Эрик Шрёдер. Народ Мухаммеда. XI. Деньги, деньги, деньги

0_1672ca_8c04dc93_orig.pngКнига семилетний труд известного археолога и историка исламской культуры Эрика Шредера, основанный на многочисленных исторических источниках. Она прослеживает историю ислама с момента его рождения до расцвета. Историк часто обращается к фольклору, цитатам из Корана, приводит множество песен и стихотворений.
Шредер предоставляет богатый материал, давая читателю возможность самостоятельно выступить в роли исследователя. Книга будет интересна не только специалистам, но и широкому кругу читателей.

007
НАРОД МУХАММЕДА
Эрих Шрёдер (Eric Schroeder)

08

Продолжение книги.Предыдущий

Деньги, деньги, деньги

Жизнь и смерть одного визиря
Заговор в пользу Ибн Мутазза
Ибн Фурат становится визирем
Назначения в провинциях
Рассказ чиновника
Окончание первого срока
Некомпетентность Хакани
Али ибн Иса на посту визиря
Ревизия из столицы
Из соображений популярности
Интрига
Второй срок пребывания Ибн Фурата в должности визиря
Беспокойный наместник
Восхождение Ибн Муклы к вершинам власти
Официальный прием послов
Ибн Фурат приобретает врага
Нехватка денег: визирь арестован
Хамид и Али ибн Иса
Ибн Фурат под следствием
Трения
Триумф Муниса
Отставка Хамида и Али
Ибн Фурат становится визирем в третий раз
Дело Хамида
Конец Хамида
Поединок Ибн Фурата с Али
Димна предупреждает Льва о происках Быка
Опасность
Падение Ибн Фурата
Молодой Хакани
Деньги Ибн Фурата
Поимка Мухассина
Последнее слушание
Заговорщики
Смерть
08

Жизнь и смерть одного визиря

«По существу, политика – это азартная игра или, вернее, трюки фокусника, умелое владение которыми называется искусством управления государством», – говорил Ибн Фурат.

Ты хочешь, чтобы тебе подчинялись? Тогда не требуй невозможного.

* * *

Когда стало ясно, что болезнь халифа Муктафи настолько серьезна, что дни его сочтены, визирь Аббас ибн Хасан начал искать ему преемника, что было весьма затруднительно. По дороге из своего дворца во дворец халифа визиря обычно сопровождал один из его главных советников (их было четверо: Ибн Джаррах, Ибн Абдун, Ибн Фурат и Али ибн Иса). Первым, у кого Аббас спросил совета о наследнике престола, был Ибн Джаррах: он был высокого мнения о наместнике Ибн Мутаззе и предложил его кандидатуру.

На следующий день визиря сопровождал Ибн Фурат[144]. Ему был задан тот же вопрос, и он ответил:

– Я могу дать хороший совет в выборе чиновников, но в этих делах у меня нет опыта, прошу извинить меня, здесь я плохой советчик.

– Но это просто отговорки! – ответил визирь с видимым раздражением. – Я знаю, на твое мнение можно положиться.

– Если визирь остановил свой выбор на определенном человеке, пусть он испросит благословения Аллаха и начинает осуществлять свои планы, – уклончиво ответил Ибн Фурат на настойчивые вопросы визиря.

Аббас знал, на что намекает Ибн Фурат, поскольку слухи о его благоволении к правителю Ибн Мутаззу широко распространились при дворе, но ответ не удовлетворял его, он продолжал настаивать:

– Единственное, что я хочу от тебя, – так это услышать твое личное мнение.

– Если такова воля моего господина, я скажу: во имя всего святого, не делай халифом человека, которому все известно о владениях и дворцах повелителя, о его деньгах, о его рабынях, о его садах и конюшнях. Не назначай человека привычного к двору, опытного и мудрого, который знает, как делаются дела в этом грешном мире, и для кого не секрет, кто истинный хозяин всему.

Эта мысль настолько понравилась визирю, что он даже заставил Ибн Фурата повторить ее.

– Так кого же ты предлагаешь? – спросил Аббас наконец.

– Сына Мутадида Джафара.

– Но ведь он еще ребенок!

– Да, это так, но он сын Мутадида. Зачем ставить человека, который будет реально править империей, человека, который знает, какие богатства и власть принадлежат нам, чиновникам, который возьмет все в свои руки и будет считать себя независимым от нас? Почему бы не передать империю тому, кто позволит тебе самому управлять ею?

На третий день визирь спросил совета у Али ибн Исы, но, несмотря на все свои старания, не смог добиться от него ничего, кроме общих слов.

– Я не могу предложить ни одного имени, – ответил Али, – положись на Аллаха и руководствуйся соображениями веры.

Аббас был склонен согласиться с мнением Ибн Фурата, тем более что завещание халифа совпадало с ним. Поэтому, когда в субботу, двенадцатого числа месяца Дхул-Када, поздно вечером Муктафи умер, визирь Аббас провозгласил Джафара новым халифом, несмотря на то что не совсем был уверен в правильности своего решения из-за юного возраста повелителя правоверных.

Став халифом, Джафар взял новое имя Муктадир[145] (Повелитель от Бога) и сказал Аббасу, что он может поступать так, как считает нужным. Визирь сразу же приказал раздать подарки и премии войскам в честь вступления на престол нового халифа.

Заговор в пользу Ибн Мутазза

Примерно в это же время созрел план посадить на трон Ибн Мутазза, давшего на это согласие при условии, что не будет пролита ничья кровь. Один из заговорщиков подстерег визиря Аббаса на пустынной улице, когда тот возвращался из своего загородного дома, и нанес ему смертельный удар мечом. В результате этого коварного убийства поднялась паника. Заговорщик подъехал к площадке, где в это время Муктадир играл в мяч, но молодой халиф, услышав крики, поспешил укрыться во дворце, двери которого закрылись намертво.

Все сторонники Ибн Мутазза собрались во дворце визиря в Мукхариме. Среди них были высшие военачальники армии, высокопоставленные чиновники (в том числе Али ибн Иса и Ибн Абдун), судьи и прочие вельможи, за исключением Ибн Фурата и придворных, чьи интересы были непосредственно связаны с халифом Муктадиром. Ибн Мутазз, получив заверения, что все идет нормально, прибыл во дворец и принял присягу на верность. После чего он послал Муктадиру письмо с требованием освободить для него императорский дворец, переехав во дворец Тахиридов.

Муктадир был готов подчиниться, но его придворные: евнух Мунис, его личный казначей и брат матери халифа – собрались на совет. Решив легко не сдаваться, они собрали людей, раздали оружие и осадили дворец визиря, где укрылись заговорщики.

Ибн Мутазз вместе с только что назначенными им визирем, судьей и казначеем попытались бежать. Но были схвачены. Ибн Мутазз был заключен в дворцовую тюрьму. Через несколько дней было объявлено, что он умер, после чего его тело, завернутое в конскую попону, было передано родственникам.

Ибн Мутазз был образованным человеком, выдающимся поэтом, чьи стихи отличались чистотой стиля, красноречием и новизной. Вот несколько его строк:

Звезда упала – будто друга потерял
Иль кто-то близкий умер, дорогой мне,
Незаметно звезда мелькнула в темноте,
И так же незаметно соскользнула из глаз моих слеза.

И еще:

Ее глаза – соблазн,
А сердце – камень.
Взгляд ее молит о прощении
За причиненные страданья.

И еще:

Время для глупостей прошло, пора безумствам прекратиться.
На голове моей седой легко заметить,
что краска черная обманчива на ней.
Иссохшееся тело отвратительно мое для взгляда ее,
Как может она, с такою нежной кожей, любить меня?

Ибн Фурат становится визирем

Когда мятеж был подавлен и право на власть Муктадира стало бесспорным, он передал правление Ибн Фурату, полностью посвятив себя развлечениям и удовольствиям. Молодой халиф избегал общества мужчин (даже профессиональных музыкантов) и жил в окружении одних женщин, как цветок среди лепестков. При его правлении многие женщины, и даже рабыни, приобрели большой политический вес.

Ибн Фурат без меры тратил деньги из казны халифа, пока не растратил все. Он убедил Муктадира, что наказание всех заговорщиков приведет к еще большим возмущениям, так как многие влиятельные люди решат, что их единственное спасение – новый переворот. По этой причине визирь посоветовал Муктадиру сжечь списки бунтовщиков, на что халиф ответил согласием.

Один из заговорщиков, судья Абу Омар, находился в дворцовой тюрьме под надзором казначея. Судья был приговорен к смерти. Его отец, человек уже преклонного возраста, принадлежавший к партии Ибн Фурата, при каждом удобном случае со слезами умолял визиря помиловать сына. После некоторого промедления Ибн Фурат наконец ответил: конечно, он может ходатайствовать о смягчении наказания для бывшего судьи перед халифом при условии, что крупная сумма денег будет передана в государственную казну. Отец ответил, что за жизнь сына он готов отдать все, что имеет, не оставив себе ничего. Ибн Фурат предпочел решить это дело миром и конфисковал собственность как судьи, так и его отца в пользу халифа. Муктадир изъявил свое согласие и разрешил визирю поступать так, как он считает нужным. Ибн Фурат наложил штраф в размере ста тысяч динаров и держал Абу Омара под стражей в казначействе до внесения указанной суммы. Когда отцу Абу Омара удалось собрать и заплатить девяносто тысяч, визирь отпустил судью домой, простив остаток, но потребовал, чтобы тот оставался в своем поместье под домашним арестом.

Назначения в провинциях

Наместником Армении и Азербайджана визирь назначил Ибн Абу-л-Саджа, позволив ему оставлять себе весь доход от этих провинций, при условии что в государственную казну ежегодно будет уплачиваться фиксированный налог в сумме ста двадцати тысячи динаров.

В это время наместник Фарса, наведя порядок и укрепившись в своей провинции, послал своего секретаря в метрополию заключить аналогичный договор об уплате фиксированного налога. Пока секретарь находился в столице, другой чиновник опорочил его в глазах наместника, добился его отставки и сам занял его место. Новый секретарь предложил наместнику удержать выплаты налогов и собрать вокруг себя все военные силы провинции; он обратил внимание своего господина на то, что имперские войска находятся далеко и есть реальная возможность поднять мятеж. Опальный секретарь тут же написал письмо Ибн Фурату и проинформировал его обо всем, что происходит в Фарсе. Визирь приказал евнуху Мунису, который находился в Васите с имперскими войсками, идти на Фарс. Когда Мунис подошел к границам Фарса, наместник этой провинции, вступив с ним в переговоры, предложил ему следующее: если наместнику будет дозволено управлять Фарсом и Кирманом, он будет платить намного больше налогов, чем платил его предшественник с тех же земель. Сумма составляла тогда четыре миллиона дирхемов, они же сошлись на семи миллионах. Мунис доложил визирю о результатах переговоров. Визирь не согласился – он требовал тринадцать миллионов. Мунис, от имени наместника, предложил девять (без стоимости пересылки), сказав, что необходимо уплатить войскам Фарса и Кирмана, также напомнив, что управление этими провинциями обходится недешево. Но Ибн Фурат был непреклонен, так что Мунис посоветовал наместнику согласиться с требованиями государя и визиря. Наместник предложил десять миллионов. Это упрямство вызвало гнев у Ибн Фурата – он начал подозревать Муниса в сговоре с мятежным наместником.

Рассказ чиновника

Эту историю рассказал Ибн Мукла, в то время писец, впоследствии визирь.

«Я служил Абу Хасану ибн Фурату еще до того, как он стал визирем. Когда его назначили на этот высокий пост, он послал за мной и сказал:

– Собери купцов, делающих закупки для государства, и скажи им, что в этом году необходимо приобрести тридцать тысяч курр (мера веса, соответствующая грузу, который может поднять верблюд) сельскохозяйственной продукции в Ираке. Договорись с ними о ценах и скажи им, что они должны заплатить немедленно налог на закупку: два динара с каждой курры. Немедленно сообщи мне, когда получишь деньги.

Я собрал купцов и сообщил им то, что мне велел мой начальник, и согласовал закупочные цены. Они согласились заплатить налог через три дня. Я сообщил об этом визирю. Он одобрил сделку и велел мне, как только я получу пошлину, написать приказ в диван провинции отгрузить зерно по договоренной цене и получить плату. На третий день я получил деньги и написал депешу в Ирак.

Я был очень занят другими делами и смог отчитаться перед визирем об этой сделке только через два дня. Я сказал ему, что получил деньги, и спросил, что мне с ними делать.

– Аллах всемогущий! – воскликнул он. – Ты решил, что я хочу взять эти деньги себе? Ты плохо подумал обо мне. Я хотел, чтобы ты поправил свои дела и упрочил свое положение с помощью этих средств. Кроме того, этот небольшой подарок был бы залогом нашего доверия и взаимопонимания в будущем.

Я поцеловал его руку в знак благодарности. Придя домой, я с трудом сдерживал радость. Я теперь стал состоятельным человеком, и мне пришла мысль, что со временем я даже смогу стать визирем. С этого дня все свои силы я стал направлять на достижение этой заветной цели и не успокоился до тех пор, пока моя мечта не стала реальностью».

Окончание первого срока

После трех лет, восьми месяцев и тринадцати дней пребывания в должности визирь Ибн Фурат был арестован. Его дворец подвергся обыску, сыщики даже позволили себе бесцеремонно вторгнуться на женскую половину и вели себя крайне оскорбительно. Дом визиря, а также дома его чиновников, слуг и родственников были фактически разграблены.

Новым визирем стал Абу Али Хакани[146]. Свою деятельность он начал с назначения глав ведомств, с присвоения им официальных рангов. Он назначил Ибн Тхавабу главой дивана изъятий (имущества бывшего визиря) и главой дивана по управлению конфискованными землями. Ибн Тхавабе было также поручено провести расследование по делу Ибн Фурата, его служащих и чиновников.

Во время допросов чиновников Ибн Тхаваба не гнушался никакими средствами, в том числе и пытками. Ибн Фурата пытать он не решался, но оскорблял и унижал его, как только мог. Умм Муса, кастелянша дворца, присутствовала на этих допросах. Когда бывший визирь ответил оскорблениями на оскорбления и высказал своему тюремщику все, что думал о нем, Ибн Тхаваба написал Муктадиру отчет, где высказал мнение, что Ибн Фурат не осмелился бы вести себя так вызывающе, если бы не полагался на скрытые финансовые средства, такие же великие, как и его наглость. На основании этого он просил у халифа разрешения применить к нему меры физического воздействия.

Халиф позволил визирю поступать так, как он считает нужным. Тогда Ибн Тхаваба одел Ибн Фурата во власяницу, заковал его в кандалы и выставил его на четыре часа под палящее солнце. Бедняга чуть не умер от такого обращения. Когда Муктадир узнал об этом, он сам допросил бывшего визиря. После того как Ибн Фурат торжественно поклялся, что не имеет больше никаких средств, кроме тех, о которых уже заявил, халиф перевел его в свои личные апартаменты под надзор экономки дворца Зейдан. Он жил там комфортно, и обращались с ним хорошо. Муктадир больше не допускал к нему Ибн Тхавабу и даже советовался с ним по важным государственным делам, показывал ему депеши от чиновников и писал ответы на них в соответствии с его советами.

Некомпетентность Хакани

Жалобы на визиря Абу Али Хакани стали расти как снежный ком. Новый визирь был так занят своими делами при дворе, а также борьбой со своими врагами, что у него не было времени читать депеши, как входящие, так и исходящие. Поэтому он поручил это дело своему сыну, который должен был просматривать корреспонденцию и все важные письма показывать повелителю, кроме того, при необходимости он должен был замещать своего отца.

Но этот сын находился под властью вина. Он уделял некоторое внимание военному ведомству и назначал наместников, но пренебрегал всем остальным. Несмотря на то что он назначил чиновника входящих депеш и чиновника исходящих депеш и несмотря на то что они регулярно и усердно писали свои отчеты, ни Абу Али, ни его сын не читали их. Корреспонденты тщетно ждали ответов, все дела были пущены на самотек. Квитанции на пересылку денег и чеки на получение их пылились в бухгалтерских книгах, о содержании которых ни визирь, ни его помощник-пьяница не имели ни малейшего понятия.

Путаница в делах принимала угрожающий характер. За неделю сын визиря назначил семь наместников в одну и ту же провинцию Махаль-Куфа. Каково же было их удивление, когда, приехав к месту службы, они встретились друг с другом в гостинице в Хулване! Причиной этому были взятки, которые люди платили за свое назначение. Подобных историй было множество, некоторые были записаны, другие сохранились в памяти.

Хакани пытался добиться популярности как среди знати, так и среди народа. В письмах к нему высокопоставленным гражданским и военным чиновникам позволялось обходить принятую у его предшественников высокопарную форму обращения. Завоевать сердца простых людей он рассчитывал тем, что молился вместе со всеми в городской мечети. Однако его поведение привело лишь к потере престижа должности визиря. Когда кто-нибудь просил его об услуге, он обычно бил себя в грудь и произносил: «Со всей душой!» Люди прозвали его за это «рубаха-парень, бьющий себя в грудь».

Вскоре стало не хватать денег на выплату жалований военным. Солдаты и военачальники взбунтовались и пошли во дворец. Тучи над головой визиря сгустились – ему угрожали расправой. Муктадир приказал ему немедленно выплатить положенные суммы, Абу Али сказал, что это невозможно, так как налоги еще не поступили и годовой доход уменьшился. Он также заметил, что все деньги, конфискованные у Ибн Фурата и его подчиненных, поступили в личную казну халифа и казначей отказывается дать что-либо на нужды государства. Чтобы удовлетворить требования бунтовщиков, Муктадир был вынужден выплатить полмиллиона динаров из своей казны.

После этого случая халиф понял, насколько запущены дела в империи. Он вызвал евнуха Муниса и сказал ему:

– Как ты думаешь, может быть, будет лучше вновь поставить Ибн Фурата визирем?

Мунис, однако, не забыл, как Ибн Фурат воспротивился его, Муниса, плану урегулирования спорного вопроса в Фарсе и даже обвинил его в сговоре с мятежниками, поэтому он ответил так:

– Возвращение Ибн Фурата к власти через несколько месяцев после его отставки подорвет репутацию повелителя правоверных в глазах правителей провинций. Люди подумают, что государь не уверен в своих решениях, кроме того, может создаться впечатление, что халиф просто хотел завладеть собственностью бывшего визиря. Что же касается назначения нового визиря, то я думаю, что среди тех, кто входил в Верховный совет и способен управлять империей, кроме Абу Фурата, остался только один: Абу Хасан Али ибн Иса. Двое других, Ибн Давуд и Ибн Абдун, убиты во время подавления заговора. Али целеустремленный, способный, преданный и благочестивый человек, на него можно положиться.

Халиф ободрил этот выбор и послал своего вольноотпущенника Ялбака в Мекку, куда Али удалился на вынужденный покой после участия в недавнем заговоре. По прибытии в Багдад Али приступил к выполнению обязанностей визиря.

Али ибн Иса на посту визиря

Мунис, брат матери халифа, и прочие военачальники и вельможи приняли участие в процессии, сопровождавшей Али домой из дворца после церемонии вступления в должность. Хакани, его сын и все их чиновники были отданы в руки нового визиря в тот же день. Али наложил на них умеренные штрафы, но потребовал, чтобы они были выплачены полностью и точно в указанный срок. Хакани было позволено жить дома, под надзором, причем его надзирателям был дан строгий приказ не допускать оскорблений его женщин и родственников.

Али сразу приступил к изучению положения дел в различных департаментах правительства. Каждое утро он приходил во дворец визирей в районе Мукхарим и работал там до позднего вечера, когда муэдзины начинали призывать к вечерней молитве.

Каждому наместнику в каждую провинцию он послал обычное уведомление о своем вступлении в должность и назначениях, которые он сделал в правительстве империи. Всех провинциальных чиновников он оставил на своих местах, лишь пожелав им направить всю свою энергию на дальнейшее процветание вверенных им провинций. Его послания заканчивались следующими словами:

«Наступает новый финансовый год, период, когда осуществляется сбор основной части земельного налога. До сего времени не имея к вам никаких конкретных вопросов, хочу лишь довести до вашего сведения, что вы должны собрать указанный налог без задержки, в указанный срок. Авансовую часть этой суммы вы должны переслать, вместе с уведомлением о получении данного письма, немедленно по его получении и прочтении. Впоследствии вы обязаны будете представить мне полный отчет о положении дел в вашей провинции, включая счета, которые должны быть ясными и понятными, из которых будет видно, как вы исполняете свои обязанности и какие меры принимаете для увеличения доходов с ваших земель.

Распределение полученных вами доходов и других средств на конкретные цели должно быть отложено до получения от меня дополнительных инструкций, поскольку мне необходимо время, чтобы оценить правильность принципов, на которых вы принимаете свои решения.

Должен сразу предупредить вас, что не потерплю ни халатности, ни злоупотреблений, ни пренебрежения интересами государства. За каждый дирхем я потребую с вас полного отчета. За каждую провинность вы ответите по всей строгости закона, даже в том случае, если будете состоять в родстве со мной. Вы должны как можно меньше думать о себе лично и как можно больше о своих подданных. Вы не должны налагать на них никаких дополнительных налогов, кроме тех, которые предписаны Законом. За благополучие своих граждан вы ответственны так же, как и за уплату податей и сохранение собственности повелителя правоверных в целости и сохранности. Советуйтесь со мной регулярно по всем вопросам, чтобы я мог быть в курсе ваших дел. На этом все, если то угодно Аллаху».

Собрав всю необходимую информацию, Али ввел в состав правительства новых членов и отправил в отставку некоторых старых. Он послал своих соглядатаев в провинции с целью выявить тех наместников, которые присваивают себе государственные деньги, либо ведут расточительный образ жизни, либо пренебрегают развитием провинции, – этих людей он сместил и назначил более подходящих. Али также укрепил границы империи, выделил большие средства на ремонт и содержание больниц, выплату жалованья врачам и улучшение содержания пациентов. Большие средства были направлены на строительство и ремонт мечетий. Кроме того, он разработал инструкции для провинциальных чиновников по рассмотрению апелляций и жалоб: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного: если в течение положенного для приема жалоб срока будет получено заявление о потере урожая или части его в результате несчастного случая, компетентные чиновники должны будут оценить размеры ущерба и соответственно уменьшить сумму налога с этой земли. По истечении указанного срока жалобы не принимаются и налог взимается в полной мере. Сильный не должен иметь преимуществ, и слабый не должен терпеть притеснений. Решения чиновников должны быть преданы всенародной огласке. На этом все, если угодно то Аллаху».

Ревизия из столицы

«Мы занимались оценкой податей с нового урожая, – рассказывает сборщик податей из провинции Нахраван, – в то время, когда произошла эта история. Один из крестьян, не сказав нам ни слова, пошел в столицу и пожаловался самому визирю, что его поле неправильно измерено.

И вот, как гром среди ясного неба, приезжает к нам чиновник из Бадурии и с ним целая армия землемеров, а кроме того, военный кавалерийский эскорт и пехота! Мы уже решили было, что нас, в лучшем случае, уволят. Тем не менее мои коллеги послали меня в лагерь ревизора разузнать, как обстоят дела. Мне любезно сообщили там, в чем суть жалобы.

– Ты помнишь замеры того участка? – спросил меня начальник, когда я вернулся и доложил результаты своей разведки.

– Не совсем точно, – ответил я.

– Надо срочно пойти и проверить все, – сказал он мне.

Я взял с собой своих землемеров, и мы перемерили то злополучное поле заново. Результаты старых замеров составляли двадцать два акра, сейчас же получилось двадцать один с четвертью. Мы объяснили ревизору, что первый замер был сделан, когда на поле была пшеница, теперешний же замер сделан после жатвы, поэтому ошибка вполне допустима – условия же изменились! Чиновник уехал и передал наши разъяснения визирю.

Вскоре пришло письмо от Али ибн Исы, в котором он грозил нам всеми карами, земными и небесными, если он получит хоть еще одну жалобу на замеры земли или на что-либо еще из нашего района. Естественно, мы перепугались и не требовали очень строго с крестьян в том году. Тем не менее доходы увеличились почти на треть: народ говорил, что наступили времена справедливости, а грабежу и вымогательству пришел конец. Это настолько воодушевило крестьян, что они стали лучше работать.

Али отменил дополнительный налог на деревья в Фарсе, сбор пошлины в Мекке, сборы с портового рынка в Ахвазе и винный налог в Дийарабии. Его правление принесло процветание империи. Ему удалось одновременно и увеличить сборы налогов, и прославиться в народе как благословенный и справедливый правитель».

Из соображений популярности

После отставки Абу Али Хакани появилось множество документов с его поддельной подписью. Многие из них, дававшие право на получение денег, земель и всего прочего, были предъявлены новому визирю Али, который, сомневаясь в подлинности этих документов, собрал и послал их Хакани, с требованием отделить подлинные от подложных.

Так случилось, что посыльный прибыл в тот момент, когда Хакани молился, поэтому бумаги и приказ визиря были переданы сыну Хакани. Молодой человек начал сортировать бумаги, в этот момент его отец, закончив молитву, зашел в комнату и, узнав, в чем дело, начал сам рассматривать их. Просмотрев, он спокойно перемешал подлинные документы с поддельными и передал их все курьеру визиря со словами: «Передайте мое почтение визирю и скажите, что все эти бумаги подлинные, я действительно подписал их, но, конечно, визирь волен поступать по своему разумению».

Когда посыльный Али удалился, бывший визирь сказал своему сыну:

– Ты хочешь, чтобы мы лишились популярности по своей собственной глупости? Нас отстранили от власти, но мы можем еще приобрести политический капитал. Если эти поддельные бумаги будут использованы, мы получим доверие, а он потеряет деньги. Если он аннулирует их, то нам будут сочувствовать, а его ненавидеть.

Расчеты Хакани оправдались – народу понравилась его позиция в этом вопросе.

Али приказал составить комплексный отчет по всем доходам и расходам империи. Результат оказался неутешительным: расходы превышали доходы.

Визирю пришлось урезать выплаты военному ведомству и земельному совету, которые были существенно повышены при Хакани. В результате этой реформы пострадало очень большое количество гражданских и армейских чиновников – визирь приобрел много врагов, люди стали называть его скрягой, но у него не было выбора: расходы халифа неминуемо привели бы к истощению казны при прежнем курсе правления. Али также начал приобретать недоброжелателей среди придворных и жителей столицы, урезывая дополнительные и премиальные выплаты, которые стали уже такими же привычными для них, как и основное жалованье. Недовольство росло, предпринимались попытки очернить визиря в глазах халифа и отстранить его от власти. Многие хотели вернуть снова Ибн Фурата.

Интрига

Один из бывших служащих Ибн Фурата по имени Ибн Вараджавайха, скрывавшийся во время ареста своего господина и остававшийся в тени в правление Хакани, снова поступил на службу при Али. Этот чиновник начал переписку со своим прежним начальником, используя в качестве посредника придворного лекаря.

В своих письмах к Ибн Вараджавайхе бывший визирь Ибн Фурат высказывал критику в адрес Али, кроме того, он предложил чиновнику представить халифу его тезисы как свои собственные. Затем Ибн Вараджавайха написал Муктадиру донос, в котором сообщал, что визирь Али никогда не наказывал тех чиновников, которых лично принял на службу, считая их непогрешимыми, он также задерживал и в конце концов понизил жалованье на треть детям императорской семьи, женщинам гарема и слугам.

Получив донос, халиф показал его Ибн Фурату (который фактически и был его автором) и попросил его совета. Бывший визирь уверил Муктадира, что Ибн Вараджавайха заслуживает полного доверия и на его мнение можно положиться.

Наконец чиновник сообщил халифу, что, если Али ибн Иса будет смещен и Ибн Фурат будет восстановлен в должности, последний сможет выплачивать жалованье слугам императорского дома в прежнем объеме и точно в срок. Денежное довольствие на членов семьи халифа также будет восстановлено. Кроме того, лично повелителю правоверных можно будет ежемесячно выплачивать сумму сорок пять тысяч динаров за счет штрафов с разжалованных чиновников, конфискаций нелегальных доходов и податей за продление провинциальных назначений. Муктадир снова пришел посоветоваться к Ибн Фурату, который заверил его, что все эти обещания совершенно реальны, и даже дал письменные гарантии, что обязуется выполнить их.

Вскоре слухи об этой интриге дошли до Али, и он сам предложил халифу принять его отставку и назначить визирем Ибн Фурата. Однако Муктадир отказался, сказав, что Ибн Фурат якобы серьезно болен.

Как раз в это время в дворцовой тюрьме умер заключенный, имам секты раскольников. А надо заметить, что в те времена было принято скрывать факт смерти заключенного, считавшегося имамом в среде своих приверженцев, поскольку при живом имаме они по закону не имели права избрать нового. Во дворце было объявлено, что умер Ибн Фурат, и преступника похоронили под именем бывшего визиря. Сам Али ибн Иса прочитал над гробом прощальную молитву. Визирь был искренне опечален – он сказал, что вместе с Ибн Фуратом умерло искусство составления депеш.

Но через некоторое время Али сказали, что Ибн Фурат жив и продолжает плести интриги. «Не всему, что слышишь, следует верить», – сказал он своим друзьям на это.

В 303 году худжарские пехотинцы подняли мятеж и подожгли конюшни визиря. Они требовали повышения жалованья. Визирь согласился удовлетворить их требования, повысив выплаты на три динара в месяц для военачальников и на три четверти динара для каждого пехотинца. После этого бунтовщики вернулись к исполнению своих обязанностей.

Находясь при дворе, Али испытывал такое отвращение, видя вокруг себя продажных и алчных придворных, что он не раз просил Муктадира отправить его на покой. Халиф всегда упрекал его за эти просьбы, пока одним весенним днем не произошла следующая история.

В тот день Умм Муса, кастелянша дворца, пошла к визирю, чтобы решить вопрос о выдаче дополнительных денег для женщин гарема и слуг по случаю приближающегося праздника жертвоприношений. Случилось так, что Али ибн Иса был очень занят в это время и приказал своим слугам никого ни под каким видом не принимать. Привратник не осмелился ослушаться своего господина и вежливо отправил кастеляншу назад.

Умм Муса ушла в бешенстве. Как только Али доложили, что она приходила и ушла ни с чем, он послал своего человека принести извинения и пригласить ее прийти снова. Но было уже поздно – она ничего не хотела слушать, вместо этого пошла прямо к халифу и его матери, рассказав им такие клеветнические небылицы про Али, что, как только он приехал во дворец, ему сообщили, что он отстранен от должности и арестован по приказу повелителя правоверных. Его имущество и поместья, впрочем, не были конфискованы в то время.

Второй срок пребывания Ибн Фурата в должности визиря

В тот же день Ибн Фурат приступил к выполнению обязанностей визиря. Чиновник, который составлял его послание наместникам провинций, был не кто иной, как Ибн Тхаваба, который ранее вел следствие по его делу. Вот один интересный отрывок из этого послания:

«Поскольку повелитель правоверных нашел его незаменимым для себя и в особенности для государства и поскольку все чиновники всех департаментов и всех рангов признали его своим главой, чья осведомленность не имеет себе равной, к суду которого они обращаются для решения спорных вопросов и в котором они видят тот идеал, к которому стремятся, с твердым убеждением, что он единственно мудрый и опытный хозяин, который знает, как и где должно собирать нектар доходов в улей империи, поэтому, и только поэтому повелитель правоверных еще раз вынул этот несравненный меч из ножен, где он лежал до поры; и вот! Его лезвие по-прежнему остро, он начал вести корабль правоверных так, словно не выпускал его штурвал ни на минуту.

И далее, повелитель правоверных счел необходимым удостоить его всех почестей, какие только существуют, и пожаловать ему дары, которых он, к несчастью, был некоторое время лишен.

Во исполнение чего повелитель правоверных соизволил обращаться к нему, используя почетное обращение Абу Хасан, и прочее и прочее…»

Вскоре Ибн Фурат арестовал всех родственников и чиновников бывшего визиря, а также его представителей и сторонников в провинциях. Он наложил штрафы на всех, кроме двоих, которых он оставил на своих постах в Исфахане и Басре, поскольку они пользовались протекцией Умм Мусы. Кроме выплаты штрафов, все отставные чиновники должны были вернуть в казну все побочные незаконные доходы, которые они получали на своих должностях. Поскольку визирь взял на себя обязательство выплачивать халифу полторы тысячи динаров ежедневно, ему пришлось даже организовать специальное ведомство по недекларированным доходам!

Денег в казне на данный момент было достаточно благодаря тому, что его предшественник собрал авансовые поступления земельного налога в начале финансового года. Большие суммы были собраны от штрафов и гарантийных обязательств (суммы, которые отдельные люди обещали получить с разжалованных чиновников, если их отдадут им в руки). Продолжали приходить аккредитивы, вложенные в запечатанные письма с накладными, из Фарса, Исфахана и других восточных провинций. Они должны были попасть в «честные» руки Али ибн Исы и представляли собой «благодарность» местных чиновников своему хозяину.

Все полученные средства шли на содержание дома императора, жалованье военным и другие неотложные нужды.

* * *

За обеденным столом у Ибн Фурата ежедневно сидели девять чиновников, принадлежавших к его партии, четверо из них были христианами. Он рассаживал их по сторонам от себя и перед собой. В качестве первого блюда каждому гостю подавались разнообразные фрукты, в соответствии с сезоном, разложенные на подносе с большим искусством. В центр стола ставился громадный поднос с такими же фруктами исключительно для декоративных целей. Рядом с каждым подносом клался нож для разрезания и очистки айвы, груш и персиков, рядом ставилась чаша для кожуры и прочих отходов. После фруктов посуду убирали и приносили сосуды для омовения рук.

Затем слуги вносили гигантский поднос из дубленой кожи, с крышкой из плетеного тростника, накрытый тонкой египетской тканью. Возле каждого гостя клали свежие салфетки. Крышку снимали, и собственно обед начинался. Ибн Фурат поддерживал беседу в течение всей трапезы и гостеприимно настаивал, чтобы гости не стеснялись и ели от души. Так, одно блюдо следовало за другим в продолжение двух часов. Когда обед заканчивался, гости удалялись в боковую комнату и совершали омовение, слуги лили воду им на руки, а евнухи стояли наготове с полотенцами из египетского хлопка и сосудами с розовой водой для придания благоухания их лицам.

Дом Ибн Фурата был поставлен на широкую ногу. Ежедневно на его кухне потреблялось столько мяса и льда, сколько ни раньше его, ни позже не потреблялось ни в одном частном доме. То же самое касалось и напитков из шербета, которые предлагались всем посетителям без исключения, и воска для свечей и писчей бумаги. Всякий раз, когда он становился визирем, цены на воск, лед и особенно на бумагу сразу взлетали вверх, когда он был в опале, цены на эти товары сразу падали.

Беспокойный наместник

Ибн Абу-л-Садж, правивший провинциями Азербайджан и Армения на правах феодальных наделов, в пору, когда Ибн Фурат был визирем в первый раз, аккуратно платил подати в казначейство в Багдаде. Но при администрации Хакани и Али ибн Исы он задерживал выплаты, в результате чего у него собралась крупная сумма денег, что навело его на мысль о мятеже. Он собрал свои войска и захватил соседнюю с ним провинцию Рей.

Мунис был послан с войском на подавление мятежа, по пути следования он посылал приказы союзным правителям присоединяться к его армии. Когда Ибн Абу-л-Садж узнал об этом, он послал письмо, в котором выразил желание решить вопрос мирным путем и предложил выплачивать ежегодно подать в размере семи миллионов динаров с провинции Рей, если она останется в его руках. Муктадир отклонил это предложение. Тогда Ибн Абу-л-Садж предложил оставить за ним управление департаментами общественной безопасности и обороны, а назначения чиновников в департаменты религии, земельного налога, юстиции, почты, разведки, налогов в пользу бедных и прочих отдать на усмотрение метрополии. Однако Муктадир ответил, что он не позволит мятежнику ни единого дня оставаться в правительстве Рея, коль скоро он позволил себе захватить провинцию без разрешения.

Ибн Абу-л-Садж уже был готов оставить Рей и сохранить хотя бы то, что было у него до мятежа. Ибн Фурат рекомендовал принять это предложение и даже гарантировал, что заставит Ибн Абу-л-Саджа выплатить в казну империи крупный штраф.

Но казначей Наср и другой придворный вельможа по имени Ибн Хавари воспротивились этому плану, настаивая на том, что полномочия Ибн Абу-л-Саджа не могут быть подтверждены, пока он не явится в столицу и не поставит ногу на Ковер Государя как верноподданный. Кроме того, они высказали предположение, что визирь вступил в тайный сговор с бунтовщиком. Поэтому Муктадир приказал продолжать военную операцию.

Услышав, что его обвиняют в пособничестве мятежникам, Ибн Фурат понял, что при дворе у него появились два новых врага:

Наср и Ибн Хавари. Он решил ответить им тем же: когда казначей или его друг Шафи Лулуи, почтмейстер Багдада, обращались к нему с какой-либо просьбой, он обычно отвечал отказом.

Восхождение Ибн Муклы к вершинам власти

Незадолго до описанных выше событий Ибн Фурат назначил своего чиновника Ибн Муклу на должность секретаря к казначею Насру. Новый секретарь рассказал своему начальнику, что Ибн Фурат недавно достал из своего старого тайника не менее полумиллиона динаров, и это после того, как он поклялся халифу во время своей отставки и опалы, что у него нет никаких денег и никаких тайников! Наср немедленно пересказал всю эту историю Муктадиру, с целью настроить его против визиря. Наср и Ибн Хавари также в разговоре с Ибн Муклой намекнули ему, что он сам может стать визирем, в случае если тот будет и дальше собирать (или измышлять) сведения, порочащие Ибн Фурата в глазах повелителя правоверных.

Однако вскоре слухи о предательстве Ибн Муклы распространились при дворе. Спустя некоторое время об этом знал уже весь город. Наконец племянник Ибн Фурата сообщил об этом самому визирю, который, по всей видимости, оставался последним человеком, который пребывал в неведении на этот счет.

– Скорей я усомнюсь в своих детях или в тебе, – ответил Ибн Фурат, – чем в верности Абу ибн Муклы! Я возвысил его, я стал его другом!

Но вскоре ему пришлось признать, что все сказанное соответствует действительности. В надежде повлиять на Ибн Муклу и пробудить в нем угрызения совести он при встрече с ним упомянул несколько высказываний, которые, как ему передавали, принадлежат Ибн Мукле, и выказал свое удивление, как такие нелепые слухи вообще могли возникнуть. Однако единственное, что он узнал, – так это то, что его бывший подчиненный стал осторожней, кроме того, он удвоил свои усилия в свержении своего бывшего патрона. Преданность Ибн Муклы теперь полностью принадлежала его новому начальнику – казначею Насру.

Официальный прием послов

В июне 305 года в Багдад прибыли два посла из Византии. Они приплыли по реке Евфрат и привезли с собой роскошные подарки, имея целью доказать свою дружбу и добиться заключения мира. Их поселили во дворце, построенном визирем Мутадида Ибн Макладом. Ибн Фурат приказал обеспечить их всем необходимым, что и было исполнено: им и их свите предоставили дорогую мебель, необходимую хозяйственную утварь и щедро снабжали провизией, включая животных и восточные сладости.

Когда они спросили, могут ли они увидеть халифа и передать ему свое послание, им ответили, что получить аудиенцию у повелителя правоверных чрезвычайно трудно. Предварительно они должны встретиться с визирем, объяснить ему цель своего приезда, получить у него одобрение своей миссии и попросить его содействовать в организации аудиенции у халифа. Им также дали понять, что без одобрения визиря халиф вряд ли отнесется благосклонно к их петиции. Судья Абу Омар, который сопровождал их от границы и служил им в качестве переводчика, взял на себя труд передать визирю их просьбу о встрече. Ибн Фурат ответил согласием и назначил день и час своей аудиенции.

Визирь приказал выстроить почетный караул гвардейцев по обеим сторонам улиц, ведущих от посольского дворца к дворцу визиря. Кроме того, все чиновники и служащие должны были построиться в сплошную шеренгу от ворот до приемного помещения, которое представляло собой громадный зал с позолоченным потолком и стенами, украшенными драпировками, похожими скорее на дорогие ковры. На новую мебель, ковры и гобелены было потрачено тридцать тысяч динаров. Ничего из того, что могло придать величия и роскоши этому приему, не было упущено. Сам визирь сидел на великолепном ковре для молитв, за его спиной стоял высокий трон. Слуги выстроились впереди и по бокам; военные и гражданские вельможи заполнили зал. В назначенный час было объявлено о прибытии послов. По дороге во дворец послы увидели столько солдат и знатных вельмож, что это зрелище наполнило их благоговейным ужасом. Прежде чем попасть в приемный зал, привратники провели их по всему дворцу: пройдя через Общественные Покои, они оказались в Большом Дворе, наполненном гвардейцами, потом по длинному коридору их провели во Двор Садов, и только оттуда, наконец, они вошли в зал, где восседал визирь, собственной персоной.

Роскошный зал, дорогая мебель и блестящее общество представляли ослепительное зрелище. Послы, сопровождаемые судьей Абу Омаром и префектом полиции со своими подчиненными, предстали перед визирем и приветствовали его. Абу Омар перевел сказанное ими, после чего визирь ответил на их приветствие. Затем послы изложили свои предложения об обмене военнопленными и попросили визиря посодействовать в получении согласия Муктадира. Кроме того, они просили представить их халифу, в ответ на что визирь обещал исполнить их пожелания.

После этого послам было позволено удалиться. Их провели назад во дворец Ибн Маклада тем же путем, каким они и пришли. Войска по-прежнему стояли вдоль дороги в полной экипировке и вооружении. Плащи воинов были сшиты из красного атласа, и их шлемы украшали остроконечные атласные башлыки.

Вскоре Ибн Фурат обратился к Муктадиру с просьбой об аудиенции для византийских послов и проинструктировал халифа, как ему следует разговаривать с ними. Для этого случая визирь приказал всем военачальникам и чиновникам выстроиться в конную шеренгу от императорского дворца до дворца послов. В соответствии с этим приказом кавалерийская гвардия выехала в парадной форме и в полном вооружении. Каждый двор, зал и коридор дворца был заполнен вооруженными солдатами. Богатая мебель была начищена, отполирована и выставлена напоказ по всему дворцу. Проверив все сам и не найдя никаких упущений, визирь сообщил послам, что они могут прийти.

По дороге в императорский дворец, так же как и раньше, по дороге во дворец визиря, послы были поражены великолепием увиденного зрелища: бесчисленностью войска, блеском мундиров, качеством вооружения. По прибытии во дворец их снова провели по бесчисленным залам, один больше другого, заполненных знатными вельможами. Наконец, уставшие от ходьбы и совершенно ошеломленные, они добрались до приемного зала. Посредине зала восседал Муктадир на своем императорском троне, рядом с ним стояли визирь Абу Хасан ибн Фурат и Мунис, за ними, по правую и по левую сторону, выстроились принцы, за которыми, в свою очередь, расположились прочие вельможи государства. Каждый располагался в соответствии со своим рангом – чем выше было его положение при дворе, тем ближе он стоял к халифу. Зайдя в зал, послы, как велел обычай, поцеловали ковер, на котором сидел халиф, и заняли место, указанное им казначеем Насром. Они передали послание византийского императора, в котором, как мы уже знаем, говорилось об обмене и выкупе военнопленных, и попросили халифа отнестись к нему благосклонно.

Визирь, от имени повелителя правоверных, ответил послам следующее:

– Движимый состраданием к попавшим в плен правоверным и исполняя волю Аллаха, Который предписывает Своим людям освобождать мусульман из рук неверных, халиф принимает предложение, а Мунис назначается ответственным за исполнение необходимых формальностей.

По окончании аудиенции послам и их переводчику Абу Омару были пожалованы почетные одежды и тюрбаны из расшитого золотом поплина[147]. Мунис немедленно приступил к переговорам с послами, в результате чего была достигнута договоренность, по которой все византийские пленные будут освобождены сразу после внесения выкупа в любое удобное для византийской стороны время. Для организации обмена и выкупа своих пленных Мунис и Абу Омар должны были отправиться вместе с послами в их страну. На это предприятие им было выдано из государственной казны сто семьдесят тысяч динаров. Всем наместникам провинций, по территории которых они будут проезжать, были разосланы депеши с приказом оказывать им всяческое содействие. Покидая столицу, каждый посол получил от халифа в подарок двадцать тысяч дирхемов.

Под руководством Муниса обмен и выкуп военнопленных был завершен еще до конца года.

Ибн Фурат приобретает врага

В то время когда визирем был Али, один из чиновников Ибн Фурата по имени Ибн Джубайр почел для себя благоразумным удалиться до времени в провинциальный город Васит. Наместником Васита и прилегающей к нему территории был некий Хамид Ибн Аббас. Живя в городе, Ибн Джубайр, будучи опытным чиновником, обнаружил, что большую часть налогов, собираемых в провинции, Хамид кладет в свой карман и лишь малую часть отправляет в государственную казну.

Когда Ибн Фурат снова стал визирем, Ибн Джубайр вернулся в столицу и занял свое прежнее место председателя Аграрного совета Ирака. Ибн Джубайр рассказал визирю о своих наблюдениях в Васите и даже написал подробный список неучтенных доходов Хамида. Это произвело впечатление на Ибн Фурата.

Через некоторое время чиновник попросил у визиря разрешения начать дело по пересмотру налогового контракта Хамида. Ибн Фурат, после некоторых колебаний, дал свое согласие. Тогда Ибн Джубайр написал Хамиду официальный запрос о доходах от имени Аграрного совета, в функции которого входило определять размер общего налога. Хамид послал ответ. Началась длительная переписка столичных и провинциальных чиновников. Дело затянулось. Однако Хамид, подозревая, что его недруг Ибн Джубайр действует с ведома и согласия визиря, и зная, чем это все может кончиться для него, не на шутку обеспокоился. Он послал своего агента в столицу с целью подготовить почву для того, чтобы самому стать визирем. Агент вступил в переговоры с казначеем Насром и расписал в ярких красках деловые качества и благородство своего хозяина, он обещал также, что после смещения Ибн Фурата можно будет получить большие суммы денег в виде штрафов с него самого и его чиновников. Сообщения такого же характера были переданы и матери халифа.

Нехватка денег: визирь арестован

Случилось так, что Ибн Фурат был вынужден задержать выплату жалованья кавалерийским войскам. В качестве оправдания он сослался на финансовые трудности, вызванные расходами на военную операцию против Ибн Абу-л-Саджа, и снижение поступлений в казну в результате захвата этим мятежником провинции Рей. Но эти оправдания не возымели должного действия, и в 306 году кавалеристы подняли мятеж и отправили своих представителей к халифу. Ибн Фурат обратился к Муктадиру с просьбой выдать двести тысяч динаров из своей личной казны на погашение задолженности войскам (остальные двести тысяч он обязался выплатить из своих денег). Эта просьба вызвала гнев повелителя правоверных, он напомнил визирю его обещание не только оплачивать своевременно все общественные потребности империи, но и выплачивать определенную сумму ежемесячно в личную казну халифу.

– Обращаться после этого с такой просьбой, – возмущался он, – это верх наглости и бесстыдства.

Визирь снова начал говорить о временных трудностях, но Муктадир был неумолим.

Таким образом, Ибн Фурат не получил денег и вызвал неудовольствие государя, кроме того, у него был старый враг при дворе в лице казначея – все эти обстоятельства способствовали успеху миссии агента Хамида.

Вскоре Хамид получил предложение покинуть Васит и прибыть в столицу, свое согласие и уведомление об отбытии он должен был послать с почтовым голубем. Как только Муктадир получил его ответ, он послал казначея Насра со стражей арестовать Ибн Фурата, его сына Мухассина, Ибн Джубайра и многих других чиновников. Все арестованные были доставлены во дворец. Ибн Фурат снова оказался в тех своих покоях, где находился под надзором экономки Зейдан во время своего первого ареста. Остальные пленники были отданы в руки Насра.

Хамид и Али ибн Иса

Вскоре в Багдад прибыл Хамид. Казначей поселил его в своих апартаментах во дворце. Один из придворных Ибн Хавари, старый враг Ибн Фурата, первым пришел нанести ему визит, чтобы заручиться его поддержкой. Потом стали приходить начальники гвардии и другие вельможи. Хавари принял всех и переговорил с ними. В результате этой беседы выяснилось два неприятных факта: Хамид имел скверный характер и не имел никакого понятия об обязанностях визиря. Муктадиру было доложено об этом.

Халиф немедленно послал за Ибн Хавари и отчитал его за поддержку в назначении такого человека. Ибн Хавари, пытаясь оправдаться, привел следующие аргументы: Хамид богат, он дает гарантии в получении крупных штрафов с представителей предыдущей администрации, его служащие уважают его, он благочестив и, наконец, он содержит на свои средства большие вооруженные отряды. Ибн Хавари также предложил освободить Али ибн Ису и сделать его заместителем и главным советником визиря.

Халиф одобрил это решение при условии, что инициатива назначения Али ибн Исы будет исходить от самого Хамида. Ибн Хавари отправился тогда к Хамиду и стал убеждать его в необходимости помощника. Он обратил его внимание на груз ответственности, который ляжет на его плечи, и огромный объем работы. Он также напомнил ему, какие звериные отношения царят в мире алчных чиновников и как трудно будет ему в одиночку удовлетворить их требования. Ибн Хавари намекнул в конце беседы, что Хамид должен сам попросить халифа об этой милости, прежде чем она будет ему оказана независимо от его желания.

– Это мой дружеский совет тебе, – сказал он на прощание.

В соответствии с этим во время аудиенции, когда Хамид был торжественно назначен визирем, он поцеловал землю у ног повелителя правоверных и попросил высочайшего позволения назначить Али ибн Ису своим полномочным представителем и доверить ему руководство всеми советами и провинциями.

– Не думаю, что Али согласится с этим предложением, – ответил Муктадир, – вряд ли он захочет быть вторым, после того как был первым.

– Почему же нет? – воскликнул Хамид. – Государственный деятель ничем не лучше портного, а портной, даже если он сегодня сшил халат за тысячу динаров, берется завтра шить халат за десять динаров.

Эта шутка на официальном приеме вызвала с трудом сдерживаемый смех.

Ибн Фурат под следствием

Через три дня после вступления в должность Хамид и его помощник Али приступили к разбирательству дела Ибн Фурата. Они представили отставного чиновника по имени Мадхарай для проведения очной ставки с бывшим визирем.

Когда начались слушания, этот чиновник заявил, что он передал Ибн Фурату, во время его первого срока на посту визиря, четыреста тысяч динаров неучтенных доходов из военного департамента Сирии. Кроме того, он засвидетельствовал, что два наместника Египта, Ибн Бистам и его сын, передали Ибн Фурату восемьсот тысяч динаров в качестве комиссионных с неучтенных доходов, из расчета по двести тысяч в год.

На заседании присутствовали все главные судьи и чиновники. Сам Муктадир также находился там и следил за ходом процесса из тайного помещения, не показываясь на публике.

Ибн Фурат начал речь в свою защиту следующими словами:

– Этот чиновник, обвиняющий меня, служил в Египте и в Сирии, также и тогда, когда визирем был Али ибн Иса. Он сейчас сам признался, что одной из его обязанностей был сбор указанных незаконных доходов. Али ибн Иса был визирем четыре года. Либо аналогичные суммы были переданы в руки Али, и в этом случае он виноват перед халифом в получении взяток; либо они не были переданы Али, и деньги остались у этого чиновника. У нас есть его собственное признание в том, что во время моего первого срока на посту визиря он собрал вышеупомянутую сумму – четыреста тысяч динаров; и мы имеем его голословное утверждение, что он передал эту сумму мне. Обвиняя меня, он тем самым признает свою собственную вину. Что касается меня, то я заявляю, что не получал от него никаких денег. Суждения Аллаха, Его Посланника и Праведных Судей по этому поводу известны всем вам.

В этот момент Хамид разразился проклятиями и грубыми оскорблениями в адрес Ибн Фурата.

– Я должен напомнить тебе, – ответил Ибн Фурат, – что ты находишься на Ковре Правосудия, в императорском дворце, а не там, где ты привык находиться и где тебе самое место, – в амбаре или хлеву! И я тебе не крестьянин и не писарь, чтобы ты позволял себе так разговаривать со мной. Будьте любезны, – продолжил он, обращаясь к Шафи Лулуи, – запишите и пошлите повелителю правоверных следующее сообщение: «Хамид, возомнивший себя визирем, совершенно не достоин этой должности, хотя бы по той причине, что, по результатам моих расследований, он присвоил себе более миллиона динаров, полученных им с провинции Васит, вверенной его управлению». Я требовал, чтобы он вернул эти деньги в государственную казну. Он решил тогда, что единственный способ сохранить награбленное и продолжать набивать свои карманы дальше – самому стать визирем. Как визирь повелителя правоверных, Хамид должен сложить с себя обязанности наместника Васита и передать все дела для ревизии, которая точно определит, утаивал он доходы или нет. Ревизию должен провести Али ибн Иса – никто не сомневается в его компетенции, всем известно, насколько он более сведущ в финансовых и экономических вопросах, чем Хамид. Сам факт, что Хамид, будучи визирем, оставил в своих руках Васит, предвещает в будущем должностные преступления, а может даже, и государственную измену!

– Эй, кто-нибудь! Вырвите ему бороду! – закричал в бешенстве Хамид.

Видя, что никто не спешит выполнять его приказ, он сам бросился на бывшего визиря и ухватил его за бороду обеими руками.

Слушание дела было таким напряженным, что Мадхарай, еще до того, как Хамид перешел на оскорбления и угрозы, предложил подписать гарантийное обязательство на полмиллиона динаров, если Ибн Фурата отдадут в его руки. Али ибн Иса, в отличие от невоздержанного Хамида, ограничился несколькими вежливыми репликами по ходу речи Ибн Фурата. Что касается Ибн Хавари, то он пытался всячески примирить Хамида и Ибн Фурата, несмотря на то что был явно не на стороне бывшего визиря.

Когда Муктадир услышал грубости Хамида и увидел, что дело дошло уже до рукоприкладства, он приказал слугам увести Ибн Фурата в отведенные для него покои. Али и Хавари сказали Хамиду, что своей грубостью он только повредил их общему делу. Мадхарай, несмотря на то что он выступал обвинителем Ибн Фурата, когда того уводили, крикнул ему вослед:

– Если тебя приговорят к штрафу, я внесу за тебя пятьдесят тысяч динаров.

Как только Ибн Фурат покинул зал, казначей Наср, Али и Ибн Хавари все вместе обрушили на Мадхарая град упреков.

– Ты пришел сюда, чтобы свидетельствовать против этого человека. Следствие только началось, а ты уже предлагаешь ему свою помощь и пытаешься подружиться с ним! – закричали они.

– Вы сами предупреждали, что человек, с которым вы стравили меня, очень опасен, – ответил Мадхарай. – Ты, Наср, сказал мне, когда я пришел: «Помни, с кем тебе придется говорить!» А ты, Али, предупредил меня: «Будь осторожен!» Что касается тебя, Ибн Хавари, то твоими собственными словами были: «Не забудь, что, давая эти показания, ты рискуешь своей головой!» Поэтому, когда я услышал, как Ибн Фурат начал строить свою защиту, я просто сделал то, что считал благоразумным в моем положении!

Следующий допрос Ибн Фурата проводил Ибн Хаммад из Мосула вместе с Шафи Лулуи.

– Визирь и его представитель, – начал свою атаку Ибн Хаммад, – советуют тебе заботиться в первую очередь о своих собственных интересах. Суду известно, что твой годовой доход составляет один миллион двести тысяч динаров, кроме этого, твои нелегальные доходы сравнимы с этой суммой. Все вместе – это большая сумма денег. Поэтому я советую тебе, пока суд будет решать твою участь, напиши обязательство выплатить миллион динаров немедленно. Эта мера поможет тебе сохранить свою жизнь, потому что в противном случае с тобой будут поступать как с государственным преступником, злоумышлявшим против империи. Повелителю правоверных известно о твоей переписке с Ибн Абу-л-Саджем и о твоем пособничестве его мятежу.

– А я советую тебе, о почтеннейший Ибн Хаммад, подумать лучше, как спасти свою собственную шею от веревки, учитывая то положение, в котором ты оказался, чем заниматься так усердно делом, которое тебя не касается. Четыре года ты состоял на службе у Али ибн Исы. За это время ты растратил огромное количество казенных денег на свои личные нужды. Когда я стал визирем, ты скрылся бегством. Чиновник, который занял твое место, проведя служебное расследование, представил мне отчет, в котором перечислены все твои должностные преступления: подделка документов, получение взяток и прочее. Этот отчет находится в Императорском архиве.

– Да, я думаю, что этот орешек тебе не по зубам, – сказал Шафи Ибн Хаммаду, – попробуй лучше заняться его сыном Мухассином.

Ибн Хаммад послушался совета, оставил отца в покое и начал допрашивать сына. Ему удалось получить с Мухассина обязательство на выплату трехсот тысяч динаров. Однако визирю Хамиду этого было недостаточно, он приказал доставить Мухассина к нему и потребовал от него немедленно заплатить деньги.

– Но я не могу сейчас достать больше чем двадцать тысяч динаров, – ответил он.

– Бейте его палками по голове, пока в нее не придет более разумная мысль, – приказал визирь стражникам.

После нескольких ударов Хамид, видя, что у Мухассина пышные и густые волосы, и решив, что они служат ему хорошей защитой, приказал привести цирюльника. Мухассина обрили налысо и продолжили экзекуцию. Многие придворные присутствовали при этом.

Когда бедняга был уже при смерти, Али ибн Иса вступился за него и предложил Хамиду удовольствоваться пятьюдесятью тысячами динаров. Но Хамид поклялся, что не возьмет меньше семидесяти. Мухассину пришлось подписать обязательство на эту сумму. Несмотря на это, визирь приказал одеть его во власяницу и пытать, пока он не соберет деньги. Мухассину удалось занять и отдать шестьдесят тысяч динаров. Али ибн Иса дал ему десять тысяч. Чтобы полностью рассчитаться по своим обязательствам, Мухассину понадобилось много времени. Многие люди вступились за него, и Хамид позволил ему вернуться домой.

После этого визирь обратился с просьбой к халифу отдать ему в руки Ибн Фурата. Муктадир не возражал, но потребовал, чтобы жизни Ибн Фурата ничего не угрожало, на что Хамид ответил:

– Если Ибн Фурат будет знать, что мы не имеем права пытать его до смерти, он ничего нам не заплатит.

Муктадир не знал, как ему поступить с бывшим визирем: с одной стороны, ему хотелось получить его деньги, но, с другой стороны, мысль о том, что этот старый человек может умереть от руки Хамида, была для него невыносимой, так что халиф отдал Ибн Фурата в распоряжение Али ибн Исы и Шафи Лулуи; он был уверен, что на них можно положиться.

Тем временем кастелянша дворца Зейдан, разузнав, что думает халиф, передала все Ибн Фурату, который, после недолгих размышлений, написал письма своим банкирам (Иосифу Бар-Пинесу и Арону Бар-Амраму) с приказом переслать во дворец халифа семьсот тысяч динаров. Получив деньги, он вызвал к себе стряпчего Ибн Карабу и курьера Ибн Идриса и отправил их в сопровождении Зейдан к халифу. Муктадир отослал их к Хамиду и Али ибн Исе с приказом принять деньги. С большим разочарованием визирь и его помощники осознали, что Ибн Фурат ускользнул из их рук. Али и Ибн Хавари спросили Хамида, что он думает по этому поводу.

– Просто удачный исход дела для халифа! – все, что мог ответить Халид.

– Несомненно, визирь прав, – сказал Али, – но я уверен, что Ибн Фурат никогда бы не расстался с такой громадной суммой просто так – ведь и намного меньшего было бы достаточно, – если бы он не преследовал далекоидущий план – заполучить нас самих и нашу собственность в свои руки!

– Возможно, – ответил Хамид.

– Я тоже так думаю, – согласился Ибн Хавари.

Трения

В течение первых двух месяцев после назначения нового визиря Али ибн Иса посещал резиденцию Хамида дважды в день. Постепенно его визиты стали реже; теперь он посещал своего начальника только раз в неделю. В начале 307 года Хамид окончательно потерял доверие халифа, фактически всеми государственными делами занимался Али. Деятельность визиря состояла теперь в ношении черной почетной одежды и появлении верхом на парадах и смотрах. Когда визирь присутствовал на приемах, Муктадир не обращал на него внимания и обращался исключительно к Али ибн Исе.

Тогда визирь решил предложить проект налоговой реформы в провинциях Ирак, Ахваз и Исфахан. Он надеялся получить значительный прирост доходов и тем самым доказать свою компетентность и лояльность. В случае удачи это предприятие придало бы ему вес при дворе и оттеснило бы Али на второй план.

Приводя свой план в исполнение, он, в присутствии халифа, обратился к Али ибн Исе с такими словами:

– Ты забрал все управление империей в свои руки, и я остался не у дел. Ты даже не советуешься со мной, не советуешься ни по одному вопросу, но пришло время повелителю правоверных узнать правду. Ты теряешь каждый год четыреста тысяч динаров из-за неправильной системы сборов налогов в Ираке, Ахвазе и Исфахане. Здесь и сейчас я обещаю, что смогу собрать все те налоги и отчисления, которые перечислялись в казну, когда ты был визирем, и плюс к этому я обязуюсь собирать еще четыреста тысяч динаров ежегодно.

– Я не могу одобрить это предложение, – ответил Али. – Халид пользуется репутацией жестокого эксплуататора. Он введет новые налоги и поборы. Эти хищнические методы, несомненно, дадут дополнительную прибыль на год или два, но исправление последствий займет десятки лет. Он подорвет хозяйство провинций на корню и вызовет недовольство народа правительством.

Началась дискуссия, конец которой положил Муктадир, сказав:

– Хамид предлагает увеличить доходы, от такого предложения нельзя отказаться, но если ты, Али, возьмешься взимать налоги с этих провинций на условиях, предложенных Хамидом, то я предпочту поручить это дело тебе.

– Я государственный служащий, а не сборщик налогов, – ответил Али. – Это дело более привычно для Хамида, кроме того, это его идея. Я хочу только заметить, что его предложение может осуществиться только благодаря тому, что я в свое время сделал эти провинции процветающими, благодаря моей отеческой заботе об их населении. Сейчас зима, конец 307 года, и рассчитывать на увеличение доходов от разработки новых земель не приходится, откуда же тогда ждать прироста?

Несмотря на эти аргументы, Муктадир наделил Хамида всеми полномочиями и взял с него обязательство перечислить в казну обещанную им сумму. Два чиновника покинули императорский дворец вместе.

При составлении бюджета на следующий год Али ибн Иса приказал представить ему сведения о доходах, полученных с Ирака, Ахваза и Исфахана за последние три года: 303, 304 и 305-й. А надо заметить, что эти годы были самыми урожайными. Усреднив полученные данные, он внес в бюджет следующие цифры доходов, которые должны быть перечислены в государственную казну, по провинциям:

С сельскохозяйственного Ирака и Ахваза – 33 000 000 дирхемов
С общественных и конфискованных поместий – 8 800 000 дирхемов
С Исфахана – 6 300 000 дирхемов
____________________________________

И т о г о: 48 100 000 дирхемов

Дополнительный доход,
гарантированный Хамидом, – 400 000 динаров,
в перерасчете в дирхемы – 5 800 000 дирхемов
__________________________________________

О к о н ч а т е л ь н ы й и т о г: 53 900 000 дирхемов

В следующем, 308 году Хамид не смог уплатить указанную сумму, он попросил Муктадира прислать дополнительных чиновников для работы в его налоговых управлениях. Али настаивал на выплате Хамидом обещанных денег, и тому пришлось лично отправиться в Ахваз искать средства. Многочисленные разногласия и недоразумения стали возникать между служащими Хамида и служащими Али.

Вскоре начали расти цены на продовольствие. Вместе с ценами росло недовольство, как среди простого народа, так и среди придворных. Когда Али ехал по улицам столицы, он слышал оскорбления и угрозы в свой адрес. Начались грабежи и погромы в лавках торговцев зерном. Хамида вызвали в столицу. Через некоторое время дворцовая стража отказалась повиноваться. Толпа устроила бесчинства в мечетях: крушились кафедры, прекращались молитвы, с богачей срывали одежды и кидали в них камнями. Несколько человек, включая и главного судью, были ранены.

Один шутник сказал: «Когда люди раздражены высокими ценами, они считают, что положение можно исправить, кинув пару кирпичей в судью. Интересная логика, не правда ли?»

Толпы народу штурмовали дом Хамида и в субботу утром подожгли мосты, открыли тюрьмы, разграбили дом начальника полиции, а также дома других чиновников. Сам императорский дворец наполнился недовольными криками пехотинцев, расквартированных в нем, которые были возмущенны ростом цен.

Тогда Муктадир приказал открыть амбары и склады Хамида, матери, правителей и прочих вельмож и продавать зерно по заниженным ценам: четыре динара за курр пшеницы; цена на овес была снижена соответственно. Народ успокоился, и цены на продовольствие упали.

В результате этих беспорядков халиф освободил Хамида от сбора налогов. В прокламации, которая была зачитана на всех базарах, перекрестках больших дорог и мечетях, сообщалось, что государственным чиновникам Хамида, а также чиновникам армии и гвардии отныне запрещается взимать налоги во всех провинциях империи. Хамид, чрезвычайно раздосадованный, вынужден был отозвать своих чиновников и передать все дела людям Али.

Триумф Муниса

Как только стихли беспорядки в столице, тревожные сообщения пришли из Египта: правитель Фатимид с запада двинул свои силы в направлении этой провинции. Мунис, который наконец подавил мятеж Ибн Абу-л-Саджа и доставил его самого в качестве пленника в столицу, был послан в Египет на борьбу с Фатимидом.

Через год пришло сообщение о том, что западный враг империи разгромлен и его лагерь разграблен. Это сообщение было зачитано во всех мечетях, Мунису было присвоено звание аль-Музаффар (Победитель), и депеши, сообщающие об этом, были разосланы во все провинции. Мунис также был назначен наместником Египта и Сирии. По просьбе Победителя Ибн Абу-л-Садж был освобожден в том же году, и ему было позволено явиться на аудиенцию, приехав во дворец верхом и в черной одежде. Несколько дней спустя Муктадир собрал свой двор в Зале общих приемов и назначил Ибн Абу-л-Саджа главой дивана по делам религии, общественной безопасности, финансов и земельных владений в провинциях Рей, Казвин, Абхар, Занджан и Азербайджан. Указанные провинции становились феодальными владениями при условии ежегодных выплат в казну империи пятисот тысяч динаров, не считая отчислений на общественные нужды и на содержание войск.

Из дворца Ибн Абу-л-Садж отправился домой в сопровождении Муниса, казначея Насра, Шафи Лулуи и почти всех военачальников, которые в то время были в столице. Весь его дом был заполнен блестящими военными и оружием – это было великолепное зрелище.

В конце года Муктадир пригласил Победителя Муниса на пир и пожаловал ему почетное платье сотрапезника халифа. Одежда, специально заказанная для этого случая, была так обильно расшита золотом, что напоминала скорее ратные доспехи, настолько она была неудобной и тяжелой.

Отставка Хамида и Али

После пяти лет службы Хамид был смещен с должности визиря, а Али ибн Иса – с должности главы канцелярии. Причин для этого было несколько.

Одна из них такова: Хамида достигли слухи, что Муктадир решил отправить в отставку Али ибн Ису, на основании многочисленных жалоб на него от придворных, и снова назначить Ибн Фурата. Али задерживал выплаты на нужды гарема и принцев, он урезал жалованье дворцовым слугам и государственным служащим примерно на треть и нажил тем самым себе многочисленных врагов.

Хамид предложил халифу следующее: он может получить крупную сумму денег с Али ибн Исы, если последнего отдадут в его руки, он утверждал также, что сам справится с управлением империей. Муктадир велел ему написать меморандум, в котором будут письменно изложены все гарантии и предложения, а также перечислены планируемые им новые назначения в правительстве. Хамид составил документ и послал его халифу. Муктадир пошел в покои Ибн Фурата и показал ему этот меморандум.

– Если бы даже за спиной Хамида стояли все мастера управления, которые, увы, уже ушли в мир иной, и то он не смог бы управлять ни империей, ни даже канцелярией, – ответил Ибн Фурат, просмотрев меморандум. – Али ибн Иса, несмотря на все свои недостатки, намного более компетентен, чем Хамид. Да что тут говорить! Я сам могу гарантировать в пять раз больше, чем предложено в этой бумаге!

– Возможно, я дам тебе шанс, – ответил Муктадир.

В это же время при дворе распространились слухи, что Али ибн Иса вместе с Ибн Хавари планирует совершить государственный переворот и сделать халифом одного из принцев, внука Мутаваккила. Этот человек был чрезвычайно богат, вел расточительный образ жизни, роскошно одевался и имел лучших коней и колесницы в столице. Али ибн Иса был его близким другом.

Один из приверженцев Ибн Фурата подкинул в личные апартаменты Муктадира листок со стихами:

Да здравствует! Да здравствует!
Петушок из Курятника Халифа!

Больше на листке ничего не было, но это был куплет из всем известной в то время, очень неприличной поэмы. Муктадир нашел эту писульку и догадался, на что намекает ее автор. Это привело халифа в бешенство. Его гнев обратился прежде всего на Ибн Хавари – он решил, что этот человек должен умереть.

Затем сын Ибн Фурата Мухассин послал письмо халифу, в котором обещал передать в казну семь миллионов динаров, если в его руки отдадут Хамида, Али ибн Ису, Шафи, Ибн Хавари, Умм Мусу (служанка Али) и ее брата, а также обоих Мадхараев.

Все эти факторы, усилив друг друга, заставили Муктадира снова сделать Ибн Фурата визирем. Али ибн Иса был арестован девятого числа месяца второго Раби 311 года. Когда он прибыл во дворец, его отдали на попечение кастелянши дворца Зейдан и поместили в те же самые апартаменты, в которых содержался под арестом Ибн Фурат.

Ибн Фурат становится визирем в третий раз

Ибн Фурат приказал своему дворецкому арестовать Ибн Хавари и всех его чиновников. Визирь поселил Ибн Хавари в своем дворце, в большой и чистой комнате, и приступил к переговорам о размерах штрафа. После продолжительного торга они сошлись на сумме семьсот тысяч динаров с него лично, не считая служащих и чиновников.

Несмотря на то что многие чиновники пустились в бега, Ибн Фурат вылавливал их одного за другим. Его сын Мухассин использовал на допросах тех, кто попадал в его руки, все виды пыток. Он получил за Ибн Хаммада (того самого, который недавно пытал его самого) обязательство на получение двухсот тысяч динаров и передал его в руки человека, который обязался выбить из него эти деньги. Однако Мухассин нашел, что тот слишком мягко обращается со своим пленником, и приказал доставить Ибн Хаммада в свой дворец. Увидев своего старого врага, Мухассин стал бить его палкой по голове. Вдруг кровь хлынула из ушей и рта несчастного, и он умер на месте. Мухассин испугался не на шутку, опасаясь гнева халифа. Но Муктадир, напротив, послал сыну визиря почетное платье сотрапезника халифа, назначил его главой советов провинций и повысил его жалованье на две тысячи динаров в месяц. Кроме того, дворцовый хор, состоявший из молодых рабынь, на приеме у Муктадира спел в его честь: «Слава Мухассину! Прекрасный труд!»

Дело Хамида

Занявшись вплотную Хамидом, новый визирь прежде всего потребовал у него информацию о его состоянии. Хамид сказал, что в его распоряжении находится всего-навсего двести тысяч динаров.

Тогда Ибн Фурат, имевший другие сведения, собрал судей, юристов и чиновников и приступил к длительному судебному разбирательству.

Подсудимый успешно защищался от всех обвинений в свой адрес, пока Ибн Фурат не представил документ, составленный одним из чиновников, который занимался продажей урожая в провинциях, подвластных Хамиду. Этот чиновник также был доставлен в суд и под присягой подтвердил подлинность документа. Он сказал также, что этот документ сохранился по недоразумению: обычно Хамид собирал все бумаги такого рода и бросал их в реку Тигр. Но тут судьбе было угодно, чтобы Хамид забыл о нем, тем более что бумага была составлена в спешке – на обороте другой квитанции и, таким образом, была подшита в общую бухгалтерскую книгу.

Согласно этому документу, доходы от продажи урожая зерна за определенный год превышали на пятьсот сорок тысяч динаров те цифры, которые были указаны в официальном контракте! И это при том, что в том году цены на зерно были минимальные – в последующие годы цены значительно выросли.

Это свидетельство сильно пошатнуло позиции Хамида. Ибн Фурат попросил судей записать все сказанное в протокол. Он вел следствие очень тактично, обращался к подсудимому вежливо и давал ему полную свободу высказываться в свою защиту. Совершенно иначе вел себя его сын Мухассин, который также присутствовал на заседании. Он не гнушался оскорблениями и заявлял, что единственный способ получить с Хамида деньги – это применить к нему те же самые пытки, которые он сам применял к другим, будучи визирем.

– Я клянусь немедленно получить миллион динаров с этого мерзавца, только дайте мне его в руки! – кричал Мухассин.

Визирь пытался сдерживать пыл своего сына, но безрезультатно.

– Твой сын ведет себя крайне вызывающе, но я смиряюсь, не из-за уважения к нему и конечно же не из страха – в том положении, в котором я оказался, мне нечего бояться, кроме смерти; если я не отвечаю оскорблением на оскорбление, то только из уважения к суду повелителя правоверных и визиря.

– Я клянусь, – сказал Ибн Фурат, обращаясь к своему сыну, – что, если ты не прекратишь свои бесчинства, я попрошу халифа уволить меня от этого разбирательства.

Эта угроза возымела действие, и Мухассин погрузился в угрюмое молчание. Заседание продолжилось, но Хамид продолжал утверждать, что у него нет средств, кроме тех, о которых он уже заявил; он, дескать, продал свои поместья, дом, мебель, что он может еще сделать?

Тогда Ибн Фурат решил изменить свою тактику – он решил побеседовать с Хамидом без свидетелей, с глазу на глаз. Он отвел его в уединенные покои и дружеским тоном сказал ему:

– Если ты признаешься и добровольно отдашь свои сокровища, я клянусь, что не будешь отдан в руки Мухассина, а, напротив, получишь полную свободу – ты можешь оставаться во дворце в качестве почетного гостя, можешь отправиться в Фарс или другую провинцию наместником, да куда хочешь! Ты же помнишь, – продолжил он, после того как подтвердил свои слова торжественной клятвой, – как я сам недавно откупился, заплатив добровольно семьсот тысяч динаров. Халиф сейчас склоняется к тому, чтобы отдать тебя в руки Мухассина. Он человек молодой, горячий, он хорошо помнит, как по твоему приказу его подвергли пыткам, никогда ранее не применявшимся к членам семьи визиря. Мой тебе совет – заплати деньги, это единственный способ для тебя избежать встречи с Мухассином.

Хамид был вынужден согласиться с разумностью этих доводов и рассказал Ибн Фурату о том, где находятся тайники, которые он выкопал своими собственными руками и в которых, по его словам, находится пятьсот тысяч динаров золотом. Кроме того, он признался, что отдал на хранение различным вельможам и стряпчим денежные средства в размере примерно трехсот тысяч динаров. Но это еще не все: в Васите у него есть склад, где хранятся дорогие одежды и благовония. На все это Ибн Фурат взял с Хамида письменное свидетельство и поспешил во дворец к халифу, не говоря ни слова своему сыну.

Муктадир был доволен и приказал немедленно отправить кого-нибудь, для того чтобы привезти содержимое тайников. Ибн Фурат предложил послать Шафи. Шафи немедленно выехал в Васит, выкопал все клады Хамида и доставил их в целости и сохранности халифу.

Конец Хамида

Некоторое время Хамид оставался в безопасности во дворце визиря. Но однажды Мухассин отправился на аудиенцию к халифу вместе со своим отцом. Молодой человек не удержался и сказал халифу в присутствии своего отца:

– Я согласен, моему отцу удалось много выжать из Хамида, но, если его отдадут мне, я обещаю прибавить к этой сумме еще пятьсот тысяч динаров!

Муктадир, не медля ни секунды, приказал Ибн Фурату отдать бывшего визиря в руки его сына. Ибн Фурат возразил, что он дал слово Хамиду – не отдавать его Мухассину. Но молодой человек настаивал, и в конце концов повелитель правоверных повторил свой приказ тоном не терпящим возражений.

Хамида передали Мухассину, и тот потребовал с него ту сумму, которую он пообещал халифу. Хамид сказал, что у него нет больше ничего. Мухассин приказал пытать его. Палач начал бить его по голове, пока тот не потерял сознание, тогда палач стал бить бесчувственное тело. Когда Хамид пришел в себя, он спросил:

– Чего ты хочешь от меня?

– Денег, – ответил Мухассин.

– Но у меня ничего не осталось, только мое родовое поместье, – ответил Хамид.

– Тогда напиши доверенность на продажу его! – закричал Мухассин.

Хамид сделал все, что от него требовалось, доверенность была заверена судьей, который присутствовал при этом. Мухассин, обругав и оскорбив Хамида последними словами, отправил его под конвоем вниз по реке в Васит, для продажи его земель и имущества.

Как рассказывают люди в Багдаде, в ту ночь, перед отправкой, Хамид попросил яиц, которые он выпил сырыми на завтрак. Евнух Мухассина каким-то образом отравил эти яйца. Сразу же после завтрака Хамид почувствовал сильные боли в желудке. Он стал кричать – с ним случился сильный приступ диареи. Евнух привез Хамида в Васит в бесчувственном состоянии и, оставив его в доме некоего Базавфари, казначея Хамида, скрылся так быстро, как только мог. Хамид не поправлялся, несмотря на то что он ел лишь овсяную кашу. Тогда Базавфари, чтобы обезопасить себя от подозрений, вызвал к себе в дом городского судью и свидетелей и написал следующее официальное свидетельство: «Хамид был уже болен диареей, когда прибыл в Васит. Он заболел по дороге из Багдада в Васит. Когда он поселился в моем доме, он был в тяжелом состоянии, если его состояние ухудшится и он умрет, его смерть будет связана с естественными причинами и ни в коем случае не должна быть приписана мне, Базавфари».

Это свидетельство хозяин дома показал Хамиду и попросил подписать его при свидетелях. Хамид, притворившись, что согласен, подождал, когда все свидетели соберутся в его комнате, и сделал тогда следующее заявление: «Этот враг Аллаха и враг правоверных, Ибн Фурат, который не скрывает своей ненависти к Аббасидам, как, впрочем, и не скрывает своей преданности Алидам, дал мне свое слово и поклялся клятвой, нарушение которой влечет за собой развод с его женами, что, если я предоставлю ему полную декларацию своей собственности, он обязуется не передавать меня своему сыну Мухассину, избавит меня от всех видов пыток и отправит меня домой или назначит меня на какую-нибудь почетную должность. Я честно рассказал ему обо всем, что я имею, но он передал меня Мухассину, который подверг меня изощреннейшим пыткам и дал мне отравленные яйца, от которых я сейчас умираю. Базавфари не имеет ничего общего с этим убийством. Но он сделал следующее (не говоря уже о прочем): он взял мои деньги и ценности и положил их в старые, потертые подушки из парчи, которые были выставлены на общественной распродаже по цене пять дирхемов за штуку. В этих подушках содержалось ценностей на триста тысяч динаров, и Базавфари скупил их все. Это мое последнее свидетельство в этом мире. Я призываю вас всех подтвердить мои слова».

Базавфари понял, что оказался в дураках. Тайные агенты Ибн Фурата в Васите немедленно передали своему господину о заявлении Хамида. Вскоре после этого Хамид скончался.

Поединок Ибн Фурата с Али

После ареста Али ибн Исы Муктадир послал ему письменный приказ с требованием указать подлинные размеры его состояния. Али написал в ответ, что триста тысяч динаров – это все, что у него есть.

Как раз в это время пришли сообщения о нападении на Басру главаря карматов Абу Тахира. Карматы (первоначально – тайное общество с эзотерической доктриной и проповедующее всеобщее равенство) были сектой еретиков, широко распространившей свое влияние среди необразованных масс населения. Их первое восстание против власти халифа произошло в провинции Васит во времена Мутадида. В 293 году их лидер появился в Бахрейне, и с тех пор его влияние неуклонно росло. Он не раз совершал набеги на Басру и прилегающие к ней районы и разгромил регулярные войска халифа в нескольких сражениях. При правлении Муктадира карматы вторглись в Сирию, неся с собой разорение и насилие. «Там, где открыта Истина, – Закон не действует» – таково было их кредо. Глава секты объявил себя Махди (Мессия, ведомый Господом), и ему поклонялись, как Богу в мечетях. И вот сейчас карматы устроили кровавую бойню в Басре. Семнадцать дней они бесчинствовали в городе, потом погрузили на верблюдов все награбленное добро, забрали женщин и детей в качестве рабов и ушли в свою страну.

Ибн Фурат немедленно отправил войска против карматов. Его военачальник захватил нескольких пленных и отправил их в Багдад. На допросе эти люди рассказали, что набег на Басру был осуществлен с ведома и при содействии Али ибн Исы. Пленники клятвенно утверждали, что бывший визирь неоднократно посылал карматам подарки и оружие.

Когда Муктадир прочитал донесения о допросе военнопленных, он приказал визирю провести очную ставку Али ибн Исы с карматами и выяснить все обстоятельства этого дела. Визирь назначил судебное заседание и вызвал Али на допрос.

На суде Али все отрицал.

– Когда человек находится в таком положении, в каком оказался я, то нет ничего удивительного, что все кому не лень будут обвинять меня во всех мыслимых преступлениях. Тем более что я оказался в немилости у государя, а визирь считает меня своим врагом, – ответил Али ибн Иса.

Тогда Ибн Фурат оставил пока политику в покое и начал рассматривать вопросы, связанные с управлением провинциями. Прежде всего он поднял дело двух Мадхараев: Хусейна и Мухаммеда.

– Когда я служил визирем второй срок, – сказал Ибн Фурат, – один из моих служащих по делам провинций получил с указанных Мадхараев обязательство на два миллиона триста тысяч динаров. Это был компромиссный документ, составленный по результатам отчета по сбору ими земельных налогов в Египте и Сирии, провинциях, доверенных их управлению. В этот счет входили также незаконные доходы от должностей, занимаемых ими в то время, когда ты, Али, был визирем. Из этой суммы они заплатили только полмиллиона динаров при моей администрации. Ты, как только снова пришел к власти, отправил моего служащего в отставку и снова назначил этих отъявленных казнокрадов на их прежние должности. Кроме того, ты передал Мадхараям фиктивное письмо, якобы написанное повелителем правоверных, да хранит его Аллах, в котором прощались все их долги! Когда я рассказал об этом деле халифу, он заверил меня, что ничего подобного не писал и даже не может себе представить, что у кого-то могло хватить наглости на такой чудовищный подлог.

– В то время я был всего лишь подчиненным Хамида, – ответил Али ибн Иса. – Повелитель правоверных велел мне выполнять его приказы. Хамид сказал мне, что халиф решил простить долги этим двум чиновникам, и написал документ, подтверждающий это. Я просто принял документ, зарегистрировал его и отправил по инстанциям, как и должно поступать подчиненному, получившему приказ от своего начальника.

– Всем известно, что ты всегда оспаривал решения Хамида! Ты обсуждал каждую мелочь! – ответил на эту лицемерную речь Ибн Фурат. – Ты даже проверял, как он собирает налоги в его собственных провинциях. Как же ты мог не посоветоваться с халифом, когда речь шла о такой огромной сумме?

– Первые семь месяцев я занимал очень скромное положение при Хамиде, – ответил Али, – лишь впоследствии повелитель правоверных стал прислушиваться к моим советам и вопросам. Дело же, о котором идет речь, имело место в первые месяцы пребывания Хамида на посту визиря.

– Но почему же ты, если мы допустим, что все это было сделано Хамидом, потом, когда халиф стал доверять тебе, не доложил ему о его преступлении? Почему ты ничего не сделал, чтобы восстановить справедливость?

– Я оставил все как есть, – ответил Али ибн Иса, – потому что ранее, в присутствии халифа, на аудиенции, я взял с Хусейна Мадхарая обязательство на выплату миллиона динаров ежегодно в государственную казну в обмен на контракт, по условиям которого ему давалось право собирать налоги в Египте и Сирии. Он был обязан также оплачивать все расходы по управлению провинциями и на содержание войск. Все расходы и доходы по каждому району были детально расписаны в контракте. Свои долги и недоимки он должен был покрыть из последующих доходов при окончательном расчете. Я взял с него расписку на миллион триста тысяч динаров. Это все, что я мог сделать. Его обязательство и расписка находятся в архиве государственного совета западных провинций.

– Али, ты работаешь в государственных советах с младенчества, – сказал визирь, – ты сам был визирем, долгое время ты фактически управлял всем государством, и что я слышу от тебя? Виданное ли это дело, чтобы текущий долг официально погашался суммами, которые будут получены в будущем? И из такого ненадежного источника, как сбор налогов? Ну ладно, допустим, ты, как ты сам выразился, «оставил все как есть» из практических соображений; за пять лет, которые ты был у власти, ты мог собрать все те деньги, которые тебе были обещаны этими наместниками-казнокрадами?

– Некоторые суммы были перечислены в первый год, – ответил Али, – но вскоре началось вторжение Алида из Африки, так называемого Махди, который захватил большую часть Египта. Мунис Непобедимый был послан отразить противника, и большая часть денег ушла на выплату жалованья солдатам и прочие военные расходы. Контракт пришлось пересмотреть – в результате военных действий провинция была разорена.

– Алид был разгромлен в 309 году, – возразил Ибн Фурат. – Таким образом, в течение двух лет в провинции наблюдается полное спокойствие и процветание, получил ли ты с Мадхараев два миллиона динаров за эти два года?

К нашему величайшему сожалению, ответ Али ибн Исы не сохранился в протоколах суда, после него следует сразу реплика Ибн Фурата:

– Я требую от имени повелителя правоверных, чтобы ты вернул все незаконно присвоенные тобою деньги в государственную казну. Если ты прислушаешься к голосу разума, ты сделаешь это добровольно, в противном случае мы вынуждены будем применить пытки.

– Я не богат, – ответил Али, – самое большее, что я могу собрать, – это триста тысяч динаров.

Затем визирь приступил к рассмотрению вопроса о содержании императорского двора.

– В течение пяти лет, – сказал он, обращаясь к Али ибн Исе, – ты постоянно уменьшал выплаты на содержание гарема, принцев, дворцовых слуг и служащих. Жалованье императорской кавалерии также было значительно урезано. Суммы на содержание двора, которые я в свой первый и второй срок выплачивал регулярно и полностью, ты сократил на сорок пять тысяч динаров в месяц. Кроме того, ты присваивал себе доходы от поместий государя. В год это составляло пятьсот сорок тысяч динаров. Всего за весь период твоей службы ты, по моим подсчетам, получил около шести миллионов динаров. Эти деньги должны где-то быть: либо ты припрятал их, либо – во что трудно поверить – растратил их на свои нужды.

– Доходы, полученные мною с императорских поместий, – отвечал Али, – а также сэкономленные средства от сокращения довольствия придворным, которым вполне достаточно было и того, что я платил им, шли на покрытие дефицита бюджета государства. Личную казну повелителя правоверных я не трогал. Что касается твоей практики – повышения жалованья придворным за счет взимания налога с незаконных доходов чиновников, – то я считаю ее порочной. Я не позволял своим служащим брать взятки и нарушать закон, а ты получал доход с этого. Эта практика ведет в конечном итоге к разорению государства и возмущению подданных. Твой метод сведения концов с концами состоял лишь в перекладывании денег из одного кармана в другой. Двор был в восторге, а государственная казна пустела.

По этому вопросу препирательства продолжались довольно долго и кончились ничем. Наконец Ибн Фурат опять вернулся к политическим обвинениям.

– Чем объясняются твои подарки, передача оружия, дружеская переписка и прочие любезности по отношению к карматам? – спросил он Али.

– Моей целью, – объяснил Али, – было вернуть заблудших в лоно империи; мой метод состоял в примирении. И он оказался эффективным: когда я был визирем, они неоднократно воздерживались от нападения на паломников и от набегов на Басру и Куфу.

Кроме того, эта политика способствовала освобождению правоверных из плена.

– Что может быть хуже, чем признавать Абу Саида и его шайку карматов за истинно верующих, в то время как они отрицают Священный Коран и Миссию пророка; преступников, которые разграбили Оман и забрали в рабство всех, кто остался в живых? Ты любезничал и переписывался с ними и в то же время задерживал выплату жалованья гарнизону Басры. Солдаты покинули свои посты, карматы захватили город и перебили ни в чем не повинных жителей! Грех за это на твоей душе!

Али ибн Иса пустился в долгие объяснения, которые мы пропустим. Наконец казначей Наср и Мухассин попросили у визиря позволения поговорить с обвиняемым наедине. Ибн Фурат не возражал. Эти двое придворных сказали Али, что ему лучше согласиться на штраф и решить дело миром. Али согласился. Штраф установили в размере трехсот тысяч динаров, с условием что треть должна быть выплачена в течение месяца. Срок будет отсчитываться с того дня, когда он покинет дворец. Поселиться он может там, где пожелает, с правом переписки и посещений. Ибн Фурат взял его обязательство и послал его на утверждение к халифу.

Али попросил визиря, чтобы ему было позволено сохранить доходы от своих владений за этот год для выплаты части своего штрафа.

– Это составит пятьдесят тысяч динаров, – заметил Ибн Фурат.

– Я буду рад, если мне удастся наскрести двадцать, – ответил Али, – доходы от моих земель невелики.

А надо сказать, что впоследствии, после того как Али был отправлен в ссылку в Мекку и поместья его были конфискованы, оказалось, что доход с них составляет как раз пятьдесят тысяч динаров. По этому поводу есть одна интересная история, рассказанная неким Хумани из Васита.

«Я услышал однажды, как Али ибн Иса распекает землевладельца Бариди:

– Неужели ты не боишься гнева Господнего, когда клянешься здесь, на аудиенции, во дворце императора, что твое родовое поместье приносит доход равный десяти тысячам динаров, в то время как твои бухгалтерские книги явно показывают, что доход с них составляет не меньше тридцати тысяч?

– Я, – кротко ответил Бариди, – только следую примеру вашего превосходительства, да хранит вас Аллах! Когда Ибн Фурат спросил вас о ваших доходах, такой благочестивый человек, как ваше превосходительство, никогда не пошел бы на клятвопреступление, если бы, как истинный шиит, не знал, что сокрытие правды простительно в присутствии тех, от кого можно ожидать насилия!

Когда Али выслушал это объяснение, у него был вид человека, проглотившего камень».

С получением денег для выплаты штрафа, назначенного Али, возникли затруднения. С одной стороны, халиф отказывался отпускать Али из-под стражи, пока тот не заплатит требуемую сумму, с другой же стороны, Али не мог собрать денег, оставаясь во дворце под арестом. Мухассин настойчиво требовал с бывшего визиря денег. Сначала он вежливо поговорил с ним, но Али смог заплатить только деньги, вырученные им от продажи дома. Тогда Мухассин приказал заковать его в кандалы. При виде этого казначей Наср покинул зал. Мухассин, обратившись к пленнику, повторил свое требование.

– Я не могу собрать деньги, оставаясь здесь, под стражей, неужели ты думаешь, что, заковав меня в кандалы, ты облегчишь мою задачу?

Мухассин приказал надеть на Али власяницу и бить его палками. Назук, начальник полиции Багдада, присутствовавший при этом, поднялся и собрался уйти.

– Куда ты? – спросил его Мухассин.

– Я не могу видеть, как будут мучить этого почтенного старика, – я целовал его руки десять лет.

Мухассин смягчился и отправил Али назад в его комнату во дворце.

Ибн Фурат был очень недоволен тем, как его сын обращается с Али ибн Исой.

– Ты компрометируешь нас обоих таким поведением, – сказал он Мухассину, – тебе следовало бы ограничиться кандалами.

Он также написал халифу письмо в защиту Али следующего содержания: «Я так расстроен тем, что мне довелось узнать о ходе дела Али ибн Исы, что потерял аппетит. Абу Хасан Али ибн Иса один из самых выдающихся представителей нашей профессии. Он с самой юности находится при дворе и служит верой и правдой повелителю правоверных, одно только это обстоятельство делает его особу неприкосновенной. Конечно, он допустил некоторые ошибки, но повелитель правоверных достаточно велик и милосерден, чтобы простить их. Если же это невозможно, я прошу хотя бы снять с него кандалы и власяницу».

Муктадир ответил на это послание так: «Али ибн Иса своими преступлениями заслужил еще более худшего обращения; Мухассин поступил правильно. Тем не менее я готов проявить милосердие и передаю его в твое распоряжение».

В соответствии с распоряжением халифа Али был доставлен во дворец визиря. Ибн Фурат счел неблагоразумным держать его у себя, поскольку Али был уже стар и мог в любой момент заболеть, что могло быть приписано каким-либо действиям визиря. Ибн Фурат вызвал к себе Шафи Лулуи, чтобы тот отвез Али домой.

Пока они дожидались прибытия Шафи, Ибн Фурат решил использовать свободное время, чтобы сделать небольшой выговор Али. Он неодобрительно отозвался о том, как Али управлял доверительным благотворительным фондом, основанным Ибн Фуратом. Одна часть доходов этого фонда должна была поступать на религиозные нужды, другая – на содержание его детей и слуг (это была обычная юридическая уловка в те времена для защиты собственности от налогообложения). Денежные средства этого фонда халиф приказал вернуть, после конфискации, обратно Ибн Фурату.

– Твое управление фондом, – сказал визирь, – просто возмутительно, как с точки зрения религии, так и с точки зрения обычной человеческой порядочности: основной капитал частично растрачен, прибыли почти нет!

– Да, – смиренно ответил Али, – я должен признаться, что пренебрегал этим предприятием, и мне не остается ничего, как принести свои искренние извинения.

Мухассин, который присутствовал при этом, также вступил в дискуссию, не стесняясь в выражениях и не скупясь на оскорбления. Али отвечал ему и объяснял что-то, добавляя при этом выражение: «Мне просто смешно слушать тебя».

Эта фраза вызвала гнев у Мухассина и раздражение у его отца. Молодой человек разразился ругательствами и проклятиями. Ибн Фурат попросил его успокоиться и, повернувшись к Али, строго сказал ему:

– Абу Ахмад Мухассин находится на службе у повелителя правоверных и пользуется его особой милостью и доверием, ты не должен забывать этого, когда имеешь честь говорить с ним!

Али ибн Иса принес свои извинения за невоздержанность, и инцидент был исчерпан.

В это время в комнату, где они сидели, зашел Хасан, сын Ибн Фурата от его наложницы Давлы. Али поднялся, подошел к мальчику и поцеловал его лоб и веки. «Эти знаки уважения несколько интимны», – подумал Ибн Фурат.

– Абу Хасан, – сказал он вслух, – тебе не следовало бы так утруждать себя. Но я полагаю, что Хасан – сын Абу Хасана!

Затем, открыв чернильницу и взяв перо, он тут же написал приказ своему служащему заплатить Абу Хасану ибн Исе две тысячи динаров, без вычета комиссионных, которые пойдут на погашение его штрафа. Он посоветовал Мухассину последовать его примеру, и молодой человек также внес тысячу динаров. Али встал, поблагодарил всех и удалился в сопровождении Шафи Лулуи, который только что прибыл. Шафи посадил его на почетное место в своей лодке и увез его по реке к себе домой.

Все чиновники, служившие под началом Али ибн Исы, предложили и фактически послали ему свои пожертвования для выплаты штрафа; каждый по своим возможностям. Он не принял ничью помощь, за исключением Ибн Вараджавайхи и двоих сыновей Ибн Фурата, от каждого из которых он взял по пятьсот динаров. Когда Али заплатил большую часть своего штрафа, визирь попросил у Муктадира позволения отправить его в Мекку. Халиф согласился, и Ибн Фурат выделил Али семь тысяч дирхемов на поездку и прочие расходы.

С бывших чиновников Али Ибн Фурат с помощью пыток продолжал выжимать громадные суммы денег; полную свободу действий в этом деле он дал своему сыну Мухассину. Люди с трудом верили, что человек, пользовавшийся репутацией милостивого и великодушного, мог так поступить. Ибн Хавари был подвергнут длительным избиениям палками и кнутом и в конце концов убит одним из слуг Мухассина в Ахвазе, куда арестанта отвезли для сбора денег на штраф.

По приказу халифа оба Мадхарая были доставлены в столицу. Хусейн Мадхарай, после судебного разбирательства, в присутствии глав советов и судей вынужден был дать обязательство на выплату двух миллионов четырехсот тысяч динаров. Но Ибн Фурат решил, что это слишком много, и уменьшил сумму до одного миллиона семисот тысяч динаров. Он взял с него расписку и получил на это ободрение халифа.

Ибн Фурат обращался с Хусейном очень вежливо, выразил ему свое восхищение его способностями, очень лестно отозвался об его уме и личной смелости. Он сказал, что редко ему выпадает счастье беседовать со столь достойным человеком. После этого он обратился к нему с просьбой:

– Хусейн, не будешь ли ты любезен сделать заявление в присутствии Али ибн Исы, что ты, будучи председателем Совета западных провинций, передавал ему незаконные доходы в то время, когда он был визирем?

– Прошу уволить меня от этого, – попросил Хусейн Мадхарай.

– Как же так, ты отказываешься теперь свидетельствовать против Али ибн Исы, когда ничего не мешало тебе свидетельствовать против меня, когда я сам был в таком положении?

– Я ни в коем случае не горжусь тем поступком. Такие свидетельства никому не приносят славы, несмотря на то что у меня было оправдание: визирь относился недружелюбно ко мне во время своего второго срока и отдал меня на милость Бистама, моего врага. Теперь же все будут презирать меня, если снова поступлю так же и по отношению к Али ибн Исе, человеку, который всегда был мне другом и остается им теперь!

Ибн Фурат не стал настаивать.

После этого в суде слушалось дело другого брата – Мухаммеда Мадхарая. Он долго и упорно защищался по всем вопросам.

– Ты вряд ли более способный человек, чем твой брат, – сказал наконец Ибн Фурат, устав спорить с ним, – ты видел, как он защищался, но все его красноречие не помогло ему.

Этого довода оказалось достаточно – угрозы и пытки не понадобились. Ибн Фурат получил с него обязательство на миллион семьсот тысяч динаров и передал арестанта своему сыну. Мухаммед не пострадал в доме Мухассина и пробыл там всего один день. Несмотря на то что сын визиря встретил своего пленника презрительными насмешками, он отпустил его с миром, после того как Мухаммед передал ему огромное количество денег, а также подарил роскошные одежды, драгоценные украшения и прекрасных невольниц.

Одна любопытная история произошла во времена, когда Ибн Фурат был визирем, ее рассказывает судья Абдаллах ибн Ахмад.

«Один чиновник, который долгое время не мог найти себе подходящую должность, решился наконец подделать рекомендательное письмо. В этом письме он от имени Ибн Фурата рекомендовал сам себя наместнику Египта. Прибыв в эту провинцию, он представил письмо. Наместник, внимательно прочитав это послание, заподозрил неладное: язык был слишком экспрессивным и навязчивым, многочисленные похвалы подателю не соответствовали его чину и стиль был не совсем правильный. Тем не менее правитель Египта дал чиновнику небольшой подарок и назначил на незначительную должность, до выяснения обстоятельств, после чего положил письмо вместе со своим объяснением в общую папку и отослал с прочими документами в столицу к визирю.

Когда пришла корреспонденция из Египта, Ибн Фурат находился в компании друзей. Он открыл пакет, и на глаза ему попалось фиктивное письмо. В нем, кроме всего прочего, говорилось, что податель сего оказал в прошлом неоценимые услуги Ибн Фурату. Письмо было прочитано перед всей потрясенной компанией.

– Как следует поступить с этим человеком? – спросил Ибн Фурат.

– Отрубить руку! – сказал один.

– Отрезать пальцы, выпороть и посадить в тюрьму! – посоветовал другой.

Самым мягким было следующее предложение:

– Прикажи наместнику выгнать его взашей – крушение планов и бесполезное путешествие послужит ему достаточным наказанием.

– Как же немилосердны и жестокосердны вы все! – воскликнул визирь. – Этот бедный человек хотел воспользоваться моим именем как волшебным заклинанием. Не найдя работы в столице и, возможно, не желая беспокоить нас, он избавил нас от необходимости и труда писать ему рекомендательное письмо в провинцию. Он сам написал письмо и отправился в долгий путь в Египет в надежде на удачу и благосклонность судьбы. И что же вы пожелали ему? В лучшем случае – разочарование.

Он обмакнул перо в чернила и тут же, на обороте фальшивого письма, написал своей рукой:

«Это письмо написано мной. Не знаю, на чем основано твое подозрение. Это прекрасный человек, он оказал мне услуги в тяжелые для меня дни и сделал намного больше, чем сказано в этом письме. Щедро награди его и назначь на должность, достойную его».

Это письмо было отправлено в Египет немедленно.

Несколько лет спустя к Ибн Фурату пришел посетитель, человек приятной наружности, прекрасно одетый, в сопровождении слуг. Когда его провели в приемные покои, он принялся благословлять визиря и залился слезами.

– Да хранит тебя Аллах, добрый человек! – воскликнул Ибн Фурат, который никогда прежде не видел его. – Что с тобой, почтеннейший?

– Я тот самый чиновник, который подделал рекомендательное письмо, которое визирь, да вознаградит его Аллах, в своей неизмеримой доброте и милосердии признал своим собственным.

Ибн Фурат рассмеялся.

– Сколько он дал тебе? – спросил он.

– Считая жалованье от моей должности, подарки и выплаты из казны наместника Египта, я получаю двадцать тысяч динаров в год, – ответил чиновник.

– Хвала Аллаху! – ответил визирь. – Это неплохо, но, если ты захочешь служить мне, ты будешь получать в несколько раз больше.

Проверив чиновника, визирь нашел его вполне пригодным для высокой должности. Он взял его к себе, и тот стал преданно служить ему».

Однажды, во времена третьего срока, когда Ибн Фурат был визирем, на приеме у него разговор зашел на тему образования, литературы и изучения преданий. Как-то раз один из придворных сказал:

– Мне говорили, что студенты и ученые живут в нищете. Некоторые из них недоедают, чтобы сэкономить деньги на бумагу и чернила.

Ибн Фурат был образованным человеком, и у него было доброе и чуткое сердце. Он щедро помогал поэтам, поэтому, когда он услышал, как трудно приходится бедным студентам, он сразу воскликнул:

– Им нужна помощь? Я помогу им!

После чего приказал выделить двадцать тысяч дирхемов для покупки бумаги и чернил для бедных студентов и ученых.

Димна предупреждает Льва о происках Быка

Почтенный читатель может освежить в памяти историю про Димну, Льва и Быка – она приведена выше.

Мунис Победитель вернулся в Багдад после своей блестящей победы над Византией. По городу ходили слухи, что он не одобрял пыток чиновников и в особенности убийства Хамида. Многие солдаты из кавалерии халифа в результате задержек и сокращения их жалованья стали переходить на службу в армию Муниса, в надежде получить от него те деньги, которые они не могли получить от халифа и визиря.

Ибн Фурату не нравилось присутствие Муниса в столице. Через несколько недель он, на личной аудиенции с Муктадиром, сообщил ему, что Мунис планирует привлечь войска на свою сторону. Если ему это удастся, то он станет эмиром эмиров (правителем правителей) и, таким образом, будет повелевать всей империей. «Твои военачальники и даже твои придворные уже сейчас готовы выполнять его приказы». Визирь тонко сыграл на чувствах халифа – как только Мунис пришел на аудиенцию во дворец, Муктадир в присутствии визиря сказал ему:

– Мне очень приятно твое общество. Я чувствую себя спокойно под защитой твоей армии. Кроме того, я имею возможность советоваться с тобой по различным государственным вопросам. Один из таких вопросов особенно беспокоит меня сейчас: императорские кавалеристы требуют жалованья. Сумма задолженности громадна – этих денег просто негде взять, даже половину! Если я пошлю их в Сирию и Египет, они откажутся повиноваться, они скажут, что на поход нет средств. Как ты знаешь, Рей и соседние с ним провинции закрыты для нас, так как мятежники захватили их. Армения и Азербайджан отданы Ибн Абу-л-Саджу. К сожалению, пока ты будешь оставаться в Багдаде, эти солдаты будут стремиться вступить в твою армию. Если я начну препятствовать им, они поднимут мятеж, если я соглашусь с этим, то все равно в казне не хватит денег на содержание твоей увеличившейся армии. Доходы с Дийарабии, Джайрандара и Сирии почти не поступают, доходов с Ирака, Ахваза и Фарса недостаточно. Поэтому самым благоразумным в данной ситуации я считаю отправить твою армию в Ракку. Это твоя родная провинция, ты сможешь послать свои отряды для сбора денег, обещанных Мадхараям. И что самое главное, чиновники, ответственные за общественную безопасность и сбор земельного налога в Египте и Сирии, не посмеют поддаться мятежным настроениям, пока твои войска будут находиться в граничащей с ними провинции. Все это будет способствовать безопасности и процветанию всей империи.

Мунису было ясно, что все эти мысли внушил халифу Ибн Фурат. Он понял, что визирь его враг. Единственное, что попросил Победитель, – это остаться в Багдаде до конца священного месяца Рамадана и позволения отметить приближающийся религиозный праздник в столице. Халиф позволил ему это. После праздника Мунис отправился во дворец визиря нанести ему прощальный официальный визит. Визирь, несмотря на все возражения Муниса, встал со своего места, почтительно приветствовал его и настаивал, чтобы он сел рядом с ним на ковер. Мунис отказался от этой чести и кратко изложил свои просьбы; все они были удовлетворены. Когда он собрался уходить, Ибн Фурат снова хотел подняться и проводить его, но Мунис попросил его, ради всего святого, не беспокоить себя. После этого Победитель попрощался с халифом и отправился в свой лагерь. В тот день был сильный ветер.

Опасность

Внезапно в 311 году в Багдад пришли известия, что молодой Абу Тахир[148], кармат, напал на караван паломников, когда те возвращались из Мекки. Он уничтожил вооруженный конвой, перебил множество богомольцев, захватил в плен многих женщин, детей и мужчин, в том числе и членов правящей семьи. Потом, погрузив все награбленное на верблюдов, разбойник ушел назад в свою страну Хаджар. Остальных паломников он оставил умирать в пустыне без верблюдов, воды и пищи.

Куда сейчас бредешь ты, паланкин, покачиваясь на спине верблюда?

Плывешь ты, растворяясь в дрожащем воздухе жары,

Подвластная капризу вереница повернула резко в Сирию,

Другая направилась в Ирак. Я ж остаюсь один.

Не придет никто и не освободит меня от Боли – тюремщика жестокого.

Хотел достичь я цели путешествия, но не увижу ее уж никогда.

Когда известия об этих зверствах распространились, город по обеим сторонам реки загудел, как потревоженный улей. Женщины босыми выбегали из домов, вопили, рвали на себе волосы и били себя по лицу. К ним присоединились жены арестованных и разоренных Ибн Фуратом чиновников. Зрелище было настолько ужасно, что с трудом поддавалось описанию. Чтобы взять ситуацию в городе под свой контроль, визирь приказал начальнику полиции Назуку, собрав все свои силы: пехотинцев, конницу, огнеметателей, подавить беспорядки, а потом расставить патрули по берегам реки и во всех мечетях. Вскоре порядок в столице был наведен. Через некоторое время стали прибывать уцелевшие паломники, они рассказали свою историю визирю, и он, уже поздно вечером, с тяжелым сердцем отправился доложить обо всем Муктадиру. Халиф вызвал на совещание казначея Насра.

Наср воспользовался ситуацией, чтобы напуститься на визиря и очернить его в глазах халифа.

– И ты теперь спрашиваешь: «Что делать?» – свирепо взорвался он. – Ты, который расшатывал сами основы империи. Ты отослал Победителя Муниса – нашу опору и поддержку! Кто защитит теперь трон? Кто, как не ты, предал паломников и среди них членов императорской семьи в руки карматов!

Наср предложил Муктадиру немедленно вызвать Муниса и его армию в Багдад. Халиф одобрил это решение, и депеша была тотчас же послана.

Когда Ибн Фурат возвращался из дворца, люди оскорбляли его и кидали камнями в его лодку. Толпа кричала ему вслед, что он пособник карматов и не успокоится, пока не истребит всех мусульман, до последнего человека. Его сын Мухассин, когда ехал из своего дома к реке, также был побит камнями.

Муктадир пытался примирить визиря и казначея. Он сказал, что в эти трудные времена все должны сплотиться и встать на защиту империи от хаджарского разбойника.

Когда Мунис прибыл в Багдад, встречать его вышли все жители города. Даже сам визирь, вопреки всем правилам этикета, поплыл на своей галере ему навстречу. Когда привратник Победителя объявил, что прибыл Ибн Фурат, Мунис вышел на пристань и попросил визиря не утруждать себя и не спускаться, однако Ибн Фурат ничего не хотел слушать – он вышел и поздравил Муниса с благополучным прибытием. Прощаясь, Победитель проводил визиря до самых ступенек трапа его судна.

Мухассин начал беспокоиться по поводу тех чиновников, которых подверг пыткам. Он присвоил себе большие суммы из их штрафов и опасался, что сведения об этом могут достичь халифа. Поэтому он отправил большую группу своих пленников, под предлогом сбора средств для штрафов, в Басру, где его сообщник, словно баранов, убил их всех.

По городу стали распространяться слухи о скорой отставке Ибн Фурата. Сыновья и чиновники визиря начали потихоньку разбегаться и прятаться кто куда. Чтобы предупредить эти тенденции, Муктадир написал визирю официальное письмо, в котором заверил его, что он по-прежнему испытывает чувство глубокого уважения к нему и безгранично доверяет как самому Ибн Фурату, так и его сыну Мухассину. Он уверил визиря, что остается его другом и покровителем. Халиф приказал обнародовать это письмо в Багдаде и послать копии в провинциальные департаменты финансов и обороны.

Падение Ибн Фурата

Вскоре после этих событий, в 312 году, Ибн Фурат и Мухассин прибыли по реке в императорский дворец для встречи с халифом. После аудиенции, когда они уже собрались удалиться, казначей Наср предложил им задержаться и присесть.

Дело было вот в чем: военачальники худжарского полка отправили халифу петицию с требованием арестовать визиря и его сына. Петицию передал негр Муфлин, он посоветовал халифу действовать осторожно, так как арест визиря может вызвать нежелательные осложнения и, кроме того, в таком случае может возникнуть дурной прецедент вмешательства военных в управление империей.

В свою очередь, Муктадир послал Муфлина с приказом к Насру до времени не трогать Ибн Фурата и его близких, в то же время он велел ему передать военачальникам, что их петиция будет рассмотрена со всем тем вниманием, которого она заслуживает. Муфлин передал Насру повеление халифа, и тот позволил Ибн Фурату и его сыну покинуть дворец, после чего Ибн Фурат вскочил и чуть ли не бегом бросился по бесчисленным коридорам дворца к своей галере, Мухассин ни на шаг не отставал от него.

Благополучно прибыв во дворец визиря, они долго совещались наедине, после чего Мухассин отправился к себе домой, отдал необходимые распоряжения и выехал из города в неизвестном направлении.

Его отец, с невозмутимым видом, занял свое обычное место в кабинете и, созвав чиновников, приступил к работе. Чиновники начали сомневаться в достоверности слухов, которые уже успели достигнуть их ушей: настолько спокойно и уверенно вел себя визирь. Ибн Фурат был разговорчив, шутил, отдавал и отменял приказы, как обычно.

Один из чиновников рассказывал о происшествиях того дня следующим образом:

«Войдя утром, визирь начал день как обычно. Вскоре пришло запечатанное письмо, тонкое, как я заметил. Он распечатал и прочитал его. Впоследствии я узнал, что это письмо было послано Муфлином. Потом начальник охраны дворца принес другое письмо. Прочитав его, он, как мне показалось, некоторое время пребывал в нерешительности, потом вызвал своего дворецкого и что-то прошептал ему на ухо. Дворецкий удалился. Затем визирь отпустил всех служащих и приказал нам прийти, как обычно, завтра рано утром, после чего он встал из-за стола и ушел в свои личные апартаменты. Чиновники разошлись по домам, а я остался, потому что имел срочную работу.

Внезапно какой-то шум привлек мое внимание. В зал вошел начальник полиции Назук, он был опоясан мечом, а в руке держал обнаженный кинжал. Дворецкий Муниса зашел следом за ним. Они выглядели серьезно и озабоченно, за ними следовали военачальники и взвод солдат. Не найдя визиря в служебном помещении, они ринулись в его личные апартаменты. Затем они вышли, ведя с собой Ибн Фурата, которому даже не дали времени надеть тюрбан. Его посадили на галеру и отвезли в дом Назука. Вместе с ним арестовали двоих его сыновей, всех чиновников и слуг, которые оставались в доме».

Молодой Хакани

Все время третьего срока Ибн Фурата Хакани-младший находился в тени. Его отец, некогда визирь, был теперь стар, болен и наполовину безумен. Когда в результате разбойного нападения карматов на паломников положение Ибн Фурата пошатнулось, молодой Хакани начал вести интриги против визиря и Мухассина, представив Муктадиру свои соображения о том, сколько миллионов при желании можно из них вытянуть. Казначей Наср, Мунис, двоюродный брат халифа Харун[149] и многие другие поддержали его. Тогда Муктадир вызвал Хакани на аудиенцию и назначил его визирем и начальником государственных советов, состоялась церемония облачения в официальные одежды, после чего Мунис и Харун с почетом проводили нового визиря домой.

– Что?! – воскликнул Ибн Фурат, когда ему сказали о том, что Хакани стал визирем. – Это не только моя личная трагедия – это гибель всего государства!

Деньги Ибн Фурата

Глашатаи объявили всем правоверным, что Мухассин и некоторые другие чиновники являются государственными преступниками и должны предстать перед судом. Каждый, кто предоставит им убежище, подвергнется наказанию: ему лично будет дана тысяча плетей, а его дом будет разграблен и сожжен.

Бауд Шар был назначен следователем по делу Ибн Фурата. Осторожно и деликатно он допрашивал своего пленника. Бывший визирь назвал некоторых мелких банкиров и доверенных лиц, у которых он оставил свои деньги суммой примерно сто пятьдесят тысяч динаров. Когда все эти деньги были конфискованы и отправлены в государственную казну, Бауд Шар возобновил свои требования, на что бывший визирь ответил, что у него больше денег нет. Тогда следователь применил к нему легкие пытки, но Ибн Фурата трудно было запугать этим – он твердо стоял на своем и отказывался платить.

Двоюродный брат Муктадира Харун, узнав об этом, пришел к халифу и сказал ему:

– Хакани оказал тебе плохую услугу, передав Ибн Фурата в руки такого человека, как Бауд Шар, – с бывшим визирем надо обращаться достойно и благородно – он не поддастся на насилие.

Тогда Муктадир велел Хакани прекратить пытки и вести допросы в присутствии Харуна.

Оказалось, что Ибн Фурата кормили лишь хлебом из отрубей и огурцами, а поили дождевой водой. Теперь ему стали давать пищу, к которой он привык, в том числе лед и фрукты, ему также были принесены извинения за прежние неудобства: следователь сказал, что это произошло по недоразумению, он, дескать, не знал, в каких условиях содержится пленник. После этого Ибн Фурата вежливо попросили рассказать, где находятся его деньги, и не противиться воле государя, ибо это бесполезно.

– Передайте визирю, – ответил он, – что я не желторотый юнец, чтобы меня можно было испугать пытками или поймать в сети лести. Я не отрицаю того, что у меня есть средства, но не буду платить выкуп за себя, пока мне не предоставят определенные гарантии. Повелитель правоверных лично должен написать документ о моем помиловании, его должны заверить визирь и судьи, кроме того, визирь также должен лично написать такой же документ. Я требую также, чтобы меня передали либо Мунису Победителю, хотя всем известно, что он мой враг, либо Шафи Лулуи. Если эти условия не будут приняты – знайте, что я готов к смерти.

Хакани послал Ибн Фурату ответ: «Если бы в моей власти было предоставить такие гарантии, я с радостью бы сделал это, но, если я только упомяну об этом, многие влиятельные люди в империи станут моими врагами. К тому же халиф уже принял решение передать тебя своему двоюродному брату Харуну».

Следующий допрос состоялся в доме Хакани. Вопросы снова задавал Ибн Бауд Шар. Ибн Фурат молчал. Тогда Бауд начал оскорблять его. Харун, который присутствовал при этом, остановил его.

– Ты надеешься получить деньги Абу Хасана ибн Фурата такими методами? – спросил он и, повернувшись к бывшему визирю, сам продолжил допрос, используя самые вежливые и любезные выражения: – Абу Хасан, ты государственный человек и знаешь намного больше, чем все мы, здесь присутствующие. В числе прочего тебе прекрасно известно, что визирь, хоть и бывший, не должен сопротивляться воле халифа, когда халиф недоволен им.

– Правитель, посоветуй, как мне быть? – ответил Ибн Фурат. – Человек в таком отчаянном положении теряет контроль над своим рассудком.

В результате этой спокойной и вежливой беседы Харуну удалось получить от бывшего визиря обязательство на сумму два миллиона динаров, из которой одна четверть должна была быть выплачена немедленно. Однако в эту четверть должны быть включены также деньги уже полученные и те, которые будут получены из источников, не указанных им. Договорились также о том, что Ибн Фурат лично займется продажей своей собственности, и о том, что его передадут в руки Шафи Лулуи либо кому-либо еще, на усмотрение халифа, кроме того, ему будет позволено вести переписку со всеми, с кем он пожелает. Был составлен соответствующий договор. Харун велел Ибн Фурату подписать его и отнес документ Муктадиру.

Поимка Мухассина

Мухассин тем временем скрывался в Кархе, используя дом своей тещи Хинзабы в качестве штаб-квартиры. Каждое утро он, переодевшись женщиной, прогуливался в ее обществе по какому-нибудь кладбищу (в те времена это было обычным местом для прогулок мусульманских женщин), и каждый вечер она отводила его в какое-нибудь безопасное место на ночлег.

Однажды они пошли гулять на курейшитское кладбище, которое находилось далеко за городом. Когда наступил вечер, они были все еще очень далеко от Карха. Одна из женщин, сопровождавших их, предложила переночевать у своей знакомой вдовы, которая жила неподалеку; мужчин в том доме, как она уверяла, не было. Туда они и отправились. Хинзаба представила своего зятя хозяйке дома под видом молодой незамужней девушки, которая возвращается с похоронной процессии, очень устала и расстроена. Знакомая вдовы спросила, не найдется ли у нее отдельной комнаты, где девушка могла бы отдохнуть и успокоиться.

Вдова провела их в свободную комнату и ушла распорядиться насчет ужина. Мухассин, почувствовав себя в безопасности, снял чадру. Хинзаба решила сходить на кухню и принести сладкой каши, которая была им обещана хозяйкой. Когда та выходила, в открытую дверь случайно заглянула рабыня, которую послали зажечь лампы в коридоре, она увидела, что в комнате находится мужчина, и поспешила рассказать обо всем своей хозяйке. Поздно ночью вдова потихоньку прокралась в комнату гостей и узнала Мухассина. Это был несчастливый день для него, видно, Аллах покинул Мухассина, потому что та женщина оказалась вдовой одного из служащих Али ибн Исы, которого допрашивал сам Мухассин. Несчастный чиновник умер от страха, когда увидел, какие зверства и пытки используются на допросах; следователь даже не успел сказать ему ни слова.

Вдова немедленно отправилась во дворец, попросила, чтобы ее принял казначей Наср, и рассказала ему все, что знала. Наср доложил Муктадиру, Муктадир приказал начальнику полиции Назуку арестовать преступника, и тот, не теряя ни минуты, поскакал выполнять приказ. Несмотря на глубокую ночь, арестованного провели по городу в сопровождении барабанщиков, которые подняли такой шум, что жители Багдада подумали, что столица захвачена головорезами карматами.

Мухассина доставили во дворец визирей в Мукариме и отдали под надзор Бауда Шара, который без лишних разговоров подверг своего подопечного таким жестоким пыткам, что он сразу подписал обязательство на выплату трех миллионов динаров. Спустя некоторое время во дворец прибыл Харун и стал требовать у Мухассина назвать местонахождение его тайников, но, несмотря на пытки, которые продолжались в течение двух дней без перерывов, тот не произнес ни слова. Под конец он заявил, что не желает терять одновременно и свою жизнь, и свои деньги.

Харун назначил новое разбирательство, он вызвал Шафи Лулуи, Бауда Шара и прочих судейских. Мухассина снова стали пытать. Наконец Харун сказал Мухассину:

– Хорошо, если ты не можешь выплатить все, что обещал, мы пойдем тебе на уступки: можешь ли ты заплатить хотя бы сто тысяч динаров?

– Да, я могу заплатить эту сумму, дайте мне только время и прекратите пытки, – ответил Мухассин.

– Мы дадим тебе время. Напиши чек на получение ста тысяч динаров.

Мухассин написал распоряжение, в котором указывал одному из своих доверенных людей выплатить указанную сумму в течение тридцати дней. Харун прочитал эту бумагу и воскликнул:

– Неужели ты рассчитываешь прожить тридцать дней?

– Что же ты хочешь от меня? Я сделаю все, что ты прикажешь, правитель, – смиренно ответил Мухассин.

– Перепиши этот документ, деньги нужны мне через неделю!

Мухассин попросил, чтобы ему вернули его чек, чтобы использовать его как образец, но, как только бумага попала ему в руки, он засунул ее в рот и проглотил. Естественно, он отказался писать что-либо еще. Его тюремщики заковали его в кандалы, одели его во власяницу и посадили, как собаку, на железный ошейник. Его били палками по голове, пытаясь заставить написать хотя бы то, что он написал раньше, но безрезультатно. Тогда его отвели в застенки и начали применять к нему самые изощренные пытки, но он упорно отказывался платить.

Последнее слушание

В приемном зале визиря Хакани состоялось судебное заседание, на котором присутствовал Мунис, казначей Наср и прочие судьи и клерки. Когда привели Ибн Фурата, визирь сам начал допрос. Однако молодой Хакани, конечно, не мог тягаться с умудренным опытом бывшим визирем. Ибн Фурат практически уничтожил своего оппонента. Например, Хакани сказал:

– Мне известно, что за последние одиннадцать месяцев ты получил миллион динаров со своих поместий!

– Те же самые поместья, – ответил невозмутимо Ибн Фурат, – были конфискованы и переданы сначала Али ибн Исе, потом Хамиду, и никто не смог получить с этих владений доход больший чем четыреста тысяч динаров в год, как же мог я получить миллион за одиннадцать месяцев? Ты думаешь, что я волшебник и могу творить чудеса?

Затем, когда Хакани обвинил Ибн Фурата в том, что он забирал себе часть доходов с личных владений халифа, обвиняемый ответил:

– Государственные архивы открыты: ты можешь пойти и посмотреть, какие суммы доходов с личных владений повелителя правоверных были при моем управлении, и сравни эти цифры с доходами, которые собирали мои коллеги – Али ибн Иса, Хамид, да и твой собственный отец, – и ты увидишь, что при мне доходы были самые высокие.

Тогда судьи обвинили Ибн Фурата в соучастии в убийстве арестованных чиновников в Басре.

– Одно из двух, – ответил он, – либо вы обвиняете в этом преступлении меня лично, но я в это время находился в Багдаде и, следовательно, не обладая магическими силами, не мог усилием своей мысли убить на расстоянии; либо я написал приказ об их казни, в этом случае в государственных архивах должны сохраниться соответствующие документы, но вы прекрасно знаете, что никаких приказов я не отдавал, и это легко проверить.

– Твой сын – убийца, – сказал один из судей.

– Я не мой сын, и вы судите меня, – ответил Ибн Фурат.

– Если твой сын убил их, значит, ты убил их! – воскликнул Бауд Шар.

– Но это противоречит заветам Аллаха и его Посланника. Аллах сказал: «Никто не должен нести бремя другого». И пророк Бога в такой же ситуации, когда сын одного правоверного совершил грех, сказал: «Ты не должен отвечать за него, и он не должен отвечать за тебя». В любом случае Мухассин находится в ваших руках. Он также находился во время этого убийства в столице. Есть, правда, человек, которого называют его агентом и который, как говорят, действовал по его приказу, но тут суд должен разобраться и поступать так, как предписывает закон.

Этот ответ привел судей в замешательство. Однако глава военного ведомства прошептал что-то на ухо казначею Насру, тот кивнул в знак согласия и обратился к Ибн Фурату со следующими словами:

– Когда ты сам допрашивал арестованных чиновников и требовал с них деньги, ты говорил им: «Или плати, или я отправлю тебя к Мухассину!» Ты прекрасно знал, что он будет пытать их, а не угощать халвой и рахат-лукумом. Тот, кто поощряет пытки, тот потворствует и убийству, так как человек иногда может умереть от одного удара кнутом, не говоря уже о более суровом обращении.

– Халиф, да хранит его Аллах и продлит его дни, – ответил Ибн Фурат, – покровительствовал Мухассину. Я находился в заключении, а Мухассин был на свободе, он гарантировал халифу получение определенных сумм денег с чиновников. Свои предложения он передавал повелителю правоверных через Муфлина и других доверенных лиц халифа, которые выступали в роли посредников. Позже, когда я стал визирем, я пытался обращаться со своими пленниками так мягко, насколько было возможно, но они были упрямы, и хорошее обращение не давало желаемых результатов: они отказывались платить то, что было присуждено им по закону. Особо упорных должников я передавал тем людям, которых назначил халиф, я просто выполнял то, что мне было приказано.

– Ты пытаешься переложить ответственность за убийство невинных людей на государя! – сказал Наср. – Но мы знаем, с его собственных слов, что халиф не желал ничьей смерти, кроме Ибн Хавари. У меня есть здесь письменный документ, который повелитель правоверных послал тебе. Сейчас я прочитаю его, мне интересно, что ты сможешь сказать в свое оправдание.

– Что же там написано? – спокойно спросил Ибн Фурат.

– Вот что, – ответил Наср. – Я отдаю тебе в руки нескольких человек, поскольку ты гарантировал мне, что сможешь получить с них определенные деньги. Я требую от тебя выполнить следующее условие: либо я получаю обещанные суммы, либо ты возвращаешь мне людей.

– Что касается денег, – ответил Ибн Фурат, – то они должным образом были переданы в казну, что касается людей, то я не могу гарантировать им долгую жизнь: они смертны и умирают, когда Аллаху угодно призвать их к Себе.

– Похоже, что у тебя на все есть ответ, – сказал тогда Мунис Победитель. – Интересно, как ты оправдаешься за то, что послал меня в ссылку в Ракку, как будто я какой-нибудь проштрафившийся чиновник или государственный преступник?

– Я послал тебя в ссылку?! – воскликнул Ибн Фурат, изобразив на лице крайнее удивление.

– А кто же тогда?

– Наш господин и повелитель приказал тебе удалиться из столицы.

– Наш господин? Не верю!

– У меня есть документ, написанный его собственной рукой, – ответил Ибн Фурат, – я аккуратно сохранил его, как автограф. В нем халиф жаловался на то, как ты поступал в некоторых ситуациях. Он возмущен тем, сколько денег стоили империи все твои завоевания в тех провинциях, которые были потеряны по твоей же собственной вине, из-за твоей глупости и расхлябанности.

– Где этот документ? – закричал Мунис.

– Это письмо находится в бамбуковом ларце с прикрепленным ярлыком, на котором написано, что там хранятся документы особой государственной важности. Кроме этого письма ты найдешь там приказ о твоей отправке в Ракку с припиской, что ты должен находиться под надзором тайной полиции до твоего отправления.

– Принесите ларец! – приказал слугам Мунис.

Когда принесли ларец, запечатанный личной печатью Ибн Фурата, в нем действительно оказалось собственноручное письмо халифа и приказ, о котором говорил бывший визирь. Мунис взял эти бумаги и потребовал немедленной аудиенции у Муктадира. Хакани же забрал остальные документы из ларца.

Когда Мунис принес эти документы халифу и прочитал их вслух, Муктадир пришел в бешенство. Он приказал привязать Ибн Фурата к позорному столбу и бить его кнутом.

Экзекуцию проводил Харун. После пятого удара кнута он сказал своему пленнику:

– А теперь, мой друг, плати свои деньги.

Ибн Фурат дал ему расписку на двадцать тысяч динаров и сказал:

– Вот мои деньги.

Немедленно после этого Харун приказал привести из тюрьмы Мухассина и почти до смерти забил его плетью. Все было напрасно: он ничего не хотел платить. После этого Харун написал халифу письмо с просьбой освободить его от дела Ибн Фурата и его сына. Эти люди, писал он, решительно настроены не расставаться со своими деньгами – они предпочитают умереть.

В конце концов их передали в руки Назука. Начальник полиции пытал их немилосердно. Все тело Мухассина превратилось в одну сплошную гниющую язву и уже не чувствовало боли. Его отца трижды секли плетью с узлами, но он не дал своим палачам ни одного дирхема.

Заговорщики

Муктадир стал терять терпение. Он требовал с Хакани обещанных денег. Новый визирь не смог получить ничего с Ибн Фурата и его сына.

– Это все произошло, – оправдывался он перед халифом, – потому что не были использованы дипломатические средства. Когда дело Ибн Фурата забрали у чиновников и передали в руки военных, бывший визирь понял, что ничто не спасет его жизнь, поэтому он решил сохранить хотя бы свои деньги. Сын просто следует примеру отца.

– Я использовал все известные пытки при допросах их обоих, – сказал Назук, – что касается Мухассина, этого упрямца, то его тело гниет, он выдержал неописуемые мучения, уже много дней он ничего не ест, только пьет воду, большую часть времени он находится без сознания.

– Если дела обстоят таким образом, – сказал Муктадир, – тогда лучше будет доставить Ибн Фурата и его сына во дворец.

– Очень правильное и справедливое решение! – воскликнул Мунис, и все присутствующие согласились с ним.

– Поистине, сам Аллах внушил тебе эту мысль, о повелитель правоверных! – добавил Хакани.

Кланяясь, придворные покинули приемные покои халифа. Как только они отошли на достаточное расстояние, Хакани зашептал остальным:

– Если Ибн Фурата привезут в императорский дворец, его друзья заплатят штраф за него и за Мухассина. И как только он получит возможность говорить с халифом, – а это обязательно случится, если он поселится во дворце, – он расскажет государю, где спрятаны его деньги, в обмен на гарантии неприкосновенности для себя и своего сына. Когда Ибн Фурат будет уверен, что его жизни ничего не угрожает, он пообещает халифу получить огромные штрафы с нас самих! С его опытом ему будет нетрудно убедить Муктадира в необходимости арестовать нас: он нарисует ему соблазнительную картину конфискации наших земель и владений. У нас только один выход. Все военачальники должны дать клятву: если они услышат, что Ибн Фурата собираются доставить во дворец, они должны отказаться повиноваться.

– Да, иначе наша жизнь не будет стоить и медного гроша, – ответил Мунис.

Исполнение этого плана взяли на себя Харун и Назук. Они собрали всех военачальников худжарского полка, и дворецкий Муниса Ялбак взял с них клятву. После этого все они отправились к Мунису и Насру и объявили о своих намерениях. Победитель предложил, чтобы военачальники потребовали передачи в его дом. Он предложил также казнить Мухассина и помиловать его отца Ибн Фурата.

– Если мы убьем Мухассина, – возразил Харун, – как мы можем после этого доверять его отцу?

После этого совещания военачальники пришли к Муктадиру и прямо заявили ему, что, если Ибн Фурат и его сын не будут казнены, все военные в столице поднимут мятеж. Харун также потребовал казни и сказал, что в противном случае Хашимиты могут посадить другого члена своей семьи на трон, и тогда уже ничего нельзя будет исправить. Заговорщики предложили высказаться Хакани и поддержать их требования, но визирь заявил, что он не сторонник кровопролития.

– Я считаю, что их казнь будет большой ошибкой, – сказал он. – Требовать от владыки казни следует только в самом крайнем случае. Если жизнь министров будет цениться дешево, государь будет предавать их смерти за малейшую ошибку и оплошность.

Смерть

В следующее воскресенье, когда Ибн Фурату в его комнату во дворце визиря принесли обед, он приказал слугам унести еду, так как решил поститься. Когда стемнело и наступил час окончания поста, он сказал, что не будет нарушать свой пост этой ночью. Слуги стали настаивать на том, чтобы он поел.

– Завтра меня предадут смерти, – ответил он, – это уже решено.

– Господи упаси! Как такое может быть?

– Да, это так, – продолжил Ибн Фурат, – вчера я видел во сне своего покойного брата Абу Аббаса, и он сказал мне: «Послезавтра, в понедельник, ты будешь уже с нами». Все, что он говорил мне во сне раньше, всегда сбывалось. Завтра понедельник. В этот день был убит благословенный Хусейн, сын Али.

На следующее утро заговорщики поплыли вниз по реке к императорскому дворцу. Халиф отказался принять их, тогда они вернулись во дворец визиря и написали халифу письмо, в котором требовали предать смерти Ибн Фурата и его сына. Муктадир ответил, что ему необходимо время для принятия такого важного решения. Заговорщики написали снова, что, если казнь не состоится сегодня, в империи может произойти необратимое событие, последствия которого будут катастрофическими для Муктадира.

Тогда халиф написал записку начальнику полиции, в которой приказывал ему обезглавить обоих заключенных и доставить их головы во дворец. Назук ответил, что это очень серьезное дело и он не может действовать на основании одной только записки. Тогда Муктадир послал своего главного евнуха с официальным письменным приказом. Евнух передал Назуку приказ и слова халифа, что тот должен выполнить то, что написано в приказе. Назук опять отказался повиноваться – он сказал, что не будет действовать через посредника, ему необходимо услышать приказ лично из уст повелителя правоверных.

Ибн Фурат из своей комнаты слышал все эти переговоры и был в курсе событий. Когда ему сказали, что все заговорщики покинули дворец визиря и что сам Назук ушел домой, он несколько успокоился. Однако вскоре выяснилось, что Назук пошел не домой, а во дворец к императору.

После полудня начальник полиции вернулся во дворец визиря и пошел в апартаменты Ибн Фурата. Перед этим он отправил своего евнуха с несколькими неграми обезглавить Мухассина. Скоро ему принесли голову сына бывшего визиря.

– Положите ее перед отцом, – приказал Назук и обнажил свой меч.

Ужас объял Ибн Фурата, он понял, что пришла его смерть.

– Зачем тебе меч, Абу Мансур? – крикнул он Назуку. – Подожди, замолви слово обо мне перед повелителем правоверных – скажи, что у меня еще много денег, бесчисленные тайники с золотом и драгоценными камнями!

– Слишком поздно, – ответил Назук и приказал своим слугам отрубить Ибн Фурату голову.

Обе головы он отнес халифу. Муктадир приказал выбросить их в воду. С Таббанинского моста в Багдаде головы были брошены в Евфрат, туловища – в Тигр. Ибн Фурат умер, когда ему было семьдесят один год и несколько месяцев.

Да пребудет с ним милость и благословение Аллаха.

Примечания

144 А б у Х а с а н и б н Ф у р а т – трижды визирь халифа аль-Муктадира (908–912, 917–918, 923–924).
145 А л ь – М у к т а д и р – багдадский халиф (908–932) из династии Аббасидов.
146 А л ь – Х а к а н и (ум. 926) – один из визирей халифа аль-Муктадира.
147 П о п л и н – ткань полотняного переплетения с поперечным рубчиком, образующимся сочетанием тонкой основы с более толстым утком.
148 Ш а м с А д Д а у л а А б у Т а х и р – эмир Хамадана (1007–1008; 1014–1021).
149 Х а р у н а р – Р а ш и д (786–809) – халиф из династии Аббасидов.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

011

Оставьте комментарий