Испанские исследователи утверждают, что Сервантес стал одним из первых писателей, подводивших научную основу под свои романы. В частности, он приводил почти дословно фрагменты из классических трактатов по медицине.
В начале XVII века никакой «Википедии» и в помине не было, но у Мигеля де Сервантеса в доме была библиотека из 214 томов, которые, как считают, он использовал в качестве документальной основы в своем творчестве. Например, когда приходской священник и цирюльник из того знаменитого «места в Ла-Манче, название которого я не хочу вспоминать», вошли в дом Дон Кихота, чтобы сжечь его книги, то наткнулись на первую часть весьма известного в ту пору рыцарского романа. «Ну что ж, ему надо попить настой ревеня, чтобы очистить организм от желчи, которой в нем скопилось слишком много», — сказал священник цирюльнику перед тем, как отправить книги в огонь. Далее


ПОЭЗИЯ есть искусство границ, и никто не знает этого лучше, чем русский поэт. Метр, рифма, фольклорная традиция и классическое наследие, сама просодия — решительно злоумышляют против чьей-либо «потребности в песне». Существует лишь два выхода из этой ситуации: либо предпринять попытку прорваться сквозь барьеры, либо возлюбить их. Второе — выбор более смиренный и, вероятно неизбежный. Поэзия Ахмадулиной представляет собой затяжную любовную связь с упомянутыми границами, и связь эта приносит богатые плоды. Или, скорее, прекрасные цветы — розы.
МЫ ОШИБЕМСЯ, приписав Поля Верлена к тому ли, другому течению. Это потом, потом символисты будут таскать из него свое, модернисты — другое, а импрессионисты — третье. В свою прихотливую эпоху Парижской коммуны Верлен, как литератор, умел написать обо всем. Но ни одна тема так и не была дописана им до конца. Его трескучие оды в честь коммунаров порой утомительны. Любовный лепет с третьей строфы — тривиален. Обращения к Небожителю — меркантильны. Тысячи страниц печатных изданий — и только несколько цельных произведений. А между тем — парадокс! — его строфы и строки заучивались наизусть и становились манифестами групп, афоризмами поколений и карманной лирикой всех влюбленных.
До недавних пор знакомство нашего читателя и зрителя с огромным и блистательным культурным наследием Пьера Паоло ПАЗОЛИНИ (1922 — 1975) -поэта и прозаика, сценариста и кинорежиссера, публициста, критика, актера, драматурга, художника, литературоведа, лингвиста, теоретика кино… — бунтаря и пророка, мистика и прагматика, мифотворца, парадоксалиста, «проклятого поэта», пытавшегося «лечить» общество эстетическим шоком, и тончайшего лирика, — ограничивалось парой «неореалистических рассказов, некоторым количеством стихотворений, полутора сценариями (один — фактически подстрочник), коротким перечнем работ о кино да несколькими фильмами, которые смогли увидеть на телеэкранах только полуночники. Книга, которую рассчитывает выпустить в конце года издательство «Ладомир», обещает куда более близкое знакомство с многогранным дарованием Пазолини, его духовными исканиями, фантазиями, состояниями души. Там будет и представленная здесь фрагментами «Морская повесть», являющая романтическую ипостась ее создателя. Написанная в 1950-м и впервые опубликованная в 1994-м, она еще раз подтверждает хорошо известную истину: и самые яркие, сложные и необычные натуры — возможно, даже больше, чем другие, — «родом из детства».

