Курс лекций по истории тюркских народов был написан В.В. Бартольдом по просьбе турецкого правительства и прочитан в переводе на турецкий язык в Стамбульском университете в июне 1926 года. Впервые лекции были напечатаны на турецком языке в 1927 году. В 1932–1935 годах был опубликован немецкий перевод, в 1945 году — французский. Первая публикация на русском языке состоялась в 1968 году.

Василий Бартольд
ТЮРКИ.
Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии

Лекция II

Кроме тех причин, о которых я говорил в первой лекции, изучение истории тюрок и вообще среднеазиатских народов затрудняется еще крайне неравномерным освещением отдельных периодов в источниках. Если о каком-либо периоде и какой-либо стране для известного периода мы располагаем сравнительно подробными сведениями, то о том, какую жизнь вели тот же народ или та же страна раньше или после, часто приходится довольствоваться несколькими словами в каком-нибудь одном источнике. Между тем для понимания исторического процесса необходимо иметь возможность наблюдать этот процесс на всех стадиях развития. При отсутствии сведений в источниках остается слишком много простора для произвольных догадок и предположений, что не может не причинять вреда интересам научной точности.

Орхонские надписи, как мы уже видели, представляют совершенно исключительное явление в истории граничивших с Китаем кочевых государств домонгольского периода. О государствах, возникавших в степи раньше тюркского государства VI–VIII веков, мы принуждены довольствоваться краткими сведениями китайских источников; сами народы сошли со сцены, не оставив нам даже слов своего языка.

Главным источником для решения вопроса, на каком языке говорил тот или другой народ, до сих пор считались приводившиеся китайскими историками, в транскрипции китайскими иероглифами, отдельные слова, преимущественно имена и титулы; на основании звукового произношения иероглифов решался вопрос, к какому языку принадлежит то и другое слово и как оно произносилось. Орхонские надписи дали материал для проверки таких выводов ученых, и результат оказался малоутешительным. Даже в тех случаях, когда исследователи имели дело с несомненно тюркскими языками и когда предположения высказывались лучшими знатоками этих языков, эти предположения были довольно далеки от действительности. Почти накануне открытия ключа к надписям Радлов в нескольких работах, в том числе в предисловии к изданию «Кутадгу билиг»[18], сделал попытку установить, на основании китайской транскрипции, значение и произношение ханских титулов. Но надписи показали, что многие из предположений Радлова были неосновательны.

Из надписей также видно, что в некоторых случаях китайцы произвольно давали известному им народу то или другое китайское название, не имевшее ничего общего с тем названием, которое давал себе сам народ. Так, вместе с народом китай[19] у китайцев постоянно называется народ хи; в орхонских надписях, также вместе с народом китай, выступает народ татабы. Все европейские исследователи согласны, что хи китайских источников и татабы надписей — одно и то же, несмотря на полное отсутствие между этими словами какого-либо звукового сходства. Работа ученых затрудняется еще тем, что синологами, по-видимому, еще не вполне выяснено, как произносился тот или другой китайский иероглиф в то время, к которому относятся государства кочевников.

Попытки разгадать по китайским транскрипциям язык того или другого народа делались много раз, начиная с языка древнейшего из этих народов, хуннов, основавших сильное государство на границах Китая во II веке до н.э. и впоследствии передвинувшихся в Европу, где они особенно прославились в V веке н.э. Обыкновенно хуннов считали и считают тюрками, тем более что сами китайцы называют тюрок VI века потомками хуннов. Из попыток установить тюркское произношение слов языка хуннов, встречающихся в китайских источниках, особенно известна попытка японского профессора истории Ширатори[20]; но как малоудовлетворительна была эта попытка, видно уже из того, что сам Ширатори впоследствии отказался от предложенных им сближений и пришел к выводу, что те же слова хуннов лучше объясняются при помощи тунгусских языков.

Более несомненным считалось тунгусское происхождение следующего по времени кочевого народа, господствовавшего в Восточной Монголии, имя которого нам известно только в китайской транскрипции — сяньби; они упоминаются как восточные соседи и враги хуннов, занявшие их место в Монголии в конце I века н.э. и впоследствии основавшие, как и хунны, несколько династий в северных областях собственно Китая. В противоположность хуннам, сяньбийцев, кажется, не считал тюрками ни один из писавших до сих пор исследователей; между тем в китайской литературе, по сообщению профессора Пельо, сохранился словарь сяньбийского языка, не оставляющий сомнения в том, что этот язык был тюркским. Факт, сообщенный Пельо, имеет большое значение и показывает, что в китайской литературе можно найти более точные, чем полагали до сих пор, сведения о языке кочевых соседей Китая, тем более что этот факт не единственный в своем роде; еще раньше профессор Пельо в печатной статье упомянул о существовании словаря языка одного из народов, упоминаемых в орхонских надписях, именно народа китаев; этот словарь показывает, что китаи, которых до сих пор обыкновенно считали тунгусским народом, в действительности говорили на монгольском языке.

Не вполне ясно для меня, на чем основано мнение Пельо, упомянутое мною в прошлой лекции, которое он сам считает несомненным, о монгольском происхождении предшественников тюрок, аваров, подчинивших себе не такое обширное пространство, как впоследствии тюрки, но все же господствовавших в V веке и в первой половине VI века в восточной части Средней Азии. И в этом случае народ носит в китайских источниках название, придуманное китайцами и не имеющее ничего общего с действительным народным названием. Китайцы говорят только о народе жужань, или жуань-жуань; это слово обозначает каких-то червей и должно было выразить презрение китайцев к кочевому народу. Слово авары в китайских источниках не встречается; встречается ли оно в орхонских надписях, остается спорным; было высказано мнение, что так должно быть объяснено загадочное народное название пар-пурум, или апар-апурум, встречающееся в надписях только в одном месте, где говорится о прошлом, а не о современной автору надписей жизни. В последнем своем переводе Томсен рассматривает слова апар и апурум как названия двух отдельных народов, и при каждом из них ставит вопросительный знак{9}. Слово авары в разных видах встречается в византийских, западноевропейских и русских источниках (в русской летописи в форме обры); византийцы отличают настоящих аваров, погибших, по их словам, на востоке, от народов, принявших имя аваров и под этим именем явившихся в Европу; но, по-видимому, мы имеем здесь или один и тот же народ, или, во всяком случае, народы, близко родственные между собой.

Есть некоторые обстоятельства, как будто говорящие в пользу мнения Пельо. Сюда относятся так называемые древнеболгарские слова, сохранившиеся в славянской хронике и относящиеся к царствованию древних князей дунайских болгар. Известно, что эти болгары первоначально не были славянами и до сих пор сохранили в своем типе следы неславянского происхождения; загадочные слова, явно не имеющие ничего общего со славянскими языками; поэтому старались объяснить из тюркских или близких к тюркским языков. Особенный успех имело мнение финского профессора Микколы[21], что в загадочных словах мы имеем определение дат по эре двенадцатилетнего цикла; при этом, однако, оказывалось, что лошадь обозначалась не тюркским, а монгольским словом морин. Такой факт прежде был бы совершенно непонятен; если авары были монголами, то слово морин могло быть принесено на запад ими. Я ограничусь этим примером и не буду останавливаться на более сомнительных и менее заслуживающих внимания попытках некоторых ученых найти на западе монгольские слова задолго до появления исторических монголов. Какие смелые предположения высказывались об этом даже крупными учеными, можно видеть из попытки Марквардта[22] сблизить название области Чаганиан в бассейне верховьев Амударьи с монгольским цаган — «белый», причем Марквардт на основании этого более чем спорного сближения называет слово Чаганиан первым по времени достоверно засвидетельствованным монгольским словом.

С другой стороны, против мнения Пельо могут быть сделаны веские возражения. Господство жужаней, или аваров, простиралось еще в V веке довольно далеко на запад, по крайней мере до Карашара в Китайском Туркестане; ими же было вызвано движение дальше на запад, в бассейн Амударьи, народа хайталов, или белых гуннов, покоренных впоследствии тюрками; при таком значении монгольского народа в событиях этой эпохи трудно объяснить, почему археологические экспедиции в Среднюю Азию не привели до сих пор к открытию каких-либо монгольских текстов, которые бы относились к времени до образования империи Чингисхана. Впрочем, не исключается возможность, что во время господства аваров торговля иранцев и других западных народов с кочевниками Средней Азии еще не достигла такого развития, как впоследствии при тюрках, хотя мы знаем, что в V веке купцами поддерживались сношения между хуннами, переселившимися в Европу, и хуннами, владевшими небольшим государством в пределах Китая.

Во всяком случае, сообщения Пельо показывают, что наука имеет право ожидать от синологов более точных и ценных, чем известные до сих пор данные, материалов для решения вопроса об этнографическом происхождении исторических кочевых народов. Ценных для истории выводов или по крайней мере устранения прежних ошибок можно ожидать и от успеха лингвистических исследований, после которых станут невозможными прежние, совершенно ненаучные лингвистические сближения. До сих пор считали возможным сближать слова хуннов или других старых кочевых народов со словами современных тюркских наречий, даже не ставя вопроса, могло ли данное слово в данной форме относиться к древнему периоду. В работах Ширатори, например, для объяснения титула правителей одного из народов, известия о котором относятся к времени нашей эры, привлекается среднеазиатское слово бий, представляющее очень позднее видоизменение старого бек и не встречающееся нигде раньше XV века. Марквардт для объяснения китайских известий о народе телэ в Монголии думал привлечь слово итиль в смысле «река», тогда как это слово заимствовано из чувашского языка и не встречается ни у одного из других тюркских народов, кроме татар, то есть приволжских тюрок. Надписи и открытые в Средней Азии памятники старотюркской религиозной литературы, может быть, дадут возможность поставить на научную почву вопрос о постепенном развитии словарного состава тюркского языка, также и о том, каким наречиям и каким местностям принадлежат те или другие слова. Если бы удалось открыть такие же древние памятники монгольского языка, то и работы по сопоставлению тюркского языка с монгольским, вероятно, по методам исследования приблизились бы к работам по индоевропейской и семитской филологии. До тех пор пока нет монгольских памятников древнее XIII века, история монгольского языка остается еще более темной, чем история тюркского.

Кроме привлечения древних памятников, история языков до некоторой степени может быть изучена посредством привлечения живых наречий. Во всех языках бывают примеры, что живое наречие сохранило древние формы, давно утраченные в литературном языке, тюрколог и монголист и в этом отношении находятся в менее выгодном положении, чем специалисты по индоевропейской или по семитской филологии. Монгольские наречия, насколько мне известно, настолько сходны между собой, что не дают материала для каких-либо исторических выводов. Несколько большее разнообразие тюркских наречий определяется уже тем, что тюрки расселились на гораздо большем пространстве; но и тюрколог, кроме большего числа сравнительно близких друг к другу тюркских наречий, располагает только двумя резко обособленными тюркскими языками, якутским и чувашским. Сопоставление этих языков с остальными тюркскими наречиями может дать некоторый материал для выяснения истории языка и в связи с этим истории народа.

Якутский язык принадлежит народу, ушедшему на далекий север и не принимавшему после этого участия в общетюркской жизни; зато чувашский язык сохранился в бассейне Волги, в местности, куда шло переселение тюрок из Средней Азии, и есть основание полагать, что этот язык в Средние века был гораздо более распространен, чем теперь. Арабские географы отмечают сходство между различными наречиями тюрок от печенегов в Южной России до соседей Китая и прибавляют, что на особом языке, непонятном для других, говорили болгары и хазары, жившие по среднему течению Волги; этот язык отличался также от языка финских народностей. В таком же положении находится теперь чувашский язык, ближе стоящий к тюркским, чем к финским, но одинаково непонятный для тюрок и финнов. Волга носила и у болгар, и у хазар название Итиль, что значит по-чувашски «река». Все это привело тюркологов к заключению, что чувашский язык представляет остаток языка, на котором говорили прежде болгары и, вероятно, хазары.

О характере чувашского языка долго велись споры. Радлов еще считал этот язык продуктом смешения тюркских элементов с финскими; впоследствии другие ученые старались доказать, что в чувашском языке сохранились утраченные в большей части тюркских наречий остатки более древней стадии тюркского языка. К такому выводу пришел и последний исследователь этого вопроса Поппе[23], напечатавший об этом статью в «Известиях» русской Академии наук. По мнению Поппе, чувашский язык принадлежит к той же группе языков, что и тюркские и монгольские наречия, но не может быть отнесен ни к тем, ни к другим, а составляет особую, третью ветвь этой группы. Во время происходивших по этому вопросу в Ленинграде споров Поппе соглашался признать чувашский язык тюркским, но остатком более древней стадии языка, когда монгольский уже успел отделиться, но еще не определились характерные свойства ныне известных письменных и живых тюркских наречий.

Этот вывод, если он будет окончательно принят наукой, может иметь большое значение для историка. Болгары и хазары не упоминаются раньше VI века, но, несомненно, пришли в бассейн Волги в более ранний период. Очевидно, что их привело сюда переселенческое движение, связанное с именем хуннов; уже во II веке, при географе Птолемее, хунны находились в небольшом расстоянии от Волги. Чувашское и потом тюркское название Волги — Итиль в то время еще не упоминается, но река Яик уже тогда носила это тюркское название, которое упоминается у Птолемея в форме Даикс. Употребление начального д- вместо начального j- в языке местного населения, по-видимому, замечалось и после; византийцы VI века говорят, что поминки по умершим назывались у тюрок дохия; в орхонских надписях мы имеем то же слово в форме joK,. Такое явление не вполне соответствует фонетическим особенностям нынешнего чувашского языка, где, как в якутском, тюркское начальное j- заменяется звуком с-; но история этого звукового явления еще недостаточно выяснена. Во всяком случае, Даикс Птолемея может считаться древнейшим хронологически установленным тюркским словом.

Исторические факты заставляют полагать, что, если чувашский язык представляет остаток более ранней стадии развития тюркского языка, то на этой стадии находился язык хуннов, который, следовательно, не был тюркским в том смысле, как теперь обыкновенно понимают это слово, то есть не тем языком, на котором говорят теперь все тюркские народности, кроме якутов и чувашей. Этот язык, вероятно, был принесен хуннами далеко на запад, и остатки его имеются во всех языках, прямо или косвенно связанных с движением хуннов, до тюркских элементов в венгерском языке включительно. Так далеко на запад были принесены и некоторые культурные слова, заимствованные от китайцев, может быть, еще хуннами; в венгерском языке мы имеем тот же корень для обозначения слова «писать», что и в тюркском, и этому слову приписывают китайское происхождение. Древнейшую стадию развития собственно тюркского языка представляли, по всей вероятности, восточные соседи хуннов — сяньбийцы.

Совершенно недоказанными остаются пока предположения о более ранних, до нашей эры и в первые века нашей эры, действиях тюркских народностей в западной части Средней Азии. Из античной литературы (особенно важно в этом отношении сочинение Гиппократа о климатах и местах) мы только можем вывести заключение, что рядом с индоевропейскими народностями грекам были известны народы какой-то другой расы, но были ли среди них тюрки, остается сомнительным. Шаванн в связи со своей теорией о тюркском происхождении двенадцатилетнего животного цикла был склонен считать тюрками завоевателей II века до н.э., известных у греков под общим названием «индоскифы» и основавших государство, просуществовавшее несколько веков, в состав которого вошли многие области Индии. Когда Шаванну указывали на то, что в состав цикла входят животные, которых не было в стране тюрок, как обезьяна, он отвечал, что с обезьяной тюркские завоеватели Индии могли познакомиться еще в эпоху около нашей эры. В настоящее время, кажется, уже не имеют защитников ни теория о тюркском происхождении животного цикла, ни теория о тюркском происхождении ин-доскифов, хотя в пользу последнего мнения высказался после Шаванна еще другой великий синолог, Фридрих Хирт[24]. Животный цикл, по-видимому, происходит из Индии, откуда его заимствовали китайцы; от китайцев он в очень раннюю эпоху перешел к тюркам. Среди индоскифов первое место занимали тохары, название которых сохранялось в Средние века в названии области Тохаристан в верховьях Амударьи, хотя мусульманские авторы уже ничего не знали об этнографическом происхождении этого названия. Прежде тохары жили также в Китайском Туркестане; среди литературных языков буддизма в Средней Азии упоминается и тохарский язык.

Тюрки в смысле людей, говоривших на языке, который мы теперь называем тюркским, несомненно, были гораздо раньше; но пока нет основания полагать, что самое слово «тюрки» существовало раньше VI века н.э. О происхождении этого слова пока возможны только догадки. В своем последнем труде Томсен высказывает мнение, что так называлось отдельное племя или скорее отдельная ханская династия. Самое слово т?рк, или т?р?к, по мнению Томсена, «наверное», имело первоначально значение «сила», «крепость». Этому предположению, однако, не соответствует единственное место надписей, где слово т?рк как будто употреблено не в смысле народного названия; хан называет кагана народа тюргешей «своим тюрком» (т?ркiм будуным). Если слово т?рк имеет здесь нарицательное значение, то скорее можно предполагать значение «созданное», «устроенное»; хан хочет сказать, что возмутившийся против него хан тюргешей был обязан ему своей властью. Возможно предположить связь между словом т?рк и часто встречающимся в надписях словом т?р? — «закон», «обычай», но также «объединенная законом народная масса».

Надписи не дают ясного ответа на вопрос, какие народы уже в то время назывались тюрками; столь же мало известно, как постепенно распространялось это название на разные народы и как оно приобрело то значение, которое имеет теперь. Хан называет свой собственный народ тюрками и в то же время огузами или токуз-огузами, хотя в некоторых местах огузы или токуз-огузы называются врагами хана. Еще до открытия ключа к чтению надписей Радлов пришел к выводу, что тюрки VI–VIII веков принадлежали к народу огуз, и надписи вполне подтвердили это мнение. Огузы, или тюрки, в свою очередь разделялись на несколько народностей — тёлесы и тардуши на востоке, тюргеши на западе{10}; кроме огузов упоминается еще несколько тюркских народов, из которых впоследствии получили наибольшую известность карлуки, уйгуры и киргизы; но нет доказательств, чтобы эти народы уже тогда называли себя тюрками. Присвоение слову т?рк того лингвистического значения, которое оно имеет теперь, было, по-видимому, делом мусульман. Арабы заметили, что многие народы говорят на том же языке, как те тюрки, с которыми они имели дело в VII и VIII веках и стали называть их всех тюрками; по мере принятия ислама и сами тюркские народы стали так называть себя, хотя и до сих пор не все мусульманские тюркские народы называют себя тюрками и свой язык тюркским. Вне сферы ислама слово т?рк мало распространено; редкое исключение представляет один из памятников буддийской литературы, язык которого называется тюркским-уйгурским[25]. Ни русские, ни западные европейцы не называли тюрками печенегов или половцев, и слово «тюрки» широко употреблялось в Европе только для обозначения народа сельджукской и впоследствии Османской империи, вышедшего из того же народа огузов, как орхонские тюрки. В русских летописях встречается название «торки», вероятно имеющее такое же значение, как «тюрки», но употребляющееся только для обозначения того народа, который в византийских источниках называется узами, то есть огузами.

Из всех народных названий, встречающихся в орхонских надписях, только одно встречается в китайских источниках в гораздо более ранний период — именно название «киргиз». Киргизы упоминаются еще в рассказах о событиях эпохи хуннов, то есть времени незадолго до и немного после начала нашей эры. Древнейшую китайскую транскрипцию слова «киргиз» — гяньгунь[26] — Пельо объясняет монгольской формой единственного числа — кыркун, из чего можно было бы заключить, что китайцы впервые получили сведения о киргизах от какого-то монгольского народа. Более точные китайские сведения о киргизах и их стране, то есть верховьях Енисея, относятся только к эпохе тюркского государства; в то же время появилась неточная транскрипция хакас, представляющая только неправильную передачу очень точной транскрипции киликисы. Когда нынешние тюркские обитатели местности по Верхнему Енисею после революции вместе с другими прежними русскими инородцами получили национальную автономию, им понадобилось народное название, которого у них в то время не было и в котором прежде не чувствовалось необходимости; минусинская интеллигенция тогда извлекла из китайских источников слово «хакас», зная, что так называли китайцы народ, живший прежде в Минусинском крае и имевший некоторое политическое значение, но не зная, что этим названием неправильно обозначались киргизы, которых теперь в Минусинском крае уже нет.

В китайской «Истории династии Таи» приводятся некоторые киргизские слова, по которым видно, что киргизы уже тогда говорили по-тюркски; сюда относится, например, слово aj — «месяц». В то же время из описания наружности киргизов видно, что они тогда антропологически отличались от других тюрок; у них были светлые волосы и голубые глаза. Свидетельство китайцев в этом случае вполне подтверждается свидетельством мусульман; персидский автор XI века Гардизи[27], по каким-то не дошедшим до нас более ранним источникам, также говорил о светлых волосах киргизов; из его слов видно, что по этому признаку предполагалось родство между киргизами и славянами. Указывает ли этот факт, как полагает Марквардт, на какое-то народное движение из Европы, не может быть доказано. Более поздние известия о киргизах не дают также материала для решения вопроса, как постепенно исчезали эти признаки и как образовался тип настоящих киргизов, которых до недавнего времени называли кара-киргизами.

Раннее упоминание киргизов в китайских источниках показывает, что их страна рано вошла в круг международных торговых сношений; о том же самом свидетельствуют найденные в Минусинском крае древности; по богатству материала для археологических исследований Минусинский край превосходит все другие местности Сибири. Большие трудности, как везде, представляет датировка памятников; даже вопрос о том, какие из них могут быть приписаны киргизскому или вообще тюркскому населению и какие относятся к гораздо более отдаленному прошлому, возбуждает споры. Страна киргизов посещалась караванами и в мусульманский период; главным предметом вывоза из нее был мускус, которому тогда придавали большое значение. Сравнение ранних мусульманских известий о киргизах с более поздними заставляет думать, что культура в этот период постепенно развивалась. Первые мусульманские известия, как и китайские, говорят только об одном городе киргизского кагана; иных оседлых поселений в стране киргизов не было; народ частью вел кочевую жизнь, частью даже оставался на уровне охотничьего быта. С другой стороны, в монгольскую эпоху Рашид ад-дин говорит, что в стране киргизов было много городов и деревень. Кроме торговых сношений успеху земледельческой культуры должно было содействовать плодородие Минусинского края.

Киргизы представляют один из первых примеров народа, первоначально, по всей вероятности, нетюркского и впоследствии отюреченного. Таких примеров потом было несколько как среди кочевых, так и среди оседлых народов. Из пяти племен, которых прежде объединяли под названием «урало-алтайцы» (в порядке с запада на восток: финны, самоеды, тюрки, монголы и тунгусы), отюречению особенно подверглись самоедские народности на южной окраине мест своего расселения[28]. Этот процесс не закончен и до сих пор. Сравнительно недавно отюреченными самоедами считаются карагасы; не вполне еще отюречены камасинцы, последний к востоку народ в Сибири, кроме якутов, говорящий по-тюркски. Кастрен[29] в 1848 году еще застал там самоедский язык; Радлов в 1863 году нашел камасинцев отюреченными, но этот процесс тогда еще не был настолько закончен, как можно было бы заключить из его слов; исследователь, бывший у камасинцев много позже, финский ученый Кай Доннер, еще нашел там стариков, знавших по-самоедски[30].

Среди народов, упоминаемых в надписях, нетюркского происхождения был, может быть, народ аз, часто упоминаемый вместе с киргизами. Прежде сомневались в том, надо ли понимать слово «аз» в смысле народного названия; мною с самого начала отстаивалось это мнение, и к нему позже присоединился и Томсен, который называет азов «народом неизвестного происхождения». На низовьях Енисея, в Туруханском крае, теперь живут последние остатки народа, который русские назвали по ошибке енисейскими остяками; на самом деле этот народ не имеет ничего общего ни с живущими на Оби остяками, принадлежащими к финскому племени, ни вообще с уральскими и алтайскими народностями. Сами «енисейские остяки» называют себя коттами или ассанами; первые сведения об их языке собрал в конце 40-х годов Кастрен; впоследствии язык и быт этого народа были подробно исследованы Анучиным[31]. Возможно, что «енисейские остяки», подобно самоедам, занимали гораздо более обширную территорию, чем теперь, и что к этому племени принадлежали азы орхонских надписей. Кроме азов вместе с киргизами упоминается также народ ник, о котором впоследствии, по-видимому, нет никаких известий.

Сами киргизы уже тогда имели некоторое политическое значение, во главе их стоял особый каган, и надписи посвящают им гораздо больше внимания, чем уйгурам на востоке и карлукам на западе, которым было суждено через очень короткое время занять место тюрок-огузов. Возвышение этих народностей, по-видимому, произошло очень быстро. Уйгуры упоминаются в надписях только в одном месте; однако это место совершенно ясно, и нет никаких оснований сомневаться в чтении этого слова и в существовании в то время особого народного названия уйгур, не имевшего ничего общего с названием огуз. Во главе уйгуров стоял владетель с более скромным, чем каган, титулом эльтебир. Томсен полагает, что этим словом обозначалось нечто вроде тюркского наместника; но нигде не говорится, например, о назначении эльтебира каким-либо каганом; народ с эльтебиром во главе только отличался как менее значительный от народа с каганом во главе. У карлуков тоже не было кагана.

Из народов, по-видимому, нетюркских упоминаются татары, как впоследствии называли себя монголы; в надписях встречаются термины токуз-татар и отуз-татар, из чего можно заключить, что были две группы татарского народа, из которых одна разделялась на 9, другая на 30 родов.

Сложнее всего вопрос об отношении тюрок к оседлой культуре. По-видимому, тюрки тогда все или почти все были кочевниками, хотя и находились под влиянием оседлой культуры не только китайцев, но и народов запада, особенно согдийцев. Из слов согдийского происхождения встречается уже в надписях и впоследствии получило широкое распространение у тюрок и монголов слово хатун — «ханша», «госпожа». Согдийцы и их страна упоминаются в надписях под названиями Согд и Согдак; эти слова нам еще встретятся в более поздних мусульманских известиях. В одном месте вместе со словом «Согд» находятся слова барнакар букарак улус (чтение сомнительно). Марквардт переводил эти слова как «народы (улус) персов и бухарцев»; слово улус в смысле «народ» в надписях не встречается, хотя встречается в старых тюркских религиозных текстах; употребление его в данном случае тем менее вероятно, что тут же стоит слово будун; малоправдоподобно, чтобы были поставлены вместе слова улус и будун, имеющие приблизительно одно и то же значение; тем не менее толкование Марквардта принято, хотя и с вопросительным знаком, в последнем переводе Томсена.

Переход кочевников к земледелию совершается везде только под давлением экономической необходимости; такая необходимость больше всего проявлялась в Восточном Туркестане, где почти нет пастбищ. После новейших археологических открытий уже не может быть сомнения, что Восточный Туркестан, как и Западный, первоначально не был тюркской страной и только постепенно был отюречен; процесс отюречения оседлого населения должен был сопровождаться процессом перехода самих тюрок к оседлости, причем тот и другой процессы шли с востока на запад. Восточный Туркестан получил больший приток тюркского населения после падения в Монголии государств сначала тюрок-огузов, потом уйгуров; в надписях встречается слово балык в значении «город» и название Бешбалык — «Пять городов» для города, находившегося на крайнем востоке нынешнего Китайского Туркестана, близ современного Гучэна. Из слов автора XI века Махмуда Кашгарского[32], о котором у нас еще будет речь, мы знаем, что слово балык по-тюркски значило «глина»; «город», следовательно, получил название по материалу, из которого воздвигались постройки, подобно тому как арабы в смысле «кочевники» и «оседлые» употребляли термины «люди войлока» и «люди глины».

Тюркским народом, жившим тогда в Бешбалыке, был народ басмыл, упоминающийся и в китайской истории. Из европейского средневекового словаря Дюканжа мы знаем, что слово басмыл значило «метис», человек смешанного происхождения; вполне естественно, что первый тюркский народ, перешедший к оседлости, не был уже по крови чисто тюркским и смешался с прежним оседлым населением той же местности. Даже у Махмуда Кашгарского басмылы причисляются к народам не чисто тюркским.

Вопрос о более значительном отюречении Восточного Туркестана связан с вопросом о последствиях падения государств сначала тюрок-огузов, потом уйгуров. Об этом мне придется говорить в следующей лекции.

КОММЕНТАРИИ

18. «Кутадгу билиг» («Благодатное знание») — поэма тюркского писателя XI века Юсуфа Баласагуни.
19. Второе и ныне значительно чаще употребляемое название китаев — кидани.
20. Куракити Сиратори (Ширатори; 1865–1942) — японский историк.
21. Иосиф Юлиус Миккола (Jooseppi Julius Mikkola; 1866–1946) — финский языковед, славист. Профессор славянской филологии Хельсинкского университета.
22. Карл Иоахим Марквардт (Karl Joachim Marquardt; 1812–1882) — немецкий историк и классический филолог.
23. Николай (Николас) Николаевич Поппе (1897–1991) — русский и американский лингвист, этнограф. Член-корреспондент АН СССР (1932). В 1942 году, находясь на оккупированной территории, пошел на сотрудничество с немцами и в 1943 году вместе с семьей выехал в Германию, после поражения которой в войне оказался в США. Был профессором в Университете штата Вашингтон.
24. Фридрих Хирт (Friedrich Hirth; 1845–1927) — немецко-американский синолог, историк, один из основателей синологии США.
25. Имеется в виду тюркская версия буддийского священного текста «Сутра золотого блеска», первоначально написанного в Индии на санскрите.
26. Современная транскрипция — цзянькунь.
27. Гардизи (полное имя — Абу Сайд Абд аль-Хай ибн аз-Заххак ибн Махмуд Гардизи) — персидский историк XI века, автор труда «Украшение известий».
28. В настоящее время не принято объединять уральские и алтайские языки в одну лингвистическую группу, хотя ряд исследователей остаются сторонниками гипотезы об урало-алтайском родстве.
29. Матиас Александр Кастрен (Matthias Alexander Castren; 1813–1852) — финский филолог, исследователь финно-угорских и самодийских языков.
30. К племенам Южной Сибири, первоначально говорившим на самодийских языках и утратившим свою языковую самобытность под влиянием тюркоязычных соседей, относятся камасинцы, маторы, койбалы, котовцы, тайги, карагасы; о самодийских языках см.: Н.М. Терещенко. Самодийские языки. — Сб. «Младописьменные языки народов СССР». М.-Л., 1959, с. 380–399.
31. Группа так называемых енисейских племен (кеты, коты, ассаны, арины) утратила свои первоначальные, родственные между собой языки к концу века. Материалы Анучина, изучавшего кетский язык в 1904–1908 годах, опубликованы не были. Дмитрий Николаевич Анучин (1843–1923) — русский географ, антрополог, этнограф, археолог.
32. Махмуд ибн аль-Хусейн ибн Мухаммед аль-Кашгари (1028 или 1029–1101 или 1126) — тюркский филолог и лексикограф. Автор «Собрания тюркских наречий», в котором собран и обобщен обширный историко-культурный, этнографический и лингвистический материал. О Махмуде Кашгарском и его труде см.: С.Е. Малов. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М. — Л., 1951.