Французский «Фавн из темной глины»

Автор: Глеб ШУЛЬПЯКОВ

Столетие спустя после смерти Поля ВЕРДЕНА в России вышла новая книга* его переводов

МЫ ОШИБЕМСЯ, приписав Поля Верлена к тому ли, другому течению. Это потом, потом символисты будут таскать из него свое, модернисты — другое, а импрессионисты — третье. В свою прихотливую эпоху Парижской коммуны Верлен, как литератор, умел написать обо всем. Но ни одна тема так и не была дописана им до конца. Его трескучие оды в честь коммунаров порой утомительны. Любовный лепет с третьей строфы — тривиален. Обращения к Небожителю — меркантильны. Тысячи страниц печатных изданий — и только несколько цельных произведений. А между тем — парадокс! — его строфы и строки заучивались наизусть и становились манифестами групп, афоризмами поколений и карманной лирикой всех влюбленных.
Далее

Морская повесть

Автор: Пьер Паоло ПАЗОЛИНИ

До недавних пор знакомство нашего читателя и зрителя с огромным и блистательным культурным наследием Пьера Паоло ПАЗОЛИНИ (1922 — 1975) -поэта и прозаика, сценариста и кинорежиссера, публициста, критика, актера, драматурга, художника, литературоведа, лингвиста, теоретика кино… — бунтаря и пророка, мистика и прагматика, мифотворца, парадоксалиста, «проклятого поэта», пытавшегося «лечить» общество эстетическим шоком, и тончайшего лирика, — ограничивалось парой «неореалистических рассказов, некоторым количеством стихотворений, полутора сценариями (один — фактически подстрочник), коротким перечнем работ о кино да несколькими фильмами, которые смогли увидеть на телеэкранах только полуночники. Книга, которую рассчитывает выпустить в конце года издательство «Ладомир», обещает куда более близкое знакомство с многогранным дарованием Пазолини, его духовными исканиями, фантазиями, состояниями души. Там будет и представленная здесь фрагментами «Морская повесть», являющая романтическую ипостась ее создателя. Написанная в 1950-м и впервые опубликованная в 1994-м, она еще раз подтверждает хорошо известную истину: и самые яркие, сложные и необычные натуры — возможно, даже больше, чем другие, — «родом из детства».
Далее

Лестница и дерево

Автор: Уильям ГОЛДИНГ

Уильям Голдинг — бесспорный классик XX века, увенчанный к тому же Нобелевской премией. Читая его сейчас, когда писателя уже нет на свете, а век близится к завершению, испытываешь двойственное чувство. Интерес к истории, к готике (вспомним «Шпиль»), бесстрашие в странствиях по темным закоулкам человеческой души, стремление вжиться в чужой, неизведанный мир — к примеру, в «Наследниках» — все это роднит его с более молодыми писателями нынешнего дня. И, с другой стороны, есть в нем некая основательность, весомость, устойчивость, какой нам, увы, остается только завидовать. Публикуемый рассказ взят из сборника «Горячие ворота и другое, написанное по разным поводам», вышедшего в 1965 году. В маленьком мире этого текста, как нам представляется, живут многие темы, разработанные Голдингом в больших романах.

НЕМАЛУЮ часть жизни — детство, отрочество и дальше — я прожил в Марлборо. Наш дом выходил на «грин» — старинную площадь, вытянутую к югу из-за проходящего через нее Суиндонского тракта. По обе стороны тракта растет трава, и обступившие его дома гораздо старше, чем их георгианские фасады. А вот у нашего дома георгианского фасада не было — он остался нетронутым, притаившись рядом с кладбищем под сенью церкви Святой Марии, три приземистых этажа с балками, штукатуркой и дранкой четырнадцатого века, с диковинным крыльцом под остроконечным навесом.
Далее

Зеркало для героя

Автор: Лариса МИЛЛЕР

Попытки отыскать какую-то аномалию в судьбе художника особенно сильны в переломную эпоху… Не возникла бы мода на кривые зеркала!

ВСЕ ПОПРОЩАЛИСЬ со счастливым хозяином дома, и Кристофер Робин пошел обедать со своими друзьями — Пухом и Пятачком». Что может быть уютнее этой фразы, написанной 70 лет назад английским писателем А. А. Милном? Что может быть идилличнее той жизни, которую вели герои его знаменитой сказки? Наверное, это большая удача — быть сыном сказочника и главным действующим лицом его бессмертного сочинения!
Далее

Пауль Полански: «Моя поэзия направлена против дискриминации народа рома»

Борода и седые волосы, завязанные хвостом, голубые отблески от стекол очков и громовой голос, прорезающий тишину, — таков Пауль Полански, поэт, воспевший цыган. В свои 69 лет он немного напоминает Хемингуэя, немного Санта Клауса. Он жмет тебе руку, и ты понимаешь, что он легко мог бы положить тебя на обе лопатки, как в те времена, когда он был победителем любительских боксерских чемпионатов в Соединенных Штатах. Сегодня Пауль — романист, поэт, антрополог, документалист, фотограф. Но прежде всего он остается борцом. Он больше не разбивает скулы, носы и челюсти, он борется за права самых последних среди последних: за права цыган. Он родился в штате Айова, в 1963 году бежал в Испанию, чтобы не участвовать в войне во Вьетнаме. В Мадриде он работает нештатным журналистом. Потом, после длительного исследования происхождения своей семьи перебирается в Чехословакию. Здесь в 1991 году он обнаруживает документы, касающиеся концентрационного лагеря в Леты (Lety) в Богемии, организованного во время второй мировой войны. В этот лагерь чехи и словаки отправляли цыган, а руководил им князь Карел VI Шварценберг, отец министра иностранных дел в нынешнем правительстве Чехии. Об этом лагере больше никто не хотел вспоминать, но Полански занялся поиском выживших. Свои последние 20 лет он прожил среди рома и синти. Он собрал более 400 устных свидетельств в 19 странах. В 2004 году Гюнтер Грасс вручил ему престижную награду как борцу за права человека (Human Rights Award). Пауль Полански только что был с визитом в Италии на презентации своего последнего поэтического сборника «Молчание скрипок» (Il silenzio dei violini, изд-во Il Foglio).

Далее

Искусство словесного искуса


Автор: ГЛЕБ ШУЛЬПЯКОВ

ПЕРВЫЙ полноценный перевод «Ады» в кропотливом исполнении Сергея Ильина появился недавно и стал, надо полагать, вторым после русского «Улисса» примером вдохновенного труда переводчика, прожившего с романом, по собственному признанию, восемь лет, тщательно отыскивая параллели многомерным набоковским пассажам в потускневшем было языке современных толмачей.
Далее

Белла Ахмадулина. Робкий путь к Набокову


Автор: Белла АХМАДУЛИНА

В СЕДЬМОМ часу утра рука торжественно содеяла заглавие, возглавие страницы и надолго остановилась, как если бы двух построенных слов было достаточно для заданного здания, для удовлетворительного итога, для важного события. Плотник, возведший стропила поверх еще не зримой опоры, опередил тяжеловесные усилия каменщика, но тот зряче бодрствовал, корпел, ворочал и складывал свои каменья, его усталость шумела пульсами в темени и висках, опасными спектрами окружая свет лампы и зажигалки.

Меж тем день в окне заметно крепчал, преуспевал в тончайших переменах цвета. Я неприязненно глядела на неподвижную правую руку, признавая за ней некоторые достоинства: она тяжелей и ухватистей левой сподвижницы, удобна для дружеского пожатия, уклюжа в потчевании гостей, грубо не родственна виноградным дамским пальчикам, водитель ее явно не белоручка, но зачем нерадивым неслухом возлежит на белой бумаге, обязанная быть ее ретивым послушником? Рука, как умела, тоже взирала на меня с укоризной: она-то знает, у какого вождя-тугодума она на посылках, вот подпирает и потирает главу, уже пекущуюся о завтраке для главы семейства, о собаке, скромно указующей носом на заветную дверь прогулки. (Анастасия Цветаева: «Не только Собаку пишу с большой буквы, но всю СОБАКУ пишу большими буквами». Анастасия Ивановна малым детям и всем животным говорила: Вы, и за всех нас поровну молилась и сейчас, наверное, молится.)
Далее

Нечитаемый бестселлер


Автор: АЛЕКСЕЙ ЗВЕРЕВ

ЧЕТВЕРТЬ века назад в «Нью-Йорк таймс» набоковскую «Аду» назвали «самым знаменитым из нечитаемых бестселлеров»: при кажущейся парадоксальности и даже абсурдности эта характеристика на фоне остальных едва ли не самая точная. Другие определения и оценки не замедлили появиться, и до чего несовпадающие! Ни одна книга Набокова не вызывала столь разноречивых критических комментариев.

Говорилось, что это грандиозный провал, издевательство над читателями, доверяющими громкому имени, антилитература. Говорилось, что это крупнейшее творческое свершение Набокова, во всяком случае англоязычного — так полагает и его неутомимый российский пропагандист Сергей Ильин, чей перевод «Ады» только что опубликован московским издательством «Ди-Дик». Предлагали интерпретации, которые неофитам в набоковедении наверняка покажутся фантастическими, толкование спорило с толкованием. Накоплена приличного объема библиотека, посвященная, должно быть, самой странной «семейной хронике» за всю историю словесности. Но саму хронику не читали. Это тайна лишь для непосвященных.
Далее

Грэм Грин: Приключения на Гаити


Автор: Эрих ФОЛЛАТ

Он пьянствовал, скуки ради играл в «русскую рулетку», взяв пистолет брата. Он всегда хотел быть крутым мужиком. Как одержимый он коллекционировал человеческие падения, искал общества опустившихся шпионов, пасторов-неудачников, отчаявшихся революционеров и описывал их страдания в таких шедеврах, как «Власть и слава», «Суть дела», «Тихий американец», «Человеческий фактор».

Был ли один из крупнейших английских писателей нашего века человеком с мятущейся душой, верующим и страдающим христианином и другом человечества, как считает его официальный биограф Норман Шерри и чему до сих пор верят поклонники его творчества?

Или же его романы о преступлении и наказании были кокетливой игрой, родились из лжи его жизни и глубочайшего презрения к читателю, в чем его обвиняет другой биограф, Майкл Шелден, который пытается доказать свою версию с помощью высказываний современников Грина?

Сегодня, почти шесть лет спустя после смерти Грэма Грина, имея в руках последние издания биографов писателя, можно начать поиск истинного «я» великого Г. Г.
Далее