства Туркестанской автономии вошли активные участники автономистского движения. Его возглавил М.Танышбаев. Заместителем премьер-министра стал Ислом Шоахмедов, министром иностранных дел – М.Чокаев, военным министром – Убайдулла Ходжаев, впоследствии возглавивший правительство, министром земледелия и водных ресурсов – Юрали Агаев, министром продовольствия – Обиджон Махмудов, министром финансов – Соломон Герцфельд.
Наряду с правительством молодого национального государства определился и состав Временного национального собрания (Миллий мажлис). В него вошли У.Ходжаев, М.Чокаев, Т.Норбутаев, М. Бехбуди, Муса Ахчурин и др.
Известие о создании собственной национальной государственности было встречено населением края с огромной радостью. Повсеместно прошли манифестации с лозунгами «Да здравствует Автономный Туркестан и его правительство». Так, 1 декабря в демонстрации поддержки Туркистон мухторияти в Наманганском уезде приняли участие 10 тыс. человек, в митинге, проведённом 6 декабря в Ташкентской мечети «Джами» — 60 тыс.3 Приветственные телеграммы национальному правительству прислали Самаркандский и Закаспийский областные съезды Советов, многие национальные и «европейские» политические организации.
Воодушевлённые всенародной поддержкой и стремясь демократическим путём устранить наметившееся двоевластие, учредители Туркестанской автономии обратились к правительству «советской России» с просьбой признать национальную государственность края как полноправного субъекта Российской Федерации.
Однако такой оборот явно противоречил ленинской доктрине коммунистической империи.

——————-
1 Эль Байроги. 1918, 24 января.
2 Известия Временного правительства автономного Туркестана. 1917, 31 декабря.
3 Улуг Туркистон. 1917, 10 декабря.

Болезненной занозой впивалось стремление национальных сил к независимости. Местные коммунисты понимали, что их классовые надежды, мечты осуществимы только с помощью метрополии. Предельно откровенно высказал логику мышления «борцов» за счастливую жизнь «туземцев» лидер местных большевиков И.О.Тоболин. Выступая на IV Краевом съезде Советов Туркестана он, не мудрствуя лукаво, заявил: «Хозяином страны, об автономии которой мы говорим, мы считаем сам народ этой страны. Мы не только говорим о самоопределении… Но проводить в жизнь автономию сейчас же, немедленно, нельзя, ибо первым условием автономии был бы вывод русских войск из края».1
В ней говорилось: «Приветствуя всякое движение туземцев в сторону самоопределения и независимости, Совет Народных Комиссаров, однако, ни в коей мере не может допустить фальсификации народной воли. Не для того Совет Народных Комиссаров издал декрет о праве народов на самоопределение, чтобы отдать на съедение хищникам широкие пролетарские мусульманские массы».2
Манипулируя лозунгами об «узком национализме», «феодально-буржуазной угрозе», большевистское руководство попыталось заблокировать процессы роста национального самосознания испытанными средствами лжи, фальсификации, классового противостояния. Против «Туркистон мухторияти» была задействована мощная пропагандистская машина. Органы «социалистической» власти безудержно клеймили «врагов трудового народа», разжигали к ним ненависть обездоленных слоёв.
Пристальное внимание уделил большевистский Совнарком локализации «сепаратистских» устремлений. Поэтому с особой жестокостью была разогнана состоявшаяся в Ташкенте 13 декабря 1917 года демонстрация, посвященная религиозному празднику «Мовлюд Шариф» и поддержке национальной автономии Туркестана. По вине властей по мирным демонстрантам, требующим реального права на национальное самоопределение, был открыт пулемётный огонь. Оказалось убитыми 16 жителей старого города.3
———————
1 Наша газета. 1918, 27 января.
2 Туркестанские ведомости. 1917, 6 декабря.
3 Там же, 1917, 16 декабря.

Между тем лидеры «Туркистон мухторияти» старались расширить социальную базу, легализировать формирующееся правительственное образование путём получения мандата от народа. Они настойчиво отыскивали также варианты приемлемого компромисса с краевой властью. В этих целях 26 декабря в Коканде был созван I-й Чрезвычайный съезд рабочих, дехкан и солдат-мусульман Туркестана.1
Краевые власти попытались повлиять на ход работы съезда. По решению Совнаркома в Коканд прибыли комиссар труда П.Полторацкий и В.Самойленко.2
Выступая на съезде, Полторацкий попытался в привычном агрессивном ключе вскрыть «эксплуататорскую» сущность «автономистов» и противопоставить их «буржуазно-националистическим» планам принципы советской автономии. Однако он не учёл, что аудитория съезда состояла не из оголтелой массы социально взвинченных рабочих и солдат, усилиями которых был обеспечен вооружённый переворот в Ташкенте. Здесь доминантой настроений выступала не социальная, а национальная идея, смыкающаяся с идеей этнического и религиозного единства. Поэтому его речь не имела успеха.
Курултай принял решение о поддержке правительства Туркистон мухторияти. В тот же день была отправлена телеграмма на имя Ленина, в которой говорилось: «… просим Вас как высшую власть Российской демократической республики дать распоряжение Туркестанскому Совету Народных Комиссаров сдать краевую власть Временному правительству автономного Туркестана во избежание анархии, двоевластия, могущих привести Туркестан к величайшей катастрофе …».3 Однако центральное правительство этот призыв проигнорировало.
В Ташкенте тогда же, в декабре 1917 года, когда события окончательно вышли из под контроля властных структур, было принято решение реквизировать все деньги на счетах правительства Туркистон мухторияти, а также лиц, поддерживающих его.
————————-
1 Улуг Туркистон. 1918, 4 января.
2 За советский Туркестан. (Сборник воспоминаний) – Т., 1963. -С. 84.
3 Алексеенко П. Кокандская автономия. – Т., 1931. -С. 29-30.

В январе 1918 г. СНК Турккрая изъяло из банков, у коммерческих товариществ и фирм Коканда огромную по тем временам сумму – более 8 млн. 300 тыс. руб.1
Одновременно усилилась военная подготовка к ликвидации «Туркистон мухторияти».

Вместе с тем важно подчеркнуть, что краевые власти оказались в крайне щекотливом положении, поскольку Москва, исходя из коньюнктурных интересов, всё более открыто заявляла о праве народов на самоопредление и автономию коренного населения. Новым выражением позиции центрального правительства по этому вопросу стала декларация, оглашённая в момент начала переговоров в Бресте о прекращении войны с Германией. В ней указывалось, что «национальным группам, не пользовавшимся политической самостоятельностью …, гарантируется возможность свободно решить вопрос о своей принадлежности к тому или другому государству или своей государственной самостоятельности путём референдума».2
В такой политически накалённой обстановке созывается IV Краевой съезд Советов (16-26 января 1918 г.).3 На нём дискуссия по вопросу национальной автономии вспыхнула с особой силой. Тоболин, памятуя о Брест-литовской декларации, заявил, что: «Если воля народа, выявленная посредством референдума будет за то, что этот край должен быть отделён от России, мы оставляем за ним право отделения». Но тут же подчеркнул, что осуществление реальной автономии сиюминутно, немедленно опасно, ибо предполагает вывод из края преданных советскому режиму войск.
————————
1 Наша газета. 1918, 18 января
2 Политическая история России и СССР. Вып. 3. … -С. 58.
3 ГАРФ, ф. 406, оп. 7, д. 324, л. 17-26.

Многие ораторы высказывались в том духе, что референдум применим лишь в странах с сильным пролетариатом. Для отсталых же масс мусульманского народа референдум приведёт лишь к реакции и торжеству контрреволюции.
Тем не менее после долгих дебатов позиция съезда и большевизированного Ташкентского правительства окончательно определилась. В принципе, не отрицая необходимость предоставления статуса автономии Туркестану, краевая власть по-прежнему продолжала рассматривать её исключительно сквозь призму идей диктатуры пролетариата.
Съезд, учтя ошибки предыдущего краевого форума в национальной политике, призвал активно привлекать к работе в органах советской власти представителей пролетариата, коренных национальностей края. Вместе с тем, он решительно отверг предложение правительства Туркистон мухторияти созвать 20 марта 1918 г. Учредительное собрание «на основе всеобщего прямого, равного, тайного голосования с предоставлением мусульманскому населению 1/3 мест с применением принципа пропорционального представительства для каждой курии». Ослеплённый чувством классовой ненависти, съезд объявил «Туркистон мухторияти правительством вне закона».
Подобный настрой в немалой степени объяснялся тем, что захват «Красной армии» Оренбурга 19 января 1918 года позволил прервать блокаду Туркестана, организованную атаманом Дутовым, и обеспечить сторонников советской власти с помощью Москвы необходимым оружием и снаряжением. Воодушевлённые военными успехами Советских Вооружённых Сил, Ташкентские правители приняли 31 января решение силовым способом «распустить» «Туркистон мухторияти».
Красногвардейцы, военные отряды, сформированные из австро-венгерских военнопленных, и местные армянские соединения (дашнаки) были выдвинуты к Коканду.
Руководство Туркистон мухторияти, понадеявшись на цивилизованные пути конструирования краевой власти, не было достаточно подготовлено защитить себя. Несмотря на это, «автономисты» три дня самоотверженно отражали наступление советских войск. Они были вооружены чем попало. Использовались дубинки, топоры, кетмени, ножи, камни.
Под лозунгом «Туркестан для туркестанцев» сторонники автономии объявили священную войну – газават и ожидали помощи с областей. К сожалению, вследствие скоротечности событий они не смогли получить достаточного военного подкрепления. Силы оказались неравны. Ведь «Туркестанское правительство» опиралось в военном отношении лишь на несколько милицейских отрядов, возглавляемых начальником милиции Эргашем, и малочисленную конную группу кипчаков.
В те же дни начались аресты. Причём «арестовывали и отправляли в крепость тех, кто имел какое-либо отношение к Временному правительству. Арестовывали без ордеров и с ордерами. Многие аресты были признаны «самочинными». Некоторых арестованных расстреливали без суда и следствия».1
В панике устремились из города и его жители. Как вспоминали очевидцы, «страшную картину представлял из себя Коканд. 1/3 старого города была уничтожена в полном смысле слова. Везде горы трупов. Часть из них обгорела». По некоторым данным весь город «был разрушен до основания бомбардировкой взрывчатыми веществами», а погибло в те дни более 300 человек. По свидетельству современников, пожары в Коканде продолжались на протяжении трёх последующих суток. Английский капитан Брун, который посетил Коканд в 1918 году, нашёл город полупустым, тысячи трупов ещё валялись по улицам. Брун пишет, что немецкие, австрийские, венгерские наёмники, которые участвовали в оккупации города, награбили более 100 тысяч рублей.2
———————
1 Шамагдиев Ш.А. Очерки истории гражданской войны в Ферганской долине. – Т., 1961. -С. 54-55.
2 Агзамходжаев С. Указ. соч. С. 34-36.

Свержение правительства Туркистон мухторияти было воспринято туркестанцами как новое свидетельство наличия агрессивных планов России в отношении Туркестана и они с оружием в руках поднялись на защиту своей Родины от завоевателей. Тем самым было положено начало массовому антисоветскому движению в Туркестане. Характер этого движения, представлявшего собой продолжение традиций национально-освободительной борьбы, был зримо выражен в политических требованиях того времени: «За свободу Туркестана от России», «За Туркестан без притеснителей», «Туркестан туркестанцам». Особенно яркие страницы вписали в самоотверженную борьбу за свободу и независимость края жители Ферганской долины, являвшейся ранее центром зарождения многих народных выступлений против колонизаторской политики царского самодержавия. Наиболее мощным среди них было Андижанское восстание 1892 г. под руководством Дукчи-ишана.
Основной движущей силой движения за независимость в Ферганской долине, ставшей опорным центром вооружённой борьбы с советской властью, как и в целом по краю, являлись дехкане, подёнщики, чайрикеры, ремесленники. К ним присоединилось большинство жителей городов: выходцы из состоятельных слоёв – торговцы, баи, духовные лица – ишаны, муллы, дервиши. В состав участников движения входили и представители национальной интеллигенции – активные деятели общественной жизни края, видные политики с практическим опытом борьбы за независимость Родины. Преимущественно это были выходцы из джадидского движения.
Повстанцы в основном были представлены коренным населением – узбеками, киргизами, таджиками, казахами, туркменами, а также уйгурами, персами, цыганами, «бухарскими евреями». Но в рядах движения воевало немало и русских офицеров, русского крестьянства. Имелись представители турецких и афганских военных.1
Спровоцированное абсурдной политикой советской власти, массовое вооружённое сопротивление сопровождалось бесчисленными жертвами. Против участников повстанческого национального движения к началу 20-х годов была сосредоточена вооружённая сила Красной армии численностью около 100 тыс. человек. Им противостояли 60 тыс. моджахедов, в том числе в Ферганской долине – 26 тыс.2 Общие потери туркестансцев (убитыми, взятыми в плен, тяжело раненные) составляли, по подсчётам Б.Хайита, примерно 700 тыс. человек.3 Советские вооружённые силы лишились к 1921 г. 250 тыс. солдат и офицеров.4
На характер освободительного движения заметное воздействие оказало острое соперничество за идейное руководство повстанческим движением, развернувшееся между джадидами и уламоистами (духовенство). На первых порах проявлялось сильное влияние джадидов (членов «Шурои-Исломия», «Иттиход ва таракий», «Миллий иттиход», «Миллий истиклол»), в последующем – радикализированного духовенства. Об этом наглядно свидетельствует смена политических лозунгов. Первоначально руководители моджахедов призывали преимущественно к разгону Советов, к необходимости восстановления «Туркистон мухторияти», затем превалирующим стал лозунг: «Джихат и газзават».5
———————-
1 См.: Раджапов К.К. Истиклолчилик харакати в Ферганской долине: сущность и основные этапы развития (1918-1924гг.): Автореф. дисс… канд. ист. наук. – Т., 1995. –С. 18.
2 Раджапов К.К. Указ. соч. … -С. 18-19.
3 Хайит Б. Туркестан в ХХ веке (на немецк. яз.). -С. 201-202.
4 ЦГА РУз, ф. 17, оп. 1, д. 336, л. 342-344.
5 СМ.: Раджапов К.К. Указ. соч…. -С. 21.

Не менее рельефно нарастали антирусские настроения. В значительной мере подобная логика развития обусловливалась штормовой волной репрессий, обрушившихся в 1918-1919 гг. на коренное население со стороны властных структур, опирающихся на мощь регулярной Красной армии. Ведь и управленческие органы, и воинские формирования советсткой власти были укомплектованы, преимущественно, лицами европейских национальностей, главным образом русскими , представителями иной веры и культуры. Причём, представляя наименее развитую в культурном отношении часть русского народа, люмпенизированная масса большевиков, действующих во властных органах и красноармейских отрядах, вознамерилась силой оружия обеспечить «счастливую жизнь» якобы «отсталого», «непросвещённого» «туземного населения». При этом, как подчёркивалось в секретных документах тех лет, использовали «методы, может быть, возможные для Рязанской губернии, но абсолютно непригодные в Туркестане». Так, вызванные в органы ЧК, расстреливались по наговору сомнительные лица лишь по обвинению в связях с «басмачами». В Самарканде «между карательными органами» развернулось «соревнование, кто из них больше расстреляет за ночь заключённых».1
Особенно ожесточённые формы приняло насилие в Ферганской долине. Тогдашний председатель ТуркЦИК И.О.Тоболин неоднократно заявлял: «Есть древнее выражение: «Царь, помни об афинянинах». И нам приходиться сказать себе: «Республика, помни о Фергане» и нужно теперь скорее и в первую очередь покончить с Ферганой, разметать это надоевшее нам гнездо автономистов».2
Некоторое смещение акцентов в советской политике определилось лишь после прибытия Турккомиссии в октябре 1919 г. Предложенный ею курс относительных политических уступок определил новый поворот в повстанческом движении.
В целом в совокупности с обширным рядом внешних и внутренних факторов освободительное движение прошло в своём развитии несколько основных этапов.3 Первый охватывает февраль 1918 – ноябрь 1919 гг.
Начало организационному оформлению вооружённого движения за независимость положили, как говорилось выше, трагические кокандские события. Создание первых групп истиклолчилар связано с именами Эргаша и Мадаминбека. Будучи шефом Кокандской полиции, Эргаш курбаши после падения правительства «Туркистон мухторияти» продолжил боевые действия в окрестностях Коканда. Кокандский уезд с центром Бачкир явился первым опорным пунктом освободительного движения. В Скобелевском уезде факел борьбы за национальную независимость поднял 20 февраля 1918 г. бывший начальник Маргиланской полиции Мухаммад Аминбек Ахмадбеков (Мадамин). К марту 1918 г. в Ферганской долине действовало свыше 40 отрядов самостоятельных курбашей: в окрестностях Маргилана – Шермухаммадбек и Нурмухаммадбек, в Наманганском уезде – Аман пахлавон, Кабул, Сотиболди Кози и Рахмонкул, в окрестностях Оша – Холходжа, в Андижанском уезде – Ахунжон, Парпи курбаши и т.д.
—————————
1 Там же, д. 45, л. 125-126.
2 ГАРФ, ф. 3316, оп. 2, д. 124, л. 58.
3 См.: Раджапов К.К. Указ. соч. С. 21-24.

В течение весны – лета 1918 г. контроль над вооружёнными отрядами моджахедов всё больше сосредоточивался в руках Эргаша курбаши и Мадаминбека. Под предводительством первого осенью 1918 г. находилось 70 отрядов с численностью бойцов от 20 до 1800 человек.1 К октябрю общая численность войск Эргаша насчитывала 15 тыс. человек. Он объявляет себя правителем мусульман (Амир-уль Муслимином) и «защитником ислама». После того как войска истиклолчилар вынудили регулярные части Красной армии оставить многие населённые пункты Ферганы, Эргаш курбаши попытался установить контроль над ними. Действовал он при этом, как подчёркивает Б.Хайит, исключительно примитивно.2 Во главе каждого вновь освобождённого селения он ставил старосту – бека из своего ближайшего окружения. Тот также, в свою очередь, отбирал себе помощников из своих бойцов. В действиях Эргаша проявлялся излишний экстремизм. Он беспрекословно подчинялся установлениям радикализированных клерикалов.
Мадаминбек действовал более мудро. Он показал себя образованным, современно мыслящим человеком, с самого начала готовым к сотрудничеству с реформистами. Под его водительством находилось более 5 тыс. джигитов. В целом же численность повстанцев достигла к концу 1918 г. 52,2 тыс. человек.3
————————
1 Раджапов К.К. Указ. соч. С. 22.
2 Хайит Б. Басмаческое движение // Звезда Востока №1. 1991. -С. 100.
3 Раджапов К.К. Указ. соч. .. -С.22.

Мадаминбек сумел объединить вокруг себя другие крупные повстанческие формирования. В конце 1918 г. решением курултая лидеров национально-освободительного движения общее руководство истиклолчилик харакати перешло к Мадаминбеку. Эргаш курбаши и некоторые другие командиры повстанческих отрядов отказались подчиниться новому предводителю. Осложнились отношения Мадаминбека с Холходжой ишаном, под предводительством которого находился 3-х тысячный корпус маджахедов.
В итоге к началу 1919 г. в Ферганской долине образовались два основных центра истиклолчилик харакати. Первый центр – под руководством Мадаминбека –охватывал Скобелевский, Андижанский и Наманганский уезды. Резиденция Мадаминбека располагалась в селе Горбува Ташлакского района, недалеко от города Маргилана. Второй центр – под руководством Эргаша -охватывал Кокандский уезд. Его ставка располагалась в селе Бачкир Янгикурганской волости.
Весной 1918 г. в Фергану были направлены три красноармейской дивизии: под командованием Сафонова, Морозова и Зиновьева. Кроме того, из местных осёдлых русских и казаков были сформированы ещё две дивизии.
Советам удалось, используя голод среди немецких и австрийских военнопленных, склонить их к службе в Красной армии. Примерно 90 тыс. хорошо обученных и опытных немецких и австрийских солдат были брошены против повстанцев на Закаспийском фронте.
Несмотря на прибытие всё новых и новых советских войск, повстанцы сражались храбро и успешно. 29 февраля 1918 г. в г. Асака Эргаш курбаши и 8 тыс. его джигитов поклялись на Коране воевать с большевиками до последней капли крови. Сам он пал в бою за город Маргилан летом 1919 г.. Его приемник Холходжа 22 августа 1919 г. примкнул со своими бойцами к войскам Мадаминбека.1
После гибели Эргаша руководство повстанческим движением полностью перешло к Мадаминбеку. Будучи реалистически мыслящим человеком, Мадамин понимал, что важно объединить в единое русло все социальные силы, недовольные большевистским режимом. По его приказу в населённых пунктах, откуда выбивались красноармейцы, власть передавалась выборным народным представителям. Он обратился также к руководству «рабоче-крестьянской армии», возглавляемой К.Монстровым, о совместных действиях против советской власти. Эта «армия» состояла в основном из стихийно созданных в ноябре 1918 г. отрядов русских крестьян-переселенцев и казаков, вынужденных первоначально оборонять свои населённые пункты от экстремистски настроенных вооружённых формирований моджахедов. Советское руководство включило эти отряды в красноармейские подразделения под общим наименованием «Крестьянская армия Ферганы» и попыталась их использовать в наступательных операциях. Однако среди командного состава и заметной части рядовых бойцов возникли сомнения. Они всё больше убеждались, что крестьянские отряды, созданные в первую очередь для защиты родных поселений, всё больше превращались в орудие насильственного утверждения советской власти, к которой они не испытывали симпатий. К тому же крестьянская армия на глазах внутренне изменялась. Она оказалась заражённой бациллой грабежа и мародёрства, импульсы которых шли от красноармейцев. По воспоминаниям Монстрова, моральный упадок вызвал резкое осуждение со стороны старейшин русских поселений. Они с тревогой говорили, что созданные для обороны отряды всё больше «становятся похожими на тот сброд, из которого почти целиком состоит Красная армия».2
————————
1 Хайит Б. Указ. соч. -С. 101.
2 Российский государственный Военный архив (РГВА), ф. 125, оп. 1, д. 141, л. 25-26.

Действенной пружиной военно-политической переориентации крестьянской армии явилась практика большевистского террора, «военно-коммунистические» преобразования, нацеленные на установление тоталитарного строя, политика грабительской продразвёрстки.
Военный совет Крестьянской армии 22 августа 1919 г. предъявил советскому правительству ряд требований, главные из которых сводились к переизбранию утративших доверие большевизированных Советов на демократической основе с представлением «мусульманам» не менее половины мест; обеспечение реальных гражданских прав; упразднение отделений ЧК, военных трибуналов, института политических комиссаров; отмена хлебной монополии. Разумеется, эти требования были решительно отвергнуты. Более того, главнокомандующий Ферганским фронтом Д.И.Спасибов направил красноармейские части с приказом разоружить «взбунтовавшиеся» отряды. Напротив, Мадаминбек известил военный совет «рабоче-крестьянской армии» о том, что полностью поддерживает выдвинутые ими требования, но они могут быть реализованы лишь совместными усилиями. 1 сентября 1919 г. Монстров и Мадаминбек подписали совместный договор, нацеленный на «свержение власти большевиков в Туркестане» до подхода регулярных частей Туркфронта». Главнокомандующим объединённой армии стал Мадаминбек. Монстров назначен заместителем.1
Истиклолчилик харакати в Ферганской долине в конце лета-осенью 1919 г. достигло своего апогея. Объединённые войска представляли реальную военную силу. В начале сентября ими были заняты города Джалалабад, Ош, Старый Маргелан, началась осада крупного стратегического центра Ферганской долины – Андижана. Однако здесь войска Мадаминбека потерпели поражение.2
11 сентября 1919 г. после поражения генерала Дутова на Оренбургском направлении, Красная армия, действовавшая в Туркестане, получила ощутимое подкрепление и сумела 26 сентября вновь вернуть Ош, а 30 – Джалалабад. До этого момента военные операции Советов в Туркестане не отличались особыми успехами. Подход регулярных войск Туркфронта изменил ситуацию. Очевидные перемены обозначались и в политических подходах Туркестанского большевистского руководства, связанные с прибытием Турккомиссии.
В новых военных и общественно-политических реалиях определился новый этап в повстанческом движении. Условно он охватил период октябрь 1919 г. – август 1920г.
22 сентября 1919 г. на курултае курбаши в памирском ауле Иркештам было образовано «Фаргона муваккат мухторият хукумати» — Ферганское временное автономное правительство. В его состав вошли 16 мусульманских и 8 русских представителей. Главой правительства и главнокомандующим воинскими соединениями движения был утверждён Мадаминбек.3
Убедившись, что военными средствами с движением за независимость не покончить, советское руководство уже весной 1919 г. приступило к осуществлению ряда политических мер, в частности, было объявлено об амнистии сдавшимся участникам движения. Однако органы советской власти не выполнили свои обещания. Большинство сдавшихся курбашей были казнены, брошены в тюрьмы или пропало без вести при неизвестных обстоятельствах. Это серьёзно подорвало предпринимаемую политику политических уступок. После прибытия Турккомиссии она стала вновь оживляться. Её конкретным выражением явилось осуществление более лояльного отношения к духовенству и религиозным чувствам мусульман. Турккомиссия рекомендовала больше доверять дехканам, выдавать им денежные кредиты.4
—————————-
1 Там же, ф. 149, д. 51, л. 115, 126.
2 См.: Раджапов К.К. Указ. соч… -С. 23.
3 Там же.
4 Там же. -С 24.

Зимой 1919-1920 гг. и весной 1920 г. истиклолчилик харакати в Ферганской долине продолжалось в сложных условиях. На борьбу с вооружённой оппозицией в Фергану были брошены войска Туркфронта. Их возглавлял член Турккомиссии М.В.Фрунзе. Обладая ощутимым преимуществом в живой силе и вооружении, воинские соединения Красной армии развернули массированное наступление на крупные центры сосредоточения боевых сил движения. При этом активно использовалась прибывшая в декабре 1919 г. в Фергану «мусульманская» бригада Акчурина. Фрунзе так говорил об этой бригаде: «Они мусульмане и, одновременно, красноармейцы. Кроме того, в центре они прошли хорошую выучку».1 Эта татарская бригада в соответствии с постановленными перед ней целями, с одной стороны, вела активную пропаганду среди мусульманского населения, а, с другой, — предпринимала военные действия против моджахедов.
Очередной зигзаг произошёл в оппозиции Совета «рабоче-крестьянской армии». Монстров в начале января 1920 г. вступил в сепаратные переговоры о прекращении огня с Советами. Он аргументировал подобный шаг тем, что «басмаческое движение направлено против русских и называет себя армией «мусульман». Монстров выдвинул условие: его армия не должна быть разоружена, солдаты должны иметь определённые преимущества, если будут использоваться против «басмачей».2 17 января 1920 г. представитель «военно-революционного Совета» Ташкента Брегадзе принял условия Монстрова.
Несмотря на измену «рабоче-крестьянской армии», Мадаминбек продолжал борьбу. Но голод, разразившийся в Ферганской долине, растущая усталость жителей от тягот военного времени, явное преимущество Красной армии в воружении и живой силе, заставили некоторых командиров повстанческих соединений заключить соглашение о прекращении огня с местными Советами.
4 февраля 1920 г. Красная армия начала масштабное наступление против войск Мадаминбека. Одновременно с целью морально-психологического разложения движения руководство Туркреспублики начало вести переговоры с видными вождями повстанческого движения, в частности с Холходжой, Аман Пахлавоном, Исматкулом и др. Советское руководство обещало, что каждый отдельный руководитель моджахедов сохраняет за собой территорию, которую он уже занял, в его распоряжении остаются люди и оружие, советские органы на подконтрольной «басмачам» территории не создаются, «басмаческие командиры» пользуются правами советского командира бригады.
Стремясь увести силы сопротивления из под разгрома, Мадаминбек также согласился на мирные переговоры с командованием советских вооружённых сил. 6 марта 1920 г. был заключён мирный договор. Подписывая его, Мадаминбек обязывался признать советское правительство и перейти в его распоряжение со всеми бойцами и командирами при следующих условиях:
1.Советское правительство констатирует, что все туркестанские повстанцы, которые взялись за оружие во имя защиты угнетённых, действовали как истинные мусульмане, подчинившиеся шариату, а посему не подлежат наказанию.
2.Постоянным местопребыванием моих подразделений определяется г. Наманган.
3.Всем русским, находящимся на службе в моих войсках, объявляется полная амнистия, им предоставляется право по желанию остаться в будущем в рядах моих войск.3
—————————-
1 РГВА, ф 149, оп. 1, д. 52, л. 27-28.
2 Там же, ф. 278, оп. 1, д. 90, л. 84-88.
3 Хайит Б. Указ. соч…, -С.102.

С заключением мира между Мадаминбеком и советской властью, в Ферганской долине наступило временное затишье. Но большевистское руководство не устраивала политическая неопределённость момента. По прибытии Мадамина в Ташкент оно сделало попытку превратить ведущего лидера повстанческого движения в своего приспешника, более того, использовать возглавляемые им вооружённые силы в борьбе с «непримиримыми». Мадаминбек отказался. Тогда в мае 1920 г. он, по свидетельству подписавшего с ним договор, Исламкула курбаши, был расстрелян Советами. Руководство Красной армии, испытывая недоверие и неприязнь к повстанцам, издало приказ разоружить те «басмаческие формирования», что заключили с советским правительством мирный договор. Это вызвало законное возмущение, вновь развернулась вооружённая борьба против советской власти.
Вдохновителем и организатором истиклолчилик харакати на новой фазе его развития выступил после убийства Мадаминбека, называемый в советских источниках «Куршерматом», Шермухаммадбек. По его инициативе 3 мая 1920 г. было образовано «Туркистон муваккат хукумати» — Временное правительство Туркестана.1 Это правительство сыграло важную роль в истории движения за свободу края.
———————
1 Раджапов К.К. Указ. соч…, -С. 24.

Но истинную сущность истиклолчилик харакати вынуждены были признать и представители советского командования. 8 августа 1920 г. командир 2-й Туркестанской стрелковой дивизии Ф.Д.Карпов в разговоре по телеграфу с М.В.Фрунзе откровенно заявил: «Борьба в Фергане не есть борьба с разбойниками, здесь борьба является с организованным восстанием туземцев против советской власти. Басмачи понесли колоссальные потери в прошлой операции, в настоящее время их ряды вновь пополнились, даже больше, на каждую винтовку имеется пять кандидатов».
Летом и осенью 1920 г. истиклолчилик харакати усилилось и расширилось. Против бойцов сопротивления в Фергане одновременно вела действие более чем 30-ти тысячная армия воинских частей Красной армии. Концентрация повстанческих сил шла по кишлакам.1
В 1920 г. вспыхивает массовое движение сопротивления в Хиве и Бухаре, вызванное насильственным насаждением там советской власти. Возникновение нового очага народного сопротивления придало дополнительную уверенность истиклолчилар в Фергане. К концу 1920 г. в Ферганской долине бойцам за независимость удалось занять или вывести из строя все железнодорожные линии. В их руках находились Маргилан, Наманган, Андижан, фактически большая часть Ферганских кишлаков.
Таким образом, истиклолчилик харакати, несмотря на мощное военное давление, представлял к концу рассматриваемого периода реальную военно-политическую силу, угрожавшую амбициозным планам советского руководства по насаждению чуждой национальному менталитету народов Туркестана советской социалистической государственности.
————————-
1 Раджапов К.К. Указ. соч. -С. 25.

КОКАНД ПОСЛЕ РАЗГРОМА ТУРКЕСТАНСКОЙ АВТОНОМИИ
Мустафа Чокай
Политика России и Туркестанское национальное движение
Перевод Бахыт Садыковой

Туркестан занимает обширное пространство на юго-востоке Азии. Его территория превышает 1,5 миллиона квадратных километров. Он имеет общие границы с Китаем, Афганистаном и Персией. На юге узкая лента афганской территории отделяет его от Индии, тогда как на западе страна через Каспий сообщается с Кавказом и странами Закавказья. На северо-западе Туркестан соседствует с обширными степями Киргизии (Казахстана. — «ДН»), которые выводят на территорию Башкирии и далее — территорию волжских татар.

Основными жителями Туркестана, население которого насчитывает 12 миллионов человек, являются народы тюркского происхождения (казахи, киргизы, узбеки, туркмены), говорящие на общем тюркском диалекте. Туркестан, колыбель тюрков, является одновременно очагом самой древней арабо-персидской культуры, оставившей свой неизгладимый след в стране. Первые тюрки появились на исторической арене в VI веке, а ислам проник в Туркестан в конце VII века. В Туркестане была основана первая тюркская династия караханидов. Сельджуки, потомками которых являются нынешние оттоманские турки, также являются выходцами из Туркестана. В Туркестане родился Султан Бабур (Тимурид), основавший в Индии Империю Великих Моголов. В Туркестане же родился Абдулла-хан, основатель современного Афганистана.

Населенный мусульманами-суннитами, Туркестан в своем развитии испытал сильное влияние шиитской Персии и был связующим звеном двух основных ветвей ислама — шиизма и суннизма.
Историко-нравственные факторы, изложенные выше, объясняют исключительное положение Туркестана по отношению к остальному тюркскому и мусульманскому миру. С другой стороны, его географическое положение стало причиной того, что русское имперское правительство и сегодняшнее советское правительство избрали Туркестан базой для своих подготовительных акций для проникновения в лимитрофные (пограничные. — «ДН») мусульманские страны.(…)

Колонизация Туркестана

Колонизация Туркестана русскими крестьянами была предпринята почти одновременно с его захватом. Если обычно завоевание какой-либо страны европейским государством сопровождается немедленным прибытием коммерсантов и промышленников, то в случае с Россией такая колонизация была увязана с нескончаемой теорией о крестьянах-переселенцах. Иногда даже само прибытие этих крестьян-переселенцев предваряется завоевательными акциями. Русская эмиграция в Туркестан началась с прибытия эмигрантов в Семиреченск. Только в период с 1847 по 1867 гг. в Семиречье прибыли 15 тысяч русских переселенцев, затем в период с 1868 по 1882 гг. их прибыло еще 25 тысяч. В последующем эмигранты проникли в регионы Сыр-Дарьи, Самарканда, Ферганы и Закаспия. К началу XIX века на территории Туркестана насчитывалось уже 326 русских колоний с населением в 248.500 человек. Каждый последующий год был также отмечен прибытием в Туркестан тысяч крестьян из России. Увеличению числа прибывающих эмигрантов способствовал также и голод, свирепствовавший в России.

Этих цифр, относительно малозначащих, недостаточно для того, чтобы понять истинный характер колонизаторской политики России. Колонизация Туркестана Россией проводилась без всякого плана, без изучения нужд местного населения, без определения объема незанятых земельных площадей.

В течение более чем двадцатилетнего периода жители Туркестана были незаконно лишены собственных земель только по решению местных правителей, без предъявления юридических санкций со стороны центральной власти. «Распределение земель переселенцам проводилось без каких-либо юридических оснований, — заявил князь Массальский, известный исследователь Туркестана. Вопрос был отдан на откуп податливой кучки заинтересованных кочевников (киргизов) и настойчивых представителей властей».

И даже тогда, когда в отношении русской эмиграции в Туркестане стали применяться законы и обычаи, данная реформа нисколько не улучшила положение местных жителей, чьи интересы не были защищены. Напротив, закон давал право лишать местных жителей всех средств защиты либо протеста против самой несправедливой экспроприации. Граф Пален, совершивший по приказу императора инспекционную поездку в Туркестан, описывает следующим образом «законные» методы работы колониальной администрации: «Сторонники политики колонизации предложили разрушить более 5.100 постоянных зимовок киргизов и выгнать из них более 30.000 человек с тем, чтобы высвободить примерно 250.000 десятин (гектаров) орошаемых земель, на которых можно было бы обустроить примерно 6.500 крестьянских ферм (из расчета 40 десятин на каждую ферму). С другой стороны, было обнаружено, что в Пишпекском уезде из 5.395 участков, отданных в распоряжение переселенцев, были заняты лишь 2.008 (т.е. примерно 38%). Оставшиеся 3.387 были отвергнуты переселенцами как малопригодные под нужды земледелия. Можно заключить, что открывается возможность дополнительного обустройства еще 2.500 ферм на площади 250.000 десятин, то есть для этого надо уничтожить в два раза больше казахских жилищ. Инспекция территорий, предназначенных для экспроприации, показала, что казахи везде перешли от кочевой к оседлой жизни на пастбищах и что они занимаются скотоводством без перемещения.

Так что проведение в жизнь проекта колонизации, то есть перемещение казахских очагов, непременным образом приведет к их разрушению». По утверждению В.Васильева, исследователя Семиречья, у казахов были отобраны главным образом плодородные земли, а им были оставлены полупустынные степи и горы. Трудно установить сейчас точные цифры, определяющие объем площадей, отобранных у коренных жителей Туркестана в пользу русских переселенцев. К 20 году XX века этот объем вырос более чем в полмиллиона десятин орошаемых земель. Если добавить к ним площади в 610.481 десятин, отданные семиреченским казакам, то общая сумма составит 1,5 миллиона десятин.

Чтобы осознать истинный смысл этих цифр, необходимо сравнить, с одной стороны, объем площадей, отобранных у коренных жителей Туркестана с общим объемом орошаемых земель; с другой стороны, численность русских переселенцев с численностью мусульманского населения, занятого земледелием.

По данным того же князя Массальского, общая площадь орошаемых земель в пяти областях Туркестана составляет примерно 2.808.000 десятин. К тому же около 1.500.000 десятин составляют неорошаемые, но пахотные площади (называемые еще «бахари»), что в итоге составляют 4.308.000 десятин.

Таким образом, мусульманское население Туркестана, занятое земледелием, достигающее по численности 5 миллионов человек, располагает 2.808.000 десятинами (4.308.000 десятин — 1.500.000 десятин = 2.808.000 десятин, тогда как 300.000 переселенцев и казаков имеют в своем распоряжении 1.500.000 десятин. (…)

Последствия политики колонизации

Такая политика колонизации в результате не только задержала процесс стабилизации кочевых казахских племен, но, загнав в степи и оседлые племена, она увеличила число кочевников. Этот факт позволяет увидеть в новом свете «цивилизаторскую миссию» имперской России в Туркестане.
С другой стороны, этот способ экспроприации, «проводимый без каких-либо юридических оснований, а лишь по воле представителей правительства», не способствовал появлению у коренных жителей чувства равенства. Жители Туркестана, лишенные возможности защищать свои права на основе законности, были вынуждены в период обострения «решительной» активности властей искать убежища в Китае (Монголии) либо в отдаленных степях Хивинского и Бухарского ханств. Неудивительно после этого, что европейская культура, представленная в Туркестане Россией, стала в глазах народа синонимом оголтелого насилия с целью разрушения мусульманского очага в Центральной Азии. Мусульманам было категорически запрещено участвовать в управлении страной, они не могли даже в порядке исключения занимать какие-либо административные должности. Коренные жители пребывали под постоянной угрозой статьи 64 «Правил управления Туркестаном», предоставлявшей администрации право брать под арест всякого без предъявления юридических санкций, без указания причин ареста. (…)

В сфере промышленности мусульмане допускались к работе только в качестве чернорабочих, а в сферу железных дорог, почты, телефона, телеграфа и трамвая путь им был наглухо закрыт. Производство хлопка, сосредоточенное исключительно в руках мусульман, составляет основной источник богатства Туркестана. Эта отрасль промышленности была скомпрометирована спекулятивными методами, бывшими в почете в период закупа хлопка, и сильно ущемляли экономические интересы населения.
Именно в сфере народного образования ярким образом проявила себя «историческая миссия России как представительницы европейской цивилизации в Центральной Азии». Однако результаты ее деятельности в этой области также не были удачны. К началу революции 1917 года во всем Туркестане, включая Хиву и Бухару, насчитывалось примерно 400 школ, в которых обучались 30.000 учащихся, из которых лишь 20% составляли мусульмане. Этот процент, который к настоящему времени сильно сократился, относится лишь к начальным школам (около 200 школ), добрая половина которых содержится на средства коренного населения.

Как особый факт можно отметить то, что управление государственными заведениями по подготовке учителей смешанных начальных школ в Туркестане было доверено человеку, известному своим крайне нетерпимым отношением к мусульманской религии и убеждением в том, что, с точки зрения миссии русских на Востоке, применение к мусульманам методов европейского обучения наносит только вред. С другой стороны, мусульманам запрещено открывать даже на свои собственные средства начальные школы с обучением на родном языке с применением новых педагогических методов. Коренные жители обучались в старых религиозных школах, число которых составляло примерно 7.000, а число учащихся в них — 100.000.

Разумеется, нельзя отрицать того, что с завоеванием Туркестана Россией он стал открыт для европейской цивилизации, но потребление благ этой цивилизации стало если не полностью недоступным для мусульманского населения, то, по крайней мере, доступным лишь в той мере, в какой оно совместимо с ролью, отведенной населению в экономической и политической жизни собственной страны.

Таким образом, «историческая миссия России как представительницы европейской цивилизации на Востоке» имела следующие последствия. В политической сфере — установила режим несправедливости и произвола. В области народного образования — стала тормозом в преодолении естественной тяги послушного народа к образованию. В экономической сфере — незаконно лишила коренных жителей земель, которые они потом и кровью отвоевали у пустынь; задержала и без того затянувшийся процесс перехода кочевников к оседлой жизни; способствовала экономическому развалу страны, при этом привела к обнищанию класс мелких производителей и земледельцев.

Нам казалось, что революция 1917 года сможет убрать все препятствия, мешающие внутреннему сближению мусульманского Туркестана и России. Однако отношение местных органов власти русского Временного правительства, равно как Советов, убили у мусульманского населения страны всякую надежду па обретение равенства в правах с русскими. Новая революционная Россия унаследовала у Российской империи «цивилизаторские» методы в отношениях с азиатским Востоком. Она сделала все, чтобы сохранить за русским населением Туркестана все прежние преимущества под предлогом «необходимости защиты прав и интересов революции», будто эти интересы отличны от прав и интересов большинства населения Туркестана.

Две причины нравственного порядка не позволили мусульманам Туркестана, составляющим 97% от общего числа жителей, противопоставить русскому революционному шовинизму программу чисто национального характера в тот момент, когда представители других национальностей империи начали отстаивать свои права и даже отчасти проводить в жизнь собственные программы. Это, прежде всего, чувство сдержанности, которое особенно необходимо проявлять в период появления угрозы военных действий. А также убежденность в том, что Всероссийское Учредительное Собрание исправит ошибки переходного периода, предоставив Туркестану, в соответствии с его волей, автономию в рамках Российской республики.

Туркестан под властью большевиков

С приходом к власти большевиков Россия вышла из войны, но война обрела характер «внутренний». Была отброшена даже сама идея созыва Учредительного Собрания, а съезд Советов узурпировал всю власть. Сразу же после созыва съезда Советы провозгласили на территории прежней России «Союз равноправных национальных советских республик» и предложили представителям различных национальностей нового государства «самим определить форму своего управления». Что касается Туркестана, то к нему правительство Советов проявило особую предрасположенность. Но на практике политика большевиков в Туркестане оказалась диаметрально противоположной программе, изложенной в их заявлениях. Советы рабочих и солдатских депутатов, которые еще до большевистского переворота мало заботились о правах местного населения, как только в октябре оказались у власти, полностью их игнорировали. Мусульманские национальные организации, объявленные «свободными и неприкосновенными» в соответствии с постановлением революционных властей, были разогнаны. Лица, которые ни по биографии, ни по моральным качествам не могли представлять идеалы освободительной революции, вдруг очутились у власти. Участь Туркестана с мусульманским населением оказалась в руках кучки вооруженных людей.

Многочисленные попытки привлечь внимание центральной советской власти к вопиюще противоречивому характеру между заявлениями и политикой, проводимой их представителями на местах, не дали никаких результатов. Мусульманам Туркестана пришлось своими собственными средствами решать проблемы их политической жизни.

Движение автономистов Туркестана

25 ноября 1917 года в Коканде открылся Чрезвычайный съезд мусульман Туркестана. На съезде была принята следующая резолюция: «IV региональный съезд мусульман Туркестана, собравшийся на внеочередную сессию, выражая волю народов, проживающих в Туркестане, относительно автономии на принципах, провозглашенных Великой русской революцией, объявляет Туркестан автономной территорией в составе демократической федеративной Российской республики. Съезд делегирует Учредительному Собранию Туркестана право закрепить форму названной автономии. Учредительное Собрание должно быть созвано в возможно кратчайшие сроки. IV съезд торжественно заявляет, что права национальных меньшинств, проживающих в Туркестане, будут строго соблюдены».
Съезд избрал Национальный Совет и правительство, которые должны были связаться с центральными властями и сообщить им об объявлении автономии. Однако региональные съезды мусульманских землевладельцев направили телеграммы советскому правительству, объявив о том, что «автономное правительство Туркестана как законный представитель страны является единственным полномочным органом, с которым отныне необходимо решать все вопросы, относящиеся к Туркестану».

Правительство Советов против Туркестанской автономии

Правительство Советов ответило, что «мусульманские трудящиеся должны сами свергнуть незаконное правительство туркестанских большевиков вместо того, чтобы просить вмешательства центральных властей». Но одновременно оно направило своим представителям в Туркестане приказ о немедленном подавлении движения автономистов вооруженным путем. Приказ был исполнен большевиками в первые дни февраля 1918 года с такой редчайшей жестокостью, что ей нет аналога в истории русской гражданской войны. Коканд, самый богатый город страны, столица Туркестанской автономии, центр национального движения и резиденция национального правительства, был предан огню и мечу. Более 12.000 мусульман были уничтожены.

После падения национального правительства в Туркестане разразилась гражданская война. Она продолжается и сейчас. Таким образом, Туркестан является в настоящий момент единственным регионом большевистской России, где идут военные действия.

Блокада голодом и ее последствия

В борьбе против мусульманского населения Туркестана советское правительство, не колеблясь, прибегло к неслыханному и никогда ранее не использованному средству: оно объявило блокаду голодом. Воспользовавшись тем обстоятельством, что Туркестан использует часть пахотных земель под хлопок и вследствие этого закупает зерно, советское правительство прекратило поставку хлеба, который доставлялся железнодорожным транспортом. Председатель «комиссии по голоду» большевик Рыскулов, казах, докладывал, что большевистские «местные Советы и даже Совет Ташкента отстранились от борьбы с голодом».
Предложение этой же комиссии обложить налогом класс имущих в пользу голодных мусульман было советским правительством отвергнуто. Георгий Сафаров, личность известная в большевистских кругах, совершив инспекционную поездку в Туркестан по поручению центральных властей, доложил следующее. «Бедное мусульманское население Туркестана, отторгнутое от всякого участия в управлении страной, лишено хлеба… Новый город (русские кварталы) подвергает голоду старый город (мусульманские кварталы) и кишлаки (мусульманские деревни) и вводит там режим реквизиции и конфискации. По этой причине происходит массовая смерть мусульман, которые не в силах бороться с голодом».
В результате блокады голодом мусульманское население понесло потери, которые, по официальным данным, только за период 1918-1919 гг. выражаются в чудовищной цифре в 1.114.000 погибших. (…)

Голод в Туркестане

Цифры, приводимые ниже, не отражают всей полноты катастрофы. По данным туркестанских газет, в стране свирепствует лютый голод. Так же, как и в 1918, 1919 годах, Туркестан почти полностью изолирован. Никакой помощи извне нет. В Ферганской области, например, которая больше всех испытала на себе голод, налогообложение в 1922 году выросло на 109% по отношению к предусмотренной норме, но даже при этом власти надеются довести эту цифру до 120%. Выручка от налогов используется не в пользу голодного мусульманского населения, а в частных целях советского правительства.

Газета «Туркестан», орган ЦИК Туркестана и местной коммунистической партии, дает в своем номере от 16 декабря 1922 года такие уточнения: «Наманганский район Ферганской области меньше всего испытал на себе голод. Положение, в котором находится район, таково, что Наманган способен помочь нам дать представление о страданиях, перенесенных мусульманами в других областях Туркестана. Так, в 1922 году в указанном районе проживало 190.675 человек, в предыдущем 1919 году проживало 230.880, а в 1914 — 303.790. Людские потери за один 1921 год составили 40.205 человек».

В 1920 году коров и лошадей в районе насчитывалось 31.576 голов, в 1914 — 86.866 голов, а к 1922 году их осталось 26.177. За один 1921 год исчезли 5.399 голов скота, которые были либо забиты в период голода, либо исчезли в результате надежа.

В 1920 году посевная площадь была равна 71.765 десятин против 134.365 десяти в 1914. А к 1922 году район располагал лишь 60.000 десятин посевных площадей. Потеряно, таким образом, 11.765 десятин.
Никакой помощи не оказывалось властями, которые лишь ограничились открытием нескольких столовых для голодных мусульман, но работа этих столовых оставляет желать лучшего. Из-за отсутствия помощи больные обречены на медленное угасание».

Таковы официальные данные о районе, который считается наименее пострадавшим от голода в Туркестане. Большевики не пропускают никакой помощи извне, ни со стороны American Relief Administration, ни со стороны Comite de Secours aux Russes.

Когда Советы обратились за помощью к зарубежным странам, они ни слова не сказали о голоде в Туркестане. Поэтому неудивительно, что Туркестан не фигурирует в Женевском «Докладе об экономическом положении в России в связи с голодом 1921-1922 гг. и о ситуации в области земледелия», опубликованном Лигой Наций.

> «Туркестан ревниво оберегается большевиками от пытливых глаз со стороны. Причина этого в том, что, вопреки внешне мирному характеру своей политики в отношении западных капиталистических стран, большевики избрали Туркестан полигоном своей политической деятельности, направленной против европейских владений на Востоке.

Настоящее сообщение достаточно характеризует политику советской власти в Туркестане. Как можно заключить из итогов нескольких лет, она представляется более опасной и вредоносной в отношении мусульманского населения в сравнении с политикой царской России. Российская империя предусматривала эксплуатацию Туркестана в интересах русской нации, и эта политика имела свою логику, враждебную и неприемлемую для коренных жителей, но понятную с позиции русификаторской миссии, на которую претендовала Россия.

Этого нет в случае с советской администрацией. Правительство Советов после провозглашения России «Союзом равноправных социалистических республик» призвала мусульман Туркестана самим определить свой политический строй и высказаться либо за союз с Россией, либо за полную независимость страны. И при всем при этом Россия стала на практике применять политику угнетения. Нынешняя политика России лишена всякой логики либо какой-либо руководящей идеи. Это политика бесконечного обмана.

Если власть в стране отказывается помогать умирающему от голода народу и запрещает всякому в оказании такой помощи, если «освободительная армия III Интернационала» грабит и истребляет мирное население, если устраивается травля мусульман Туркестана с целью захвата его территориальных богатств, если его народу отказывают в получении образования — то мусульмане Туркестана вправе считать такую власть в лице русского советского правительства враждебной и угрожающей самому существованию народа, как физическому, так морально-политическому.

Стремление Туркестана к независимости

Политика колонизации и русификации, проводившаяся Российской империей, вольные или невольные ошибки Временного правительства и, наконец, неслыханная доселе политика угнетения, проводимая ныне советским правительством, составляют весь комплекс причин, которые убедили мусульман Туркестана в необходимости переориентировать свою программу, заменив задачу достижения автономии задачей достижения национальной независимости. Разумеется, несмотря на их исключительную тяжесть, это причины внешнего порядка и можно было бы не спешить ставить вопрос о независимости Туркестана, однако пробуждение национального сознания началось сразу же при первых контактах населения Туркестана с русским населением, проявившим нетерпимость к коренным жителям.

Географическое положение Туркестана, как говорилось выше, делает из этой страны удобную базу для оказания «влияния на лимитрофные страны» (Персию, Афганистан, китайский Туркестан и в определенной мере Индию).
Эта политика, развернутая в Туркестане Российской Империей и продолженная советским правительством, способствовала в итоге превращению Туркестана в укрепленный лагерь, где население стало жить в режиме военной оккупации.

Российская империя, убежденная в том, что она выполняет свою «историческую миссию», преследовала химерические планы по завоеванию Индии. Первый этап в реализации этого плана — это закрепление своей власти на территории Туркестана, откуда советская Россия ведет свои действия, прикрываясь именем мировой революции. В рамках этого плана Туркестану отведена роль жертвы в политической игре.
Туркестан стремится к обретению самостоятельности и не желает быть зависимым от политики на Востоке, пробудившемся от векового сна. Туркестан не желает также оставаться пассивной страной и служить кому бы-то ни было ареной интриг и средством устрашения.

Страна сказочных богатств Туркестан хотела бы строить нормальные отношения со всеми государствами. В начале своего независимого существования Туркестану не обойтись без помощи извне. Необходимы будут значительные капиталы для развития ирригационной системы на более чем 7 миллионах десятин земли, представляющих собой территориальные запасы Туркестана для развертывания хлопководства. Это позволило бы ему соперничать в этой области с Америкой.
Разработка минерального сырья в Туркестане, включающего залежи нефти, угля и руды, также требует приезда предпринимателей и вложения капиталов.

23 декабря 2005 г. № 49 (677)

Источник — Деловая неделя

Исхаков Салават Мидхатович
Русская революция 1917 года и тюрки Центральной Азии

В Центральной Азии во время русской революции 1917 г. происходили события, которые оказали громадное влияние как на остальных российских тюрок прежде всего на башкир и татар, так и на весь мусульманский мир.
Территория тогдашнего Туркестана и Степного края (нынешнего Казахстана), входящих в состав Российской империи, стала ареной мощного и своеобразного столкновения и взаимодействия идей и массовых движений, политических инноваций и традиций.
Происшедшее породило обилие историографических «миражей». А между тем не выявлены даже базовые этнодемографические характеристики региона. К примеру, по данным официальной статистики в 1914 г. в Туркестане насчитывалось 7,3 млн. человек, в том числе в Ферганской области мусульмане составляли 98,3%, в Самаркандской области 96,1%, в Сырдарьинской области 92,8%, в Семиреченской области 91,4%.
На эти цифры, как отмечалось позднее в газете «Туркестанские ведомости» (2 июля 1917 г.), ориентировались представители власти и в 1917 году.
Советские историки, со своей стороны, обычно указывали, что в 1913 г. общая численность населения Туркестана (без Бухарского эмирата и Хивинского ханства) составляла 9,5 млн. человек, из них тюрки 88,4%, таджики 6,9%, русские 3,7% (Гафурова К.А. Борьба за интернациональное сплочение трудящихся Средней Азии и Казахстана. (19171924). М., 1972. С.2122.).
При этом считалось, что узбеки составляли 39,2% населения Туркестана, казахи 19,5%, кыргызы 13,5%, русские 9,1%, таджики 7,3%, туркмены 4,9%, каракалпаки 1,3%, уйгуры 1% и др. (Шамсутдинов Р.Т. Советы и образование национальных республик Средней Азии (1917-1925 гг.) // Вопросы истории. 1986, с. 30), иначе говоря, тюркское население составляло около 80%, из них узбеки почти половину.
В исторической литературе, как правило, объясняется, что вплоть до 20х годов ХХ в. под этнонимом «киргизы» имелись в виду казахи. Такое объяснение не вполне корректно, поскольку, как верно отмечалось в одном документе большевистского Наркомнаца, данный этноним охватывал два этноса «киргизкайсаки» («киргизказаки») т.е. казахи и «каракиргизы» т.е. киргизы или кыргызы. Данные официальной статистики вызывали сомнения еще в начале ХХ века. По данным переписи 1897 года численность казахов составляла примерно 4 млн. человек, но многие исследователи уже тогда считали, что она достигала 5-6 млн. человек. По подсчетам Народного комиссариата по национальным делам РСФСР, сделанным в 1920 году на основе комплекса обследований, численность казахов в 1916 г. составляла 5,2 млн. человек (Государственный архив РФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 440. Л. 7об.). Но и эти сведения скорее всего преуменьшают численность местного тюркского населения.
В послереволюционных событиях в Центральной Азии значительную роль сыграл Мустафа ЧОКАЕВ (1890-1941) казах, уроженец Сырдарьинской области. Он был выходцем из аристократической казахской семьи, закончил в 1914 г. юридический факультет Петербургского университета. В 1916 г. он стал представителем Туркестана в созданном бюро при мусульманской фракции Государственной думы. В столице он и встретил Февральскую революцию и вскоре, по его словам, вступил в партию эсеров.
После Февральской революции Мустафа Чокаев в мае 1917 г. заявил, что статистические данные о численности коренных жителей края, составленные по материалам официальных переписей, не соответствуют действительности. Он утверждал, что в 1917 г. их было не 9 млн. человек, а почти вдвое больше. Дело в том, что мусульмане намеренно давали заниженные сведения, опасаясь подвохов со стороны властей. В 1917 году этот момент в полной мере обнаружил себя. Так, в Ферганской области в 1917 году при раздачи муки по карточкам выяснилось, что в кишлаках, население которых оценивалось в 500 человек, жителей оказалось в два раза больше (Туркестанские ведомости. 1917. 27 мая.). В сентябре 1917 г. на 2м Туркестанском краевом общемусульманском съезде в Ташкенте говорилось о том, что в крае проживает 12 млн. мусульман (Туркестанские ведомости. 1917. 14 сентября). Представляется, что и удельный вес отдельных этносов, их территориальное размещение не соответствовало официальным данным.
Наибольшее число казахов проживало на территории Сырдарьинской, Семиреченской и Степных областей, меньше их было в Самаркандской и Закаспийской областях. Казахи численно преобладали среди других народов во всех перечисленных областях, за исключением Акмолинской области, где большинство составляли русские, а также Самаркандской и Ферганской областей, населенных по преимуществу другими тюркскими народами.
В пяти областях Туркестанского края численность узбеков согласно данным сельскохозяйственной переписи 1917 г. составляла 2,5 млн. человек (подсчитано по: Зарубин И.И. Список народностей Туркестанского края. Л.,1925. С.1617.).
Киргизы занимали горные области Ферганы, Пржевальский и часть Пишпекского уездов Семиреченской области, а также часть Аулиеатинского уезда Сырдарьинской области (ГА РФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 440. Л. 5об.,7об.,8об.).
По данным той же переписи их численность составляла 634,8 тыс. человек, в том числе в Пишпекском уезде в 161,1 тыс., Андижанском 102,4, Аулиеатинском 65,5, Пржевальском 14,5 (Зарубин И.И. Список., с. 1011).
Четвертый по численности тюркский этнос Туркестана туркмены. Их было, согласно той же переписи, свыше 300 тыс. человек (Зарубин И.И. Список…, с. 13).
В пяти областях Туркестанского края проживало не менее 100 тыс. татар. Не меньше их было и в областях Степного края. Заниженность официальных данных связана с тем, что татары часто выдавали себя за представителей других народностей, в частности, за потомков смешанных браков татар и кочевников, на которых антитатарские ограничения царских властей не распространялись (Литвинов П.П. Антитатарская политика царизма в Средней Азии и Казахстане // Материалы по истории татарского народа. Казань, 1995. С. 378.).
Следовательно, татары составляли не менее 1% численности населения Туркестана.
Таким образом, реальная этническая и демографическая ситуация в Туркестане в 1917 году существенно отличалась от внедрившейся в историографию.
Соответственно в ином контексте предстают и этнополитические взаимоотношения в крае накануне и в ходе революции 1917 г.
Антирусское восстание 1916 года против мобилизации на фронт В 1916 г. в Центральной Азии вспыхнуло грандиозное восстание. В годы Первой мировой войны первостепенное значение для региона приобрел вопрос о привлечении мусульман к воинской службе. Военное ведомство выступало за призыв их в армию, МВД было против. «Компромиссным» решением, подготовленным правительственным кабинетом, возглавляемым Б.В. Штюрмером, стал указ от 25 июня 1916 г. о принудительном привлечении ранее не служивших «инородцев» к тыловым работам в прифронтовых районах. Указ словно намеренно пришелся на время рамазана, и, разумеется, был воспринят мусульманами не просто как третирование религиозных чувств, к чему они в общем привыкли, а намеренным святотатством. В подобных случаях Коран предписывал свергнуть любого правителя, даже мусульманина.
Массовое недовольство мусульман подогрело русское население, распространявшее слухи, что на фронте их используют в качестве живого щита (ГА РФ. Ф. ДП ОО. Оп. 1916. Д. 365. Л. 300, 302об.304об.).
Не дожидаясь окончания священного поста, мусульмане обрушили свой гнев сначала на местных представителей власти, затем на все русское население края.
Восстание было жестоко подавлено властями. А.Ф. Керенский, вернувшись из Туркестана, в своем выступлении в декабре 1916 г. сказал, что даже на Западном и Кавказском фронтах он не видел столь «идеально», по его выражению, уничтоженного города, как Джизак. Карательные отряды, как сообщала ташкентская газета «Туркестанские ведомости» 9 октября 1916 г., «без устали преследуют банды бунтовщиков, нанося им новые потери и освобождают много пленных. Но это не все: главный результат комбинированных операций войск заключается в том, что все мятежники загнаны сейчас в такие горные районы, где вскоре вследствие голода и холода они в полной мере почувствуют последствия своего безумного восстания».
В Казахстане и Туркестане, по свидетельству М.Чокаева, «живо помнили «черный режим белого царя», породивший «страшный 1916 год год повсеместных народных волнений и кровавых карательных экспедиций». Когда Февральская революция смела старый режим, у мусульман появилась надежда, что будет покончено с прежним неравенством. Вместе с тем тогдашнее национальное движение в Туркестане оставалось уязвимым «прочной моральной базе вопроса здесь недоставало соответственно действенной политической надстройки». Чокаев подчеркивал, что «из-за нашей интеллектуальной (в европейско-техническом смысле этого понятия) маломощности мы не могли никому внушить достаточного уважения к нашим даже самым скромным национальным пожеланиям».
Действительно, речь шла именно о пожеланиях мусульман на то, чтобы отстаивать свои требования у них попросту не было сил.
Анализируя причины слабости национального движения, Чокаев указывал, что позднее включение региона в состав империи, а также «гнуснейшая переселенческая политика павшего императорского режима, политика насильственного отобрания земель у коренного населения» привели к тому, что не удалось выработать адекватных европеизированных средств сопротивления.
По его мнению, следует выделить три фактора, которые обусловили такое положение: «1. Боязнь нашего собственного до российского прошлого. 2. Техническая слабость для создания управления страной согласно нашим радикальным… воззрениям на социальный порядок и политическое устройство и, наконец, 3. Почти фанатическая вера в русскую революцию 1917 года».
В принципе все эти факторы можно свести к одному незавершенности самоидентификационных процессов в среде тюркских политических элит.
10 апреля 1917 г. Чокаев попал на заседание Туркестанского краевого съезда представителей исполнительных комитетов общественных организаций в качестве делегата от Перовского уезда (его родины) Сырдарьинской области.
Первая фраза, которую он там услышал, была: «Мусульмане должны довольствоваться тем, что дадим им мы, русские», а поэтому «туземцы» не должны предъявлять чрезмерных требований». Эти слова произнес с трибуны съезда один тамошний социалист-учитель.
Между тем, отмечал Чокаев, «туземцы» требовали всего лишь, чтобы новая власть в городах была сконструирована на коалиционных началах из представителей советов и национальных организаций в связи с тем, что фактически она оказалась в руках советов, которые установили настоящую диктатуру (ЦХИДК. Ф. 461. Оп. 1. Д. 417. Л. 128129? Ф. 1358. Оп. 3. Д. 45б. Л. 12.).
Это свидетельство совершенно расходится с позицией официальной советской историографии, замалчивавшей великодержавную агрессивность российских социалистов в Центральной Азии.
Тюрки-социалисты не нашли общего языка с русскими социалистами
На проходившем в апреле 1917 г. в Ташкенте съезде туркестанских мусульман, организованном партией «Шураи исламия» (ШУРАИ ИСЛАМИЯ (Шураи Ислам) название этой организации, как правило, переводится как «Совет ислама» или «Исламистский совет», более точным является перевод «Мусульманский совет»), было решено принять меры, чтобы ответить на вызов русских социалистов «по-европейски».
К лету 1917 г. по признаниям официальных лиц эта организация сумела быстро организовать широкие мусульманские массы. По свидетельству члена Туркестанского комитета Временного правительства генерал-майора А.А.Давлетшина (родом из татар Уфимской губернии, генерал АбдулАзиз ДАВЛЕТШИН (1861-1918) вышел в отставку с должности Командующего войсками Туркестанского военного округа из-за разногласий с Советами рабочих и солдатских депутатов), «Шураи исламия» представляла «внушительную силу», а большинство членов ташкентской организации состояло из «прогрессивных элементов». Возглавлял ее известный туркестанский джадид узбек М. К. Абдурашидхан.
Чокаев стал во главе Туркестанского краевого мусульманского совета (Тукрамус, по принятой в то время аббревиатуре), который являлся исполнительным органом «Шураи исламия». На апрельском съезде «Шураи
исламия» были выбраны делегаты на I-й Всероссийский мусульманский съезд, который проходил в Москве с 1 по 11 мая 1917 г.
Московский съезд имел большое значение для российских мусульман. Большинство съезда высказалось за федеративный строй, за государственно-политическую автономию окраин, которые входили бы в Российскую Федерацию как равноправные части. Расхождения между «федералистами» и «унитаристами» (сторонниками национально-культурной автономии) носили не идейно-теоретический, а этно-прагматический характер. Почти единогласно председателем избранного на съезде Всероссийского мусульманского совета (ВМС) стал лидер национал-культурных автономистов меньшевик осетин мусульманин Ахмед Цаликов (наст. фамилия Цалыккаты).
Это произошло не потому, что у федералистов не было подходящей кандидатуры из тюрок, а в силу того, что многие мусульмане еще не придавали большого значения различиям между территориальной и культурно-национальной автономией.
После съезда тюркские окраины, представленные в ВМС, работали изолированно. Что касается туркестанских мусульман, то они последовали за джадидами, являвшимися, по выражению Чокаева, национал-революционерами и федералистами (ЦХИДК. Ф. 461. Оп. 1. Д. 385. Л. 156157.).
Трудность заключалась в том, что туркестанские федералисты не могли найти общего языка с русскими социалистами. Здесь на вершине пирамиды совдепов стоял Туркестанский краевой совет (Крас по тогдашней аббревиатуре), который был органом чисто русской «революционной демократии», обладавший при этом большой властью. Дело в том, что Туркестанский комитет Временного правительства (Турккомитет) с первых дней своего существования (апрель 1917 г.) оказался в руках руководителей Краса. Два члена Турккомитета, по оценке Чокаева, «безразличный» О.А. Шкапский и «оказавшийся исключительно бездеятельным» Тынышпаев (Мухамеджан ТЫНЫШПАЕВ (1879-1937) казах, инженер, депутат II Думы, примкнул к кадетам? член Туркестанского комитета Временного правительства, премьер-министр и министр внутренних дел Временного правительства автономного Туркестана? в 1919 г. перешел на сторону Советской власти? репрессирован) не всегда решались даже на простую регистрацию зверств русских крестьян переселенцев и солдат дезертиров над казахским и киргизским населением Семиреченской области. Между тем, как отмечал один из мусульманских лидеров азербайджанец Алимарданбей Топчибашев на Государственном совещании в Москве в августе 1917 г. «вся Россия была свидетельницей кошмарного истребления мусульманского населения Семиречья», где до 83 тыс. казахов и киргизов было истреблено или умерло от голода.
Всем было ясно, что это была месть «европейского» населения «туземному» за восстание 1916 г. В итоге все это обернулось новыми кровавыми межэтническими конфликтами, фактически переросшими в межрелигиозную войну, с десятками тысяч жертв.
Тем не менее на Государственном совещании в Москве (1215 августа 1917 г.) позиция почти всех представителей российских мусульман оказалась единой: поддержка нынешнего правительства, отстаивание федеративного принципа объединения государства во Всероссийском Учредительном собрании, реализация национально-культурной автономии в соответствии с решениями II-го Всероссийского мусульманского съезда в Казани 21 июля 2 августа 1917 г. (Государственное Совещание. М.Л., 1930. С. 185, 186187, 198, 327, 328.).
Тукрамус во главе с Чокаевым был организацией младотуркестанцев (как их называли тогда русские) радикалов, подвергшихся влиянию русской культуры.
Их энергия направлялась не на то, чтобы возвести барьеры между туркестанскими мусульманами и русскими, а на борьбу за переустройство жизни местных народов на европейских началах (ЦХИДК. Ф. 461. Оп.1. Д.416. Л.95? Ф.1358. Оп.3. Д.45б. Л. 11.).
В августе 1917 г. самаркандский прокурор отмечал, что мусульманским массам «совершенно неизвестны политические и социальные доктрины», они имеют свое собственное воззрение на государственную власть, причем «очень стойкое и резко отличное от взгляда русских граждан». Именно этот фактор рассчитывал использовать Тукрамус.
Вне сферы влияния Тукрамуса оставались представители традиционного социально-консервативного течения муллы, создавшие летом 1917 г. свою организацию «Улема Джамияти» («Совет улемов»). И Тукрамус, и улемисты стояли на платформе автономии Туркестана. Но Тукрамус имел в виду областную автономию. Когда в Ташкенте было получено известие об универсале Центральной Рады, провозглашавшем автономию Украины, младотуркестанцы на собраниях попытались объяснить его смысл. Реакция оказалась неадекватной: к утру следующего дня в мусульманской части города все вывески на русском языке оказались вымазанными черной краской. Тукрамус упорно противостоял антирусскому сепаратизму. Чокаев позднее объяснял: «Даже в эпоху революционного разрешения национальной проблемы, когда и «славянские братья» (Украина и Кубань)… создавали свои собственные государственные организмы, мы, среднеазиатцы, оставались пришитыми к России».
Младотуркестанцы были готовы к сотрудничеству с русскими социалистами (при условии уважения последними традиций коренного населения). Вместе с тем они по-прежнему были непримиримы по отношению к старому укладу жизни и деятельности улемистов.
Возглавлял улемистов частный поверенный, переводчик, востоковед, тюрколог С.А. Лапин (СерАли ЛАПИН казах, переводчик при военном губернаторе Самаркандской области, затем жил в Петербурге, после Февральской революции лидер «Улема Джамияти», член Туркестанского Временного Народного Совета), который заявлял: «Я всегда стоял и буду стоять на страже защиты и осуществления законных прав мусульман на самоопределение, построенное на чисто мусульманских принципах и началах шариата, не смущаясь тем каким бы именем ни было угодно моим политическим противникам называть занимаемую мной позицию».
По планам улемистов, Туркестан должен был стать автономной республикой в составе России со своим законодательным собранием (сам Лапин выдвигался кандидатом во Всероссийское Учредительное собрание). Улемисты подготовили конституцию Туркестанского штата. Законодательные функции Туркестанского парламента согласно резолюции сентябрьского (1917 г.) съезда улемистов должны были быть согласованы с основными законами Российской республики и с требованиями шариата.
Возник конфликт между реформаторами и консерваторами: младотуркестанцы не могли согласиться с шариатскими установлениями общественно-политической жизни края, а клерикалы не способны были примириться с «русифицированным подходом» к политическому устройству Туркестана. При этом Тукрамус открыто предавали «анафеме», называя его членов «продавшимися русским революционным идеям отщепенцами». Влияние клерикалов было настолько сильно, что на выборах в Ташкентскую городскую думу 30 июля 1917 г. список улемистов получил две трети всех голосов. В результате, как ни парадоксально, большинством голосов новых членов думы городским головой был избран правый кадет А.К. Яхимович.
Реальная ситуация в крае смотрелась совсем не так, как принят о было изображать ее в советской историографии. Не было и следов сколь-либо осознанной «классовой борьбы»? реформаторы оказались стиснуты между крайностями исламистского ожесточения и этнического недоверия.
Младотуркестанцы не могли при этом открыто вести борьбу против своих клерикалов, играющих на религиозных чувствах народа. Влияние ислама на казахов было, впрочем, незначительно сравнительно с узбеками. Так, по мнению востоковеда Н.С. Лыкошина, к 1917 г. казахи еще не утвердились в исламе и перенимали от «сартов» (узбеков) главным образом внешние формы мусульманского благочестия (Басилов В.Н., Карамышева Дж.Х. Ислам у казахов (до 1917 г.). М., 1997. С. 127.). В результате получалось, что «чем больше народ видел притеснения со стороны русских совдепов, чем больше он, обессиленный предшествующими месяцами восстания, чувствовал свою слабость перед новыми властителями, тем глубже он уходил в свою веру, в религию», свидетельствовал Чокаев.
Показательно, что в мае 1917 г. улемисты предъявили Турккомитету требование о немедленном введении в Туркестане судов по шариату. Отказать наотрез Турккомитет не решился, согласиться не мог. Создалось критическое положение. Турккомитет решил попросить Тукрамус провести переговоры с улемистами. В результате ряда совещаний Тукрамусу удалось уговорить улемистов взять свое требование обратно. Успех укрепил авторитет Тукрамуса, но не надолго.
Победа улемистов на городских выборах в Ташкенте дала и Турккомитету и Красу новый повод для похода и против него, и против самой идеи сотрудничества туркестанцев и русских.
Разобщение руководителей туркестанских представительных органов по » русскому» вопросу Механизм разобщения был известен. Еще на апрельском краевом съезде был внесен проект создания двух самостоятельных дум в городах Туркестана для русских и для туркестанцев.
Тогда этот проект не прошел, теперь Крас и Турккомитет вновь подняли его. За проектом раздельных городских дум (автором его являлся тюрколог радикальный демократ Н.Г. Маллицкий) последовал план проведения отдельных по национальному признаку выборов во Всероссийское Учредительное собрание (автором был эсер М.И.Сосновский). Идея находила сторонников. Проблема заключалась в том, что малочисленное европейское население Туркестана в каждом избирательном округе не могло провести ни одного своего депутата. Исключение составляла Семиреченская область, где по самостоятельному русскому списку был избран врач С.Н. Шендриков. По свидетельству Чокаева, «русские революционеры не хот ели, по их собственным словам, «подвергать русское население Туркестана унизительному для него положению подчиненного туземцам».
Получалось, что «в этих двух вопросах органы революционной демократии имели поддержку всех, и революционных и контрреволюционных, слоев русского населения». Только Ферганский областной совет во главе с членом ЦК эсеровской партии В.А. Чайкиным, «каким-то чудом оказавшийся под руководством настоящих искренних революционеров», открыто выступил против этих «неслыханных и недопустимых искажений революционного идеала свободы и братства народов», констатировал Чокаев. В любом случае, доктринерство парализовало прогресс демократии.
Случай избавил младотуркестанцев от внутренней борьбы по этому вопросу. Решением Временного правительства от 31 августа 1917 г. Мустафа Чокаев был назначен членом Турккомитета. Чокаев согласился на свое назначение при условии, что проекты о национальных куриях будут отклонены, что в итоге и
произошло. Некоторые из младотуркестанцев тогда воспряли духом. Но события не подкрепили их ожидания среди членов обновленного Турккомитета развернулась внутренняя борьба против Чокаева. Так, была отвергнута идея привлечения коренных туркестанцев к отбыванию воинской повинности (хотя бы в порядке добровольчества или же по милиционной системе, которая частично уже проводилась в жизнь среди туркмен Закаспийской области). Не получило одобрение предложение о том, чтобы перебросить в Туркестан солдат татар для замены ими русских солдат 2-го Сибирского стрелкового запасного полка, расквартированного в Ташкенте.
Турккомитет предпочел иметь в Туркестане бунтарски настроенный, но зато русский по составу полк, нежели верных правительству и способных лояльно от носиться к коренным туркестанцам солдат татар, объяснял ситуацию Чокаев.
Коренное население воспринимало подобные действия, как проявление недоверия к нему со стороны русского правительства. Последовало разочарование в революции.
Неудивительно, что вскоре мусульманские организации рекомендовали Чокаеву выйти из состава Турккомитета. Но поскольку его заявление об отставке (24 октября) совпало по времени с вооруженным выступлением части Ташкентского гарнизона и рабочих, он забрал его обратно, чтобы не давать повода к обвинению в «самоспасении». Через несколько дней в Туркестане была провозглашена Советская власть.
Именно к Чокаеву обратились представители русских организаций с предложением возглавить правительство, способное стать центром антисоветской борьбы. Чокаев отказался, мотивируя это тем, что «заранее было известно, что русские войска не станут действовать под начальством мусульманина». Существовала еще одна причина: первое время Тукрамус лояльно относился к центральному Советскому правительству, надеясь, что оно урезонит туркестанских большевиков, провоцирующих межнациональную рознь между русскими и мусульманами.
В октябрьские дни, когда на улицах Ташкента шли кровавые столкновения между русскими, мусульманское население оставалось нейтральным.
Большевики также попытались привлечь Чокаева на свою сторону, предлагая ему войти в состав Туркестанского совнаркома в качестве председателя. Но он 1 ноября 1917 г. с двумя соратниками выехал из Ташкента в Самарканд, затем отправился в Коканд, Наманган, Скобелев, Маргилан, Андижан. В ходе поездки выяснилось, что мусульмане не согласны ни на какие действия под флагом свергнутого Временного правительства.
Русские рабочие и специалисты из числа социалистов говорили: «Пусть сами туркестанцы руководят железными дорогами, телеграфом, почтою…». Совсем этим нельзя было не считаться. «Мы, констатировал Чокаев, вели борьбу против таких форм узурпации и шовинизма, но борьба наша оставалась борьбой словесной…»
Между тем в советской историографии утверждалось, что «Шураи ислам», а также «Улема Джамияти» приложили все силы для борьбы с растущим национально-освободительным движением рабочих и дехкан, а также демократических слоев национальной интеллигенции. После установления в Туркестане Советской власти эти организации якобы чуть ли не сразу развязали вооруженную борьбу против нее. Налицо попытка втиснуть своеобразие этнополитической обстановки в Туркестанском крае под абстрактные стандарты «классовой борьбы».
Подводя результаты революции, глава ВМС А. Цаликов, обобщая поступавшую информацию с мест, в том числе из центрально-азиатского региона в сентябре 1917 г. констатировал: «Можно удивляться той беспримерной лояльности, тому тяготению к русской государственности, которое обнаружило мусульманское население… Можно удивляться тому отсутствию центробежных сил на мусульманских окраинах, которые, казалось бы, должны были получить огромное развитие…» Он отмечал, что «русское общество и русская печать не в достаточной степени оценивают ту позицию, которую заняло в переживаемый момент мусульманское население России и какими чреватыми для государства последствиями могло бы сопровождаться изменение этой позиции». Здесь звучало предупреждение новой власти не повторять прежних ошибок.
Отсутствие единства между казахами разных жузов, узбеками и другими тюрками Центральноазиатского региона После октября 1917 г., писал Чокаев, казалось бы, следовало ожидать «манифестации» всероссийского мусульманского или тюркского единства.
Ничего подобного не произошло. Каждая тюркская окраина действовала отдельно. Первым 27 ноября 1917 г. на путь осуществления национально-территориальной автономии вступил Туркестан со своим Народным Советом, Временным правительством и с Туркестанским Учредительным собранием.
Не было единства, к примеру, среди казахов, разделенных на три жуза Младший (территория Западного Казахстана), Средний (территория Центрального Казахстана) и Старший (территория Семиречья).
Во главе Восточной АлашОрды стояли представители рода А. Букейханова (Алихан БУКЕЙХАНОВ (1868-1937) оценщик Донского земельного банка, ученый лесовод? Тургайский областной комиссар Временного правительства, один из лидеров казахского национального движения, в 1919 г. перешел на сторону Советской власти? в декабре 1922 г. по личной рекомендации Сталина принят на работу в Наркомнац? репрессирован), в Западной АлашОрде господствовали два рода во главе с Х. и Д. Досмухамедовыми (Халел ДОСМУХАМЕДОВ, наст. фамилия Досмухамбетов, (1883-1939?) окончил Петербургскую военно-медицинскую академию, примыкал к кадетам, участник I Всероссийского мусульманского и казахских съездов 1917 г., член Всекиргизского (Всеказахского) Народного Совета АлашОрда? Джаганша Досмухамедов (1887-?) юрист, товарищ прокурора Томского окружного суда) и Алибековым, в Иргизском узде Тургайской области род А. Темирова из Младшего жуза (Абдулла ТЕМИРОВ член Тобольского окружного суда, Иргизский уездный комиссар Временного правительства), в Тургайском уезде Тургайской области предводительствовал род А. Биримжанова из Среднего жуза (Ахмет БИРИМЖАНОВ (Беремжанов) (1870-?) мировой судья и судебный следователь в Тургайской области, депутат I-II Дум, в 1917 г. Кустанайский уездный комиссар Временного правительства, министр юстиции правительства АлашОрда), всем им в Тургайском уезде противостоял род во главе с «ярыми» большевиками из Среднего жуза А. Имановым (1873-1919) и А. Джангильдиным (Алиби ДЖАНГИЛЬДИН (1884-1953) крещеный под именем Иван Степнов казах из племени казахов-кипчаков, учился в Московской духовной семинарии, обошел все святые места в России, с 1915 г. отошел от православия и стал большевиком, в конце 1917 г. комиссар Тургайской области, активный участник установления Советской власти в Казахстане).
Сам Мустафа Чокаев, как и Джангильдин, относился к роду кипчаков-казахов, выходцы из которого проживали в Сырдарьинской области (Старший жуз), причем его семья была близка к узбекской и русской знати. В этой же области, особенно в Перовском и Казалинском уездах, было много казахов из Малого жуза, к которому принадлежал Сер-Али Лапин, пользовавшийся их поддержкой в борьбе с Чокаевым.
В целом выходцы из Среднего жуза, расположенного ближе к России и наиболее европеизированного, явно доминировали в составе казахской интеллектуальной и политической элиты в начале ХХ в., что довольно долго сохранялось и в советское время.
Большинство казахов, по оценке Чокаева, было за объединение всех казахских областей с Туркестаном, в пределы которого входили наиболее населенные казахские области СырДарьинская и Семиреченская. Меньшинство, возглавляемое наиболее известными лидерами А.Букейхановым, А.Байтурсуновым (Ахмет БАЙТУРСУНОВ (Байтурсынов) (1873-1937) инструктор сельского хозяйства Тургайской областной управы, поэт, один из лидеров казахского национального движения? член РКП(б) с 1920 г.? репрессирован), М.Я.
Дулатовым (Мир-Якуб (Миржакип) ДУЛАТОВ (1885-1937) редактор газеты «Казах», член РКП(б) с 1919 г.? репрессирован), выступали за вхождение в состав автономной Сибирской области, так как опасались влияния туркестанских консерваторов и клерикалов.
Критикуя «сибирскую ориентацию», Чокаев вместе с тем указывал, что «реакционный» Туркестан в подавляющем своем большинстве неожиданно пошел за джадидами младотуркестанцами, представлявшими и возглавившими, по его словам, «подлинно национально-революционное течение» (ЦХИДК. Ф.461. Оп.1. Д.385. Л.158,159). Таким образом, этнополитическое самоопределение мусульман пошло чрезвычайно сложным, подчас неожиданным путем.
Политического объединения российских тюрок и в последующий период не удалось достичь. Препятствовали этому и постоянные метания мусульманских лидеров, зачастую связанные с их личными амбициями. Случай с А.З. Валидовым (Ахмет-Заки ВАЛИДОВ, Ахмед-Заки Валиди Тоган, (1890-1970) тюрколог, в 1917-1918 гг. один из лидеров башкирского движения? в 1919-1920 гг. сотрудничал с большевиками, затем действовал в Туркестане в рядах мусульманских повстанцев, с 1923 г. в эмиграции, стал одним из крупнейших ученых-историков в Турции), который от союза с оренбургским казачеством и дружбы с атаманом Дутовым, без всяких промежуточных инстанций переметнулся в феврале 1919 г. на сторону Советской власти, был по-своему закономерен. «Подобный случай не встретил осуждения ни с чьей почти стороны, и все почти считали его явлением нормальным», констатировал Чокаев.
Ташкентская газета «Улуг Туркистан» («Великий Туркестан») в декабре 1917 г. объясняла, что объявление автономии Туркестана не означает отделения его от России. Вместе с тем газета предупреждала, что «покушение на права туркестанских народов, откуда бы оно ни исходило, может повлечь за собой такие последствия, перед которыми побледнеют даже кровавые события», происшедшие 13 декабря 1917 г. в Ташкенте тогда, в день рождения пророка Мухаммеда, была разогнана мусульманская демонстрация, которая была организована в связи с провозглашением туркестанской автономии.
Вслед за советскими историками современные российские исследователи пытаются по существу отвлечь внимание от возникшего в результате еще одного очага меж национального и меж конфессионального конфликта, используя расхожий тезис о том, что провозглашенная в ноябре 1917 г. Кокандская автономия выступала за восстановление Кокандского ханства и учреждения Среднеазиатского халифата, а ее правительство, ориентированное на англичан, развернуло вооруженную борьбу за от деление Туркестана от России.
Такого рода интерпретации возникли не без европейского влияния. Еще в 1908 г. немецкий исламовед профессор Берлинского университета М. Хартман (1851-1918) опубликовал книгу (Hartmann М. Chinesisch Turkestan. Geschichte, Verwaltung, Geistesleben und Wirtshaft. Frankfurt a. M., 1908), в которой предлагал создать на границе России и Китая независимое от них государство «Киргизстан» (с населением примерно 10 млн. русских и китайских казахов и киргизов), с проевропейским правителем во главе. По мнению М.Хартмана, эти народы ненавидели как Россию, так равно и Китай, и при первом брожении в России или Китае они обязательно восстанут (Левитов И.С. Киргизистан // Голос России (Пг.). 1916. № 25. С.5.). Именно об этом прогнозе Хартмана вспомнил в условиях революционного 1917 г. известный российский востоковед В.В. Бартольд, когда писал, что один немецкий ученый, «мечтая о создании в Туркестане независимого от России, но не мусульманского по духу и не враждебного европейской культуре государства», предложил фантастический проект создания государства «Киргизстан». Подобные замыслы, однако, не встретили в 1917 г. поддержки ни тюркских народов Центральной Азии, ни их правительств.
Кокандское правительство реальная попытка построения единого Туркестанского государства Историки на самом деле не только не изучили деятельность Кокандского правительства, но не знают даже его точный персональный состав.
Первоначально правительство возглавлял министр-председатель и министр внутренних дел семиреченский казах М. Тынышпаев, его заместителем являлся татарин И. Шагиахметов (Шах-Ислам (Ислам) ШАГИАХМЕТОВ выпускник юридического факультета Петербургского университета? редактор-издатель газеты «Туркестанский край», член Туркестанского Временного Народного Совета, в феврале 1918 г. был арестован большевиками в Коканде? в 1920 г. бежал в Индию, где заболел и был отправлен во Владивосток, к родным)? управляющим отделом внешних сношений казах М. Чокаев? управляющим отделом народной милиции и общественной безопасности узбек У. Ходжаев (Убайдулла ХОДЖА (ХОДЖАЕВ) (1886-1942) частный поверенный, член Всероссийского Мусульманского Совета, член Туркестанского Временного Народного Совета)? министром землеустройства и водопользования узбек Х. Юргули-Агаев (Хидаятбек ЮРГУЛИАГАЕВ ученый-агроном, его женой была выпускница петербургского Патриотического института Жозефина Станиславовна Юргули-Ага (урожденная Трушковская)? министром продовольствия узбек А. Махмудов (Абиджан МАХМУДОВ (МАХМУДОВ) предприниматель горнопромышленник, владелец типографии в Коканде)? зам. министром внутренних дел казах А. Уразаев (Абдурахманбек УРАЗАЕВ помощник присяжного поверенного, член Туркестанского Временного Народного Совета)? министром финансов еврей С.А. Герцфельд (Герцфельд Соломон АБРАМОВИЧ в 1903 г. приехал в Ташкент из Одессы, присяжный поверенный, один из лидеров местных евреев, убит большевиками во время кокандских событий).
В правительстве, состоявшее из высокообразованных и подготовленных кадров, оказались представлены основные тюркские народы края и национальные меньшинства.
Вскоре, в начале 1918 г., Тынышпаев, несогласный с некоторыми действиями правительства, которые, как он считал, могут обострить отношения с большевиками, вышел из правительства. Его место в середине января 1918 г. занял Чокаев. Среди руководства автономного Туркестана были серьезные противоречия, разные ориентации российская, германская, турецкая и др. Вот здесь и проявили себя политические слабости местных элит.
В январе 1918 г. Кокандское правительство известило о намерении созвать 20 марта 1918 г. свой парламент на основе всеобщего, прямого, равного, тайного голосования, гарантируя немусульманскому населению 1/3 мест. Такой общетуркестанский парламент, несомненно, сплотил бы всех туркестанцев и стал бы непреодолимым препятствием для большевиков. Получилось, что, ориентируясь на этнический состав населения, учитывая интересы меньшинства и не забывая при этом о профессиональной подготовленности депутатов, правительство приняло удачное решение.
Местные большевики по приказу из центра приступили к подготовке ликвидации Кокандского правительства.
В феврале 1918 г. Кокандская автономия, просуществовав более двух месяцев, была разгромлена.
По свидетельству очевидца, многие здания, в том числе правительственные, типографии, амбулатории при разгроме Коканда сгорели. Превратились в пепел также 11 тысяч дворов, 37 мечетей, 11 медресе, а также банки, магазины, коммерческие конторы, базарные лавки, дуканы, школы и т. д. «Одна третья часть старого города превращена в развалины, сообщалось в газете «Улуг Туркистан» 2 апреля 1918 г. Сейчас тысячи кокандцев остались без крова, одежды и еды. Такое, наверное, не бывает даже после войны… Точное количество погибших пока не известно. Кроме того, многие взяты в плен», в том числе члены правительства (Абдуллаев Р. Хроника противостояния // Звезда Востока. 1995. №1112. С.201.). При обстреле Коканда большевиками использовалась не только артиллерия, но и аэропланы. В итоге погибло свыше 10 тыс. мирных жителей. Выходившая в Ташкенте в 1917-1918 гг. газета на казахском языке «Бирлик Туы» («Знамя единения») констатировала, что большевистская власть «сравняла с землей населенный мусульманами старый город, погубила тысячи жизней невинных беззащитных мусульман, разграбила все имущество их…»
Коканд был сожжен и разграблен отрядами Красной гвардии, дашнаков, частями Ташкентского гарнизона. Эта операция стала на деле не победой, а поражением Советской власти. В дальнейшем вместо достаточно лояльного к России Кокандского правительства, состоящего из европеизированных казахских и узбекских интеллигентов, она оказалась лицом к лицу с басмачеством, как верно писал большевик Г.И. Сафаров (Вольдин) в начале 20х годов.
Разгром Кокандской автономии ускорил дальнейшее продвижение большевиков в Центральную Азию и повлиял на судьбу других мусульманских государств в составе России, которых вскоре ожидала та же участь «суверенных» советизированных республик.
Таким образом, национально-революционное движение центрально-азиатских тюркских народов окончилось разгромом Кокандской автономии и полным падением доверия местного населения к русской революции, центральной и местной Советской власти. Кокандские события показали, что в Туркестанском крае, с абсолютным преобладанием тюркско-мусульманского населения, необходимого единства в рядах местной духовной и политической элиты не было.
Анахронизмом выглядят утверждения, присутствующие до сих пор в научной литературе и средствах массовой информации, о панисламистских и пантюркистских устремлениях как туркестанских народов, так и вообще российских т юрок в 1917 г. и в годы гражданской войны. Национальные и этнократические интересы оказались гораздо сильнее подобных доктрин, которые затронули на самом деле узкий круг местных интеллектуалов.
В течение многих десятилетий в общественном сознании под влиянием советской историографии складывался устойчивый миф о чуть ли не изначальном сепаратизме тюркских народов.
Для распространения советской власти серьезным препятствием был «туркестанизм», ощущение общности тюркских народов Туркестана. Чтобы сокрушить «туркестанизм», потребовалось разрушение многовековой этнической интеграции Центральноазиатского региона, для чего пришлось пойти на создание в 20-х годах соответствующих национальных республик.
Разрушение органичного единства Туркестана изображалось как «воплощение» в жизнь продекларированного большевиками права народов на самоопределение.

А.Ш. Кадырбаев
«АРМЯНЕ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ. ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ»

Во второй половине XIXвека в Центральной Азии, тогда известной как Русский или Западный Туркестан, в ходе процесса ее завоевания и присоединения к Российской империи, появились армянские общины выходцев из Карабаха, Зангезура и Западной Армении[1]. Двигаясь через Каспийское море, они осваивали первоначально Закаспийскую область, работали главным образом на строительстве Закаспийской железной дороги. Но, довольно быстро их сменили на тяжелой работе по строительству железной дороги персы — выходцы из Ирана. Основная масса армян направлялась в городские поселения и постепенно осела, как в старых — Самарканд, Коканд, Андижан, так и новых городах Туркестана – Ашгабаде, Скобелеве (ныне Фергана) компактно: почти в каждом из них были армянские кварталы. Так, по первой Всероссийской переписи 1897 года, общее число армян в трех областях – Закаспийской, Самаркандской и Ферганской насчитывало до пяти тысяч человек[2].Как свидетельствует в составленном в память о российском генерал-губернаторе Туркестанского крае К. Кауфмане «Кауфманском сборнике» в 1910 году генерал-майор русской армии Б. Литвинов, когда в Туркестан «пришли русские войска, за ними потянулись армяне… открылись лавчонки; прибыли еще войска… выросли транспортные конторы, заводы, церковь, школа и… армяне, армяне и армяне. Армяне торговцы вытеснили торговцев татар, армяне портные выгнали портных евреев, армяне — скупщики, перекупщики… содержатели пивных, словом, образовался особый армянский квартал, очень ловко расположившийся между русским и сартовским (сарты – оазисное мусульманское тюркоязычное население Туркестана, ныне известные как узбеки — прим. авт.) городом, как бы показав этим цель своего существования»[3]. «В 1913 г. армянское население Ферганской области… составило 3292 чел. Армянская диаспора становится все более устойчивой в хозяйственном отношении и ее благосостояние неуклонно растет… Учреждаются армяно-григорианские приходские школы. В городах (Туркестанского края) появились доходные дома и рестораны, магазины, основанные ими. Немало армян находилось на государственной и военной службе»[4]. Как свидетельствует современник той эпохи российский востоковед, академик В.В. Бартольд, знаток Туркестана, «выгодами торговли, кроме русских, пользовались армяне, особенно в Чарджуе и Керки; в Чарджуе ими содержались европейские гостиницы», а также «для скупки продуктов сельскохозяйственной культуры в Ширабадское бекство приезжали армяне из Закаспийской области»[5].К 1917 году их число в Туркестане заметно возросло. Поселенцы осваивали ремесленные профессии, открывали лавки, работали в строительстве. Армянские купцы осуществляли товарообмен с Россией, состоятельные армяне владели многими хлопкоочистительными, маслобойными, кожевенными и иными предприятиями[6].В годы гражданской войны обострились отношения армянских общин с окружающим мусульманским населением Туркестана, что было вызвано, как деятельностью филиалов армянской организации «Дашнакцутюн», так и басмачей – мусульманских повстанцев, боровшихся с советской властью.

Дашнакцутюн – армянское националистическое движение, чьи организации действовали в Туркестане в союзе с русскими коммунистами региона в среде армянских общин. Большевики в Туркестане захватили власть в его центре Ташкенте в 1917 году в сентябре, раньше, чем в Петрограде, и после своего прихода к власти выступили против участия коренного мусульманского населения в управлении на родной для него земле. Игнорирование прав мусульман настраивало последних враждебно к советской власти, что вынуждало ее искать новых союзников, так как опоры на пробольшевистски настроенных русских солдат гарнизонов Туркестана и железнодорожных рабочих, отчасти русских переселенцев-колонистов, было явно недостаточно, чтобы удержать власть в крае. Поэтому советская власть пошла на союз с дашнаками, тем более, последние позиционировали себя как социалистическое движение, чтобы, хотя бы немного, упрочить свое влияние. Напряженные отношения советской власти с мусульманским населением в известной степени послужили стимулом активной деятельности дашнаков, настраивавших армянскую общину Туркестана на конфронтацию с его коренными народами. Известны эксцессы в Ферганской долине, когда отряды дашнаков устраивали «зачистки» и погромы мусульманских селений, что вызывало ответную реакцию басмачей. Против власти Советов в Туркестане выступило мусульманское движение Туркестана «Шура-и-Улема», аппелируя к лозунгу о праве наций на самоопределение «Декларации прав народов России», объявленной большевиками 20 ноября (3 декабря) 1917 года после захвата ими власти в Петрограде за подписями их вождя В.И.Ленина – главы первого советского правительства и видного мусульманского коммуниста М. Вахитова, таким образом, предприняв попытку придать Туркестанскому краю статус автономии. С этой целью IVчрезвычайный краевой мусульманский съезд принял решение об образовании автономного Туркестанского правительства во главе с деятелями казахского национального движения М. Тынышпаевым и М. Чокаевым и Туркестанского временного совета, а местом проведения съезда и руководящих органов автономии стал Коканд (потому она и получила название Кокандской) в Ферганской долине. Интересно отметить, что Кокандская автономия была создана после того как представители мусульманских народов не были допущены к власти в советском Туркестане. Несмотря на поддержку автономии со стороны эмира Бухары Сайид Алим-хана, атамана Оренбургского казачьего войска генерала А.И. Дутова, уже в ноябре 1917 г. поднявшего антисоветское восстание и отрезавшего Туркестан от Советской России, командующего казачьими войсками в Хиве полковника А.И.Зайцева, а также англичан, приславших своих офицеров и оружие, военные силы автономии, сформированные из местных жителей, где были заметны представители немногочисленной общины персов, и басмачей из числа местных жителей – сартов и таджиков во главе с Иргашем, были разбиты отрядами Красной гвардии, посланными Ташкентским Советом из Перовска (ныне Кзыл-Орда), Андижана, Ташкента. На стороне Ташкентского Совета, несмотря на дискриминацию коренного населения, выступил Союз трудящихся мусульман во главе с Ю. Шамсутдиновым и Т. Уразбаевым и Туркестанский съезд мусульманских рабочих, состоявшийся в декабре 1917 г.

После разгрома Кокандской автономии и взятия Коканда русскими частями Красной гвардии в 1917 году, в составе которых было заметное число обладавших боевым опытом военнопленных первой мировой войны – венгров, австрийцев, немцев[7], к ним примкнули вооруженные представители армянской общины – «все бакалейщики, виноторговцы, парикмахеры, мясники и другие торговые слои»[8], в одночасье тоже ставшие «революционерами», которые приступили к погрому города. Они в течение трех дней убивали всех мусульман, имевших несчастье встретиться им на пути, грабили их дома и лавки. Мусульманские кварталы были подожжены, а огромная добыча свалена на вокзале, чтобы ее было удобней отвозить в качестве трофеев. Не только местные персы, составлявшие заметную часть защитников Кокандской автономии, были перебиты, но и вся их немногочисленная община в городе Коканде, невзирая на пол и возраст. Главная инициатива исходила от армян, ожесточившихся на персидскую общину. Позже, в свое оправдание представители армянской общины Коканда, наиболее активной в этой резне, говорили, что их подталкивал к насилию страх перед объявлением мусульманами «джихада»[9].

Поражению Кокандской автономии способствовали разногласия между ее лидерами и басмачами, имевшие и определенную этническую подоплеку, где отразилось соперничество кочевых народов – казахов и кыргызов с оазисными народами – таджиками и сартами. Когда М. Чокаев спасался после разгрома автономии, он был задержан басмачами, бывшими «союзниками», которые унижали его, несмотря на продемонстрированное им знание Корана, и открыто выражали сомнение, что казахи – мусульмане. Чокаеву удалось бежать, и он позже опубликовал рассказ о своих злоключениях, завершив его словами: «У меня горько на сердце из-за того, что народ, которому я служил как друг, увидел во мне врага»[10].

После взятия Коканда Красной гвардией первое время там оставался немногочисленный гарнизон – чуть более 200 солдат, половина из которых были иностранцами — бывшими военнопленными. Кроме того, там находилась армянская дружина[11].Затем все основные посты в гражданской и военной администрации города были заняты армянами, которые были объединены Дашнакцутюн и защищали свои групповые интересы, не гнушаясь самоуправством и фаворитизмом. Властные отношения были построены на силе оружия, дашнаки раздавали оружие своим соплеменникам, формируя своего рода касту «новых преторианцев» именем революции. С 1918 до середины 1919 года революционная диктатура и Советы в Андижане также находились под контролем дашнаков. Используя властный ресурс, в условиях экономического кризиса и угрозы голода в Русском Туркестане, красноармейские отряды, сформированные из армян, под предлогом борьбы с басмачами осуществляли налеты на кишлаки мусульманского населения с целью реквизиции или грабежа[12].Революционная диктатура, установленная в Андижане, где до середины 1919 года доминировали дашнаки, открывала им доступ к ресурсам в окрестностях города, что давало возможность отбирать у мусульманских крестьян остатки хлопка и продовольствия. Первые меры советского правительства Туркестана касались национализации хлопкового хозяйства – главной отрасли края, экспроприации фабрик и смены их прежних владельцев и хозяев на людей, принадлежащих к новому правящему классу, выдвинутому революцией. Была отобрана под видом национализации собственность мусульманских религиозных учреждений – вакфы. «Буржуазия», в первую очередь из мусульман, а также русских, была лишена собственности и изгнана. На ее место пришли «пролетарские» чиновники, далекие от знаний и умения руководить предприятиями по возделыванию и переработке хлопка, но жаждущих материального обогащения. Хлопок стал ценной ставкой в политической игре, источником личного соперничества, коррупции и милитаризации власти. Новые хозяева установили свой контроль, но из-за их некомпетентности экономика края рушилась, наступал хаос и желаемое богатство исчезало. Кризис в экономике оставлял пространство для прямого насилия. Обнищание мусульманского населения привело к тому, что дашнаки не брезговали ничем, не только конфискацией скота и продовольствия, но и одеялами, одеждой. Лошади, реквизируемые для нужд Красной армии, затем перепродавались обратно их прежним владельцам. Существовала тайная продажа оружия и боеприпасов, которой занимались армянские солдаты Красной Армии с хорошей прибылью, без всякого смущения продавая его своим врагам — басмачам. Вместе с тем, хотя власть в Андижане была тогда в руках Дашнакцутюн, уже в конце 1918 года там была создана местная структура компартии по инициативе Ташкента. Русские коммунисты Туркестана вели завуалированную полемику с дашнаками, но не ставили задачу поглощения их организации.

Интересно, что действия против мусульманского населения в Туркестане происходили почти синхронно с аналогичными акциями дашнаков на южном Кавказе, где был центр их движения, также в союзе с местными большевиками, возглавлявшими Бакинский совет или Бакинскую коммуну, против мусульманского населения Азербайджана и его национальной партии «Мусават», которые пришлись на март-апрель 1918 года, когда 6 тысяч бойцов большевистских отрядов Бакинской коммуны совместно с 4 тысячами вооруженных дашнаков приняли участие в резне местных мусульман. Глава Бакинского совета большевик С.Г.Шаумян признавал это: «У нас были вооруженные силы – около 6000 человек. У «Дашнакцутюн» имелось также 3-4 тысячи национальных частей, которые были в нашем распоряжении. Участие последних придало отчасти гражданской войне характер национальной резни, но избежать этого не было возможности. Мы сознательно шли на это. Мусульманская беднота сильно пострадала…»[13]. В цифрах это выглядит как 20 тысяч убитых мусульманских жителей Азербайджана. К сказанному остается добавить, что и большевистские части Бакинской коммуны на 70% были укомплектованы армянами, а на 30% — русскими и другими[14].

Поэтому вполне становится понятной деятельность дашнаков в Туркестане, в меру своих возможностей поддержавших антимусульманскую политику своих единомышленников и однопартийцев на Кавказе. В начале 1918 года 150 революционных солдат, из которых 60 человек были армянами, во главе с председателем кокандского Совета армянином Сааковым, вооруженных пулеметами и артиллерийским орудием, подошли к кишлаку Бачкир, родному селению курбаши Иргаша – лидера басмачей, покинутого жителями, и сожгли его. По пути следования отряд расстреливал «невинных, беспомощных дехкан и оскорбил некоторых женщин и девиц и ограбил домашнюю утварь их»[15]. Сааков являлся крупным советским руководителем Туркестана и во время одного из съездов Советов Ферганской области, проходившего в Коканде, в котором участвовало около 20 представителей уездных и городских Советов, был его председателем.

В начале апреля басмачи осадили Наманган, город в Ферганской долине, его защищал гарнизон, в составе которого вместе с регулярными частями Красной армии с басмачами сражались два отряда Дашнакцутюн[16]. В июне 1918 дашнаки совершили налет на город Ош, в декабре того же года вторглись в окрестности Джалалабада в северной части Ферганской долины. В декабре 1918 года в кишлаке Ханул-Абар отряд дашнаков похитил всех женщин-мусульманок и привез их как трофеи в Андижанскую крепость[17]. В секретном донесении из Андижана в Совнарком Туркестана в конце 1918 года говорилось, что Дашнакцутюн несет ответственность за разжигание конфликта между советской властью и мусульманским населением, а армянский руководитель, отвечающий за «национальную» политику в городе, является богачом, владельцем винодельни, кинотеатра и нескольких домов[18]. Десятки кишлаков были разрушены дашнаками, способствуя, таким образом, уходу мусульман в басмачи. После нападения басмачей в феврале 1919 на Андижан, его гарнизон, в основном состоявший из армян, возложил ответственность за этот налет на мусульманских жителей старого города. В течение недели проводились в домах мусульманских жителей обыски, сопровождавшиеся грабежами, убийствами и изнасилованиями. Молодых девушек из старого города дашнаки увозили в Андижанскую крепость телегами. Оправдывая свою жестокость, дашнаки говорили, что, даже если они убьют всех мусульман Ферганы, не будет столько погибших, сколько армян уничтожили мусульмане в 1915 году в Османской империи[19]. В это время 170 вооруженных бойцов отряда дашнаков напали на кишлак Кокан, но попали там в засаду басмачей и все погибли[20]. За это дашнаки сожгли Кокан и устроили резню местных жителей. Другой отряд дашнаков после боя с басмачами захватил селение Сузак и расстрелял там всех жителей. Третий отряд Красной армии, а составе, которого была армянская дружина, вступил в бой с басмачами у Базар-Кургана и был вынужден отступить. В течение 20 дней все кишлаки в этой зоне подверглись нападению, где все мусульмане мужского пола, невзирая на возраст, были убиты. Те, кто выжили, хоронили погибших, но дашнаки появлялись вновь и убивали оставшихся, даже тех, кто молился у свежих могил[21].Жестокость рождала жестокость и жажду мщения.Курбаши или, говоря современным языком, «военно-полевые командиры» басмаческих отрядов, призывали мусульманское население: «Мы должны последовать примеру турок, которые уничтожали армян»[22]. В подтверждение своих призывов басмачи курбаши Мадамин-бека, захватив в плен бойцов Красной армии из гарнизона Намангана, среди которых было несколько русских, 49 армян и 13 мусульман, служивших советской власти, всех армян и мусульман убили на месте, а русских обезоружили и отпустили[23].А еще раньше, в ноябре 1918 басмачи Мадамин-бека и курбаши Хал-Ходжи после посещения святого места – мазара Хазрет-Айюба Пайгамбара на обратном пути ограбили банк Джалалабада и убили 13 сотрудников советских учреждений, в том числе 11 армян, за что дашнаками был вырезан кишлак Сузак, о чем упоминалось выше[24].

Поворот в политике русских коммунистов Туркестана к 1919 году, инициированный из Москвы ЦК РКП(б) и лично председателем Совнаркома РСФСР В.И.Лениным, после того, как Красная армия разбила белогвардейские войска адмирала А.В. Колчака и атамана Дутова, тем самым вырвав советский Туркестан из блокады и изоляции от решений ЦК РКП(б), требовал от них отхода от прежнего «колонизаторского» курса, когда они «варились в собственном соку» вне контроля Москвы, в отношении мусульманского населения в пользу взаимопонимания и привлечения мусульманских коммунистов на высшие посты Туркестанской АССР, а также снижения объема репрессий и приостановления активности всех вооруженных формирований, враждебно настроенных к мусульманам, что особенно касалось армянских частей Красной армии. Первым шаг в этом направлении касался отношений между советской властью в Туркестане и Дашнакцутюн, чьи боевые дружины составляли вооруженное крыло революционной диктатуры в основных городах Ферганской области. Компромисс с мусульманскими коммунистами Туркестана был для ЦК РКП(б) вынужденной мерой и продиктован теми соображениями, что в самые тяжелые годы гражданской войны только с их поддержкой могла устоять советская власть в крае, хотя этого не хотели понимать местные русские коммунисты. Важен в этой связи был и внешнеполитический аспект, которым руководствовался ЦК РКП(б), а именно экспансия «мировой революции», где странам Востока большевиками в данной стратегии отводилась важная роль. Поэтому Русскому Туркестану и «революционным мусульманским массам» во главе с местными мусульманскими коммунистами, подконтрольными центру, отводилась своего рода роль полигона, где отрабатывались модели будущей «пролетарской революции» на зарубежном Востоке. Московские комиссары наблюдали за инициативами Мусульманского бюро компартии Туркестана во главе с Тураром Рыскуловым и в тот момент поддерживали их, хотя и не все из них уже тогда вызывали их одобрение, однако не могли им препятствовать, пока в Туркестан не прибыли части Красной армии из центра России.

На первом съезде Компартии Туркестана в июне 1918 года дашнакам была вынесена официальная благодарность за их участие в революционном движении края. В ответ представитель Дашнакцутюн выразил готовность прийти на помощь советской власти. «В трудные моменты мы можем рассчитывать на вас, а вы — на нас, как на самих себя… Армянский народ сильно пострадал от своих врагов, от турков – нас было 30 миллионов, осталось десять…»[25]. Причем, в это время дашнаки пользовались поддержкой не только местных русских коммунистов Туркестана, но и центра – красной Москвы. Еще в марте 1918 во многих местных газетах национальных районов советской России было помещено указание за подписью народного комиссара по делам национальностей РСФСР И.В. Джугашвили-Сталина, что «армянские революционные организации имеют право свободного формирования армянско-добровольческих отрядов»[26], чем Дашнакцутюн активно воспользовался в рамках советской «революционной законности». Хотя Сталин явно не отличался особой любовью к армянам, а тем паче к мусульманским народам, он просто отвечал на ряд запросов, декларируя допустимость национальных формирований в русле проводимой тогда большевиками во главе с В.И.Лениным национальной политики. Вместе с тем, Сталин в своем письме, адресованном в 1919 году наркому иностранных дел РСФСР Г.В.Чичерину, настаивал, чтобы ни в коем случае в мусульманских странах советскую Россию не представлял армянин, поскольку это может поколебать авторитет страны[27]. Дашнакцутюн был готов участвовать также в формировании частей Красной армии для ведения боевых действий на Кавказе. Причем, это был вполне конкретный проект, о котором заявил перед съездом один из руководителей Совнаркома Туркестанской АССР, военный комиссар Осипов, впоследствии, в 1919 году, перешедший на сторону врагов советской власти и попытавшийся свергнуть ее в Ташкенте, что стоило жизни 14 ташкентским комиссарам – высшему руководству советского Туркестана, в том числе – председателю ТуркЦИКа Войтинцеву, председателю Совнаркома Фигельскому, главе местной Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией Фоменко. Согласно проекту, революционные армянские части предполагалось использовать в Красной армии, дислоцированной на Кавказе, в составе которой они обладали бы определенной автономией в вопросах организации и дисциплины[28]. Одновременно со съездом Компартии Туркестана проходил съезд Дашнакцутюн, где было объявлено, что армянам следует быть на стороне советской власти. При этом особо подчеркивалось, что только таким образом они могут защитить армянскую диаспору в Туркестане и свою родину – Армению от врагов, под которыми открыто подразумевались мусульмане[29],где бы они не находились. Выступления дашнаков на съезде показали тесную связь между развитием конфликта на южном Кавказе, где был центр их движения, с действиями Дашнакцутюн в Туркестане. Для Дашнакцутюн поддержка советской власти в первую очередь диктовалась его антимусульманскими настроениями, которые во многом разделяли местные русские коммунисты – руководители Туркестанской АССР, особенно проявившиеся в первые два года их правления в крае.

Но осложнение отношений между большевиками и Дашнакцутюн, вызванное падением большевистской Бакинской коммуны в конце июля 1918 года, в чем немалую негативную роль сыграла позиция дашнаков, оголивших фронт против наступавших на Баку турецких войск, а также поддержка богатой и влиятельной армянской общиной Ашгабата белогвардейского правительства Центрокаспия во главе с генералом Савицким, захватившим власть в Закаспийской области и выведшим ее из под контроля большевиков, где около Красноводска, с его подачи были казнены 26 бакинских комиссаров, способствовали укреплению отношений русских и мусульманских коммунистов Туркестана, чему в немалой мере отвечала политика Москвы, а именно ЦК РКП (б), осудившего русских коммунистов Туркестана за «колонизаторский уклон» и притеснения ими мусульманского населения. Тем не менее, в Фергане русские коммунисты и дашнаки продолжали сотрудничать, поскольку какое-то время советская власть нуждалась здесь в армянских боевых дружинах. Но ситуация постепенно менялась не в пользу Дашнакцутюн, в марте 1919 года на чрезвычайном съезде Советов Туркестана его мусульманские делегаты предложили резолюцию, в которой выдвигалось предложение «обезоружить и расформировать отряд Дашнакцутюн и очистить Красную гвардию от преступного элемента»[30],т.е. фактически объявили дашнаков преступниками. Это предложение было итогом нового союза русских коммунистов, придерживавшихся политики ЦК РКП(б), с мусульманами. Мусульманские коммунисты выдвинули свою резолюцию в знак протеста против запланированного выступления представителя Дашнакцутюн, отказавшись его слушать и настаивая на смене докладчика. В результате не была принята резолюция съезда с участием дашнаков, что было успехом мусульманских коммунистов, хотя все это сопровождалось скандалом. Но и резолюция с требованием разоружения и роспуска армянских частей тоже тогда не прошла. Однако, начало было положено и нападки на дашнаков на последующих съездах Советов и компартии Туркестана, особенно в выступлениях Т. Рыскулова – лидера мусульманских коммунистов, когда были обнародованы факты их преступлений в Фергане, усиливались и дали искомые результаты. В апреле мусульмане-коммунисты на совещании Мусульманского бюро компартии Туркестана осудили сотрудничество советской власти с Дашнакцутюн, провозгласили необходимость прекратить насилие в Фергане, привлекать на свою сторону мусульманское население и «произвести чистку рядов Красной армии от армянских провокаторов»[31]. В мае комиссия ТуркЦИКа приказала армянской общине Ферганы сдать оружие, а частям Красной армии в крае – вывести из своих рядов армянских бойцов. Причем, объявление об этом было сделано 25 мая, а приказ по армии об их разоружении датирован 26 мая. Очевидно, сначала дашнаков вынудили сдать оружие, затем об этом объявили на конференции Мусульманского бюро коммунистов Туркестана и только после этого был отдан официальный приказ о разоружении, чтобы не дать времени дашнакам организовать сопротивление. Еще до выхода этого приказа Т.Рыскулов прибыл в Андижан, долгое время бывшим оплотом дашнаков в Туркестане, с большими полномочиями, поскольку он являлся членом Ферганской комиссии. Он докладывал из Андижана в Ташкент о фактах насилия дашнаков над мусульманами, т. е. операция по разоружению была продуманной и готовилась заранее, что свидетельствует о ее сложности. Оказалось, что армянская община Андижана за короткое время получила от советской власти, как минимум, 800 винтовок. Помимо этого, у армянской общины, по словам ее представителей, оставалось на каждого ее члена по пять ружей, револьверы, боеприпасы к ним и даже гранаты[32]. Уже в марте, когда советская власть в Туркестане под давлением ЦК РКП(б) и мусульманских коммунистов впервые обозначила намерение о разоружении дашнакских отрядов, те сначала были настроены защищаться с оружием в руках и выразили готовность покинуть Туркестан. Как бы то ни было, приказ о разоружении дашнаков претворялся в жизнь под контролем ТуркЦИКа, где сравнивали количество сданного оружия с тем, что по достоверным агентурным данным должно было находиться у армянской общины Ферганы. Не все подчинились приказу о сдаче оружия, поэтому комиссия была вынуждена привлечь части Красной армии при проведении обысков в домах членов Дашнакцутюн и прочих сочувствующих этой организации, а если оказывалось сопротивление, то таковых отдавали под суд военного трибунала. У тех армян, кто служил в Красной армии, оружие не изымалось, а только регистрировалось на их владельцев. Опасения, что оружие, находившееся у армян-красноармейцев, попадет в руки их прочих соплеменников, оказались оправданными, что послужило основанием для приказа комиссии командованию Красной армии в Туркестане изгнать из своих рядов всех армян-красноармейцев. Через несколько дней после приказа на первом съезде Мусульманского бюро было объявлено, что в Андижане, Коканде и Скобелеве, где в основном сконцентрировались армянские боевые дружины дашнаков, их разоружение завершено[33].Следующим ударом по Дашнакцутюн был роспуск его филиалов в Туркестане под натиском мусульманских коммунистов, которых теперь уже поддерживали, как русские коммунисты Туркестана, так и Москва. Армянам было разрешено объединиться в организацию «Армянское братство», формально новую и другую организацию, которую нельзя было обвинить в связях с партией дашнаков, к этому времени перешедшей на Кавказе, где был центр дашнакского движения, в стан врагов советской власти[34].Хотя пришлось пойти на компромисс, главные цели, поставленные Т.Рыскуловым, а именно, устранение армянских боевых дружин как автономных военных формирований и роспуск филиалов Дашнакцутюн в Туркестане – были достигнуты. Т.Рыскуловым для деморализации и запугивания Дашнакцутюн использовались внушительные военные силы басмача Мадамин-бека, к этому времени обозначившего намерение перейти со своими отрядами на сторону советской власти, который не мог не одобрять стремление Рыскулова разоружить дашнаков – ярых врагов мусульманского населения. При этом лидер мусульманских коммунистов с вниманием относился к действиям Мадамин-бека, так как, в первую очередь, именно для организации переговоров с басмачами ТуркЦИК и отправил его в Фергану, что в итоге обусловило переход отрядов Мадамин-бека на службу советской власти.

И после роспуска Дашнакцутюн в Туркестане мусульманские коммунисты не оставляют без внимания армянские организации. Уже через год в докладе на имя командующего Туркестанским фронтом Красной армии М.В. Фрунзе один из его командиров – заместитель 2-ой Тюркской бригады утверждал, что организация «Армянское общество» ничем не отличается от Дашнакцутюн и предлагал издать распоряжение о запрете ее деятельности[35].

Что касается армянской диаспоры, то после роспуска Дашнакцутюн в Туркестане некоторые ее представители вступают в ряды компартии Туркестана. Среди известных коммунистов в Туркестане был А.А. Мелкумов, уроженец Нагорного Карабаха, с детства живший в Ашгабате, участник первой мировой и гражданской войн, командир кавалерийской бригады Красной армии, владевший туркменским языком, удостоенный ордена боевого Красного знамени, участвовавший в разгроме отрядов курбаши, бывшего военного министра Османской империи Энвер-паши в 1920-1921 годах. Он был одним из немногих представителей армянской диаспоры, обладавших доверием среди мусульман – коммунистов и бойцов Красной армии, о чем свидетельствует назначение его командиром Туркменской кавалерийской бригады Туркестанского фронта. Большое влияние на политику советского Туркестана оказывал с 1919 года представитель ЦК РКП(б) в Туркестанской АССР Г.И.Сафаров, выходец из армяно-польской семьи, уроженец Санкт-Петербурга, соратник В.И.Ленина, возвратившийся с ним в Россию из эмиграции. Интересно, что он был ярым противником Дашнакцутюн и «колонизаторского» уклона русских коммунистов Туркестана, допускал крайности и перегибы уже в пользу «мусульманских революционных масс», сводивших счеты с русскими переселенцами и армянской диаспорой за «старые обиды»[36].

Заметным становится присутствие армян в партийных и карательных органах советского Туркестана, что превратилось, в своего рода, «традицию» в советскую эпоху в Средней Азии. В 30-40-х XX века Д.З. Апресян и А.З. Кобулов возглавляли органы госбезопасности и внутренних дел Узбекской ССР на должностях наркомов НКВД и НКГБ этой республики, попеременно замещая друг друга на этих постах, а Л. И. Мирзоян стал первым лицом в Казахской ССР – секретарем ЦК КП(б) Казахстана[37]. В 1980-х годах, во время правления в СССР Ю.А. Андропова, репрессиями в Узбекистане по т.н. «хлопковому делу», когда против его республиканского руководства были выдвинуты обвинения в коррупции, руководил следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР Т.Х. Гдлян.

В мае 1920 года, когда Т.Рыскулов был вызван в Москву, где В.И.Ленин отверг его предложения и отстранил от власти в Туркестанской АССР, его ярый противник, занимавший пост военного и политического комиссара в Фергане, упомянутый выше Сааков, открыто заявлял, что всех басмачей, в том числе и бывших, перешедших на сторону советской власти, следует расстрелять. Ту же участь он обещал и мусульманским коммунистам Туркестана в своем приказе от 9 мая 1920 года[38].К этому времени компромисс с мусульманскими коммунистами на прежних условиях стал центру не нужен. Соглашение с Мадамин-беком выглядело уступкой, которую следовало отменить, и последний погиб при неясных обстоятельствах. Представители ЦК РКП(б) дистанцировали мусульманских коммунистов от власти в регионе и вытеснили на периферию политики Т. Рыскулова, вообще убрав его из Туркестана. Вместе с тем, местные русские коммунисты, олицетворявшие «колонизаторский уклон», также не смогли восстановить свои властные позиции в крае, когда для баланса сил Москва привлекла к управлению новую плеяду мусульманских коммунистов – К. Атабаева, Н. Тюрякулова, А. Рахимбаева, более лояльных и подконтрольных центру, чем команда Рыскулова, ставившая целью обретение государственной независимости Туркестана, хотя и под лозунгами коммунизма. Принятие решений в крае переходит к Среднеазиатскому бюро ЦК РКП(б), действовавшему по указаниям из Москвы и опираясь на части Туркестанского фронта Красной армии, во главе которых в разное время были посланцы центра – видные партийные и государственные деятели РСФСР, а затем СССР – Ш. Элиава, Я. Рудзутак, В. Куйбышев, М. Фрунзе, Ф. Голощекин, упомянутый выше Сафаров. Тем не менее, действия Т.Рыскулова по подрыву политических позиций дашнаков в Туркестане были необратимы. Роль и влияние армянской общины в революции в Туркестане как автономного политического фактора сходит на нет и для этого были объективные причины. Когда поддержка, пусть и немногочисленной, но организованной армянской диаспоры, требовалась русским коммунистам Туркестана в первый год после взятия ими власти в крае, они тогда находились в условиях изоляции от центра и были предоставлены самим себе, при этом оказавшись в окружении враждебного мусульманского большинства в результате своей же собственной политики и не обладая достаточной опорой в крае в лице русской общины, в среде которой не было единства по отношению к власти большевиков. В это время «колонизаторский» курс руководителей советской власти региона, не допускавший к управлению вообще представителей коренного населения, даже мусульманских коммунистов, рассматривая их как врагов, не мог не найти понимания у дашнаков, ставших временными союзниками советской власти. Причем так, до поры до времени, было не только в Туркестане, но и на Кавказе. Но прорыв блокады Дутова и возвращение Туркестана под контроль красной Москвы, временно ориентировавшейся на союз с мусульманскими коммунистами во главе с Т. Рыскуловым, и разрыв ее отношений с Дашнакцутюн на Кавказе, предопределили поражение последних и в Туркестане. И даже после устранения Т.Рыскулова и его приверженцев от власти в Туркестане, на этот раз по инициативе ЦК РКП(б) и В.И. Ленина, похоронивших его «тюркский проект» реформирования Туркестана, при всем присутствии армян на службе в важнейших туркестанских советских учреждениях, возрождение филиалов Дашнакцутюн в регионе, в определенной степени обозначавшего интересы армянской диаспоры, стало невозможным.

Представляется, что армянская община и движение Дашнакцутюн в Туркестане в 1917-1919 годах стали заложниками и жертвами своих антимусульманских настроений, огульно считая всех мусульман повинными в той трагедии, которая произошла с армянами в восточной Анатолии в 1915 году во время первой мировой войны по вине, как правящей верхушки Османской империи, так и провокаторов из той же Дашнакцутюн. Странная «логика» дашнаков, когда ответственность за страдания армянского народа была возложена и на людей, не имевших никакого отношения к этому и живших за тысячи километров от южного Кавказа и Анатолии, лишь потому, что они исповедовали ислам и говорили на родственных турецкому тюркских языках, вызывает вполне понятные эмоции не только у представителей этих народов. И хотя великий китайский мудрец Конфуций говорил как «трудно искать кошку в темной комнате, тем более, когда ее там нет», дашнакам удалось сделать, казалось бы, невозможное, имея в виду обретение ими в их неустанном поиске «новых врагов» в лице мусульманских народов Центральной Азии, и посеять среди них семена недоверия и неприязни к армянскому народу, последствия чего и поныне преодолеваются с трудом. Ибо тот, кто ищет, тот всегда найдет… Но в интересах ли это самого армянского народа?

Хотя во всех акциях дашнаков в Туркестане явно видна низменная материальная подоплека, когда вооруженное насилие имело корыстную цель наживы за счет наиболее слабых и обездоленных, несмотря на все их лозунги. Подобный курс дашнаков в Туркестане был самоубийственным и для самой армянской диаспоры края, находившейся как «капля в море» подавляющего мусульманского большинства, и привел ее на грань уничтожения. Вместе с тем, не все было однозначно, и отождествлять всю армянскую диаспору с Дашнакцутюн, было бы, не совсем верно, а деятельность А.А. Мелкумова и Г.И. Сафарова наглядно это подтверждает.

И последнее. Проблема взаимоотношений армянских диаспор с мусульманскими народами в странах Центральной Азии и вне ее, в частности в России, актуальна и поныне, поскольку там сохраняется армянское население, хотя и изрядно поредевшее в Средней Азии из-за эмиграции после распада СССР. Тем не менее, только в Узбекистане армянская община насчитывает 85 тысяч человек, еще по несколько десятков тысяч армян живет в Казахстане, Туркменистане, Кыргызстане, а в России их – 1 млн. 980 тысяч. Антиармянские настроения в Центральной Азии зримо проявились накануне постсоветской эпохи в конце 80-х годов уже прошлого столетия, когда слухи о возможном массовом переселении армян в Таджикистан из Армении после землетрясения вызвали протестные демонстрации таджиков. В постсоветскую эпоху, во время гражданской войны в Таджикистане в начале 1990-х годов, командиром 201 дивизии российской армии, сыгравшей решающую роль в победе т.н. «Народного фронта» против исламско-демократической оппозиции, был армянин генерал Багдасаров, оставивший здесь неоднозначную память о своей деятельности. А ныне воинский контингент из Армении принимает участие в боевых действиях войск НАТО в Афганистане, где он дислоцирован в Мазари-Шарифе (Афганском Туркестане) и Кундузе, тех районах этой полностью мусульманской страны, большинство населения в которых составляют узбеки и таджики – потомки выходцев из близлежащей Центральной Азии, бежавших от советской власти после подавления Красной армией басмаческого движения в Русском Туркестане. Увы, все возвращается на круги своя…

[1] Амирьянц И.А., Григорьянц А.А. Армяне Средней Азии. – Современное развитие этнических групп Средней Азии и Казахстана. М., 1992. ч.1. С. 157-169.

[2] HistoriaRossica. Центральная Азия в составе Российской империи. Окраины Российской империи. М., 2008. С. 385.

[3] Кауфманский сборник. М., 1910. С. 31-45.

[4] Там же.

[5] Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана // Сочинения. Работы по истории Средней Азии. М., 1963. Том II. ч.1. С. 423, 426.

[6] HistoriaRossica. Центральная Азия в составе Российской империи. Окраины Российской империи. М., 2008. С. 282.

[7] Российский государственный военный архив (РГВА). Фонд 25898. Оп. 1. Д. 2. Лл. 64-65.

[8] Там же.

[9] Рыскулов Т. Революция и коренное население Туркестана. Ташкент, 1925. С. 107.

[10] Новый Туркестан. Ташкент, 1918. № 11, 13, 19.

[11] РГВА, там же.

[12] Буттино М. Революция наоборот. Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР. М., 2007. С. 281.

[13] Шаумян Степан. Письма. 1896-1918. Ереван, 1959. С.63-65. Цит. по: Исмаилов Э. Степан Шаумян – обреченный на забвение. Баку, 2012. С.252

[14] Исмаилов Э. Указ. соч. С. 261.

[15] Буттино Марко. Указ. соч. С. 276. Цит. по: Хасанов М. Фергана после кокандских событий, февраль 1918 г. – март 1919 г. Машинописный текст, 1993. Неопубликованное исследование по материалам КГБ Узбекской ССР.

[16] Ферганский областной государственный архив. Ф. 121. Оп.1. Д. 275. Лл. 27-28 об.

[17] Буттино Марко. Указ. соч. С. 285.

[18] Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 25898. Оп. 2. Д. 11. Лл. 82-85 об.

[19] Там же. Ф. 25898. Оп. 1. Лл.1283; Ф. 100. Оп.3. Д. 923. Л. 158 об.

[20] Буттино Марко. Указ. соч. С.285.

[21] Рыскулов Т. Указ. соч. С. 107-109.

[22] РГВА. Ф. 25859. Оп.2. Д. 11. Лл.82-85 об.

[23] Там же

[24] Там же.

[25] Наша газета. (Ташкент, 1917-1919). 1918, 22 июня.

[26] Сталин И.В. Сочинения в 13 томах. М., 1946-1951. Т. 4. С. 24.

[27] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 224. Л. 5

[28] РГВА. Ф. 25898. Оп. 1, Д. 78. Л. 207.

[29] Наша газета. 1918, 12, 24 и 25 июня.

[30] Назаров М.Х. Коммунистическая партия Туркестана во главе защиты Октябрьской революции. 1918-1920 гг. Ташкент, 1969. С. 123.

[31] Мусбюро РКП(б) в Туркестане: 1, 2 и 3 Туркестанские краевые конференции РКП, 1919-1920 гг. Ташкент. 1919-1920. С. 67-68.

[32] РГВА. Ф. 25859. Оп. 2, Д. 11. Л. 82-85 об.

[33] Мусбюро РКП(б) в Туркестане: 1, 2 и 3 Туркестанские краевые конференции РКП, 1919-1920 гг. Ташкент, 1919-1920. С. 10.

[34] РГВА. Ф. 100. Оп.3. Д. 923. Л. 158 об.

[35] Там же.

[36] Сафаров Г. Колониальная революция. Опыт Туркестана. М., 1921.

[37] Левон Мирзоян в Казахстане. Сборник документов и материалов (1933-1938 гг.). Алматы, 2001. С.3-9

[38] РГВА. Ф. 1075. Оп.2. Д. 29. Л. 21.

ВДОХНОВИТЕЛИ И ДЕЯТЕЛИ ТУРКИСТАНСКОЙ АВТОНОМИ

Просвещенец, которого справедливого называют основоположником узбекской драматургии — Махмудходжа Бехбуди (1875-1919). Родился он 20 января 1875г. в городе Самарканде в семье муфтия. Атмосфера, в которой жил и рос Бехбуди, не могла не оказать влияние на становление и развитие его жизненных принципов.

Отец Махмудходжы был крупным специалистом ислама, посвятивший много статей и исследований вопросам религии, все не могло не сказаться и на мировосприятие мальчика. Помимо литературы, истории он серьезно изучал политологию. Через газеты и журналы знакомился с новостями, которые происходят в мире. Поездки в Мекку, Египет и Стамбул коренным образом изменил его мировосприятие. Он стал сотрудничать и печататься в газетах и журналах, проблемы которые он поднимал в своих статьях были направлены на улучшение школы, искусство.

Бехбуди является основателем газеты “Ойна” (“Зеркало”), был постоянным автором газеты “Таржумон” (“Перевод”), редактором которого был И.Гаспринский.

Махмудходжа автор более 200 сот публикаций, которые вышли как на узбекском, так и на таджикском языках. В частности, “Мунтахаби жугрофияи умумий” — “Кискача умуимий жугрофия” (1903), “Китоб-ул-атфол” — “Болалар учун китоб” (1904) и мн. др.

Вершиной писательского мастерства Бехбуди является драма “Падаркуш” вышедшая в Самарканде в 1911 году. В ней описывается о том, что молодежь должна быть образованной и культурной. Драма впервые была напечатана в 1912 г. в газете “Турон”, а в 1913 году она вышла отдельной книга. Пьеса Бехбуди имела большой успех, и была поставлена на сценах театров г.Самарканда, Бухары, Ташкента. Несмотря на то, что произведение композиционно просто, но идейно очень весома, она отвечает требованиям жанра драмы.

Являясь первой ласточкой узбекской драматургии, она оказала большое влияние на создание таких произведений как “Несчастный жених” А.Кадыри, “Бездетный Очилдыбой” Мирмухсина-Фикрия и многие произведения Хамзы.

 

Мустафа? Шока?й (Чокай, Чокаев, Чокай-оглы; каз. М?стафа Шо?ай(?лы)) (25 декабря 1890, Аулие?-тарангыл, Туркестанский край, Российская империя — 27 декабря 1941, Берлин, Третий рейх) — казахский общественный и политический деятель, публицист, идеолог борьбы за свободу и независимость Единого Туркестана. С гражданской войны в России и до Второй мировой войны (1921 — 1941), находился в вынужденной эмиграции во Франции.
Мустафа Шокай (Чокаев, Чокай) родился 25 декабря 1890 года в казахском ауле (в Советские времена аул назывался совхоз имени 1-го Мая) на реке Сырдарье близ Перовска (ранее Ак-Мечеть, ныне Кызылорда).Дед Мустафы был правителем Сырдарьинской области Хивинского ханства, а отец — уважаемым в народе судьёй.В 1902 году отец отправил его учиться в Ташкентскую гимназию. Тогда Мустафа впервые услышал имя Керенского. Керенский и Шокай с интервалом в десять лет закончили Первую ташкентскую мужскую гимназию, а позже оба с отличием окончили юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1899—1904 и 1910—1914 соответственно). В бурные революционные годы их пути пересеклись. По окончании Ташкентской гимназии в 1910 году, как лучший ученик, Мустафа был представлен к золотой медали. Узнав об этом, ненавидевший «инородцев» туркестанский генерал-губернатор Самсонов распорядился отдать золотую медаль выпускнику Зепрометову. К чести как своей, так и училища, тот отказался, и Шокай получил свою медаль. Пытаясь сгладить скандал, губернатор предложил Мустафе должность переводчика в своей администрации, но Шокай отказался и уехал в Санкт-Петербург, где поступил на юридический факультет университета. Туркестанскую стипендию получали только русские студенты, но Мустафе помогли казанские татары, он жил на их стипендию.
Во время учёбы он продолжал защищать интересы уже не только земляков, но и всего казахского народа. Ещё 3 июля 1907 года царь Николай II издал Указ о лишении избирательных прав коренных народов Сибири и Средней Азии. Они потеряли своё и так незначительное представительство в Государственной думе России.
23 февраля 1917 года началась Февральская революция.
В апреле Мустафа принял участие в Туркестанском съезде общественных организаций в Ташкенте. Главным на повестке дня был вопрос управления Туркестаном. На съезде был создан Туркестанский Национальный Совет. Председателем Постоянного исполкома был избран 27-летний Мустафа Шокай. Позже он вспоминал: «Я был младше всех по возрасту, и мне было несколько неловко быть председателем. Но сам факт свидетельствовал о малочисленности выходцев из местной интеллигенции. А период был самый ответственный».

21—28 июля 1917 года Мустафа, как делегат от Сырдарьинской области, населённой в основном казахами, принимает участие в Первом Всекиргизском (Всеказахском) съезде в Оренбурге, где главными вопросами стали форма государственного управления, автономия в киргизских областях и наболевший земельный вопрос. На съезде была оформлена первая казахская политическая партия «Алаш». Шокай избирается делегатом и на Всероссийское Учредительное собрание и на Всероссийский съезд мусульман «Шураи-Ислам».

В августе в Петрограде по рекомендации Туркестанского Национального Совета и предложению Керенского, ставшего уже председателем Временного правительства, Мустафа Шокай был также назначен членом Туркестанского комитета Временного правительства, в который входили и бывшие депутаты первой и второй Госдумы Алихан Букейханов и Мухамеджан Тынышпаев.

Осенью в Петрограде, где Временному правительству приходилось считаться с набиравшими силу Советами рабочих и солдатских депутатов, резко усилилась борьба за власть. Пытаясь сместить непослушного Верховного главнокомандующего Лавра Корнилова, требовавшего жестких мер по наведению порядка, нерешительный Керенский, боясь потерять свою власть, приказал вооружить Петросовет. Но получив оружие, большевики сами стали готовить вооруженное восстание. Захват власти большевиками начался с Ташкента 13 сентября 1917 года, а 29 октября город уже был полностью в руках Советов. Было издано постановление об аресте членов Туркестанского комитета уже свергнутого 25 октября в Петрограде Временного правительства.

Мустафа Шокай и его соратники покинули Ташкент и продолжили свою деятельность в Ферганской долине, в Коканде, бывшей столице Кокандского ханства, захваченного Россией всего 40 лет назад и где ещё сохранялись сильные антиимпериалистические настроения. 27 ноября на IV чрезвычайном Всемусульманском съезде, проходившем в Коканде, было объявлено о создании Туркестанской автономии во главе с Туркестанским Временным Советом, который возглавил Мухамеджан Тынышпаев. Министерство иностранных дел возглавил Мустафа Шокай, но вскоре в связи с уходом Тынышпаева из-за внутренних разногласий он стал председателем правительства.

Туркестанская (Кокандская) автономия мыслилась в составе будущей Российской федерации. Во вступительной речи Мустафа Шокай сказал: «Построить с ходу полнокровное государство нелегко. Для этого нет ни кадров, ни опыта. И главное — нет армии, чтобы защитить будущую автономию. Как бы ни была ослаблена Россия, она гораздо сильнее нас. С Россией мы должны жить в мире и дружбе. Это диктует сама география. Я не приемлю политику Советов, но верю в разрушительную силу большевиков».

С 5 по 13 декабря, приглашённый уже как глава Туркестанской автономии, Мустафа Шокай принял участие во Втором Общекиргизском съезде в Оренбурге, где была провозглашена казахская Алашская автономия. Он вошёл в состав правительства «Алаш-Орда», председателем которого стал хорошо знакомый Мустафе Алихан Букейханов. В этом правительстве 10 мест из 25 было предоставлено русским и другим нациям. И Алашская автономия тоже предполагалась в составе будущей Российской Федерации. Но Шокаю пришлось срочно вернуться в Туркестан.

Свергнув Временное правительство в Петрограде в результате вооружённого восстания 25 октября, большевики вынуждены были пойти на проведение чрезвычайно популярных в народе выборов в Всероссийское учредительное собрание России. Но на этих выборах 12 ноября 1917 года большевики получили всего 23,9 % голосов против 40,4 % у правых эсеров. И тогда они после первого же заседания избранного народом Собрания, не получив поддержки и у депутатов, 6 января 1918 года разогнали его. Демонстрация в поддержку Учредительного собрания была расстреляна. Начиналась диктатура пролетариата и красный террор.

В таких условиях Кокандское правительство объявило о намерении созвать 20 марта 1918 года свой парламент на основе всеобщего прямого, равного и тайного голосования. Две трети мест в парламенте предназначались мусульманским депутатам, а одна треть — представителям немусульманского населения. Существование такого парламента должно было стать первым шагом к демократизации Туркестана. К слову, в образованном в то же время в Ташкенте правительстве Туркестанской Советской Республики (ТАССР) из 14 его членов не было ни одного человека из представителей коренных народов. Председатель Совнаркома Туркестанской республики Фёдор Колесов, недавний конторщик на ташкентской железной дороге, заявил: «Невозможно допустить мусульман в верховные органы власти, поскольку позиция местного населения по отношению к нам не определена и, кроме того, они не имеют никакой пролетарской организации»[2]. В январе 1918 года в ответ на предъявленный ультиматум Шокай отказался признать власть Советов. Для уничтожения Туркестанской автономии из Москвы в Ташкент прибыли 11 эшелонов с войсками и артиллерией[3][4], в состав карательного отряда вошли красноармейцы ташкентского гарнизона и армянские дашнаки [5]. 6 февраля 1918 года большевики начали штурм Коканда и за три дня полностью разрушили и разграбили древний город. Ответом на разгром и массовый грабеж населения Туркестанской автономии стало мощное национально-освободительное партизанское движение, названное большевиками басмачеством и ликвидированное Советской властью лишь в 30-е годы. Мустафа Шокай чудом спасся во время разгрома и тайно бежал в Ташкент. Два месяца здесь он проживал нелегально и тогда сошёлся со старой знакомой актрисой Марией Гориной, на которой женился в апреле 1918 г.

Позже Шокай говорил: «Мы называли Советскую власть, установленную в Ташкенте, „врагом нашего народа“. Я не изменил свою точку зрения за последние десять лет». (англ. We called the soviet power then established in Tashkent the «enemy of our people». I have not changed my view on the matter in the last ten years.)

Впоследствии он написал книгу «Туркестан под властью Советов. К характеристике диктатуры пролетариата», в которой он описал своё виденье произошедших событий.
Оставаться в Ташкенте было опасно, и по настоянию Гориной 1 мая 1918 года переодетый Мустафа с женой выехали на поезде из Ташкента в Москву, где Марии обещали место в оперном театре. Но состав дальше Актюбинска не пошёл из-за боевых действий на Волге. Мустафа нашёл в уральских степях аул Халиля и Джанши Досмухамедовых, членов правительства «Алаш-Орды», и вновь включился в политическую борьбу.

8 июня в Самаре, захваченной восставшими белочехами, было создано первое антибольшевистское Правительство России, организованное членами Учредительного Собрания, не признавшими его роспуск большевиками. Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) создал свою Народную Армию, которая во главе с Каппелем летом успешно противостояла Красной Армии. В июле Комуч пригласил в Самару представителей «Алаш-Орды» во главе с Алиханом Букейхановым и М. Шокаем и заключил с ними военно-политический союз против красных. Однако, дела на фронте пошли хуже, и 23 сентября на совещании в Уфе Комуч был реорганизован во Временное Всероссийское правительство (Уфимская директория). Мустафа вошёл в члены бюро, но поста министра ему, «инородцу», не доверили. А уже 9 октября это правительство перебралось в Омск. С целью объединения всех антисоветских сил под своим началом оно упразднило все казачьи и национальные образования Сибири и Урала, включая «Алаш-Орду» и Башкирскую республику.

Опальные лидеры срочно собрались на съезд в Екатеринбурге, чтобы просить помощи у Антанты и даже ехать на переговоры в США, так как Урал и Сибирь входили в американский сектор Антанты. Но именно в этот день, 18 ноября 1918 года, в Омске казачьи офицеры совершили переворот, свергнув Директорию. Временным советом власть передана адмиралу А. В. Колчаку, который был объявлен Верховным правителем России. Монархист Колчак приказал арестовать всех бывших членов Директории и подтвердил роспуск «Алаш-Орды» и Башкирского правительства. Шокай с единомышленниками был арестован белочехами и отправлен в Челябинск, откуда ему удалось бежать с туркестанским эсером Вадимом Чайкиным и представителем татарской «Идель-Урал» Ильясом Алкиным.

Диктаторские действия Колчака вызвали недовольство и у демократического крыла белого движения, возглавляемого эсерами. В подобной обстановке лидеры эсеровской партии сделали попытку создать единый антиколчаковский фронт, объединив башкирские и казахские вооруженные силы с демократическим крылом Оренбургского и Уральского казачеств в лице командующего актюбинской группой войск полковника Ф. Е. Махина и атамана первого округа Оренбургского войска полковника К. Л. Каргина. С целью претворить в жизнь этот замысел 1 декабря 1918 года в в Оренбурге, в здании Караван-Сарая — резиденции башкирского правительства собрались представители Самарского комитета Учредительного собрания (Комуча). Сюда же прибыл лидер российских эсеров Виктор Чернов, министр иностранных дел Комуча эсер Михаил Веденяпин-Штегеман, руководитель туркестанских эсеров Вадим Чайкин. Казахское движение «Алаш» на этом съезде представлял Мустафа Шокай, а Башкирское правительство — Ахмет-Заки Валидов.

Однако о собрании заговорщиков прознал оренбургский атаман Дутов, примкнувший к Колчаку, и приказал всех арестовать. Шокаю вновь удалось бежать. Его друг со времен Госдумы Ахмет-Заки Валидов вскоре перешёл на сторону Советов, заключив 20 марта 1919 года «Соглашение о создании Советской Башкирской республики». Чокаев позже писал: «Валиди предательски перебросился в сторону большевиков и нанёс всей нашей акции непоправимый моральный и политический удар». У Мустафы такого выбора не было.

Через казахские степи и Каспийское море Мустафе удалось благополучно прибыть в Баку, а затем и в Тифлис, где он прожил с женой два года с весны 1919 года по февраль 1921 года. Бывший премьер Туркестанской автономии и бывший член правительства «Алаш-Орды» обладал важной информацией о событиях в Сибири и Туркестане и большим опытом публициста. Он начал сотрудничать с газетами «Вольный горец» и «Борьба», затем был главным редактором журнала «На рубеже». Но Красная Армия под руководством Орджоникидзе, разбив Добровольческую Армию генерала Деникина, захватила Северный Кавказ, затем Азербайджан, Армению и 16 февраля 1921 года вошла в Тифлис. Демократические республики Закавказья были свергнуты Советами.

Шокаю пришлось эмигрировать в Турцию. В Стамбуле он писал статьи для английской «Таймс» и газет «Yeni D?nya» («Новый мир») и «Шафак» («?afak»). Потом узнал, что Керенский, тоже бежавший из России, находится в Париже. Он списался с ним и другими знакомыми эмигрантами и, сумев получить французскую визу, летом 1921 года прибыл с женой в Париж, ставший центром белой эмиграции. Работал в газетах «Дни» Керенского и «Последние новости» Милюкова. Жизнь в Париже была трудной, средств к существованию не хватало, и в 1923 году Шокай с Гориной переехали в Ножан-Сюр-Марн — южный пригород Парижа. В том же году Шокай выступил перед европейской общественностью с лекцией «Политика России и Туркестанское национальное движение» [7].

С 1926 года Мустафа Шокай — в редколлегии журнала «Прометей», органа Национальной Защиты народов Кавказа, Украины и Туркестана. В 1927 году Мустафа с помощью старого знакомого Ахмет-Заки Валидова, подозрительно «перекинувшегося» обратно из Советской России через Туркестан в Турцию в гущу эмигрантов, организовал в Стамбуле журнал «Жана (Новый) Туркестан» (1927—1931) — политический орган Национальной Защиты Туркестана. С 1929 года наладил в Берлине издание журнала «Яш (Молодой) Туркестан» и стал его главным редактором. Журнал просуществовал до начала Второй мировой войны в 1939 году, было выпущено 117 номеров.

Знание ряда европейских языков позволяет Мустафе Шокаю выступать с докладами и аналитическими обзорами в Париже, Лондоне, Стамбуле, Варшаве. Так, например, его доклад, сделанный на собрании комитета «France-Orient» «О современном положении Туркестана», был опубликован в феврале 1930 года в Bulletin Officiel du Comite «France — Orient» (официальный бюллетень комитета «Франция — Восток»). По приглашению Королевского института по международным делам 27 марта 1933 года Мустафа Шокай выступает в Лондоне с докладом «Советский Союз и Восточный Туркестан».

Мустафа Шокай руководит Туркестанским Национальным Объединением (Union Nationale du Turkestan), созданным в Париже, публикует материалы о политике большевиков в Туркестане на английском, французском, турецком, польском языках в таких ведущих европейских изданиях, как: The Journal of Royal Central Asian Society, The Asiatic Review (London), Orient et Occident, Revue du Promethee (Paris), Wschod (Warsaw) и других. Благодаря разносторонней политической деятельности и большой эрудиции, авторитет Мустафы Шокая в Европе был очень высок, он пользовался поддержкой польских, французских и германских властей, а также различных европейских организаций и институтов.

При этом Мустафа не теряет связи с Родиной. Он проявлял поразительную осведомлённость о событиях в Казахстане и Туркестане. Так, в 1933 году он пытался организовать побег из Соловецкого концлагеря одного из лидеров «Алаш-Орды» Миржакипа Дулатова, но тот, боясь за судьбу семьи, отказался и вскоре умер в лагерном госпитале.
Ходжаев Убайдулла Асадулла (1886, Ташкент,- 1942). Из семьи ремесленника. Окончил Саратовский ун-т (по др. данным, имел незаконченное образование). Работал адвокатом в Ташкенте. С 1913 – организатор и редактор газеты «Садои Туркестан/Голос Туркестана» (Ташкент, на узб. языке). Ориентация – джадидская, либерально-реформистская и умеренно-националистическая, закрыта царскими властями.Сотрудничал в русскоязычной газете «Туркестанский голос».Один из организаторов Андижанской подпольной организации «Тараккийпарварлар» («Сторонники прогресса’), вёл рев. работу среди мусульм. населения, войдя в тесный контакт с эсерами.

В мае 1917 – делегат 1-го Всероссийского мусульманского съезда (Москва), избран членом Милли Шуро/ЦК Всероссийского мусульманского совета.С мая 1917 – депутат Ташкентской городской думы.С сент. 1917 – член Президиума объединенного Туркестанского совета солдатских, рабочих, киргизских, крестьянских и общемусульманских делегатов.
В ноябре 1917 – делегат и член Президиума 4-го Чрезвычайного краевого мусульманского съезда, г. Коканд.
На съезде избран членом Временного Народного Совета (Национального собрания) Туркистон Мухторияти.
С ноября 1917-начало 1918 — военный министр правительства Туркистон Мухторияти (Туркестанской или Кокандской автономии), к-рое в кон. февр. 1918 было разгромлено сов. войсками: с этого времени Ходжаев ушёл с политической арены, занимался просветит., лит. деятельностью. В 1929 осужден за «халатное отношение к служебным обязанностям» к 1 году принудит, работ. В 1931 по обвинению в контррев. деятельности осужден к 10 годам лишения свободы, замененным высылкой на Север. После досрочного освобождения в 1937 проживал в Ташкенте, где 20 февр. 1938 вновь арестован, обвинён в шпионаже и принадлежности к антисов. националистич. орг-ции и был переведен в Тобольскую тюрьму, 26 октября 1938 — приговорен к ВМН и 17 ноября расстрелян в Тобольской тюрьме. Реабилитирован посмертно.

Из Архива (ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 545. С. 72.)

«Заключенного в тюрьме г<орода>
Никольска Северного края
Убайдуллы Асадулловича ХОДЖАЕВА

Ж а л о б а

Отбывая по постановлению ОГПУ от 1931 г<ода> десятилетнюю ссылку, сокращенную постановлением ЦИК СССР от 15/V-34 г<ода> до семи лет. Я проживал в г<ороде> Никольске, но 1 октября с<его> г<ода> вдруг арестован Никольским районным отделением УГБ НКВД.
11 октября допросили меня о том, с кем я поддерживал в Никольске знакомство, а 15/X дали мне прочесть постановление о предъявлении обвинения по 58-10-11 ст<атье> УК, в коей сказано, что я будто входил и принимал большое активное участие в раскрытой, якобы, в Никольске контрреволюционной группе, ставившей своей целью вербовку и подготовку кадров для антисоветского выступления в случае войны, и по заданиям «группы» я будто бы выезжал даже «на места» для связи со «своими». И, кроме того, приписывается мне всякая словесная небылица, вроде «агитации» и т<ак> д<алее>.
С ответственностью за каждое свое слово я утверждаю, что все это фантастическое обвинение в отношении меня — от начала и до конца чей-то вымысел и миф, не имеющий под собой никакой почвы, кроме разве
бреда больных людей или какого-либо лжедоноса, ка к пре дло га для держания меня в тюрьме .
Разве это не бред больной фантазии, когда меня, человека тяжело больного, полного инвалида, двигающего дыша с трудом, — превратили в активного разъездного вербовщика каких-то «кадров» среди чуждого и незнакомого мне народа. В то время, когда я с нетерпением и вожделением жду, чуть не по дням отсчитывая месяц за месяцем, окончания срока моей ссылки, наступающей через 1? года, когда я мог с радостью покинуть этот суровый для меня – южанина, край с чуждыми мне людьми. Однако в Никольском нашлись люди, у которых хватило совести и фантазии допустить мысль о том, что я могу быть вербовщиком кадров в Никольском районе для выступления во время могущей когда-нибудь наступить войны, не имея для этого в отношении меня и намека на основание. Когда все это мне объяснили, я чуть не ущипнул себя, думая, что все это сон, и не грезится ли все это мне.
Для характеристики «имеющихся» обо мне «материалов» приведу один образчик их: в постановлении от 28/IX об избрании меры пресечения, предъявленном мне 2/X, я назван б<ывшим> «лидером эсеров Закавказья».
На это я категорически заявляю, что я нигде , никогда, никаким не только лидером, но даже рядовым эсером не был. А в Закавказье же я был единственный раз в своей жизни в течение нескольких дней в 1902 году пятнадцатилетним мальчиком-школьником, как экскурсант в числе 30-и таких же мальчуганов-экскурсантов из Средней Азии. Не мог же я тогда попасть в лидеры эсеров Закавказья, а после я там не был никогда. А теперь в Никольске меня произвели в видные лидер ы эсеров Закавказья. Экий вздор.
Эту справку я привел как пример «достоверности» «материалов» обо мне. Я убежден, что и все остальные «имеющиеся» против меня «материалы», если только они имеются, вздорны в том же духе. А может иметься максимум какой-либо лжедонос или лжеоговор, послуживший поводом к моему аресту. Нужен же хоть какой-нибудь предлог, хотя бы неправдоподобный, чтобы держать человека в тюрьме. Но кому и для чего все это нужно.
Может быть, в Никольске кому-нибудь не понравилось постановление ЦИКа о сокращении мне срока, и здесь решили по-своему внести в него корректив. Очевидно, и в наше время не перевелись люди, желающие быть «строже самого короля». Кто знает…
Состояние моего здоровья настолько тяжелое, что я с трудом сижу, еле переведя дыхание, весь в отеках: страдаю различными сердечными болезнями, поражением центральной нервной системы и на их почве всякими иными болезнями <…> Живя на свободе, за отсутствием в условиях Никольска возможности лечиться, как надо, я кое-как поддерживал себя тем, что жил, строго соблюдая почти полный больничный режим и диету. Я давно неоднократно был признан врачебными комиссиями инвалидом 2 группы и не способным никакому труду . Оттого, во все время проживания в Никольске в течение почти 4-х лет, я нигде не мог работать ни в каком качестве, живя на средства, присылаемые родными, а тут тюрьма, да еще в условиях такого захолустья, как Никольск, и исключительно на общем тюремном питании, т<ак> к<ак> у меня здесь никого, кто бы мне приносил «передачу». А мои домогательства о покупке мне хотя бы изредка из имеющихся на моем счету в конторе тюрьмы денег немного белого хлеба остаются безуспешными. За 1? месяца не могли купить мне ни одного грамма белого хлеба, хотя врачом тюрьмы же предписано мне диетическое питание, но о таком питании нечего здесь и мечтать, а предписание врача
– только фикция (между прочим, мне формально разрешено чтение и газет, и книг, но и это остается фикцией). Все это так заметно подтачивает последние остатки сил и здоровья, что я почти не верю, что выйду живым из тюрьмы, если, заключение продлится еще несколько месяцев, что может легко случиться, т<ак> к<ак> знаю, что здесь есть люди, сидящие как подследственные во се мь ме сяц ев . А для меня эти полтора месяца уже сделали свое губительное дело, и каждый день заметно ухудшает мое состояние.
Все эти обстоятельства, главное — необоснованное и незаконное содержание меня под стражей, вынуждает меня обратиться к Вам за законной защитой и просить Вас вмешаться в мое дело и запросить по телеграфу основания моего ареста, а затем предложить хотя изменить меру пресечения, в виду моего тяжелого состояния, до окончания дела…
За конечный исход дела я спокоен, т<ак> к<ак> уверен, что все обвинения рассеются как дым, а пока… сидение подтачивает меня.
Добавляю, что за 1? месяца я ни словом не спрошен и не допрошен ни разу об обстоятельствах, инкриминируемых мне как мои преступления,если не считать опроса 11/X о моих знакомствах в Никольске.
Мое обращение к Вам, минуя промежуточные инстанции, вызвано тем, что, зная из опыта других и собственного, я мало верю в то, что мое обращение вызовет какую либо реакцию со стороны этих инстанций.

г<ород> Никольск
17/XI У. ХОДЖАЕВ».