Курс лекций по истории тюркских народов был написан В.В. Бартольдом по просьбе турецкого правительства и прочитан в переводе на турецкий язык в Стамбульском университете в июне 1926 года. Впервые лекции были напечатаны на турецком языке в 1927 году. В 1932–1935 годах был опубликован немецкий перевод, в 1945 году — французский. Первая публикация на русском языке состоялась в 1968 году.

Василий Бартольд
ТЮРКИ.
Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии

Лекция X

Если золотоордынские ханы, по отдаленности их владений от Монголии, с самого начала были до некоторой степени самостоятельными государями, то гораздо менее определенным было политическое устройство завоеванных монголами областей Туркестана и вообще Средней Азии. Несомненно, что Чингисхан хотел предоставить свои завоевания к западу от Монголии своим трем старшим сыновьям и что все три царевича осуществляли свои права еще при жизни своего отца; но совершенно неясен вопрос как о границах владений каждого из них, так и об объеме их прав по сравнению с правами главы империи. Несмотря на обширность империи, орды всех трех царевичей находились сравнительно близко одна от другой. Орда Джучи находилась на Верхнем Иртыше, и там же он, по более ранним источникам, был похоронен, хотя впоследствии его могилу показывали гораздо западнее, на Сары-су, во владениях Шибана, что было бы более согласно с монгольским обычаем, по которому орда отца переходила к младшему сыну; на Иртыше после Джучи жил его старший сын, Орда. Несколько южнее, на берегу реки Эмиль, впадающей в Ала-куль, была орда третьего царевича, впоследствии императора, Угэдэя[160]; место погребения Угэдэя было, по словам Рашид ад-дина, на высокой горе в двух днях пути от Иртыша, откуда вытекал один из притоков этой реки. Китайский отшельник Чанчунь[161], проезжавший здесь в 1221 году, упоминает о дороге через Алтай, проведенной во время прохода монгольского войска по приказу Угэдэя, из чего можно заключить, что Угэдэй при жизни своего отца считался владетелем и этой местности. Точного определения границ владений Угэдэя мы не находим ни в одном из источников; Джувейни говорит только, что юрт Угэдэя при жизни его отца находился «в пределах Эмиля и Кобука»; известно, что эти две реки вытекают приблизительно в одном и том же месте и текут одна на запад, другая на восток.

Гораздо определеннее говорится у того же Джувейни об орде и владениях второго царевича, Чагатая; его орда была «в месте Куяш, по соседству с Алмалыком»; его владения простирались «от границ области уйгуров до Самарканда и Бухары». По словам Чанчуня, Чагатай первым провел дорогу мимо озера Сайрам и через перевал Талки; он же в 1222 году восстановил разрушенные во время войны мосты на Амударье. О местоположении Куяша и орды Чагатая мы знаем по другим источникам, что они находились в Кульджинском крае, к югу от реки Или; мы видели, что Куяш (как Куяс) упоминается уже у Махмуда Кашгарского как город, расположенный «за Барсханом»; в другом месте сказано, что название Каяс, или Куяс, носит вся область тухсийцев и чигилей, причем были три крепости с этим названием: Саблыг-Куяс, Урунг-Куяс и Кара-Куяс. Орда Чагатая и его ближайших потомков упоминается у Джувейни также под тюркским названием «Улуг-Ив», то есть «Большой дом»; появление тюркского названия для орды монгольского хана в такой ранний период представляет интерес. О месте погребения Чагатая и его потомков нет никаких сведений.

Таким образом, орды трех старших сыновей Чингисхана находились сравнительно на небольшом пространстве от Верхнего Иртыша до местности к югу от Или. Уже из этого видно, что на эти орды нельзя смотреть как на столицы трех отдельных государств. Особенно неясным остается положение владений Чагатая и Угэдэя по отношению к Монголии.

После смерти Чингисхана Угэдэй был избран императором и переехал в Монголию, где построил город Каракорум и несколько дворцов как в самом городе, так и в его окрестностях и где, очевидно, осуществлял все права государя, не считаясь с правами Тулуя как наследника отцовского юрта, то есть Монголии. Несмотря на подчинение Чагатаю земель до Самарканда и Бухары, Мавераннахром управлял Махмуд Ялавач, живший в Ходженте и назначенный не Чагатаем, а Угэдэем; таково было положение еще в 636 / 1238–1239 году, во время народного, преимущественно крестьянского восстания против монголов в Бухаре. Вскоре после этого Чагатай, не посоветовавшись с братом, низложил Махмуда и назначил вместо него другого наместника. Когда Махмуд пожаловался Угэдэю, Чагатай в ответ на запрос послал брату извинительное письмо. Угэдэй удовлетворился этим, утвердил распоряжение Чагатая и пожаловал Махмуду Мавераннахр во владение (употреблен монгольский термин инджу[162]). Можно было бы думать, что после того Мавераннахром будут управлять наместники по назначению Чагатая; между тем еще при Угэдэе, по словам Рашид ад-дина, наместником Кара-Ходжа и Бешбалыка (то есть Уйгуристана, Хотана, Кашгара, Алмалыка, Каялыка), Самарканда и Бухары до берега Джейхуна был назначен, опять-таки Угэдэем, Масуд-бек, сын Махмуда Ялавача (сам Махмуд Ялавач был назначен губернатором Пекина и в этой должности умер в 1254 году). Персидский историк Джузджани не мог представить себе таких государственных порядков и потому ошибочно называет Масуд-бека министром Чагатая. Мы имеем известия, что Масуд-бек осуществлял права на всем обширном пространстве своего наместничества, от Бешбалыка до Самарканда и Бухары; особое предпочтение им было оказано Бухаре, где им было построено обширное медресе Масудийе; это здание было разрушено в 1273 году персидскими монголами, но потом восстановлено, и в 1289 году в нем был похоронен его строитель. Другое Масудийе было построено им в Кашгаре, куда в начале XIV века перенес свое местопребывание третий сын Масуд-бека. Замечательно, что мусульманский купец-хорезмиец мог сохранить свою власть при политических переменах, происшедших при его жизни в Средней Азии, и передать ее своим сыновьям.

Одной из причин смут в Монгольской империи было отсутствие закона о престолонаследии. После смерти каждого хана подвергался долгому обсуждению вопрос о его преемнике; требовалось признание его всеми членами ханского рода и торжественное возведение его на престол при их участии, для чего созывался курултай; воля предшествующего хана принималась во внимание, но не связывала безусловно царевичей. Между смертью хана и курултаем, на котором происходило восшествие на престол его преемника, проходило несколько лет; правительницей в это время считалась вдова умершего, но ее власть признавалась не всеми, и многие царевичи произвольно распоряжались в своих областях, не считаясь с правами главы империи.

Таким смутным периодом был уже период после смерти Угэдэя (1241 год) и до возведения на престол (вопреки воле умершего, назначившего другого наследника) его сына Гуюка[163] (1246 год). Среди прочих в это время почувствовал себя небезопасным в своем наместничестве Масуд-бек и ушел к Батыю; но еще до избрания Гуюка он вернулся, и, как наместник, явился на курултай 1246 года. Гуюк утвердил его наместником «Мавераннахра, Туркестана и других областей».

Гуюк умер в 1248 году; после него престол перешел к потомству другого сына Чингисхана, Тулуя, ив 1251 году был провозглашен главой империи старший сын Тулуя, Мункэ. Тотчас после его вступления на престол возникло дело о действительном или мнимом заговоре против него многих царевичей из рода Чагатая и Угэдэя; обвиненные в заговоре царевичи частью были казнены, частью подвергнуты изгнанию; произошел почти полный разгром улусов Чагатая и Угэдэя. Формально эти улусы не были уничтожены; вдова Гуюка осталась в его орде в Эмиле, вдова Кара-Хулагу[164], внука Чагатая, Эргэнэ-хатун[165], осталась владетельницей орды Чагатая; но в действительности вся власть перешла к домам Тулуя и Джучи, а Мункэ-хан в 1253 году говорил Рубруку: «Как солнце распространяет повсюду лучи свои, так повсюду распространяется владычество мое и Батыя». По словам Рубрука, граница между сферами влияния Мункэ и Батыя проходила к востоку от Таласа, так что часть земель улуса Джучи входила в сферу влияния Мункэ.

О действиях Масуд-бека во время смутного периода и заговора сведений нет; говорится только, что жизнь его подвергалась опасности из-за его привязанности к Мункэ. После установления порядка границы наместничества Масуд-бека были еще более расширены: ему были подчинены Мавераннахр, Туркестан, Отрар, область уйгуров, Хотан, Кашгар, Дженд, Хорезм и Фергана. Осенью 1253 года из Монголии выступил с войском брат Мункэ, Хулагу[166], которому было суждено завоевать Багдад, уничтожить династию аббасидских халифов и образовать новое монгольское государство в Передней Азии. Войско Хулагу, как прежде Чингисхана, двигалось медленно и только в начале 1256 года переправилось через Амударью. В 1254 году его встретила в Алмалыке и Улуг-Иве Эргэнэ-хатун; около 1255 года оно провело сорок дней в окрестностях Самарканда, где его угощал Масуд-бек.

После смерти Мункэ-хана (1259 год) положение снова изменилось. Произошла борьба за престол между его братьями Хубилаем[167] и Ариг-Букой[168]; первый был провозглашен великим ханом в Китае, второй — в Монголии. Вследствие этого прекратился подвоз хлеба из Китая, в котором нуждалась Монголия; Ариг-Бука решился отправить на запад чагатайского царевича Алгуя, чтобы устроить подвоз провианта и необходимых товаров, в том числе оружия, из Туркестана. Алгуй быстро подчинил своей власти все бывшие области Чагатайского улуса, даже захватил Хорезм, входивший в состав улуса Джучи, но, разумеется, сделал все это для себя и не думал выполнять поручений Ариг-Буки. Эргэнэ-хатун отправилась к Ариг-Буке с жалобой на Алгуя; туда же, вероятно, уехал и Масуд-бек. Ариг-Бука потом вступил в борьбу с Алгуем, но после некоторых успехов потерпел поражение. Покидая Туркестан, он послал к Алгую Эргэнэ и Масуд-бека; Алгуй женился на Эргэнэ и послал Масуд-бека наместником в Самарканд и Бухару. С помощью денег, собранных Масуд-беком, Алгуй до своей смерти, последовавшей, вероятно, в 1265 году, успел еще завоевать Отрар, входивший в состав владений Берке.

После смерти Алгуя чагатайским ханом был провозглашен на берегу Ангрена сын Эргэнэ от первого брака, Мубарек-шах[169], мусульманин; у него потом отнял престол посланный Хубилаем, одержавшим победу в Монголии, другой чагатайский царевич, Борак (Барак)[170]; Борак, в свою очередь, должен был подчиниться Хайду[171], внуку Угэдэя, сначала находившемуся в войске Ариг-Буки, потом, после его ухода, самостоятельно продолжавшему войну против Алгуя и его преемников. Хайду в 1269 году созвал курултай на берегу Таласа. Между прочим были приняты меры для защиты культурных земель от кочевников; царевичи обязались жить в горах и степях и не выпускать своих стад на пашни. Управление культурными областями было поручено тому же Масуд-беку. Он и его два старших сына получили назначение от Хайду, третий сын Масуд-бека — от сына и преемника Хайду Ча-пара[172], возведенного на престол в местности около Эмиля в 1303 году.

Местопребыванием Хайду и его преемника оставалась местность, с самого начала принадлежавшая Угэдэю, хотя место погребения Хайду находилось в горах между Чу и Или. Несмотря на то что верховная власть принадлежала потомкам Угэдэя, возводились на престол и чагатайские ханы; дольше всего (1282–1306) ханом был сын Борака — Тува[173], переживший Хайду. Нет никаких известий о том, были ли установлены границы между улусами Угэдэя и Чагатая.

Даже вопрос о границах в Средней Азии между улусами четырех сыновей Чингисхана в это время остается неясным. На севере в состав улуса Тулуя, по-видимому еще в первой половине XIII века, вошли некоторые земли, причислявшиеся прежде к владениям Джучи, в том числе земля киргизов. Об этом ясно говорится в истории Хубилая; кроме того, мы имеем у Абулгази интересный рассказ, правда не подтверждаемый никакими другими источниками, о походе монголов из страны киргизов к устью Енисея, в страну Алакчин. Поход был произведен по распоряжению вдовы Тулуя, царицы Сорхахтани[174], следовательно, в промежуток времени между смертью Тулуя (1233 год) и смертью царицы (в феврале 1252 года). На северо-западе владения Хубилая, по-видимому, доходили до Иртыша. Есть известие, что граница между владениями Хубилая и Хайду проходила близ Каялыка, но с этим трудно было бы привести в согласие известие о возведении на престол Чапара в местности около Эмиля.

При описании областей нынешнего Китайского Туркестана Марко Поло причисляет к владениям Хубилая Хотан и области к востоку от него; но тут же сказано, что земли «от Кашгара досюда и еще далее принадлежат к Великой Турции», как называется у самого Марко Поло государство Хайду. О Яркенде определенно говорится, что он принадлежал племяннику великого хана, как Марко Поло называет по ошибке того же Хайду. Интересно известие Рашид ад-дина, что область уйгуров во время борьбы между Хубилаем и Хайду оставалась нейтральной; уйгуры старались поддерживать хорошие отношения с обеими сторонами. По-видимому, там все еще правила династия идикутов. Подчинившийся Чингисхану в 1209 году идикут Барчук принимал участие в походе 1218 году против Кучлука, потом в походе на государство хорезмшаха Мухаммеда и в последнем походе Чингисхана, на Тангут. Барчуку, умершему в царствование Угэдэя, наследовали один за другим три его сына; первый умер во время правления вдовы Угэдэя Туракины[175] (1241–1246), второй был казнен в начале царствования Мункэ по обвинению в намерении убить в одну из пятниц в соборной мечети всех мусульман в Бешбалыке; ему отрубил голову его брат, позже назначенный его преемником. Дальнейших сведений о династии идикутов, по-видимому, нет{34}.

Если государство великого хана несколько расширило свои пределы на счет государства Хайду, то государство среднеазиатских монголов при Хайду могло расширить свои пределы на юг и на запад за счет государств потомков Хулагу и потомков Джучи. В государство Хайду входила северная часть Афганистана от Бадахшана до берегов Мургаба, где стоял с войском один из его 24 сыновей, Сарбан. Улус Джучи, по-видимому, постепенно лишился своих восточных окраин — областей к востоку от низовьев Сырдарьи, хотя точных сведений о том, где было во второй половине XIII века местопребывание потомков Орды, мы не имеем. По рассказу Рашид ад-дина, один из среднеазиатских монгольских отрядов на пути в орду Кончи, потомка Орды, проходил через Дженд и Узгенд, из чего можно заключить, что местопребывание Кончи было еще дальше к западу или северо-западу. Марко Поло помещает страну Кончи где-то далеко на север, где люди «живут как звери», где нет никакого хлеба и где в некоторых местностях вместо лошадей ездят на собаках. Кончи умер еще при жизни Хайду; власть перешла к его сыну Баяну, против которого выступил, с помощью Хайду, другой правнук Орды, Куйлюк; борьба между ними еще продолжалась во время составления труда Рашид ад-дина. Арабские историки, писавшие в Египте и Сирии, начиная с Абу-л-Фида[176], говорят, что Кончи и его потомки правили в Газне и Бамиане; это известие, совершенно не подтвержденное более осведомленными персидскими авторами, вошло и в европейские книги. Арабские авторы, вероятно, смешали имя Кончи с именем Кули, сына Орды, принимавшего участие в завоевании Персии Хулагу; впоследствии он был казнен в Персии, его отряды во время борьбы между Хулагу и Берке ушли на восток, овладели Газной и Бамианом и там подчинились чагатайским царевичам.

Помимо разделения Средней Азии между членами ханского рода, здесь, в противоположность Золотой Орде, еще в начале XIV века был целый ряд местных династий домонгольского происхождения. Сведения о них мы находим частью у писавшего в начале XIV века Джемаля Карши, частью в надгробных надписях, исключительно на арабском языке. Все правители носят арабский титул мелик, как в домонгольский период назывались вассальные князья в Персии и Средней Азии; иногда к этому присоединяются более громкие титулы — «султан» и «хан». В одном из рассказов Джемаля Карши упоминается, со слов узгендского святого Бурхан ад-дина Кылыча, владетель Ферганы Ильчи Меликшах; в Узгенде сохранилась могила его сына и преемника, Сатылмыш Мелик-шаха, умершего в 665 / 1266–1267 году. Судя по их именам и титулам, все князья были тюркского происхождения; некоторые имена и титулы производят впечатление глубокой старины; так, в Аулие-Ата похоронен умерший в 1262 году местный князь Балыг Бульге Улуг Бильге Икбал-хан. Надписи сочинялись по-арабски учеными; Джемаль Карши приводит сочиненную им самим в Дженде арабскую надпись над могилой тюркского святого Кемаль ад-дина Хорезми Сугна-ки, известного у туркмен под именем Шейх-Баба и умершего в Дженде в конце ноября 1273 года 85 лет от роду. Джемаль Карши приводит персидский перевод, также в стихах, арабского стиха над одной могилой на берегу Сырдарьи недалеко от Ходжента. Кроме того, приводятся персидские стихи в честь хотанского султана (не известно, какого времени) Мунмыш-тегина, где сказано: «Живи так долго, шах, чтобы сказал тюрок: очень старым стал Мунмыш-тегин».

О существовании в XIII веке вассальных династий свидетельствуют и чеканенные в разных городах Средней Азии (например, в Отраре) монеты; обыкновенно они чеканились от имени местного мелика, причем имя его не называется. Нет ни одной монеты, где бы находились имена Хайду, Тувы и других, тогда как в Золотой Орде монету со своим именем чеканил уже хан Менгу-Тимур. Нет никаких указаний, чтобы существовала граница между территорией, которая бы непосредственно управлялась ханами, и территорией, оставленной прежним местным династиям.

В местности к северу от Или, несколько южнее Каялыка, Рубрук видел город с мусульманским населением, но говорившим не по-тюркски, а по-персидски; по всей вероятности, это были недавние переселенцы из южной части Мавераннахра. Вообще же городская жизнь в равнине к северу от Или уже находилась в полном упадке. Прежде там было много городов, но татары разрушили большую часть их, чтобы воспользоваться превосходными пастбищами этой местности; тут же Рубруком сказано, что земля большею частью занята туркменами. Трудно сказать, следует ли понимать эти слова Рубрука в смысле указания на определенный тюркский народ, носивший это имя, или под туркменами понимали и тогда, как теперь на Кавказе, особенно в арабской форме множественного числа, теракыме, наиболее отсталые элементы населения, особенно тюркского. На это указывают и слова Джемаля Карши о теракиме близ Барчкенда и Дженда, где тогда едва ли жили туркмены. Слова Рубрука об упадке культуры подтверждаются словами китайского современника Рубрука, Чан Дэ, проехавшего здесь в 1259 году[177]. Чан Дэ говорит, что в местности, где прежде жили кара-китаи, было многочисленное население и много каналов, орошавших пашни; теперь же он видел здесь много развалин.

Нет основания связывать разрушение городов с политикой монгольских ханов или с установлением преобладания тюркской национальности. Мы видели, что ханы, в том числе Хайду, принимали меры для защиты земледельческой культуры от кочевников; кроме того, Хайду и Тува построили новый город в Фергане, Андижан, которому была суждена большая будущность, и этот новый город сделался тюркским по преимуществу; в начале XVI века в Андижане, по словам Бабура, не было никого, ни в городе, ни на базаре, кто бы не знал по-тюркски. В противоположность большей части городов монгольского периода, в этом случае ничего не говорится ни о ханских дворцах, ни вообще о местопребывании ханов. Ханы, по-видимому, построили этот город исключительно в интересах населения, а не для самих себя.

На интересах торговли и в связи с этим на городской жизни должны были крайне гибельно отразиться рано начавшиеся в Монгольской империи смуты. Помимо других причин, эти смуты вызывались также разнообразием культурных элементов, оказывавших влияние на монголов; были примеры, что в одной и той же ханской семье одни сыновья получили христианское воспитание, другие — мусульманское. Представители различных культурных народов, покоренных монголами, постоянно интриговали в ханской орде друг против друга; то же самое относится к людям, соперничавшим между собою за власть в какой-нибудь одной стране. Исследователями русской истории доказано, что главной причиной гибели многих русских князей и вельмож в Золотой Орде были интриги против них других князей и вельмож; смертный приговор произносился и приводился в исполнение татарами, но они в этом случае были только орудием в руках врагов осужденных. Тот же самый вывод можно распространить и на другие страны, покоренные монголами. Только первый преемник Чингисхана, Угэдэй, умел стоять выше этих интриг и своими беспристрастными решениями восстанавливать мир среди враждовавших между собой царевичей и вельмож. Тотчас после его смерти началась эпоха жестоких казней в орде; десять лет спустя таким казням стали подвергаться в большом числе (единичные случаи были и раньше) члены ханского рода; еще десять лет спустя начались войны между отдельными монгольскими государствами и случаи избиения в одной стране ни в чем не повинных купцов, прибывших из другой.

После своего поражения в 1262 году на Тереке в битве с войском Берке Хулагу велел перебить всех купцов, прибывших из государства его врага; Берке ответил на это избиением купцов из государства Хулагу.

Во время смут, как всегда, временные и частные интересы должны были получить преимущество перед общими интересами империи. Таковы были, по рассказу историков, уже те действия, к которым прибегал в 1260-х годах Алгуй для утверждения своей власти в Средней Азии; еще более характерно сознательное разорение в 1273 году персидскими монголами Бухары как опорного пункта для наступления на Персию из Туркестана. Бухара не только быстро оправилась от монгольского нашествия 1220 года, но достигла в первые десятилетия монгольского владычества такого процветания, какого не достигала прежде. Джувейни называет Бухару городом, подобного которому не было в мусульманском мире; Марко Поло (его отец и дядя провели в Бухаре три года, 1262–1265) — лучшим городом по всей Персии, то есть в странах, где говорили по-персидски. Даже восстание против монгольского владычества в 1238–1239 годах не отразилось на благосостоянии города; Махмуд Ялавач сумел убедить монголов, и в особенности хана Угэдэя, что уничтожать богатый город из-за преступления нескольких мятежников было бы не в интересах правительственной власти. Иначе действовали во время смут отдельные ханы и царевичи, для которых были важны не столько доходы, которые мог доставить город за долгий период, сколько возможность немедленно получить в свое распоряжение значительные средства. С 1260-х годов Бухара несколько раз подвергалась поборам и разграблению; даже после события 1273 года город все еще мог привлекать грабителей, и остатки его доставили большую добычу двум мятежным царевичам, сыновьям Алгуя. После этого Бухара в течение семи лет (вероятно, 1275–1282 годы) не существовала вовсе, и только со вступлением на престол Тувы могли быть приняты меры для ее восстановления.

То, что говорится в источниках о Бухаре, наверное, повторялось и в других местах, о которых наши сведения еще более скудны. Джемаль Карши посвящает отдельные главы различного размера нескольким городам (Алмалык, Кашгар, Хотан, Ходжент, ферганские города, Шаш, то есть Ташкент, Барчкенд и Дженд) с краткой характеристикой каждого города и кратким перечислением происходивших из него ученых и других замечательных людей. Следы упадка отмечаются в Кашгаре, который в то время был разорен, и в Дженде, который «в прежнее время был большим городом», хотя и в то время в нем происходила оживленная торговля. Только о Кашгаре сообщается, что он подвергся нашествию джута (джете) — термин, который встречается здесь впервые и потом употреблялся в Китайском Туркестане в том же смысле, как в Западном Туркестане слово казак, то есть для обозначения отряда кочевников, отделившихся от своего рода и племени и обратившихся в разбойничьи шайки. Нападение джута произошло зимой, год не указывается; было перебито много народа и уведено в плен до 4000 малолетних. В культурно-историческом отношении интересно сообщение, что в Кашгарской области при обработке полей не пользовались ни быками, ни коровами, довольствуясь огородными инструментами (слово, употребленное в тексте, собственно, имеет значение «топор»).

В XIII веке продолжались, хотя и очень медленно, исламизация и отюречение Туркестана. Еще при Чингисхане произошло обратное тому, на что рассчитывал Кучлук: те из кара-китаев, которые уцелели во время занятия края монголами, приняли мусульманскую одежду. Положение мусульман теперь было лучше в бывших владениях кара-китаев, чем в бывшем государстве хорезмшаха Мухаммеда. В Самарканде в 1221 году старшины были поставлены из представителей разных народов; главный начальник был человеком китайской культуры из кара-китаев; мусульмане могли владеть садами и пашнями только сообща с китайцами, кара-китаями или другими. Несколько лет спустя, при Угэдэе, наместником Самарканда и Бухары был назначен человек с китайским именем или титулом (Чонсан-тайфу), упоминающийся еще в 1268 году; этим, вероятно, следует объяснить факт чеканки в Бухаре, единственный раз в истории этого города, медной монеты с китайскими иероглифами. В последующее время мы уже не видим в мусульманских областях правителей из немусульман, хотя говорится о прибытии в мусульманские города переселенцев с востока. По словам Чан Дэ, в Алмалыке вместе с мусульманами жили китайцы и даже постепенно получали преобладание китайские нравы.

Гонение на ислам, происходившее при Кучлуке, при монголах, конечно, не возобновлялось, хотя Чагатай, как ревнитель монгольского обычного права, иногда привлекал мусульман к ответственности за соблюдение обрядов ислама. По поводу смерти Чагатая (1242 год) Джувейни приводит персидское стихотворение одного поэта, оканчивающееся стихом: «Тот, из страха перед кем никто не входил в воду, потонул в океане, очень широком» (то есть в пучине смерти). Но и при Чагатае был врач-мусульманин Меджд ад-дин[178]; кроме того, при нем пользовался влиянием богатый купец (происходивший, по Джемалю Карши, из Кермине; по Рашид ад-дину — из Отрара) Кутб ад-дин Хабаш-Амид[179]; это влияние было так велико, что Хабаш-Амид мог приставить к каждому сыну Чагатая одного из своих сыновей. Правда, Хабаш-Амид, хотя он был мусульманином и даже строителем ханаки, не пользовался расположением мусульманского духовенства и сам не питал к нему расположения; его даже называли виновником смерти одного из самых известных ученых того времени, Юсуфа Секкаки[180], по происхождению хорезмийца. От этого ученого сохранилось на арабском языке, кроме необыкновенно популярной в мусульманском мире филологической энциклопедии «Ключ наук» (Мифтах аль-улум), еще послание к одному из его учеников, Мухаммеду Сачаклы-за-де, очевидно западному тюрку.

О научной деятельности мусульманских ученых этого периода в Туркестане нам мало известно; мы не знаем даже, кто был наставником первых чагатайских ханов, принявших ислам, Мубарек-шаха и Борака; Джемаль Карши называет мусульманкой и мать Мубарек-шаха — Эргэнэ-хатун. Хайду не был мусульманином и был похоронен, по монгольскому обычаю, на высокой горе между Чу и Или; по его распоряжению даже мусульманин Борак-хан был похоронен на горе, то есть как монгол. Но вражды к исламу и к мусульманам Хайду ничем не проявлял. Джемаль Карши говорит о нем, что он был ханом справедливым, щедрым, милостивым, расположенным к мусульманам. Сам Джемаль Карши видел его два раза, в начале и в конце его царствования, и получил от него милостивую грамоту (не известно, на каком языке).

Более всего было бы любопытно знать, насколько мусульманские ученые Туркестана в то время знакомились со знаниями других культурных элементов государства. В этом отношении совершенно одиноко стоит известие об ученом туркестанце Хейбеталлахе, переселившемся потом в Персию и умершем в царствование Газан-хана[181] (1295–1304). Хейбеталлах, по словам Рашид ад-дина, знал языки тюркский и сирийский, имел познания во всех науках и говорил речи «подобно шейхам», но Газан-хан будто бы причислял его к ученым второго сорта и сравнивал его с чиновниками, принимающими участие в государственных делах, но не имеющими доступа в самое помещение царской казны. «Я не удивлюсь, — прибавил Газан-хан, — что он и ему подобные не знают сокровенного, но то, что они знают, мне понравилось, и за это я их ценю». По-видимому, из этого можно заключить, что Хейбеталлах был более светским ученым, чем богословом. К сожалению, до нас не дошло ничего из его трудов.

О значении тюркского языка в то время можно судить по тому, что, например, у Рашид ад-дина даже там, где говорится о семье Чингисхана, вместе с монгольскими терминами употребляются тюркские. Монгольский термин нойон — «князь» (в значении тюркского бег) для обозначения военной аристократии употреблялся в Туркестане до времени Тимура; при Чингисхане главным нойоном, как руководитель военного дела, был его сын Тулуй; это звание обозначается по-монгольски словами еке нойон — «великий нойон», но рядом приводится вместо монгольского прилагательного тюркское в том же значении (улуг нойон). Мы не видим, однако, со стороны мусульман попытки сделать тюркский язык языком государства.

Когда Плано Карпини в 1246 году уезжал из Монголии, ему дали для папы грамоту, написанную «по-сарацински». Профессору Пельо удалось установить, что в архиве Ватикана до сих пор сохранилась эта грамота, написанная на персидском языке. Грамота (дата ее — конец джумада II 644 года хиджры, то есть начало ноября 1246 года) написана настолько безграмотно, что ясно — персидский язык не мог быть родным языком составлявших ее. Заглавие грамоты написано по-тюркски; замечательно, что имени Гуюк-хана нет и грамота послана от имени «хана великого улуса и вселенной»; встречаются тюркские слова и выражения и в тексте грамоты. Надо думать, что составителями грамоты были среднеазиатские купцы тюркского происхождения, старавшиеся писать по-персидски, как на принятом в их стране литературном языке.

От политических смут и связанного с ними перерыва торговых сношений среднеазиатские монголы должны были страдать больше других монгольских государств, для которых, не исключая и Золотой Орды, был открыт доступ к морю. Этим, может быть, объясняется, что именно в Средней Азии возник грандиозный план восстановления единства Монгольской империи в той форме, в которой это тогда только было возможно, — в форме федерации монгольских государств, с тем чтобы купцы свободно, не подвергаясь никаким поборам, могли переезжать из одного государства в другое. Историки приписывают инициативу в этом деле чагатайскому хану Туве, которому удалось убедить Чапара, после чего были отправлены послы в другие монгольские государства; везде было выражено согласие. Послы из Средней Азии прежде всего прибыли в Китай, к внуку и преемнику Хубилая (умершего в 1294 году) Тэмуру[182]; затем в сопровождении посла Тэмура послы Чапара и Тувы отправились в сентябре 1304 года в Персию, в Мерагу, где тогда находился вступивший на престол султан Олджэйту[183]. В 1305 году Олджэйту послал письмо на монгольском языке французскому королю Филиппу IV с извещением о достигнутом соглашении; это письмо дошло до нас и является единственном известным нам подлинным монгольским документом, относящимся к этому договору. Прежние войны объясняются в этом письме не злой волей и не корыстолюбием ханов, но клеветническими речами злых подданных (караджу); теперь, говорится дальше, мир восстановлен, все члены ханского рода, старшие и младшие, пришли к соглашению, все дороги открыты, и первый, кто нарушит договор, будет иметь против себя всех остальных. В письме высказывается наивное мнение, чтобы «франкские султаны», то есть европейские государи, установили между собой такой же мир и также поднялись бы все вместе против его нарушителя; между тем в Европе в то время происходили такие события, как борьба Филиппа IV с папой и завоевание англичанами Шотландии. По поводу такого же письма, полученного английским королем Эдуардом I (1272–1307), новый король Эдуард II в своем ответе в 1307 году мог только выразить надежду, что, с помощью Божьей, возникшие в разных местах ссоры уступят место согласию и миру.

Пункт договора об общих действиях против всякого нарушителя мира остался, конечно, и в Монгольской империи такой же мертвой буквой, каким он был всегда, и раньше, и после. Мы увидим в следующей лекции, что первая половина XIV века была для Туркестана временем еще более ожесточенных междоусобий и еще большего культурного упадка.

КОММЕНТАРИИ

160. Угэдэй (Огодай, Огодэй; ок. 1186–1241) — третий сын Чингисхана и Бортэ, великий хан Монгольской империи с 1229 года; участвовал в походах на Северный Китай и Среднюю Азию.
161. Чанчунь (в миру — Цю Чуцзи; 1148–1227) — даосский монах, основатель ордена Лунмэнь (Драконьи Ворота). Оставил описание своего путешествия ко двору Чингисхана.
162. Инджу — доход, удовлетворяющий потребности двора и войска монгольского царевича.
163. Гуюк (1206–1248) — великий хан Монгольской империи с 1246 года. Церемония провозглашения Гуюка великим ханом описана у Плано Карпини.
164. Кара-Хулагу (ок. 1221–1252) — правитель Чагатайского улуса в 1242–1247 годах и с 1251 года; правнук Чингисхана.
165. Эргэнэ-хатун (ум. 1265) — жена Кара-Хулагу, после его смерти была в 1252–1261 годах регентшей при сыне Мубарек-шахе.
166. Хулагу (1217–1265) — монгольский военачальник, внук Чингисхана. Возглавил поход на Ближний Восток и завершил монгольское завоевание Ирана, Ирака и сопредельных стран. Основатель династии Хулагуидов, правившей в созданном им государстве в Передней Азии.
167. Хубилай (1215–1294) — монгольский хан Монгольской империи с 1260 года, внук Чингисхана. Основатель монгольской династии и государства Юань, в состав которого входил Китай.
168. Ариг-Буга (Ариг-Бука; 1219–1266) — внук Чингисхана. Оспорил законность избрания великим ханом Хубилая и на другом курултае в том же 1260 году был также избран великим ханом. В начавшейся междоусобице потерпел поражение и сдался на милость победителя, тем самым сохранив себе жизнь.
169. Мубарек-шах (ум. в 1265) — шестой правитель Чагатайского улуса в 1252–1261 годах (формально, при регентстве матери Эргэнэ-хатун) и в 1265 году; сын Кара-Хулагу, внук Чагатая, правнук Чингисхана.
170. Борак, Барак (ум. в 1271) — седьмой правитель Чагатайского улуса с 1265 года; праправнук Чингисхана.
171. Хайду (Кайду; ок. 1236–1301) — внук Угэдэя, правнук Чингисхана, фактический правитель Чагатайского улуса с 1271 года. Вел борьбу против великих ханов из дома Толуя, принявших титул императоров Юань. По сути, создал империю, власть которой распространилась на всю Среднюю Азию.
172. Чапар (ум. после 1309) — наследный правитель империи Хайду с 1303 года. В 1304 году вместе с братом Тувой (Дувой) признал главенство императора династии Юань Тэмура. В 1305 году развернулось его соперничество с Тувой, в котором Тэмур принял сторону Тувы. Чапар потерпел поражение и был лишен всех владений.
173. Дува (Тува; ум. 1306 или 1307) — правитель Чагатайского улуса с 1282 года. После смерти Хайду способствовал избранию ханом на землях угэдэидов его старшего сына, слабовольного Чапара (1303 год), при котором надеялся установить свою власть. Безуспешно пытался восстановить целостность Монгольской империи в форме федерации.
174. Сорхахтани (Соркуктани; ум. 1252) — старшая жена Толуя, сына Чингисхана; мать монгольских великих ханов Мункэ, Хубилая, а также Ариг-Буки и Хулагу. Исповедовала христианство.
175. Туракина-хатун (Дорегене; кон. XII — сер. XIII) — жена Угэдэя с 1229 года, мать Гуюк-хана (1246–1248), регентша в период междуцарствия в 1241–1246 годах.
176. Абу-л-Фида (полное имя — Абу-л-Фида Исмаил ибн Али ибн Махмуд ибн ал-Мансур Мухаммад ибн Таки ад-дин Умар ибн Шаханшах ибн Аййуб, ал-Малик ал-Муаййад Имад ад-дин; 1273–1331) — арабский историк и географ, с 1310 года наместник, с 1312 года — султан княжества Хама в Сирии. Главное сочинение — «Краткая история рода человеческого», охватывающая события по 1329 год.
177. Китаец Чан Дэ в 1259 году был отправлен монгольским императором к своему брату Хулагу, в Западную Азию. Описание его путешествия было переведено и снабжено комментарием русским синологом Э.В. Бретшнейдером; см.: Е. Bretschneider. Mediaeval Researches from Eastern Asiatic Sources. Fragments towards the knowledge of the geography and history of Central and Western Asia from the 13th to the 17th century, vol. I–II, London, 1888; 2ded.: 1910.
178. Был казнен после смерти Чагатая — за то, что не смог сохранить жизнь государя.
179. Кутб ад-дин Хабаш-Амид (ум. 1260) — министр при дворе Чагатая; играл большую роль при дворе и после смерти: в частности, способствовал возведению на престол Кара-Хулагу.
180. Абу Якуб Юсуф ас-Секкаки (1160–1228) — суфийский богослов.
181. Газан-хан (1271–1304) — ильхан государства Хулагуидов в 1295–1304 годах. Был воспитан в буддизме; накануне провозглашения ильханом принял ислам и мусульманское имя Махмуд.
182. Тэмур (Олджэйту-хаган; 1265–1307) — второй император династии Юань, великий хан Монгольской империи с 1294 года.
183. Олджейту (христианское имя до принятия ислама — Николай; полное мусульманское имя — Гийас ад-Дунийа ва-дДин Мухаммед Худабандэ Олджейту Султан; 1278, или 1281, или 1282–1316) — ильхан государства Хулагуидов в 1304–1316 годах, брат и наследник Газан-хана.