К 85-летию со дня рождения художника Рузы Чарыева

   Фигура Рузи Чориева, пожалуй, одна из самых заметных в истории современного изобразительного искусства Узбекистана. Творчество этого талантливого, самобытного художника, в котором ярко проявились национальные мотивы, жизнь гениального человека, по-своему воспринимавшего окружающий мир, интересны многим.
Роман-эссе Нодира Норматова «Последнее завещание Рузи Чориева» будет интересен не только профессионалам-искусствоведам, но и широкому кругу читателей. Автор известен и как искусствовед, и как писатель. Вышедшие из-под его пера роман «Баригал», «Рассказы Кухитанга», повести «Голубые орехи», «Птицы над оврагом», «Дом, где живет радуга» уже нашли признание читателей.
Роман-эссе был собран из личных наблюдений Нодира Норматова, бесед автора с Рузи Чориевым, дневниковых записей художника. Простым и доступным языком книга повествует о детстве и юности Рузи Чориева, значительных событиях его жизни и даже пытается проникнуть в «святая святых» любого художника и показать процесс создания полотен. Кроме того, в книге читатель найдет фотографии из архивов Рузи Чориева и его друзей, относящиеся к разным периодам, и репродукции картин Рузи Чориева.

Нодир Норматов
ПОСЛЕДНЕЕ ЗАВЕЩАНИЕ РУЗЫ ЧАРЫЕВА
Роман?эссе

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Искусство – шаг из видимого и понятного в скрытое и непостижимое.

Воспоминание – одна из форм встречи.
Джебран Халиль Джебран

КРАСОЧНЫЕ ДВЕРИ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Кишлак Вандоб расположился у самого подножия гор, лето сюда запаздывает. Вернее, весна не торопится убирать приданое, выставленное всем напоказ. Удивительное это зрелище, когда и весна еще не отцвела, а уже в свои права входит лето.

Наступила та пора, когда созрел урюк и на деревьях стали появляться первые желтые листья. Однако рядом, в двух шагах от нашего дома – на склонах гор все еще буйствовали цветы и травы, их высота на некошеных лугах достигала колен, а над нами кружили белые, оранжевые, желтые бабочки. Если пойти в сторону водопада, многоцветие красок ослепит вас. И вспомнится детство. Какое это счастье – спрятаться в непроходимых зарослях и о чем?то мечтать! От аромата цветов займется дыхание. Слух будет ласкать пение птиц.

Я был один в комнате и наслаждался зрелищем таких вот пейзажей, сделанных накануне.

Рузы ака с самого утра рисовал на фоне далеких гор мальчишку, раскладывавшего на крыше глинобитного сарая урюк для сушки.

Я открыл дверь и вышел на улицу. И сразу почувствовал тонкий аромат полевых цветов. Их оставила возле дома девчушка лет десяти, живущая рядом с детским оздоровительным лагерем. Имени ее мы не знаем. Когда заговариваем с ней, она молчит. Лишь сверкает глазами? бусинами и убегает. Цветы даже не привяли, они были все еще свежи и нежны. Для этой девочки Рузы ака нарисовал картину, где изобразил ее на фоне рощицы. С тех пор она и привязалась к Рузы ака. Для художника даже самый обыкновенный цветок – «замечательный», вот и носит девочка нам охапками эти цветы.

Назавтра, под вечер, Рузы ака исчез. Разыскивая его, я обошел окрестности лагеря. Оказывается, у дочки сторожа потерялись бараны. Рузы ака отправился с ребятами на их поиски. В ту ночь он вернулся промокшим до ниточки. «Знаешь, я видел камни, которые сияют даже в темноте. С таким явлением мне раньше не приходилось сталкиваться», – говорил он вне себя от счастья. Проснувшись утром, я не обнаружил Рузы ака. Он вернулся ближе к обеду с новым этюдом. «Если бы бараны не потерялись, я бы никогда не увидел тех удивительных мест», – сказал он.

Накануне осени мы покинули эти места. Рощи на склонах гор понемногу обретали желтоватую окраску, речки становились полноводнее день ото дня. На улицах кишлака, давшего нам временный приют, начинался листопад, многое в природе стало незаметно меняться. Костер, разожженный детьми, дочку сторожа, приносившую каждое утро цветы, картину туманной ночи, когда они искали пропавших баранов позднее я находил в его произведениях, все эти картины получили творческое преломление под проницательным взглядом художника, стали яснее и ярче.

Со времени нашего первого совместного с Рузы Чарыевым путешествия прошло уже без малого пятнадцать лет. Где мы только не побывали за эти годы, о чем только не говорили и не спорили далеко заполночь. Однажды мы с художником услышали интервью Чарыева по узбекскому радио.

«Ташкентская школьница Катя Ермукова мечтает стать художницей. Что нужно для этого сделать? – спрашивает она. Ответить ей мы попросили заместителя председателя Союза художников Узбекистана, заслуженного деятеля искусств республики Рузы Чарыева. Судьба этого узбекского художника типична для всех одаренных молодых людей нашей страны.

Перед ними – широкий простор для любого творчества, для них открыты все пути к овладению избранным делом.

Послушайте, что говорит Рузы Чарыев: «Дружочек Катенька! Тебе очень хочется стать художницей? Это чудесно, что такая мечта овладела тобою с детства. Но запомни: для того, чтобы стремление твое осушествилось, нужно упорно добиваться поставленной цели. Нужно хорошо учиться и неустанно работать в избранной области. С самого детства.

Расскажу о себе. Я из далекого кишлака Пашхурд, – есть такой в Сурхандарье. Мне было несколько месяцев, когда мы с братом лишились родителей. Мы не знали материнской ласки. Воспитывался я в Шерабадском детском доме, потом в Термезском. С самого раннего возраста очень любил рисовать, – никогда не расставался с цветными карандашами.

При Термезском краеведческом музее организовали кружок юных археологов. С увлечением я начал в нем заниматься. Мы совершали интересные походы. Нам поручали зарисовывать природу, и в моем альбоме появились и голубые Бабатагские горы, и волны капризной Амударьи, и зыбь песков под раскаленным солнцем. В музее работала художница Наталия Николаевна Попова. Она обратила внимание на мои зарисовки, стала учить меня рисовать. Часто рассказывала о творчестве великих мастеров кисти. Советовала мне посвятить свою жизнь искусству. Вскоре я закончил школу и по ее совету поехал в Ташкент – держать экзамены в художественное училище имени Бенькова. Представь себе, меня приняли! НО не прошло и года, как меня призвали в армию. Яркие пейзажи родного Узбекистана сменили живописные карпатские горы – там я обучался воинскому делу. Однако каждую свободную минутку использовал для зарисовок. И когда через четыре года вернулся в училище, привез с собой множество этюдов. Меня сразу перевели на второй курс. Закончил училище и меня направили в далекий Ленинград – продолжать учебу в Академии художеств. Неповторим зтот дивный город с его дворцами, картинными галереями, скульптурами Летнего сада с его «в гранит одетой Невой». Казалось, сама атмосфера Петровского града насыщена высоким искусством, духом великого Пушкина. Там я учился живописи, знакомился с творчеством многих мировых гениев.

Наконец закончил и академию, получил диплом с отличием, вернулся в Ташкент. Жизнь моя богата и плодотворна. Возможность отдаваться живописи – великая рядость и счастье. У меня своя художественная мастерская. Участвую в выставках. Мои произведения удосужились показать на республиканской выставке «Наш современник». Была организована и персональная выставка – это мой творческий отчет перед родным городом.

Путешествия по странам мира раздвигают горизонты творчества. С новыми впечатлениями возникают и новые темы. Я много видел во время поездок, познакомился с искусством народов Африки, любовался в подлинниках шедеврами итальянских гениев, созерцал в Греции классические образцы эллинской архитектуры и ваяния. Был в Швеции, Румынии, на Мальте…

И все же история моей жизни, пожалуй, ничем не примечательна для условий нашей страны. Ведь каждый из вас, ребята, может избрать себе любимое дело. И если простой кишлачный мальчишка смог свободно стать художником, значит, любой может добиться такого же успеха.

Поэтому, милая Катюша, не отступай от задуманного. Рисуй все свободное время и когда?нибудь покажешь свои альбомы художникам. Желаю тебе удачи, дружок!».

После такого интервью Рузы ака признался мне:
– На встречах многие, чаще всего дети, спрашивают меня: как вы стали художником? Я отвечаю им, что стал художником благодаря тому, что постоянно учился и достиг каких?то успехов в живописи, из? за неустанного труда, что рисовал без устали. Говорю, что сама жизнь воспитала меня как художника… И все же нутром чувствую, что сказанного мною мало. Если бы мы вдвоем затеяли книгу, то уж она стала бы ответом на все их вопросы…

Эти слова послужили для меня отправной точкой для работы – я стал записывать высказывания художника об искусстве, о жизни. Вначале я хотел написать книгу от имени Рузы ака. Позже увидел, что в канву повествования вплетается то, что я знал, слышал о художнике, мои личные наблюдения. Так, книга стала результатом двух точек зрения – автора и художника. Самая главная ее цель: появление третьей точки зрения – читателя – на искусство, новый взгляд на жизнь, новые мысли.

ВОСПОМИНАНИЯ ДЕТСТВА

Маму я не помню. Мне едва исполнилось восемь месяцев, когда она заболела тифом и умерла. А вслед за ней вскоре умер и отец. Об этом мне рассказывала тетя, дожившая до глубокой старости и умершая в девяностолетнем возрасте. Я родился в неспокойное, голодное время.

«Когда начали создаваться колхозы, стало твориться что?то неладное. Множество людей, будь то ремесленники средней руки, грамотные люди, знавшие арабский, или баи и купцы – по чьему?то оговору, по навету, без суда и следствия оказывались в тюрьме, – рассказывала тетя. – Их осиротевшие дети пухли с голоду и умирали». Это были времена, когда люди жили в постоянном страхе, не верили друг другу. Вот из?за таких ошибок, из?за того, что торжествовала несправедливость, распадались многие семьи, братья и сестры, родственники разлучались и разъезжались по свету. Волею судеб, как говорила моя тетя, на мою долю выпало немало испытаний (Из дневника художника.).

В тот памятный вечер он наполнил ковш водой и уселся на большой валун, смотрел на все и старался запомнить. Напротив него, прямо посреди хауза росла джида. Ствол ее наполовину скрывался в зеленоватой воде. Ветер срывал ее белесые прошлогодние листья. На широкой площадке ребятишки играли в чилляк – игру, напоминавшую  «чижик». Потом дети пошли навстречу стаду, лениво бредущему по степной дороге. Девчонки встретились на узкой улочке, посекретничали и разбежались. Рузы же думал о том, как встретит его завтра далекий город. С малых лет он любил горизонт, воображал, что в нем есть что?то такое, что может наполнить его сердце радостью. Но он любил не только горизонт, но и свой кишлак. В особенности, самозабвенно любовался громадами гор, окружающими кишлак. Неугасимая краса гор, их вершины, зовущие ввысь, очаровывали его. Глядя на них, различные чувства переполняли его. Последние красноватые лучи закатного солнца трепетали на верхушках тополей, растущих в горных ложбинах. Под тополями пробудились родники. Кеклики, лягушки, дождавшиеся весеннего вечера, оглашали округу таинственными звуками.

Да, он все это любил, только что?то манило его в неведомые дали. Назавтра Рузы увезут за горы, откуда по утрам встает солнце. В памяти осталось только это.

… Когда осеннее солнце осветило сады, Рузы пришел к своему наставнику Гавриилу Васильевичу Парфенову. По профессии он археолог, а в свободное время вел кружок юных краеведов. Однажды он рассказал ребятам о красной пещере. «Я слышал об этой пещере в Зараутсае, Кухитанге, Бойсуне», – сказал Рузы. «Мы обязательно обследуем ее, начинайте готовиться в поход», – сказал археолог. Рузы пришел к нему за советом: где можно найти какой?нибудь альбом, цветные карандаши? В здешних краях не так?то просто было что?либо найти. До того, как оказаться в Термезе, Рузы побывал в детских домах Бойсуна, Шерабада, Кумкургана, ему очень хотелось нарисовать портреты друзей, с которыми он так неожиданно расстался.

Рузы постеснялся попросить у археолога альбом, потому что какая?то девушка, установив этюдник, писала его портрет.

– Эта девушка – художница, – представил ее археолог. – Зовут Елена. Она будет вести у вас уроки рисования.

Елена спросила, сколько ему лет.

– Мне исполнилось двенадцать, – ответил Рузы.

Елена, подумав, сказала, что начинать заниматься живописью в этом возрасте уже поздно. Рузы возразил ей, что он все равно будет художником.

Девушка улыбнулась и сказала:
– Для тебя не поздно. Только нужно будет много трудиться.

Рузы стал смотреть этюды, видимо, совсем свежие, от них еще исходил запах краски. Девушка поставила пластинку, и во дворе зазвучала незнакомая мелодия.

Рузы засмотрелся на ее стройную фигурку и на душе у него потеплело. Захотелось нарисовать ее портрет. Но он застеснялся. Попросил позволения уйти.

– Ладно, иди. Проводи заодно и Елену, – сказал Парфенов.

Когда они вышли на улицу, их опьянила свежесть воздуха, еще влажного от недавно прошедшего дождя. Налетавший временами ветер будоражил душу. Мокрый асфальт дороги блестел и отливал желтоватым светом – отражением неоновых фонарей.

Елена подарила ему красный карандаш. Улицы города, освещенные множеством огней, в этот час, когда Рузы провожал Елену, были безлюдны и тихи. Все его воображение было захвачено красным карандашом, которым он уже рисовал алую зарю.

* * *

В детдоме всегда найдется, чем занять себя: уборка территории, помощь на кухне, заготовка дров… В свободное время ребята играли в разные игры. Однажды Рузы было велено пробежать по тонкой доске над большим хаузом, который был у них во дворе. «Почему это я не пробегу, конечно, пробегу», – подбадривал он себя. И побежал. Но когда добежал до середины моста, споткнулся обо что?то и полетел в воду. Плавать он не умел и тут же стал тонуть.

Кто?то вытащил его из хауза. Посмотрел на своего спасителя и глазам не поверил. Это был первый задира и хулиган. Рузы раньше недолюбливал его. Но с этого дня он стал ему как родной.

Того мальчишку все называли «Мишка», хотя он был узбеком. Увидев рисунки Рузы, он сказал ему:
– Смотри, у тебя такие умелые руки, что ты подбираешь здесь детдомовские куски, устройся на работу. Вот я таскаю на вокзале вещи и беру за это деньги. Если захочешь, я и тебе найду что?нибудь подходящее.

Рузы согласился. Конечно, лучше жить самостоятельно. Никто тебя не ругает. Заработаешь деньги, можешь потратить их как захочешь.

С этими мыслями он сбежал с детдома. Они сняли с Мишкой одну комнату и стали жить. Рузы стал помощником сапожника. Через какое? то время он понял, что совершил ошибку. Тех денег, которые ему давал мастер, едва хватало на пропитание.

Однажды он так проголодался, что ему стало дурно. В кармане ни гроша, но он слонялся по базару. Три раза заходил в хлебный магазин. Под конец не удержался, и незаметно стянул у продавщицы буханку. Но даже отойдя от магазина на приличное расстояние, не смог отважиться отломить хоть кусочек. Он опять вернулся в магазин.

– Тетя, я украл у вас хлеб. Но я его не съел. Вот возьмите, – сказал он продавщице.

И тихонько положил буханку на прилавок.

От этих слов женщина прослезилась. Видимо, она догадалась, что он сирота, тут же отрезала и протянула ему кусок хлеба.

– Будь проклята это война, – с горечью говорила она.

После этого Рузы стал помогать ей, она давала ему за работу кусок хлеба.

И все же такая жизнь была не для Рузы. «Нужно возвращаться в детдом. Но вот примут ли они меня?»

К счастью, его не прогнали. Возвратившись, он услышал новость. Детский дом переезжал из Термеза в поселок Сурхан.

УСТРЕМЛЕННОСТЬ К МЕЧТЕ

В 1966 году я встретил своего друга Рауфа Вахабова, с которым вместе рос в детском доме. Он в то время делал хорошие скульптуры. Но художником не стал. «Не было возможности получить образование»,

– попытался он оправдаться. Я четыре часа трудился в тот день над его портретом и мысленно спорил с ним: «Как это не было возможности… у меня тоже никого из близких не было, однако я добился и получил образование художника». Вслух я этих мыслей не высказал (Из дневника художника.).

Рузы понравился чистый воздух Сурхандарьи, ее необъятные горизонты, запах ее земли. Хотя их жилые комнаты не были такими светлыми и уютными, как в городе, важно то, что чувствовалась большая свобода. Можно было совершать дальние и ближние походы, рисовать все, что твоей душе угодно.

Продержав Рузы в детдоме два года, решили направить его в ФЗО7. Рузы должен был выучиться какой?нибудь рабочей профессии на одном из Ташкентских заводов.

Оставался год до окончания войны, на заводах и фабриках катастрофически не хватало рабочих рук.

Рузы был готов трудиться. Но монотонная работа на заводе была ему не по душе. А когда работа не нравится, человек быстро устает.

Он сбежал из общежития. Он знал, что стоит ему появиться на вокзале, как его тут же схватят и вернут на прежнее место. Поэтому он отправился пешком по железной дороге, надеясь вскочить на подножку какого?нибудь товарного состава, едущего в Сурхандарью.

Идя вдоль железной дороги, он пытался запомнить все необычное, систематизировал свои наблюдения.

Когда он все же забрался в товарный вагон, его довольно быстро изловили. На дорогах тогда было очень много беспризорников, похожих на него. Рузы с группой таких ребят отправили в детский дом в Ленинабад. Небо над городом было красивое. Особую прелесть придавали ему видневшиеся вдали горы в пелене облаков. Но через два дня ему стало тоскливо. Он скучал по родным местам, по своим друзьям. На третий день сбежал из детского дома. И опять пустился в дорогу. Кормился тем, что ему давали местные жители: кислым молоком, куском лепешки. Чтобы не заблудиться, держался железной дороги. На какой?то маленькой станции опять вскочил на подножку товарного поезда.

Когда он доехал до Термеза, на вокзале увидел русского художника, который продавал женские портреты. Какое?то время Рузы наблюдал за ним. Возвращающиеся с фронта солдаты с удовольствием покупали эти портреты, другой человек доставлял продавцу все новые и новые работы. «Я бы тоже мог рисовать такие портреты и продавать их», – подумал Рузы.

В тот же день он познакомился с этими художниками. Они дали Рузы большущий картон, поставили перед ним фотографию какой?то женщины и велели срисовать ее. Рузы сделал копию, его работа понравилась им.

Уже через полгода он так набил руку, что делал очень хорошие копии. В это время он снял квартиру у сотрудницы музея, художницы Натальи Михайловны Поповой. Он теперь зарабатывал деньги, рисуя картины в мастерских. Наталья Попова посоветовала ему ехать в Ташкент, поступать в художественное училище.

И он поехал в Ташкент.

– Я не боюсь экзамена по рисованию, а вот с языком у меня плохи дела, – честно признался он Саше Боцману, с которым познакомился во дворе училища.
– Ну, сдавай тогда экзамен на родном языке, – посоветовал Саша.
– Вся беда в том, что я не знаю толком ни русского, ни узбекского, – сокрушался Рузы.

Он был прав. Все экзамены он сдал успешно, а русский завалил. Но то ли преподавательница сжалилась над ним, то ли картины его понравились, она назначила пересдачу экзамена и поставила ему тройку.

Рузы приняли в училище. Каждую новую работу он показывал той мягкосердечной преподавательнице и говорил:
– Когда?нибудь я оправдаю ваше доверие.

После окончания первого курса он получил повестку в военкомат. Когда стал прощаться с однокашниками, они дали ему шутливое обещание:
– До твоего возвращения мы тоже не будем переходить на другой курс.

Для паренька, выросшего в детском доме, тяготы воинской службы не кажутся столь тяжелыми. Несмотря на то, что было много учебных занятий и занятий на плацу, Рузы выкраивал время для рисования и альбом его пополнялся изо дня в день. Слух о молодом художнике дошел и до генерала. Как?то раз он вызвал его и спросил:

– Ты сможешь снять копии вот с этих картин?
– Постараюсь, товарищ генерал, – ответил Рузы

Через несколько дней он представил генералу копию с картины Виктора Васнецова «Аленушка». Эта работа понравилась не только генералу, но его жене и детям. А когда Рузы сделал копии с таких работ, как «Грачи прилетели» Саврасова, «Корабельные сосны» Шишкина,«Золотая осень» Левитана, «Девушка, освещенная солнцем», генерал проникся к нему симпатией и создал ему все условия для работы. По причине своей занятости, генерал отправлял Рузы вместе с домашними на оперные спектакли. Жена генерала была большой поклонницей оперы.

Вначале он не воспринимал оперу, но был вынужден слушать. А потом привык. Даже мог воспроизводить по памяти отдельные арии из итальянских и русских опер.

Когда он выкраивал свободную минутку, садился за портреты своих товарищей по службе, писал и городские пейзажи.
– Нарисуй мне вид Ташкента, – попросил как?то генерал.

Рузы задумался. До сих пор ему не приходилось писать что?то по памяти. В этот момент он особенно почувствовал, как сильно стосковался по широким улицам Ташкента, по его красочным базарам,по глинобитным домикам, крыши которых пламенеют по весне маками.

Наконец он остановил свой выбор на домике на берегу Буржара, где он снимал комнату, учась в художественном училище. Он вспомнил милую, добрую хозяйку дома, ее симпатичную дочь. Не всплыви в его памяти их образы, может, он не справился бы так блестяще со стоящей перед ним задачей. В его представлении в пейзаже канал Буржар и глинобитный дом на его берегу должны являть собой что?то цельное, наподобие единства образов матери и дочери. Наконец, он приступил к работе. Маленький дом. Таинственный канал, в водах которого отражается небо. В произведении преобладали переливы золотых и свинцовых тонов.

– Замечательно, – восхитился генерал, разглядывая уже готовую работу. – Только, мне кажется, она получилась несколько печальной.

Он этого не ощущал, когда писал. Его тоска по родному краю, вся та грусть, что была на сердце, отразились в его произведении и зазвучали, как печальная мелодия.

– Художник, не испытывающий ни чувства любви, ни чувства печали, не может быть художником, – сказала жена генерала.

Слова этой женщины воодушевили Рузы. Первый раз в жизни он подарил чужому человеку свою авторскую работу. Всем сердцем он чувствовал, как день ото дня крепнет его талант, вера в свои собственные силы, он знал, что теперь будет писать самостоятельные художественные произведения.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В КИШЛАК

В жизни каждого художника бывают такие мгновения, когда в сердце что?то заново рождается. Это – любовь к родине, к земле. С этой минуты художник должен стремиться заново постичь, открыть для себя родину, стать единомышленником своих земляков, проникнуться их сокровенными чаяниями. Художник не имеет права быть сторонним наблюдателем. Художник, у которого нет родной земли, нет своего края, не может состояться как художник. Где бы я ни был, Пашхурд всегда со мной, мысленно я постоянно нахожусь там (Из дневника художника.).

Художник вернулся в родной кишлак Пашхурд лишь через тридцать три года. Я был свидетелем этого события. Учился я тогда в шестом классе. Было лето. Я поехал за тридцать километров, в райцентр Шерабад, сейчас уже не помню, что мне там было нужно. Закончив дела, вышел на дорогу, в надежде на попутную машину или арбу. Автобусного сообщения с нашим кишлаком еще не было, горная дорога, узкая и опасная, местами зависала над пропастью, грузовики и те ездили по ней с трудом. В кишлак меня привез наш односельчанин Жума Хофиз. У него был трактор с прицепом. Кроме меня, в прицепе оказались еще двое – парень в шахрисабзской тюбетейке и светловолосая русская девушка. В то время у каждой местности была своя тюбетейка с характерным орнаментом или узором. По головному убору определяли, откуда родом человек. Взять, к примеру, десятки небольших кишлаков, разбросанных в горах и ущельях Кухитанга. Они так же имели свои традиционные тюбетейки. Мне, подростку, не составило труда определить, что попутчик не из наших мест. А парень между тем, знай себе расхваливал русской девушке наши красоты.

«Смотри, какая красивая река Шерабад». Когда примечал живописные холмы, опять восклицал: «Как красиво». Он радовался всему, что видел вокруг. Затем стал рассказывать что?то своей спутнице, но я этого уже не понял. В нашем кишлаке русский язык знали только фронтовики да ребята, служившие в армии.

Мои спутники сошли на дороге, а я, вернувшись домой, забыл о них. Но я долго помнил восторг парня. После его слов знакомые с детства горы, ущелья, речки и ручьи воспринимались по?другому. Теперь они стали таинственными и прекрасными. В кишлаке было принято говорить о горах иначе. Никто бы не сказал «красивые горы», вместо этого, обронил бы замечание: лежат под толстым слоем снега, или, наоборот, что в горах не выпало ни капли дождя или снега, такова была традиция.

Впоследствии Рузы?ака рассказал об этом путешествии.

– Заканчивая институт, я еще толком не знал, куда мне ехать, где мне жить. А вернее, выросший в детском доме, я не имел привязанности к какому?то городу или местности, и мне было безразлично, где жить. При всем том хорошем, что дают детские дома детям, они не могут заменить им отца и мать. Дети растут без корней, им неведомы семейные традиции, национальные и народные традиции одну индийскую сказку на эту тему. У одной вороны было два птенца. Однажды она решила перенести их на противоположный берег реки – в тех местах было много падали. Перелетая реку с первым вороненком, мать спросила у него: «Дитя мое, как ты отблагодаришь меня за это доброе дело?» Птенец ответил ей на это: «Матушка, я буду заботиться о тебе всю жизнь, кормить самым вкусным на свете». Ворона?мать сбросила вороненка в бушующие волны реки и вернулась за вторым. Перелетая реку со вторым, она задала ему тот же вопрос. «Матушка, я не могу тебе ничего обещать, но ту любовь, которую ты проявила к своим детям, я постараюсь вернуть своим детям». Ворона мать была довольна своим птенцом. Таковы и человеческие дети. Заканчивая институт, я собирался остаться в Ленинграде. Но моя жена Марина стала настаивать: «Поедем к тебе, на родину».

И вот через тридцать три года художник поехал в родной кишлак Пашхурд. Во время этого долгого путешествия делал зарисовки в альбом, а последние десять верст до кишлака они прошли пешком. Однако встретили нас там холодно. Был у меня один дальний родственник, так он сразу накинулся на меня: «Зачем ты женился на русской? Сейчас, молодого, она тебя любит, а постареешь – бросит. Довелось мне насмотреться на таких в армии». Я обиделся на него и перебрался в соседний кишлак Зарабог. Я шел и плакал, мне было горько, что в родном кишлаке я не встретил ни доброты, ни участия.

В то время, когда Рузы писал этюды в Зарабаге, в Пашхурде его разыскивал человек, прозванный в народе Курбан?хромец. Сам родом он был тоже из Пашхурда, но в 30?е годы в числе других сельчан был выслан в Денау. Человек незаурядный, противоречивый. Был крупным торговым дельцом, всегда при деньгах, имел авторитет и влияние на людей. Однако значительную часть доходов тратил на благотворительные цели. Женил безродных парней, справлял свадьбы, помогал устроить свое хозяйство. Детей, оставшихся без родителей, старался выучить. Рузы было лет десять, когда за ним в термезский детдом приехал Курбан?хромой. Он забрал мальчика на несколько дней в кишлак и устроил там той по случаю его обрезания. Когда Рузы учился в институте, Курбан?хромой высылал ему деньги. И вот этот человек услышал о возвращении Чарыева в кишлак. Он поехал повидаться с ним. Узнав, что Рузы обидели, Курбан?хромой не на шутку рассердился. Сел в машину, отправился в Зарабаг. Привез Чарыева обратно в Пашхурд и при большом скоплении народа, заявил: «Эй,люди, запомните, кто обидит этого парня, будет иметь дело со мной. Перед вами художник, который прославит наш край». После этого Рузы стал приезжать в кишлак на этюды. В один из приездов ему сообщили горестную весть о том, что Курбан?хромой отравился. Чарыев тяжело переживал его смерть. Именно этот человек сказал то главное, что Чарыев запомнил на всю жизнь: «Рузыбай, никогда не забывай этот край и свой родной кишлак!»

РОЖДЕНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Недавно я был вынужден написать портрет одного человека. Меня просто уговорили. Я рисовал, преодолевая себя. Когда я закончил портрет, все говорили о необычайном сходстве портрета с этим человеком. Он был мне совершенно чужд по духу. Поэтому я запечатлел его бесстрастно, как фотограф. Если между художником и портретируемым не возникает чувства общности, то работа обречена на провал. В чем же выражается это родство душ? Художник чувствует его сразу. С первого взгляда он определяет будущего героя своего произведения. В 1974 году я написал портрет философа. В плане цветовой гаммы портрет получился впечатляющим, а по форме – не совсем. Почему так случилось? Я всегда стараюсь докопаться до причин моих неудач (Из дневника художника.).

ПРОДОЛЖЕНИЕ КНИГИ ВЫ МОЖЕТЕ ЧИТАТЬ С ПОМОЩЬЮ ПРОГРАММЫ CALAMEO