В последние годы все больше усиливается интерес к политической, общественной, экономической, культурной, духовной истории Среднеазиатского региона в конце XIX — начале ХХ в. Несмотря на ряд публикаций, появившихся в этот период, менее исследованной остается религиозно-духовная сфера местного населения.

МОЛИТВЫ ЗА И ПРОТИВ ЦАРЯ
Автондил  Эркинов

последние годы все больше усиливается интерес к политической, общественной, экономической, культурной, духовной истории Среднеазиатского региона в конце XIX — начале ХХ в. Несмотря на ряд публикаций, появившихся в этот период, менее исследованной остается религиозно-духовная сфера местного населения.

Одним из ценных источников для изучения ее является такой самый распространенный в Средней Азии поэтический жанр, как мунаджат. Мунаджат (араб. — мольба к Богу, обращение, просьба, исповедь) как термин образован из арабского языка. Мунаджат, в широком смысле, означает тайное, мистическое общение с Всевышним. В нем содержится обращение к Богу с просьбой автора о прощении ему грехов. В отличие от традиционной, регламентированной мусульманской молитвы, составление или декламация этого вида поэзии не является предписанным ритуальным действием. Мунаджат, в отличие от намаза, — молитва необязательная, совершаемая в любое время, в любой форме и на любом языке. Этот вид молитвы, точнее мольбы-прошения, обращенной к Богу, иногда называют тайной молитвой. Со временем мунаджат становится одним из жанров религиозно-духовной мусульманской поэзии. Он широко распространился среди иранских и тюркских народов, позднее превратился в отдельный жанр персидской и тюркской поэзии исламского периода. С помощью этой молитвы верующие стремились выразить свои личные, общественные и политические проблемы. До настоящего времени мунаджат живет в том или ином виде среди населения Средней Азии как народная форма ислама.

Другим ценным источником для изучения духовно-религиозной сферы среднеазиатских мусульман рассматриваемого периода, могущим дать достоверное представление о том влиянии, которое оказывали изменявшиеся политические условия на психологию части местной мусульманской интеллигенции, является хутба (традиционное славословие в честь Бога, пророка Мухаммеда и правителя), предназначенные для пятничных молитв в Туркестане. Это особое отступление в пятничных молитвах, в котором возносятся хвала и здравицы в честь здравствующего правителя. В широком смысле хутба — способ выражения верноподданнических настроений.

Исследование мунаджата царского Туркестана было предпринято в начале ХХI в.1 Данная статья, продолжая эти изыскания, посвящена анализу нескольких религиозно-поэтических источников конца XIX — начала ХХ в., авторами которых являлись представители мусульманского населения Средней Азии.

Поэзия в Хивинском ханстве в конце XIX — начале ХХ в.

После захвата Хивы 29 мая 1873 г. ханство фактически превратилось в вассала Российской империи. 12 августа 1873 г. в Гандумкане, в летней резиденции Мухаммада Рахим хана II (1864–1910), был заключен мирный договор между Россией и Хивинским ханством. Хан признал себя покорным слугой российского императора. Россия, приняв над Хивинским ханством «покровительство», оберегает его от врагов2, отмечалось в сочинении «Шаджара-йи Харазмшахи»3 хивинского придворного историка М. Байан?4.

При дворе Рахим-хана II постоянно находились политические представители России. Только с их разрешения правитель мог что-либо сделать во внешнеполитической деятельности. Это означало, что хан не обладал свободой действий как правитель, и это оказало отрицательное влияние на его настроение. Историки-современники Рахим-хана однозначно утверждали, что после 1873 г. он начал вести уединенную жизнь и не знал, чем заниматься ради своего утешения. В данной ситуации один из чиновников Хивинского двора, поэт и композитор Камил Хваразми (1825–1899), а также и другие придворные предложили хану устраивать поэтические и музыкальные вечера: «Мухаммад Рахим-хан II, когда в своем краю увидел другую превосходящую его силу, некоторое время был под плохим впечатлением от этого. Не мог найти занятие для утешения себя. Однако его окружение, особенно музыковед Пахлаванияз Мирзабаши, узнав состояние правителя, заинтересовал его в организации собраний»5. После этого Рахим-хан стал организовывать поэтические собрания при своем дворе. На этих вечерах читались стихи, устраивались поэтические состязания, звучала классическая традиционная музыка (макам). Многие придворные стали писать стихи. Эталоном в этой дворцовой культуре для Хивинского двора служила эпоха Тимуридов, точнее эпоха поздних Тимуридов, которая по существу была временем своеобразного культурного ренессанса.

Мухаммад Рахим-хан II. Хива. Конец XIX в.

Данную ситуацию можно условно назвать тимуридским маньеризмом в Хивинском дворе при Рахим-хане II. Тимуридский маньеризм — это интерес и подражание личности Амира Тимура (1370–1405) и Тимуридов, то есть некая имитация культурных моделей той эпохи. В этом прослеживается также и подспудное желание «воссоздать» эпоху Тимуридов, провозгласив себя их прямым или духовным преемником. Это стремление можно обнаружить также и в «манерном подражании» ключевым личностям эпохи Тимуридов, например, таким как Хусайн Байкара (1469–1501), и придворному поэту ‘Али Шир Нава’и. В период правления Байкары культура, в частности искусство, достигла своего апогея. ‘Али Шир Нава’и создал более 30 произведений, общий объем которых составляет примерно 20 современных томов. Нава’и писал на чагатайском языке, и его поэзия стала пиком чагатайской литературы и послужила образцом всем последующим эпохам, причем не только для чагатайской поэзии, но и для поэзии других тюркоязычных народов мусульманского Востока. При Байкаре жили и творили такие знаменитые представители искусства, как классик персидской литературы Абд ал-Рахман Джами (1414–1492), художник Камал ал-Дин Бехзад (1470–1506) и др. Период творчества Нава’и считался золотым веком для чагатайской литературы. В посттимуридский период эпоха Байкары рассматривалась как культурная модель для многих других династий и культурных центров. Начиная с конца XV в. подобный стиль подражания — тимуридский маньеризм существовал в Средней Азии, Турции и Иране. Даже первые Шайбаниды, противники Тимуридов, по-своему подражали им, продолжая их культурные традиции.

Рахим-хан сам очень хорошо разбирался в музыке. Видимо, он очень хотел, чтобы его вечера поэзии и музыки напоминали собрания Байкары. Дело дошло даже до того, что Рахим-хан заставлял своих придворных чиновников писать стихи, а если какой-нибудь чиновник не умел писать стихи, то, чтобы сохранить свой статус при дворе, он их покупал у других поэтов и подносил их правителю как свои6. Чем можно объяснить подобные старания хана во всем этом? Он хотел подражать тимуридскому правителю Байкаре и поэту ‘Али Шир Нава’и. Соответственно, его среда по качеству тоже должна была соответствовать требованиям уровня эталона культурной среды Байкары. Рахим-хан ради демонстрации своей культурной мощи в своей среде стремился воссоздать и сохранить средневековые ценности. Ради этого он оставался традиционалистом и консерватором. Его дворцовая среда стала неким имитированием среды поздних Тимуридов. Культурную среду при дворе Рахим-хана II можно также назвать, хотя в упрощенном виде, неовариантом эпохи Байкары.

Между тем каким было отношение к русской власти в народе? Об этом, в частности, свидетельствует мунаджат на узбекском языке, переписанный в 1878 г., который хранится в Институте востоковедения Академии наук Республики Узбекистан7. Мунаджат, видимо, написан выходцем из простого народа (возможно, даже самим переписчиком рукописи), не обладающим в полной мере секретами художественного мастерства. Стих по стилю и жанру стоит много ниже поэтических мерок, принятых в придворной литературной среде Хивы. Он близок к фольклорной традиции: иногда встречаются неправильно расположенные рифмующиеся строки; отсутствуют традиционные образы придворной чагатайской поэзии. В целом, стиль автора близок к народным молитвенным текстам, которые использовали народные целители при лечении. В мунаджате автор, говоря о проблемах, которые возникают после захвата Хивы русскими войсками, полагался на их разрешение с помощью Всевышнего и «святых». Автор принимал превосходство русских войск как очевидный факт и не видел практического пути противостояния им. Следуя традиции, он не предлагал ничего лучшего, кроме как обратиться к Богу и «святым». При этом он использовал весь «пантеон святых» Хорезма, умоляя о поддержке Бога через всех «святых», почитаемых в Хиве. Произведение создано как отклик местного мусульманина на изменяющиеся обстоятельства при падении Хивы. В начале стихотворения анонимный автор утверждал, что писал свой мунаджат после захвата русскими войсками Хивы, где, вероятно, он и находился тогда. Автор просил Всевышнего освободить Хиву от врагов. Интересна реакция автора на фактическое «бездействие» почитаемых «святых», когда родину постигло такое несчастье. Местами он не скрывал своего изумления, не понимая, почему же «святые» не помогают мусульманам. Иногда автор даже задавался вопросом, хватит ли сил «святым» для предотвращения постигшей беды. Тем не менее стихотворение заканчивалось в оптимистическом духе — автор с надеждой обращался к Ибадаллах ишану — одному из ведущих духовных авторитетов Хивы. Какой же стала

Хива спустя четверть века? В 1902 г. Хиву посетил В.Г. Ян, прославившийся позднее как автор исторических романов. Он в 1901–1904 гг. служил инспектором колодцев в Туркестане, изучая восточные языки и жизнь местного населения. В своей книге «Голубые дали Азии: Записки всадника» он описал свое посещение Хивы и встречу с Рахим-ханом II. О городе Хиве он пишет так: «Ко времени моего приезда это был маленький грязный и пыльный город с лабиринтом узких кривых улочек, состоявших из одних стен, не имевших окон и выходивших на пустыри, базары, кладбища, окруженных осыпавшимися рвами и разваливающимися глинобитными стенами с башнями и воротами. В городе насчитывалось примерно десять тысяч жителей, десяток ханских дворцов, полсотни масжид и мадраса, несколько караван-сараев и множество базарных лавок, мастерских ремесленников, торговых складов. Но напрасно было искать здесь школу или больницу, книжный магазин, театр или клуб. Хивинское ханство продолжало жить по своим феодальным законам и обычаям, лишь отчасти смягченным русским влиянием. Судьи, бии, казии и прочие представители феодалов отправляли суд быстро и несложно: все тяжбы решались по Чингизхановой “Ясе”, хотя великий завоеватель уже шесть столетий покоился в могиле. До прихода русских наказания оставались вполне в Чингизхановом вкусе: от битья палками, отсечения уха, пальца, ладони, руки и до отрубания головы…»8

В 1908 г. дворец хивинского правителя посетил российский ученыйтюрколог А.Н. Самойлович. Он осмотрел дворцовую библиотеку, описал культурную среду9. В Хиве он собрал разнообразные и ценные литературные и этнографические материалы, которые в дальнейшем опубликовал10.

В это время при Хивинском дворе поэтическим творчеством занимались более 30 поэтов, большая часть которых являлась чиновниками данного двора11. Сам Рахим-хан II писал стихи под поэтическим псевдонимом (тахаллус) Фируз и даже составил свой собственный сборник поэзии (диван)12.

После своего визита в Хиву Самойлович опубликовал рецензию, в которой он оценивал и описывал суть литографического издания «Маджма-йи си шу‘ара шахи пайрави Фируз» («Собрание 30 царских поэтов, сопутствующих Фирузу»)13. Данная антология (байаз) была составлена в Хивинском ханстве при дворе Рахим-хана II в 1324/1906–1907 г. поэтом Ахмадом Табиби14. В сборнике были представлены образцы стихов более 30 поэтов. Эти стихи были написаны в стиле подражания (пайрав) стихам Рахим-хана II. Все стихи сборника были написаны на тюрки — чагатайском языке.

Рахим-хан приказал придворным поэтам создать ответы на свои 101 газели. Каждый из указанных 30 поэтов, исключая самого Рахим-хана, написал газели-подражания на его газели. Всего газелей-подражаний 2998. Общее количество газелей правителя и подражаний на них в этом сборнике поэтов составило 3099 15. Поэты-подражатели являлись родственниками, принцами, государственными деятелями Хивинского двора или приближенными Рахим-хана II. В процессе подражания они должны были полностью соблюдать поэтический стиль каждого стиха своего правителя.

Самойлович наблюдал за хивинской литературной средой и в общих чертах критически оценил поэзию, создаваемую данной средой, как «ложноклассическую» и однообразную. Он с сожалением отмечал, что в новых исторических условиях, которые переживала Средняя Азия в начале ХХ в., при Хивинском дворе все еще имели место средневековые, давно изжившие ценности, и с беспокойством и даже с некоторой долей жалости смотрел на эту среду: «Моя беглая характеристика редактора “Собрания” объясняет, думается мне, хотя бы только отчасти, перечисленные выше внешние недостатки, очевидно, нелюбовно исполненного издания, а затем указывает истинную цену тех сердечных признаний Ахмада Табиби, которыми пересыпано 16 В отрицательном отношении Ахмада Табиби и некоторых других хивинцев и вообще среднеазиатцев, современных среднеазиатцев, к современной среднеазиатско-турецкой стихотворной литературе, действительно рабски, безлично, мертво воспроизводящей поэтические сочинения золотого века джагатайской литературы, я склонен видеть залог недалекого наступления и в консервативной Средней Азии новой литературной эры, которая уже наступила или зарождается в других мусульманско-турецких странах и областях. Можно ожидать при этом, что процветание молодой, живой, близкой народу по языку и содержанию поэзии уже не будет более зависеть от поддержки и поощрения отдельных высоких особ, так как всенародная слава и сочувствие, а не служебная карьера и придворные подачки будут воодушевлять и питать жрецов новой поэзии» 17.

При встрече с Самойловичем Табиби утверждал, что придворные поэтыподражатели любят подражать и стихам тюркского классика ‘Али Шир Нава’и18. Хотя, подчеркнул он, ни один из них не обладает талантом Нава’и. После этой встречи Самойлович написал о том, что в Средней Азии наступила эпоха обновлений19. Несмотря на то, что Табиби, являясь главой поэтов Хивинского двора, сам критически относился к чагатайской поэзии, Табиби сам творил в ее традициях. В этой связи представляет интерес и оценка придворной культурной среды самим поэтом Табиби. Вот описания Самойловичем Табиби: «О возникновении и содержании “Собрания”, написанного на несколько подновленном, но все же обилующем архаизмами, классическом для Средней Азии языке — джагатайском, говорится в предисловии… редактором издания… Этот хивинец, с которым я имел весной 1908 г. не одну приятную встречу в столице Хивинского ханства, имеет 30 с лишним лет от роду и является личностью довольно интересной… Поэт уклонился, по его рассказам, от усвоения полного курса мусульманских наук в медресе из-за свободомысленного на них взгляда; он вкусил некоторую толику европейских знаний, которые проникают в Хиву, помимо непосредственного общения хивинцев с русскими, немцами — колонистами, татарами, еще и через татарские и османские книги, журналы и газеты нового направления. Врачует Ахмад Табиб по мусульманскому методу, усовершенствоваться в котором он имел случай в Мешхеде, куда ездил по поручению своего властелина за лекарственными снадобьями, но тайно, по-видимому, хивинский лейб-медик над своей наукой посмеивается. Таково же, насколько я заметил, отношение редактора “Собрания” и к родной среднеазиатской литературе в ее теперешнем, доживающем свой бесконечно долгий и неизменно однообразный век виде; и в области литературы этот не единственный представитель молодой Хивы несомненно тяготеет, хотя пока только платонически, в сторону новейших произведений, переводных и оригинальных, османских, турецко-казанских. Твердо помню скучно-презрительное выражение лица поэта, когда он характеризовал мне своих по перу: “Для всех их образцом служит Мир-Али-Шир Неваи, но никто из них, конечно, не обладает его талантами!”»20. Так, он критиковал однообразие в поэзии своей среды, хотя сам являлся автором пяти объемных сборников поэзии (диван), в которых приведены его же стихи, написанные в традиционном стиле, как и полагалось по меркам восточной поэзии21.

Среда Мухаммада Рахим-хана II, который в течение 46 лет находился у власти, была традиционной и в некотором роде консервативной. Вместе с тем при нем процветали искусство, культура и литература. По его приказу были переписаны более тысячи рукописей и более ста произведений переведены на чагатайский язык. Хивинская дворцовая библиотека насчитывала несколько тысяч книг. При его дворе творчеством занимались десятки интеллектуалов, которые одновременно сочетали в себе поэтов, каллиграфов, переводчиков, историков и т.д. В основе подражания эпохе Нава’и лежали политические мотивы.

Асфандияр-хан. С.-Петербург. Зимний сад Малого Эрмитажа. 21 февраля 1913 г.

Одним из главных факторов традиционности хивинской литературной среды была политическая стратегия Рахим-хана II, основанная на тимуридском маньеризме. Не являясь свободным в своих политических действиях, особенно во внешней политике, Рахим-хан II стал уделять большое внимание внутренней политике через усиление культуры при своем дворе. Для данного процесса в качестве образца была избрана эпоха поздних Тимуридов. Поэзия Хивинского двора в начале ХХ в. продолжала традиции поэзии ‘Али Шир Нава’и — традиции эпохи Средних веков, золотого века чагатайской литературы. Сборник стихов «Собрание 30 царских поэтов, сопутствующих Фирузу» являлся в широком смысле своеобразным протестом Рахим-хана II против своего политического положения.

В 1910 г., после смерти Рахим-хана II, хивинский трон занял его сын Асфандияр-хан, правивший до 1918 г.

Сразу после этого в ханстве были осуществлены широкомасштабные реформы. Асфандияр-хан, как отмечал В.Г. Ян, свободно говорил по-русски, учился в России и жаловался ему на то, что после Петербурга ему не нравятся местные хивинские жилища, и говорил, что «намерен заняться просвещением», построить себе «русский дом с печами и окнами». Впоследствии во дворе ханского дворца действительно был построен «русский дом», куда переселился наследник, ставший ханом, но дальше этого деяния любовь к просвещению Асфандияра не пошла22.

Белый царь/падишах

В отличие от Хивинского ханства, которое хотя и было вассалом Российской империи, но сохраняло относительную независимость, в Туркестанском генерал-губернаторстве ситуация складывалась иная. Начиная с конца ХIХ в., здесь стали проявляться реформистские взгляды и перемены в обществе. Это в первую очередь прослеживается во взглядах и деятельности туркестанских реформаторов-джадидов. Они объединили восточные (мусульманские) и западные достижения и ценности, из которых были намерены создать новый вид культуры. Одновременно сохранились и традиционные течения в обществе, продолжающиеся веками. Реформаторы открыли новометодные школы, где изучались светские предметы вместе с богословскими. Но вне реформаторских обновлений, к которым стремились осознанно, стали меняться и традиционные жанры средневековой мусульманской литературы, например мунаджат. В них стали «находить» новые возможности для общества.

В условиях Туркестанского генерал-губернаторства в мунаджат меняется направление просьб. Народы Туркестана стали свыкаться с империей, а русского царя (его в Средней Азии Российского звали «ак пашша» — белый государь) стали воспринимать как главу своего мусульманского государства — падишаха. И через традиционные литературные жанры мусульмане стремились поддержать правителя, несмотря на то, что он не являлся мусульманином. К примеру, после восстания под предводительством Мухаммад ‘Али халифа, известного под именем Дукчи-ишан (1852–1898), Николаю II местное население (Коканда, Оша, Ошского уезда) представляло так называемые «Адреса» с восхвалениями генерал-губернатора Туркестана и критикой Дукчи-ишана. Эти «Адреса» были опубликованы на узбекском и русском языках23.

Такое же положение было в 1904–1905 гг., когда Россия вела войну с Японией. В этот период в прессе Туркестана появился ряд узбекских стихотворений, где поддерживается Российское государство и восхваляется император24: «Благопожелание Ошского волостного управителя русскому воинству», «Благопожелание государю императору»25. Вслед за ними 29 июля 1904 г. в официальной газете на узбекском языке «Туркистан вилайатининг газити» (Туркестанская туземная газета) опубликован мунаджат народного поэта из Ошской волости Мулла ‘Умар Узак Имам Назар угли Факири, посвященный Русско-японской войне (см. приложение 1). В нем автор просил Всевышнего, чтобы он поддержал русского царя и способствовал его победе над врагом.

Примерно через 25 лет после стихотворения, созданного в 1878 г. в Хиве, просьба к Богу в мунаджате «Мощью своей уничтожь неверного!» менялась на противоположную. Мусульманский поэт из Туркестанского генерал-губернаторства теперь просил: «Хар афатингдин асра ул падишахимизни!» (Спаси от всяких напастей нашего падишаха!) (в Русско-японской войне). Авторами перечисленных стихотворений являлись непрофессиональные поэты из народа, псевдонимы которых не встречаются в известных нам источниках. Это чувствуется и по невысокому художественному уровню стихов. Эти мунаджаты по своему духу очень близки к русскому «Боже, царя храни!». То есть царским властям удалось найти параллельный жанр в среде мусульман, который очень соответствовал официозу.

В стихотворении автор просил Бога поддержать русского царя, сохранить от его же (Божьей) кары, называл царя своим покровителем и падишахом мусульман: в его лице мусульмане видели своего правителя. В мунаджате не приводилось имя русского государя, упоминался только А.Н. Куропаткин, который участвовал в завоевании Средней Азии, а позднее стал генерал-губернатором Туркестана (1916–1917 гг.). В 1898–1904 гг. Куропаткин был военным министром Российской империи, с 13 октября 1904 г. по 3 марта 1905 г. командовал вооруженными силами на театре военных действий. После поражения в войне его объявили главным виновником и отстранили от должности. Мунаджат написан 29 июля 1904 г., то есть тогда, когда Куропаткин был военным министром России. Как на главнокомандующего автор смотрел на него с надеждою. Япония и японцы представлены врагами России, да и жителей Туркестана. Выражена просьба к Богу, чтобы он обеспечил победу государю. Конечно, автор из народа не вник в политическую суть событий войны России с Японией. Но для него существовала одна истина — правитель есть гарант стабильности и спокойствия государства. Нужно было поддержать русского царя — фактического правителя над мусульманами Туркестана. Конечно, стихотворение вполне могло быть плодом заказа властей. Но нельзя упускать из виду и встречное движение самих мусульман, для которых сохранение харизматической личности было превыше всего.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Стихи, посвященные Русско-японской войне,
Мулла ‘Умар Узак Имам Назар угли Факири,
жителя местности Ташла?26,
находящегося в Ошском уезде Ошской волости27

Господь, даруй здравие нашему властелину,
Нашему заботливому покровителю,
Нашему сведущему, который привел в порядок весь мир,
Спаси от всяких напастей своих нашего падишаха!
(Он) осведомлен о состоянии каждой сироты, каждой вдовы, каждого несчастного,
Справедливость его есть преграда всякому гнету,
Врагам его ниспошли несчетные беды,
Спаси от всяких напастей своих нашего падишаха!
Говорят, на воде дал поражающий (врага) бой
Господин Куропаткин, крепко повязав пояс свой,
Войска российские хотят захватить Японию,
Спаси от всяких напастей своих нашего падишаха!
Войскам России даруй победу,
Тяготы и страдания ниспошли японским полчищам,
Молния беды да настигнет вредителей мира,
Спаси от всяких напастей своих нашего падишаха!
Да покажет Россия японцам свой поражающий удар,
Господи, благослови, да захватит она города (японские),
Да будет она благоденствовать в мире,
Спаси от всяких напастей своих нашего падишаха!
Всегда молятся (за Россию) жители Оша и Андижана,
Народ Маргилана, Коканда и Намангана,
О Господь, прими мольбы подвластного Туркестана,
Спаси от всяких напастей своих нашего падишаха!
Авось Господь мой благосклонную милость России
Дарует, окажет милость, примет мольбы мусульман,
И просьбу Факири исполнит Он,
Спаси от всяких напастей своих нашего падишаха!

Молитвы за Александра III и Николая II

Если мунаджат был глубоко личной (тайной) молитвой, осуществление которой зависело от самой личности их автора, то хутба — мусульманская молитва — официально предназначена для широких масс. Хутбы стали своеобразным политическим и идеологическим инструментом в политике генерал-губернаторов Туркестанского края. Царская администрация создала свои варианты хутб, где легитимным правителем над мусульманами объявлялись российские императоры.

Одним из экспертов в этой ситуации был педагог Н.П. Остроумов, который окончил Казанскую духовную академию по Противомусульманскому отделению (1866–1870). В 1877 г. переехал в Ташкент. Но здесь миссионерством не занимался, ибо царские власти решили не вести в Туркестанском крае миссионерской деятельности. В качестве краеведа Остроумов изучал многие стороны мусульманской жизни. Он опубликовал ряд трудов по исламу и культуре тюркских народов, в частности узбеков. Он не забывал и свою бывшую профессию: в 1885–1886 гг. издал перевод Евангелия на узбекском языке. Тогда же он написал полемическую работу, в которой критиковал Коран — «Коран и прогресс». Работал учителем, затем директором Туркестанской учительской семинарии. Одновременно в 1883–1917 гг. являлся редактором «Туркестанской туземной газеты», вице-председателем Туркестанского кружка любителей археологии в 1895–1917 гг. Он хорошо знал местные языки и обычаи и пользовался большим уважением среди местного населения. Остроумов — фигура сложная и противоречивая. Он не был ученым академического склада, был провинциальным востоковедом. Известный востоковед И.Ю. Крачковский оценил его как «крупного ученого местного края», а В.В. Бартольд назвал «патриархом туркестановедения»28.

В фонде Остроумова в Центральном государственном архиве Республики Узбекистан хранится текст хутбы на узбекском языке29, написанной на имя Александра III после образования Туркестанского генерал-губернаторства в 1867 г.

Одно из дел в фонде называется «Молитва за русского царя в Туркестане»30. Именно в этом деле обнаружен автограф Остроумова — «Очерк о хутба за русского царя». В нем он рассказал историю чтения, перевода на «сартовский» (узбекский) язык и особенности названной хутбы.

Важное политическое значение хутба обрела благодаря одному ее пункту: в молитве за верующих полагалось упомянуть имя здравствующего халифа, позднее правителя государства. Во второй половине IX в. отдельные правители добились упоминания своего имени после имени халифа. С тех пор упоминание в хутбах стало одним из основных внешних признаков независимости правителя. Исходя из этого, каждый правитель, после восшествия на престол, старался через хутбу закрепить законную основу своей власти, таким путем он поддерживал свой авторитет.

В принципе принято произносить хутбу на арабском языке. Но встречался отход от этой традиции среди мусульман вне пределов арабских стран. Русская администрация учитывала то, что, несмотря на сильную религиозность местного населения, люди не понимали религиозные исламские (священные) тексты на арабском языке. И, соответственно, не вникали в их смысл. Царская администрация воспользовалась этим религиозно-духовным жанром, создав свои образцы на местном языке. Это были тексты, посредством которых легче было легитимировать собственное присутствие среди местных мусульман. Кроме того, данный жанр имел прямой политический контекст, ставя вопрос о правящем государе.

Еще одно обстоятельство, которое сразу бросается в глаза. Объект хутбы — русский император. К тому же в туркестанских хутбах нужно было молиться также и за семью императора — за жену и сына. Таким образом, царские власти хотели воспитать чувство уважения ко всему дому Романовых.

Хутба на имя Александра III. Написана на узбекском языке, на бумажном листе, приклеенном на деревянную доску, в верхней части которой имеется петля, предназначенная для подвешивания на стене

Конформистское крыло мусульманского духовенства, создав хутбу с молитвой за русского царя, само попало в щекотливую ситуацию31. Ведь мусульманские улемы стали освящать власть «иноверцев».

В 1930 г. Остроумов уделил особое внимание истории возникновения хутбы на имя русского царя и написал интересный полемический очерк о его истории (см. приложение 2). Он в резких тонах отреагировал на текст хутбы в честь русского государя, который не соответствовал основному требованию хутбы — чтению ее на имя мусульманского правителя.

Предлагая обзор истории вопроса, он привел некоторые факты об аналогичных хутбах и молитвах в честь правителей со стороны представителей других религий (на основе среднеазиатского материала).

Остроумов хорошо понимал, что представленный в администрацию текст хутбы не соответствует ни менталитету местных верующих, ни тем более тому «политическому и духовному статусу», каким наделялся русский государь. Поэтому с помощью своих друзей-мусульман из местной интеллигенции он предложил другой вариант текста, более соответствующий восприятию мусульман. Все это было осуществлено с согласия туркестанского генерал-губернатора А.Б. Вревского (1889–1898).

Критикуя уже существовавший текст хутбы, Остроумов предложил свой вариант, который должен был «более соответствовать духу мусульман» (cм. приложение 2, хутба № 1).

По поводу практического применения данной хутбы, точнее о том, что она читалась в мечетях и в русско-туземных школах, веских доказательств не имеется. Остроумов сомневался в этом и утверждал, что она читалась только в русско-туземных школах, где учились дети мусульман, из которых готовились переводчики. Но, одновременно, не отрицал факт применения хутбы на татарском языке в мадрасах края. В первой половине 1890-х гг. производилась инспекция мусульманских школ. За время этой инспекции учебной администрации удалось осуществить только одно изменение — ввести в мадрасах чтение «Молитвы за царя» на узбекском языке (вместо татарского)32.

В 1894 г. на российский трон взошел Николай II. Вскоре после этого на страницах газеты «Туркистан вилайатининг газити» 25 ноября 1894 г. появилась новая хутба, уже переделанная на имя нового царя (см. приложение 2, хутба № 2). И после текста приводилась запись о ее назначении: «Для обязательного совершения в мечетях Туркестанского края и в русскотуземных школах в высокоторжественные дни».

С образованием Туркестанского генерал-губернаторства мунаджат стал расширять свое содержание: традиционно описываемые личные проблемы, в разрешении которых автор просил помощи у Бога, стали отходить на второй план. В них стали отражаться бытовые, общественные и даже политические проблемы. В начале ХХ в. мунаджат становился своеобразным политическим резонансом на те или иные бурные события в царском Туркестане, отражая политику царской администрации в этом крае.

Народы Средней Азии веками жили при монархических режимах. И хутба на имя правителя для их менталитета была естественной формой легитимации (или освящения) существующей власти. Несмотря на то, что новая власть — власть иноверцев, это обстоятельство не помешало большинству мусульман воспринимать русского царя как «своего» правителя вплоть до падения династии Романовых в результате Февральской революции 1917 г. в Российской империи.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Очерк Н.П. Остроумова
«История “молитвы за царя”, предназначавшейся для чтения в ташкентских мечетях и в русско-туземных школах»33

Поводом к настоящему очерку послужили следующие факты:

В среду, 3 марта 1892 г., я прочитал в № 9 «Туркестанских ведомостей» заметку такого содержания: «Господин главный начальник края34 изволили признать необходимым, чтобы в мусульманских мечетях Туркестанского края, в высокоторжественные дни: восшествия на престол Его Императорского Величества, в дни рождений их императорских величеств и государя наследника, а также в день Нового года по мусульманскому летоисчислению, прихожанами возносились молитвы о здравии и долгоденствии их императорских величеств и государя наследника — цесаревича. Текст этой молитвы, выработанный съездом народных судей35 города Ташкента и утвержденный господином главным начальником Туркестанского края, следующий:

“Боже мой! Помоги, окажи милость Его Величеству государю нашему Александру Александровичу36 с его супругой великой государыней Марией Федоровной37 и наследнику государю — цесаревичу Николаю Александровичу38 и остальным августейшим детям его. Аминь.

Боже мой! Сделай царя всем его подданным милостивым и дай царствовать ему над нами постоянно. Аминь.

Боже мой! Сохрани царя и супругу его с августейшей семьей от бед небесных и земных, от зависти и покушений людских. Аминь.

Боже мой! Продли жизнь царя и дай Ему и роду Его вечно царствовать над нами. Аминь.

Боже мой! Да будут для нас дни Их рождений и вступления на престол священными. Аминь.

Боже мой! Сохрани также его знатных министров, сподвижников преданных, верноподданных хранителей государства, и дай ему постоянную победу над врагами. Аминь.

Боже мой! Да действуют выборные его правители его повелением. Аминь.

Боже мой! Да просвещаются под его разумным правлением все: большие и малые, мужчины и женщины. Аминь”».

Меня заинтересовало это распоряжение барона Вревского, а некоторые выражения написанного текста молитвы вызвали недоумения, о которых я сообщил главному инспектору училищ для доклада генерал-губернатору. Соглашаясь принципиально с основной идеей упомянутого распоряжения, я разъяснил Керенскому39, что в Коране вообще не рекомендуются мусульманам доброжелательные и дружелюбные отношения к христианам40 и что поэтому необходимо осторожнее относиться к религиозному чувству туземцев, покоренных оружием неверных и уже проявивших свое недовольство продолжением русского господства в Средней Азии, особенно после присоединения Ферганы к России41. С этой же точки зрения я считал неубедительным принуждать туземцев к молитвенным воззваниям о вечном царствовании над ними русского царя и о постоянной победе его над врагами, в первом ряду которых стояли мусульманские соседние ханства в Средней Азии. Афганский хан Абдурахман42 пользовался поддержкой туркестанской администрации и клялся генералу Кауфману43 как претендент на афганский престол, а когда завладел Афганистаном, то никакого благожелательства к русским не обнаруживал (смотрите его записки в русском переводе полковника Грулева44). В Коране запрещается мусульманам не только дружить с неверными и не любить их, хотя бы они (?…) родственниками (глава 58, статья 22 45), но предписывалось быть жестокими к ним, воевать с ними и избивать их беспощадно, чтобы не было соблазна для мусульман от неверных в единого Бога и потомка его Мохаммеда. В этом отношении заслуживают внимания два следующих изречения: «Господь наш! Не возлагай на нас того, что нам не по силам. Пощади нас, прости и помилуй нас. Ты — наш покровитель, даруй нам победу над народами неверующими» (глава 2, статья 286). В другом изречении говорится: «Мы (последователи ислама) далеки от вас (неверных); между нами и вами великая вражда и ненависть навсегда, до той поры, пока вы не уверуете в Бога, который един» (глава 60, статья 4).

Ввиду приведенных изречений, я удивлен, как могли официальные представители ислама, кадии46 ввести в текст молитвы за русского царя прошение о даровании ему постоянной победы над врагами… Оставаясь при своем сомнении в искренности сочиненной (кем?) молитвы за русского царя, я чувствую себя в неловком положении, потому что был обязан, по должности редактора туземной газеты, перевести упомянутую молитву на местное наречие47 и напечатанный в газете перевод разослать в медресе и должностным туземцам через канцелярии уездных начальников. Таким образом, я становлюсь в невыгодном положении участника в распространении неудачного распоряжения главного начальника края относительно молитвы, содержание которой не выражает, по моему убеждению, действительных чувств туземцев. При этом я имел в виду неудачную попытку предшественника барона Вревского, генерал-губернатора Розенбаха48 прочитать молитву за царя по казанскому сборнику (Хутбалык49) в мечети Ходжи-Ахрара50 29 июня 1888 г.51

Сообщенные мной Керенскому сведения он доложил барону Вревскому, который согласился на изменение утвержденного им текста молитвы, одобренного кадиями. Керенский поручил мне составить другой текст молитвы, перевести измененный текст и, при одобрении его местными кадиями, представить на распоряжение генерал-губернатора. Составленный мной новый текст молитвы за царя был переведен при участии моего сотрудника по газете, бывшего кадия Саттархана Абдугафарова52. Перевод был одобрен ташкентским кадием Мухиддином-ходжой53 24 апреля 1892 г. (см. подробности в записях моего дневника54). После этого молитва за царя и царствующий Дом в новой редакции была напечатана и в отдельных оттисках разослана в туркестанские медресе, должностным туземцам в русско-туземные школы для чтения в соответствующие выходные и праздничные дни. Учащиеся в русско-туземных школах (сыновья ташкентских туземцев) заучили текст этой молитвы, как обыкновенную хрестоматийную статью, как и русский народный гимн55, и читали ее хором (речитативом) при посещении школ русскими начальствующими лицами, особенно на выпускных экзаменах, посещаемых генерал-губернатором, областным губернатором, начальником города, представителями учебных заведений и туземным населением и родителями учащихся. Но читалась ли эта молитва в мечетях в пятницу и в царские дни — я сомневаюсь, хотя представители туземцев на военных парадах в так называемые «царские дни» обыкновенно заявляли генерал-губернаторам, что в эти дни (а именно говорили, что всегда) молитва читалась в мечетях за царя и царствующий Дом (смотрите в записях моего дневника56).

Ташкент. Открытка начала XX в.

Казалось бы, что вопрос об установлении молитвы за царя исчерпан. Но нашим корреспондентом, прикрывшим свою личность буквой Д., была напечатана в № 109 газеты «Русская жизнь» от 23 апреля 1892 г. заметка под заголовком «Молитва за царя в Туркестане» следующего содержания:

«В № 5780 “Нового времени” (1 апреля) сообщается, что туркестанский генерал-губернатор распорядился, чтобы в мечетях края, в высокоторжественные дни, а также в день Нового года, прихожане возносили молитвы о здравии их величеств и наследника цесаревича. Газета прибавляет, что текст молитвы выработан съездом народных судей города Ташкента и утвержден генерал-губернатором.

Сообщение это не совсем верно и требует поправки. Такое распоряжение сделано было еще в 1888 г. и именно при следующих обстоятельствах. Во время коронации (1883 г.) эмир Бухарский57 поднес государю императору подарок в 30 000 рублей бухарскою монетою. Государю было благоугодно приказать употребить эти деньги на нужды Туркестанского края — и во исполнение сей монаршей воли местная власть распорядилась обратить эту сумму на возобновление некоторых особенно почитаемых мечетей. Таким образом была возобновлена единственная по своей величественности мечеть Султан-Азрет58 в городе Туркестане, затем починены старинная мечеть в селе Зангиата59 (15 верст от Ташкента) и заново перестроена мечеть Ходжа Ахрар60 в Ташкенте. После перестройки последняя мечеть получила в народе название “Царской”61. 29 июля 1888 г. бывший туркестанский генерал-губернатор Розенбах при несколько торжественной обстановке передал эту мечеть муллам и кадиям и того же числа была произнесена в мечети молитва за царя, наследника и весь царствующий Дом.

Насколько мне известно, молитва эта не была никем сочинена, а форма ее оказалась в законе и потребовалось только перевести ее с казанского татарского наречия на сартовский язык. Затем молитва эта произносилась каждый мусульманский праздник (пятница).

Может быть, распоряжение о том, чтобы в мечетях молились за царя, было делом и ранее 1888 г., но об этом мне неизвестно. Д.».

В добавление к напечатанной заметке другой мусульманин написал мне краткое разъяснение в защиту мусульман внутренней России, которые, как помнится автору записки, нашли обязательной молитву каждую пятницу в мечети за его императорское величество. Вот это разъяснение:
«О, будьте вы покорными и верными Богу, Пророку Его, повелителя вашим и правительству»62.

В книге шариата сказано, что шариат повелевает любить родину, которая кормит и быть… (без различия нации и веры), который охраняет. Сие последнее указание шариата российские улемы толкуют и объясняют различно, и мне помнится, молиться за русского царя они нашли обязательным, почему в России, в каждой мечети, еженедельно в пятницу после праздничной молитвы (джума) мулла приглашает всех молящихся в мечети молиться за Его Императорское Величество, тем и оканчивается моление.

Печатную заметку корреспондента Д. и рукописное объяснение другого мусульманина я считаю неудовлетворительным, потому что она не устанавливает точного ответа на главный вопрос: кто и когда впервые подал российским и туркестанским мусульманам мысль об обязательности для них молитвы за русского царя, несмотря на его иноверие. Автор печатной заметки Д. говорит, что «эта молитва не была никем сочинена (!), а форма ее оказалась в законе», но он не указывает в каком законе и не поясняет, согласован ли с узаконением в законе формой молитвы текст, составленный ташкентскими кадиями… Автор присланной мне записки пытался привести в переводе стих Корана (4 глава, 62 статья), но выпустил конечное местоимение «из вас», подлинная форма этого стиха в русском переводе читается так: «Верующие! Повинуйтесь Богу, повинуйтесь посланнику сему и тем из вас, которые имеют власть». Это означает, что мусульманам было заповедано в Коране повиноваться, кроме Бога и Мохаммеда, и властителям-мусульманам, но без местоимения «из вас» смысл приведенного изречения меняется в том смысле, что первым мусульманам было заповедано повиноваться вообще властителям, относящимся к их религии. Поэтому-то российские улемы различно толковали и объясняли предписания шариата о любви к родине и признали обязательным для мусульман молитвы за русского царя. Но это объяснение находится в противоречии с буквальным смыслом изречения Корана, мусульманские публицисты ссылаются на этот текст в доказательство лояльности российских подданных мусульман, как это было в 1898 г., когда генералгубернатор Духовской63 производил расследование беспримерного нападения ферганцев на андижанский лагерь64. Когда я указал в печатной записке на пропуск в напечатанном в газете Гаспринского65 упомянутом тексте Корана (4:62) местоимения «из вас», кавказский муфтий66 написал генералу Духовскому о своем недовольстве по поводу моей записки, ссылаясь на орденский знак первой степени, пожалованный ему государем за верность службе.

Корреспондент Д., рассказав о том, что молитва за царя, за наследника и за весь царственный Дом была впервые произнесена 29 июля 1888 г. в мечети Ходжи Ахрара, в присутствии генерал-губернатора Розенбаха и других начальствующих лиц города Ташкента, упомянутых в № 33 «Туркестанских ведомостей» за 1888 г.67 и затем (будто бы ) произносимых каждую пятницу (подразумевается в ташкентских соборных мечетях). «Может быть», прибавляет корреспондент Д., распоряжения о чтении молитвы за царя в ташкентских мечетях делались и ранее 1888 г., но ему (корреспонденту) об этом не известно… Как старожил Ташкента, я могу сообщить по этому поводу следующее: «Когда к первому туркестанскому генерал-губернатору Кауфману обратились ташкентские туземцы с просьбой дать им одну пушку для выстрелов в первый день главного мусульманского праздника (идуль-фитр) с целью возвещения об окончании 30-дневного поста в месяц рамазан, генерал Кауфман ответил, что не может удовлетворить их просьбу, потому что пушки имеют другие назначения, не имеющие ничего общего с религиозным культом туземцев. Туземцы находчиво согласились на свое подданство русскому царю, о благоденствии которого они молятся в мечетях… На это генерал ответил им, что молиться о благоденствии русского государя похвально, потому что его царственные распоряжения направлены на благо его подданных — туркестанских туземцев, пользующихся наступившим в Туркестане внутренним умиротворением, безопасностью и неприкосновенностью религиозного, семейного и общественного быта, что способствует и материальному благосостоянию туземцев. Но, прибавил генерал, если туземцы и не будут молиться за общего нашего государя, то он не принуждает к этому, потому что в России у русского государя есть много миллионов — единоверцев молитвенников… После этого туземцы не возобновляли своей просьбы о разрешении им стрелять из царских пушек в день главного мусульманского праздника и генерал Кауфман не настаивал на их молитвах за царя в мечетях, предоставляя это их личному усердию. Мой приезд в Ташкент в конце августа 1877 г. совпал с наступлением мусульманского поста, кажется, в начале сентября68. Я первую неделю бывал у генерала с докладами по учебному ведомству накануне пятницы (в четверг) и никогда не слышал от него, что в пятницу ташкентские мусульмане произносят в мечетях общую молитву за русского государя. Также и во время исполнения должности генералами Колпаковским69 и Абрамовым70 и при генерале Черняеве71 я не слышал об этом. Но в 1888 г. при генерале Розенбахе в первый раз обратился ко мне начальник города Ташкента, полковник Путинцев72, с приказанием генерала рассмотреть известный в Казани сборник “Хутбалык”, в котором напечатаны пятничные славословия (хутбы), произносимые в татарских мечетях по окончании пятничного молитвословия. В этих хутбах прославляется единобожие и испрашивается благословение Божие пророку Мохаммеду и его семейству, а затем и царствующему государю, упоминается, к какому именно государю (падишаху) благословия хутбы относятся, может быть, к турецкому султану или к бывшему золотоордынскому хану, так как это дело было в обычае у хана Узбека73. Повод к рассмотрению “Хутбалыка” был необыкновенный: генерал Розенбах задумал отметить приближающийся день именин своей супруги Ольги Ивановны (11 июля 1888 г.) двумя торжествами — сразу новым освещением отстроенного военного собора и особым торжеством в туземном городе по случаю передачи туземному населению восстановленной на царские средства соборной (пятничной) мечети Ходжи Ахрара. Соединение этих двух торжеств было задумано широко и идейно — объединить торжество двух религиозных культов, как доказательство веротерпимости русского управления в Туркестане. Для освящения русского собора в Ташкенте из Верного74 прибыл епископ Неофит75, а для передачи туземцам восстановленной мечети было задумано особое торжество с прочтением молитвы за царя и со выставлением в мечети царского портрета. Книжка “Хутбалык” обновлена малиновым бархатом, а в текст хутбы вписаны имена государя и наследника. Но задуманный генерал-губернатором план соединения двух религиозных торжеств в день именин его супруги не состоялся: 11 июля было совершено епископом Неофитом освящение военного собора, а освящение восстановленной мечети в туземном городе было отложено по неизвестному мне соображению, может быть из неисправности, в избежание злоязычной болтовни ташкентских шутников. Так называемое освящение Ходжи-Ахрарской мечети, по неизвестным мне мотивам, было отложено и состоялось 29 июля при обстановке, не особенно торжественной, а в официальном описании этого торжества (№ 33 “Туркестанские ведомости”) было сглажено по казанскому шаблону. И после того генерал Розенбах никогда не вспоминал об неудавшейся попытке соединить два совершенно различных события — одно православно-церковное, а другое только административное и ничего общего с мусульманским культом не имевшее76. Не справлялся генерал Розенбах и о том, читается ли в пятницы в ташкентских мечетях хутба за русского государя и за царствующий Дом России.

Так продолжалось до 1892 г., когда барону Вревскому кто-то напомнил о молитве за русского царя, новый текст которой был неудачно выработан съездом казиев77 в Ташкенте и одобрен бароном уже в новой редакции, как сказано выше. В этой последней редакции молитва за русского царя и за российский царствующий Дом читалась не в мусульманских мадрасах и мечетях, а в русско-туземных школах и на умонастроение туземных мусульман влияния не оказывала. Учащиеся в мадрасах муллы не считали себя обязанными запомнить даже только имена царствующей в России фамилии, а «Последнее слово» багдадского шейха Европе78 показало, что христианским народам нет оснований надеяться на установление прочных дружественных отношений к мусульманам. Пробужденное революцией 1917 г. национальное самосознание мусульман России и Туркестана не удовлетворилось формой союзных республик и побуждало передовых инородцев-мусульман к тайной организации пантюркистских и панисламистских государств, как это известно из сообщений о политическом процессе Касымова79 в Средней Азии и Султан-Галиева80 во внутренней России (в Башкирии). На основании изложенных фактов естественно я пришел к заключению, что сама основная идея молитвы за иноверных царей и власти не сродни мусульманам и была заповедана апостолом Павлом в следующих выражениях: «И так, прежде всего прошу совершить молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли истины» (Первое послание, глава 2, статья 1–4). Иисус: «Великая душа да будет показана высшим властям: ибо сия власть не от Бога; существующая же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (Послание к римлянам, глава 13, статья 1–2). Это предписание Христа апостолам относительно повиновения властям и молитв за них распространено по всему миру и находит подтверждение у немусульманских народов, когда эти народы вступили в общение с христианами. Для туземцев Средней Азии должен представлять интерес такой факт, что христианский обычай молиться за власти был известен Чингисхану81 и его потомкам. Академик В. В. Бартольд в своей статье «История турецко-монгольских народов» (Ташкент, 1928 г. страница 16)82 говорит, что христианство, может быть, при участии уйгуров получило в XIII в. широкое распространение в Монголии. Согласно с этим предположением академика Бартольда, мы находим в сборнике законов Чингисхана «Яса»83 или «Ясак» определенное указание на обычай молитвы христианским духовенством за царя.

В указе Чингисхана, данном на имя главы тибетского религиозного учения в 1223 г., говорится: «Светлейшее повеление царя Чингиза, повеление начальникам всех мест. Какие есть у Цю-шен-сяня скиты и дома подвижничества, в них ежедневно читающие священные книги и молящиеся небу пусть молятся о долгоденствии царя на многие лета»…

В 1270 г. хан Менгу-Тимур84 писал в указе относительно духовенства на Руси: «Все… принадлежит Богу и сами они Божьи. Да помолятся они о нас».

Хан Берке85, брат Батыя86, отпустил на храм ростовского митрополита Кирилла87 годовой оброк со всей Ростовской земли за то, что по всему Ростову пели молитвы о здравии ханского сына, который действительно выздоровел.

По молитвам митрополита Московского Алексия88, Ханьена … (Тайдула, жена хана Джанибека89, сына Узбек-хана) была исцелена от смерти и за это брала многих русских под свою защиту90.

В «Сборнике материалов, относящихся к истории Золотой Орды», изданном В. Тизенгаузеном в 1884 г. в Петербурге, встречаются упоминания о молитве за царствующих мусульманских халифов, султанов, ханов. Так, в хронике секретаря египетского султана Бейбарса91, казия Ибн Абдуззахира92 (умер в 1293 г. христианской эры) рассказывается, что султан Бейбарс полюбил Берке, монгольского хана Золотой Орды, и молился о победе его над неприятелями (стр. 57) и что в пятницу 7 июня 1263 г. (по христианскому летоисчислению) аббасидский халиф Альхаким би-амриллах93 прочитал молитву за султана Египта и за ордынского хана Берке (стр. 58). Египетский султан написал, чтобы за хана Берке молились в Мекке, Медине и Иерусалиме, когда после хан Берке будет в этих священных городах и чтобы в эктении94(хутбе?) поминали Берке после султана (стр. 61–62). В хронике Эль-Муфаддаля95 упоминается, что во всех владениях хана Узбека (потомка Берке) с амвонов молились молитвой за египетского султана Эль-малика Эн насыра96 после молитвы за татарского царя Узбека (стр. 198). В хронике Ибн-Батуты97 (умер в 1347 г. христианской эры) рассказано, что когда (Ибн-Батута) был в гостях у азовского эмира98, то после угощения чтец произнес по-арабски красноречивую проповедь об молящихся за Узбека-хана999, за азовского эмира и за присутствующих (стр. 285). Но в опубликованных хрониках арабских путешественников по владениям золотоордынских ханов не упоминается о молитве мусульман за московских князей. И тем более нельзя предположить, чтобы казанские, астраханские и крымские татары после покорения их русскими иноверцами молятся за своих покорителей потому, что они были неверными, а за неверных в Коране молитв не произносилось.

Хутба № 1

Молитва за его величество государя императора100

Спаси, Господи, и помилуй великого государя императора нашего Александра Александровича, дражайшую супругу его императрицу Марию Федоровну и государя великого, императорского наследника престола — цесаревича Николая Александровича и весь его августейший Дом многие года под сенью своей. Даруй этим миродержцам здравие и спасение, ниспошли благоденствие и во всех делах их благое поспешение.

Ниспошли, Господи, благословение на царствование государя императора нашего, помоги ему побеждать врагов Русского государства и устрашать злодеев, оказывать милости добрым, благодетельствовать бедным и бедствующим, быть отцом, радующимся о благоденствии всех своих подданных.

Даруй, Боже, и всем нам в царствование государя императора нашего здравие и мир, благорастворение воздуха и обилие вод, благостный дождь и плодородие земли и благословение этой и иной жизни.

Аминь, о Боже, Владыка мира!

Эта молитва согласно приказу его превосходительства господина генерал-губернатора Туркестана барона Вревского должна быть прочитана во всех мусульманских масджидах Туркестанского края в указанные высокоторжественные дни.

Хутба № 2

Молитва за государя101

Спаси, Господи, и помилуй государя императора нашего Николая Александровича, государыню императрицу Александру Федоровну, матерь Его Величества императрицу Марию Федоровну, наследника цесаревича великого князя Георгия Александровича и весь августейший Дом на многие лета. Даруй им здравие и спасение, благоденствие и во всех делах их благое поспешение.

Текст с молитвой, опубликованный 8 мая 1892 г. в «Туркестанской туземной газете»

Ниспошли, Господи, благословение на царствование государя императора нашего, помоги ему побеждать врагов Русского государства и устрашать злодеев, оказывать милости добрым, благодетельствовать бедным и бедствующим, быть отцом, радующимся о благоденствии всех своих подданных.

Даруй, Боже, и всем нам в царствование государя императора нашего здравие и мир, благорастворение воздуха, плодородие земли и все необходимое в этой временной и будущей жизни.

Аминь.

Эта молитва печатается в газете по приказанию Его Высокопревосходительства, господина туркестанского генерал-губернатора, для обязательного совершения в мечетях Туркестанского края и в русско-туземных школах в высокоторжественные дни.

Высокоторжественные дни следующие: 23 апреля, 6 и 25 мая, 22 июля, 21 октября, 14 и 26 ноября, 6 декабря.

——————————

1 Данная публикация подготовлена на основе материалов, собранных в рамках проекта «Zerrspiegel» (См. подробнее: <http://zerrspiegel.orientphil.uni-halle.de>) и частично опубликованных. См.: Erkinov А. Praying for and against the Tsar, Prayers and Sermons in Russian-dominated Khiva and Tsarist Turkestan. Halle/Berlin, 2004; Эркинов A. Поездка А.Н. Самойловича в Хивинское ханство в 1908 году и оценка им литературной среды // II Востоковедческие чтения памяти Н.П. Остроумова. Сборник материалов. Ташкент, 2010. С. 116–126, 370–383.

2 Тухтаметов Т.Г. Россия и Хива в конце ХIХ — начале ХХ в. Победа Хорезмской народной революции. М., 1969. С. 31–39.

3 Институт востоковедения Академии наук Республики Узбекистан (далее ИВАНРУ). Институтский рукописный фонд-1. № 9596 (Собрание восточных рукописей в 11 т. Т. 7. Ташкент, 1964. № 5031; Баёний М.Ю. Шажарайи Хоразмшохий. Тошкент, 1994. Б. 59).

4 Муниров К. Хоразмда тарихнавислик. Тошкент, 2002. Б. 52–60.

5 Мулла Бекжон Р., Девонзода М.Ю. Хоразм муси?ий тарихчаси. Тошкент, 1998. Б. 12; Полвонов Н. Хива хонлигидаги ?аракатлар ва сиёсий партиялар тарихи (Хоразм мисолида 1900–1924 йиллар). Тарих фанлари номзоди диссертацияси. Тошкент, 2005. Б. 41–42.

6 Азизов-Ходим Б.Т. Хоразм навозандалари. Тошкент, 1994. Б. 15–16.

7 ИВАНРУ-1. № 1017/2. Л. 251а — 257а.

8 Ян В.Г. Голубые дали Азии (http://www.erlib.com/Василий_Ян/Голубые_дали_Азии/4/).

9 Самойлович A.Н. Краткий отчет о поездке в Ташкент и Бухару и в Хивинское ханства в 1908 году // Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях. № 9. СПб., 1909. С. 1–15; Он же. Материалы по среднеазиатско-турецкой литературе II. Хивинские придворные книгохранилища и книгопечатня // Известия Академии наук Туркменской ССР. Серия общественных наук. 1981. № 1. С. 74–82.

10 Самойлович A.Н. Хивинский рассказ про Анна-Мрат Бобу // Живая старина. Вып. 4. 1908; Он же. Из хивинских сказаний о животных // Живая старина. Вып. 3. СПб., 1910; Он же. Хивинская сатира на казак-киргизов. СПб., 1910; Он же. Шейбани-наме: Библиотеки Хивинского хана. СПб., 1910; Он же. Хронограмма Ахмед-Табиба на смерть его светлости сейид Мухаммад Рахим бахадыр хана и на воцарение его высочества сейид Эсфендияр Мухаммед бахадыр хана // Восточный сборник. Кн. 1. СПб., 1913. С. 165–182; и др.

11 Hofman H.F. Turkish Literature a bio-bibliographical survey. Section III. Part I. Vol. 3. Utrecht, 1969. P. 54–63; Vol. 6. Р. 27–32; Eckmann J. Die tschaghataische Literatur // Philologiae Turcicae Fundamenta. Vol. II. Wiesbaden, 1964. S. 390–391.

12 См.: Феруз М.Р. Элга шо?у иш??а ?ул. Девон. Тошкент, 1994.

13 Самойлович А.Н. Собрание 30 царских поэтов, сопутствующих Фирузу. Хива, 1909 г. 1638 стр. in folio // Записки восточного отделения Императорского Русского археологического общества. Т. 19. СПб., 1909. С. 0198–0209.

14 Табиби Ахмад (1868–1910) — хивинский министр (вазир), поэт.

15 Ўзбек адабиёти тарихи. IV жилд. Тошкент, 1978. Б. 21–22.

16 Имеется в виду литографическое издание: Маджмаи си шуара шахи пайрави Фируз. Хива, 1324 [1907] // ИВАНРУ. Фонд литографии. № 27.

17 Самойлович А.Н. Собрание 30 царских поэтов… С. 0200.

18 Subtelny M.E. M?r ‘Al? Sh?r Nawa’?. Еncyclopedia of Islam. New edition. Leiden-London. Vol. VII. Р. 91–95.

19 Самойлович A.Н. Краткий отчет о поездке в Ташкент и Бухару и в Хивинское ханство в 1908 году… С. 7.

20 Самойлович А.Н. Собрание 30 царских поэтов… С. 0198.

21 Хивинские литографические издания поэзии А. Табиби: Табиби. Диван. Хива, 1909; Табиби. Диван. Хива, 1910; ?анихўжаев Ф. Табибий (?аёти ва ижоди). Тошкент, 1978.

22 Ян В.Г. Указ. соч.

23 Туркистан вилайат?нинг газ?т?. 1898. № 35; Туркестанские ведомости. 1898. № 64.

24 Жалолов А., Узганбоев Х. Узбек маърифатпарварлик адабиётининг тараккиётида вактли матбуотнинг урни («Туркистон вилоятининг газети», «Тараккий», «Самарканд», «Садои Туркистон» кунномалари асосида). Тошкент, 1993. Б. 28–30.

25 Туркистан вилайат?нинг газ?т?. 1904. № 24, 25.

26 Ташлакский район в настоящее время относится к Республике Узбекистан.

27 Ош — название города и области Республики Киргизия.

28 Историография общественных наук в Узбекистане. Ташкент, 1974. C. 260–261.

29 Центральный государственный архив Республики Узбекистан (далее ЦГАРУз). Ф. И-1009. Оп. 1. Д. 34. Л. 19.

30 Там же. Д. 88. Л. 1–9.

31 Babad?anov B. D?k?? ??аn und der Aufstand von Andi?an // Muslim Culture in Russia and Central Asia from the 18th to the Early 20th Centuries. Vol. 2. Berlin, 1998. S. 167.

32 Бендриков К.Е. Очерки по истории народного образования в Туркестане (1865–1924). М., 1960. С. 74.

33 Настоящий очерк составлен в 1930 г. на основании записей в моем дневнике и нескольких изданий и статей, написанных в XX столетии. Прим. Н.П. Остроумова.

34 Барон Александр Борисович Вревский. Прим. Н.П. Остроумова.

35 Имеется в виду казийский суд.

36 Александр III (1845–1894) — российский император (1881–1894).

37 Мария Федоровна — супруга Александра III.

38 Николай Александрович Романов (1868–1918) — российский император (1894–1917).

39 Ф.М. Керенский (1849–1912) — в 1889–1910 гг. главный инспектор училищ Туркестанского края, известный общественный деятель.

40 «Верующие! Не берите в друзья себе ни иудеев, ни назарян» (христиан), глава 5, статья 56. И в другой главе Корана «Верующие не должны брать себе в друзья неверных, минуя верующих: а кто будет делать это, тому не будет защиты от Бога» (глава 3, статья 27, тоже в главе 4, статья 143). Эти и другие воззвания против неверных были высказаны Мохаммедом по отношению к его современникам; но позднее мусульмане ссылались на эти изречения, когда возникал вопрос об отношениях верующих к неверным, как это проявлялось в первые века ислама и после во времена столкновений мусульманских государей не только с христианскими, но и вообще с неверными, как указывалось в сборнике материалов В. Тизенгаузена, относящихся к истории Золотой Орды (С.-Петербург, 1884 г., том 1, стр. 98 и следующие), и других известных арабских авторов, приводящихся в том же сборнике. Прим. Н.П. Остроумова.

41 Подразумевается вооруженное восстание ферганских туземцев на русский военный лагерь в Андижане в мае 1898 г. См. в брошюре П. Галузо «Туркестан — колония» (Москва, 1929 г.). Прим. Н.П. Остроумова.

42 ‘Абд ал-Рахман — амир Афганистана (1880–1901), долго жил в России.

43 К.П. Кауфман фон (1818–1882) — генерал-губернатор Туркестанского края (1867–1882).

44 Здесь речь идет о переводе на русский язык книги ‘Абд ал-Рахмана, о его воспоминаниях (см.: Абдурахман-хан эмир Афганистана. Автобиография Абдурахман-хан эмира Афганистана. Издано Султаном Магомет-ханом. Пер. с англ. М. Грулева. Т. 1–2. СПб., 1901). Грулев — полковник Генерального штаба русской армии, автор книги «Соперничество России и Англии в Средней Азии» (СПб., 1909).

45 Остроумов приводит общий смысл суры. Некоторые места этой цитаты невозможно прочитать. Часть суры, на которую обратил внимание Остроумов, выглядит так: «Ты не увидишь, чтобы люди, верующие в Бога и последний день, любили тех, которые противятся Богу и посланнику Его, хотя бы это были отцы их, или дети их, или братья их, или какие-либо родственники их» (Коран. Казань, 1907).

46 То есть кади — мусульманский судья, осуществляющий правосудие на основе шариата.

47 То есть на узбекский язык.

48 Н.О. Розенбах — генерал-губернатор Туркестанского края (1884–1888).

49 «Хутбалык» — книга (руководство) по хутбам, изданная в Казани на татарском языке.

50 Ходжа-Ахрар (1404–1490) — приближенный тимуридских правителей, правивших в Самарканде во второй половине ХV в., видный представитель ветви суфизма — накшбандия. Мечеть находится в Ташкенте.

51 Поводом к этому послужила официальная передача генерала Розенбаха представителям туземного населения названной мечети после ее перестройки на деньги, пожертвованные государем Александром III через Бухарского эмира по случаю коронации. Описание этой передачи было напечатано в «Туркестанских ведомостях» (№ 33 от 23 августа 1888 г.) в стиле казенного (правительственного) сообщения, не дающего действительной картины выдающегося события в жизни ташкентских туземцев. Прим. Н.П. Остроумова.

52 C. Абдугафаров (1843–1901) — туркестанский просветитель, историк.

53 Мухиддин-ходжа (1840–1902) — знаменитый кади из Ташкента, близко знаком с Остроумовым.

54 В фонде Остроумова имеются его дневники до 1894 г., но записи после 17 апреля 1892 г. до 1 января 1893 г. отсутствуют.

55 Имеется в виду официальный гимн царской России «Боже, царя храни!».

56 Определить эти записи не удалось.

57 ‘Абд ал-Ахад хан (1859–1910) — эмир Бухарский в 1885–1910 гг.

58 Ходжа Ахмад Йасави (?–1166) — знаменитый мистик, основатель тариката йасавийа. Масджид (точнее мавзолей) на месте его захоронения построен в 1389 г.

59 Занги-ата (?–1258) — суфийский святой ордена йасавийа. Масджид и мавзолей Зангиата находятся в 16 км к югу от Ташкента.

60 То есть масджид под названием Ходжа Ахрар.

61 Удивительный факт: получив перестроенный масджид Ходжа Ахрара, верующие и имам масджида должны были каким-то образом благодарить пожертвовавшего огромную сумму на восстановление масджида. Возможно, поэтому масджид в честь своего благоустроителя получил название «Царский».

62 Автор, разъясняя, пытался привести арабский текст Корана (глава 4, статья 62), но почему-то не вписал последних слов «из вас», то есть из мусульман, Он же не указал, где в шариате говорится об обязательности (для) мусульман молиться за иноверных правителей… Прим. Н.П. Остроумова. Им дается неполный текст суры из Корана (4:62).

63 С.М. Духовской — генерал-губернатор Туркестанского края (1898–1901).

64 Имеется в виду Андижанское восстание 1898 г.

65 И. Гаспринский (1851–1914) — основатель реформаторского движения джадидов в Российской империи. Здесь имеется в виду газета, печатавшаяся под его редакцией, «Тарджеман» (с 1883 г.).

66 Имеется в виду Г. Гаибов (1830–1917) — Закавказский муфтий в 1881–1917 гг.

67 Я там же был на этом торжестве и заявляю, что написанное в № 33 «Туркестанских ведомостей» описание этого события носит характер казенного сообщения. Прим. Н.П. Остроумова.

68 В 1877 г. мусульманский пост начался 9 сентября (в первый день месяца рамадан).

69 Г.А. Колпаковский (?–1896) — генерал от инфантерии, военный губернатор Семиреченской области, в 1881–1882 гг. замещал заболевшего Кауфмана, первого туркестанского генерал-губернатора.

70 А.К. Абрамов (?–1886) — генерал-лейтенант, герой туркестанских походов, дважды георгиевский кавалер. В 1868 г. назначен первым военным губернатором Самарканда.

71 М.Г. Черняев (1828–1898) — генерал-лейтенант, возглавлял русские войска при взятии Ташкента (1865 г.), военный губернатор Туркестанского края (1865–1866), генерал-губернатор Туркестанского края (1882–1884).

72 С.Р. Путинцев — полковник артиллерии, градоначальник Ташкента (1883–1892).

73 Узбек-хан — правитель Золотой Орды (1312–1342). Ввел ислам в качестве государственной религии.

74 Верный — название города Алматы до 1921 г.

75 Неофит (Неводчиков) — церковный деятель, в 1883–1892 гг. был третьим по счету епископом Туркестанским и Ташкентским.

76 Достаточно иметь при этом в виду, что имам Ходжи-Ахрарской мечети, представленный ему в непривычной роли — читать хутбу за иноверного государя, а заместитель имама, когда читал казанскую хутбу, так потел и так коверкал, читая собственные имена государя и наследника, что даже генерал Розенбах улыбался. До того была непривычна и комична эта сцена, что говорить о других распоряжениях местным русскогоправительства относительно молитвы за царя, предполагаемых корреспондентом Д., излишне. А последовавшие в 1892 г. холерный бунт в Ташкенте и нападение ферганских туземцев на русский лагерь в 1898 г. доказывают, что туркестанские туземцы нимало не солидарны с молитвой за царя и за царское правительство, что согласно с учением Корана (глава 4, статья…). Прим. Н.П. Остроумова.

77 В соответствии с официальным «Положением об управлении Туркестанского края» (раздел 2, глава III, § 230, 237, 241, 243, 244–251), важные судебные постановления, касающиеся мусульман, должны были выносить не единоличные народные судии (кади), а съезды судей или чрезвычайные съезды судей. Так, туркестанский генерал-губернатор 16 декабря 1891 г. дал указание «сделать распоряжение о том, чтобы препровождаемый при сем в копии текст молитвословия о здравии и долголетии государяимператора, государыни императрицы, наследника цесаревича и всего царствующего дома, выработанный съездом казиев г.Ташкента и одобренный господином главным начальником края, был принят к обязательному совершению при богослужениях в мусульманских мечетях вверенного Вам города» (ЦГАРУз. Ф. И-36. Оп. 1. Д. 3275. Л. 7).

78 Здесь речь идет о работе ‘Абд ал-Хакка «Последнее слово ислама Европе», опубликованной в конце XIX в. и обильно цитировавшейся в книге Остроумова «Коран и прогресс» (1901).

79 Имеется в виду устроенная советской властью в 1929–1930 гг. кампания, целью которой было обвинить и устрашить местную интеллигенцию Узбекистана. Во главе «касымовщины» якобы стоял С. Касымов — председатель Верховного суда Узбекской ССР. В 1929 г. он был арестован и обвинен в попытке организации националистической партии. Вместе с ним были обвинены и другие высокопоставленные чиновники Узбекской ССР. Впоследствии по этим ложным обвинениям они были расстреляны в качестве врагов народа.

80 М. Султан-Галиев (1892–1940) — в 1918–1920 гг. председатель Центральной мусульманской военной коллегии при Народном комиссариате по делам национальностей РСФСР, в 1919–1921 гг. председатель Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока при ЦК РКП(б), основатель и руководитель Российской мусульманской коммунистической партии. Арестован в 1923 г., исключен из ВКП(б). В 1928 г. арестовывается повторно и приговаривается к расстрелу, который впоследствии заменяется десятью годами лагерей. В 1934 г. освобожден, в 1937 г. снова арестован. Расстрелян в 1940 г. Реабилитирован посмертно.

81 Чингисхан (1155–1227) — основатель и великий хан Монгольской империи (с 1206).

82 Бартольд В.В. Сочинения. Т. V. М., 1968. С. 205.

83 Свод законов-установлений, объявленный, когда Чингисхан был избран правителем (1206). Тексты данных законов дошли в отрывках.

84 Менгу-Тимур (? — ок. 1282) — хан Золотой Орды (1266–1280).

85 Берке (1209–1266) — хан Золотой Орды (1257–1266), младший брат Батыя.

86 Бату (в русской традиции Батый) (ок. 1209—1255/1256) — хан Золотой Орды (1243–1255), внук Чингисхана.

87 Кирилл — митрополит в 1249–1281 гг.

88 Алексий (?–1378) — митрополит с 1354 г.

89 Джанибек (?–1357) — хан Золотой Орды (с 1342 г.).

90 Книга доктора Эленжен Хара-даван «Чингис-хан как полководец и его наследие», Белград, 1929 г., стр. 213–214. Прим. Н.П. Остроумова.

91 Ал-Малик ал-Захир Рукн ал-Дин Байбарс ал-Бундукдари (1260–1277) — правитель государства мамлюков.

92 Мухи-ал-Дин Абу-л-фа?л Абдаллах ибн ‘Абд ал-Захир — автор хроники «Сийрат ал-малик ал-Захир» («Жизнеописание ал-Малик ал-Захира»).

93 Ал-Хаким би-амриллах — аббасидский халиф (XIII в.).

94 Ектенья — часть православного богослужения (от греч. «усердие»).

95 Ал-Муфа??ал ибн Аби-л-фа?а’ил — арабский писатель, автор хроники.

96 Салах ал-Дин ал-Малик ал-Насир (1138–1193) — основатель династии айюбидов (1171–1250). Правитель Египта с 1171 г.

97 Ибн Баттута (1304–1377) — знаменитый арабский путешественник.

98 Мухаммад Хваджа ал-Харазми — правитель азовской части Золотой Орды.

99 Это происходило в 1333 г.

100 Заголовок документа.

101 Заголовок документа.